Женщина постарше (гет)

Я кое-как привожу Блейза в чувство с помощью "энервейт" и пытаюсь уложить на диван. Местные эльфы, разумеется, подчиняются только хозяевам, так что Забини, не до конца осознающего происходящее, приходится левитировать самостоятельно. В процессе я задеваю его ногами вазу с цветами, стоящую на камине, и обливаю нас обоих водой.

Судя по проклятиям и угрозам, которыми начинает сыпать намокший Блейз, разговор с грязнокровкой и Уизли завершился скоротечной, как драконья оспа, дуэлью, которую ожидаемо выиграла лучшая ученица курса. Утешает только то, что вины Блейза в том, что гриффиндорская парочка оказалась в моем камине, нет. Никто и не потрудился спросить его согласия. Призвав на головы всезнайки с приятелем гнев Мордреда и Морганы, Забини снова отключается. За дверью раздаются чьи-то шаги, я не обращаю на них внимания, целиком поглощенный спасением своей мантии.

"Энервейтить" Блейза второй раз я не решаюсь. В него явно попало несколько заклятий одновременно. Скорее всего, Грейнджер оглушила его петрификусом, а доблестный Уизли добил ступефаем, или наоборот. В сочетании действие этих двух не самых опасных заклинаний усиливается. Я оглядываюсь вокруг, думаю, не послать ли миссис Забини известие, Блейз всхрапывает, и я решаю, что дело того не стоит.

Забини дремлет на диване, я соображаю, что делать дальше. Выпитое с утра бренди мягко покачивает комнату. И тут понимаю, что шаги, которые слышал несколько секунд назад, замолкли возле двери. Нервно кидаюсь к камину, по дороге роняя на себя ту же чертову вазу и снова обливаясь с ног до головы. Пока я укладывал Блейза, эльфы успели снова сунуть в нее цветы и наполнить водой. Лучше бы укрыли пледом молодого хозяина! Но у этих тварей на уме одно домашнее хозяйство.

Второй за минуту холодный душ резко проясняет мои мозги. Теперь я по-настоящему зол! На Грейнджер с Уизли, заманивших меня дурацким рассказом в замок Забини, на обычно осторожного Блейза, подставившегося под палочки гриффиндорцев, на местных эльфов, расставляющих на гостей водяные ловушки. Но больше всего, конечно, на Поттера с его идиотской женитьбой. Мне хочется кого-нибудь убить или, по крайней мере, от души наговорить кому-нибудь гадостей.

Подкрадываюсь к дверям. Какого боггарта я так несся к камину? Война давно кончилась, а инстинкты остались прежними. Скорее всего, там стоит сама миссис Забини или...

...Поттер. Конечно.

Что-то в нем меня сразу настораживает.

Я видел Поттера всяким — после квиддича, после летних каникул, после болезней и отработок, даже после смерти. Тем не менее нынешнее выражение его лица мне незнакомо. Пару секунд я вглядываюсь, не в силах понять, что не так. Поттерова прическа представляет собой то же воронье гнездо, что и всегда, дурацкие очки все так же косят на правый бок, мантия, правда, явно сшита на заказ у мадам Малкин, ботинки начищены...

Я возвращаюсь к его лицу и внезапно столбенею от понимания. От Поттера за версту несет сексом. Его затуманенные глаза и довольный вид говорят об этом со всей очевидностью. Он только что "предавался страсти", как выразилась бы Панси, я в этом уверен так, словно сам держал свечку!

Почему-то это кажется мне странным. Даже диким. Никогда не думал о Поттере в этом ключе.

То есть я, конечно, как и весь магический мир, задавался вопросом "с кем?", но никогда не думал "как?".

— С такой похабной физиономией нельзя появляться на публике, — говорю я, чтобы что-то сказать.

Золотой мальчик ухмыляется расслабленно и счастливо. Боггарта ему в кровать! Я совершенно прав. Это сладкое выражение на его лице непристойней, чем все бордели Лютного переулка!

Я вдруг задумываюсь о том, как он выглядит, когда занимается сексом. Пожалуй, это последнее, чего я не знаю о Поттере. На людях он всегда напряжен, закрыт, как шкатулка с секретом. Как он выглядит без всей этой одежды, без глупых очков, без палочки, без готовности драться и сыпать проклятиями?

Он проходит мимо меня к камину, бросает добродушно: "Рад был повидаться, Малфой", кидает внутрь горсть дымолетного порошка, громко говорит: "Центральный зал Министерства" и исчезает.

**

Несколькими часами позже я стою в холле парижской магической Оперы после первой части «Сэра Галахада и тринадцати вейл". В антракте, ради которого здесь и собрались представители лучших семейств Европы, намечен благотворительный аукцион в пользу британских магических семейств, пострадавших от войны. Сова с билетом, присланным родителями, дожидалась в меноре, когда я вернулся из замка Забини после своего крайне бессмысленного визита. Мать твердо намерена подыскать мне супругу на континенте.

Автоматически осыпая комплиментами трех девиц де Жоффруа, я наблюдаю за тем, как отец представляет нашего нового министра Магии, выскочку Шеклболта, главе семейства де Рец. Неподалеку от них Поттер терпеливо щурится под вспышками колдокамер.

Где-то здесь должны быть и его ненормальные друзья. В начале вечера я видел лохматую гриву Грейнджер и рыжую шевелюру Уизли. Оба теперь работают в Министерстве, кроме того, являются, как это называет отец, «медиа-персонами» благодаря своей дружбе с Поттером. Я оглядываю зал. Ничего рыжего не видно.

Шеклболт выглядит польщенным, лицо Ги де Реца невозмутимо, но по короткому взгляду, которым он обменивается с отцом, видно, что он тоже благодарен ему за полезное знакомство. Отец снова, как до войны, вальяжно-блистателен. Как я уже говорил, на нашем Острове после падения Темного лорда осталось мало людей, способных на одном языке говорить с представителями европейской аристократии и при этом не пребывающих в Азкабане. Это сильно мешает восстановлению деловых процессов, прерванных во время войны, зато укрепляет позиции нашего семейства.

Я допиваю шампанское, улыбаюсь отцу, давая понять, что поговорю с ним позже, когда он освободится, и приглашаю всех де Жоффруа выйти в сад, устроенный на месте балкона второго этажа.

С двух сторон увешанный девицами, делаю круг по залу, ловя на себе одобрительные взгляды старшего поколения и завистливые — младшего, киваю матери, улыбающейся мне поверх бокала вина, пока какой-то француз рассыпается вокруг нее мелким бесом, и вывожу своих спутниц наружу. Сад зачарован под тропический, вокруг трепещут колибри, тянутся к небу пальмы, свисают лианы, какие-то довольно опасные на вид цветы разевают и сжимают яркие лепестки, словно готовятся сожрать добычу.

Через несколько шагов мы натыкаемся на детеныша лемура, и с этого момента я временно свободен.

Пока девицы воркуют над глазастым комочком шерсти, я прохожу по аллее дальше, туда, где в полумраке сада виден пруд со спящими на берегу фламинго. Раздвигая заросли бамбука, слышу пронзительный голос Грейнджер.

— Да он и так бы согласился помочь, это же очевидно! Просто кочевряжился б дольше, чтобы не потерять лицо, — говорит она. Длинная фигура рядом с ней, очевидно, является Роном Уизли.

Вот-вот. Именно из-за таких, как Грейнджер с Уизли, хорошие манеры стали редкостью. Что это за выражение — "кочевряжился"? И о ком это она, кстати?

— Да чем он может помочь, — возражает Уизли, — как был придурком, так и остался, ничего не делает без оглядки на папочку. Лучше всего сделать, как я говорил. Просто похити...

— Тшш! — прерывает его грязнокровка, — не надо об этом. Говори просто "перейти к плану "Б".

— Ага, — слышен голос Уизли, — перейти к плану "Б". Тем более, что плана "А" у нас никогда не было. Ты же не думала, что Гарри удастся отговорить?

В тишине тропической ночи они дружно начинают так громко вздыхать, что я удивляюсь, как не пугаются фламинго.

— Может быть, хорек все же сумеет чего-нибудь добиться, — вдруг негромко произносит Грейнджер.

На себя посмотри! Выдра.

Мои фотографии, между прочим, есть в последнем номере "Ведьмополитена"! Твоего Уизли я там что-то не видел. И не так уж идет тебе это вечернее платье!

Хотя разрез сзади недурен. И зад обтянут весьма аппетитно.

— Злословим об отсутствующих? — говорю я, со злостью выбираясь из бамбука. Уизли смотрит на меня с обычным раздражением, Грейнджер — со спокойным интересом.

— Ты говорил с Забини? — спрашивает она.

— Вы не дали мне такой возможности, — ехидно отвечаю я, — если хотели, чтобы я провел с ним переговоры, не надо было бить в него ступефаями.

— Он первый начал, — бубнит Уизли.

— Конечно. Обманом заманил вас в свой замок... как вы туда попали, кстати?

— Обычным образом. Предложили ему встретиться и спокойно обсудить создавшиеся проблемы. Он прислал одноразовый портключ, и все дела, — отвечает Грейнджер.

"Все дела", надо же. Самое опасное в этих выражениях — то, как моментально они липнут к языку.

— Все дела, — передразниваю я, — вас не учили, что нападать на хозяина в его собственном доме — неприлично?

Черт побери, я сегодня как-то неестественно увлекаюсь вопросами приличия.

— Вы знали, что Блейз плохо переносит ступорящие заклятия? Я привел его в чувство "энервейтом", но это помогло лишь на пару минут. Когда я уходил, он спал. Так что никакого разговора не вышло.

— Как и у нас, — со вздохом кивает грязнокровка, — мы только успели сказать ему пару слов... про его мать, как он вдруг... а потом Рон, ну и я, конечно... Мы защищались. Я не знала, что у него непереносимость.

Кажется, она всерьез раскаивается. То-то.

— Зато видел вашего Поттера. Судя по всему, он шел из покоев миссис Забини, — как можно более светским тоном говорю я, — и выглядел весьма довольным жизнью. Не похоже, что кто-либо сможет ему помешать.

На краю сознания мелькает мысль о Дамблдоре. Его бы Поттер, наверное, послушал. За Дамблдора цепляется воспоминание о Снейпе, Астрономической башне, и у меня окончательно портится настроение.

— Довольным жизнью, — зло повторяет Уизли, — этот придурок не понимает, что при удачном раскладе всей этой жизни ему остается не больше года! Герми раскопала тут кое-что. Самый короткий ее брак продолжался три месяца, самый длинный — год! Прикинь, Малфой? Уверен, она уже обдумывает траурный наряд.

Перед моими глазами снова встает Поттер. Не такой, каким я его только что видел в зале, — официальный, подчеркнуто дружелюбный, застегнутый на все пуговицы, — а такой, каким он был в гостиной Забини, с этим сонно-счастливым выражением на лице.

Псих ты, Поттер. Что ж тебе не живется-то без приключений? Каролина тебя съест, как паучиха, и не заплачет.

Что-то внутри меня ноет при мысли о том, на что будет похож этот мир без Поттера. За последние восемь лет я, оказывается, привык к существованию этого идиота. Этот чертов мир станет совершенно пресным.

— Согласен про придурка, — тяну я, — но после того, что я сегодня застал в комнате Забини, могу ручаться, что никакого моего влияния не хватит, чтобы уговорить его вмешаться в дела матери. Вам следовало держать свои палочки в карманах.

Разворачиваюсь и ухожу. Сзади меня Грейнджер и Уизли хранят озадаченное молчание.

Возле детеныша лемура уже четыре дамы. Три моих, которых я приобнимаю за талии, чтобы отвести обратно в зал, и одна, которую вижу первый раз в жизни.

— Дамы, — говорю я, — вы не представите меня вашей очаровательной знакомой?

Девицы хихикают.

Через секунду оказывается, что очаровательная знакомая знакома им не больше моего. Еще через секунду — что это известная Кларисса Ли, работающая на ежедневный французский "Мажи квотидьен". Журналистка! Я бросаю на нее подозрительный взгляд. Точно ли она гладила лемура все время, пока меня не было? Кларисса встречает мой взгляд с таким безмятежным видом, что мои подозрения усиливаются.

Панический голос начинает звучать в голове.

"Папа! — настойчиво советует он, — Надо попросить папу помочь!"

Могу представить, что скажет отец, если я приду к нему с просьбой помешать свадьбе Поттера. Вернее, я даже не могу себе этого представить. Но какой-то смысл во всем этом есть... В конце концов, о миссис Забини он должен знать больше нашего.

Немного поспешно я выволакиваю своих красавиц обратно в холл, где аукцион уже подходит к концу. Фотографы зачехляют колдокамеры. Зрители занимают места, готовясь ко второму акту. Краем глаза вижу, как Поттер усаживается в центральной ложе. Наша расположена более скромно — у самой сцены, так что сэр Галахад красуется в своих серебряных доспехах буквально на расстоянии палочки. Вейлы принимаются выводить свои рулады, бордовые шторы сзади меня раздвигаются, и в ложу вплывают родители.

— Тшш, — говорит отец вместо приветствия, — все — потом. Сначала музыка.