Вальпургиев рассвет (джен)

Долохов спал. Если бы кому-то в этом блоке Азкабана довелось вырваться из тревожного забытья, выйти к его решетке и всмотреться в темноту — они бы увидели, как волшебник вздрагивает. Вот уже несколько ночей он видел один и тот же сон. Этот сон начал приходить к нему почти полвека назад. В пятьдесят втором он видел его чуть ли не каждую ночь. В семидесятые сон немного отступил: Антон видел его лишь пару раз в год. Сейчас, в эти месяцы, сновидение являлось в память, стоило Долохову лишь закрыть глаза.

Он бежал по мрачным коридорам, подсвеченным лишь редкими светильниками. За долгие годы он успел узнать, куда ведет тот или иной поворот. Будь вокруг него коридоры замка, лес с вековыми деревьями, маггловский город — две вещи оставались неизменными. Мрак вокруг него и Тень.

Он бросил быстрый взгляд через плечо: вдали, в черноте скользнула неясная фигура. Не дементор, ни в коем случае не дементор. Тоже темное, мрачное, ужасающее существо — но совершенно другой породы. Оно даже не шло — оно скользило черной тенью среди теней. Одну секунду Долохов смотрел назад, и за эту единственную секунду существо приблизилось на несколько метров.

Антон побежал, все быстрее и быстрее. Из ночи в ночь он бежал по одному и тому же маршруту. Он уже запомнил, какие двери надо открывать, но, как бывает только во сне, тыкался во все двери, как в первый раз. Чем дольше он возился, тем ближе подбиралось существо.

Как и сотню раз до этого, он вбежал в комнату с лишь одним выходом. Затравленно огляделся по сторонам, будто на сто первый раз кто-то проделает в этом крошечном закутке проход. Захлопнул дверь. Вдел засов. И тут же отпрянул к дальней стене. Массивная деревянная дверь вздрогнула и истлела, как листок бумаги, к центру которого поднесли огонь.

Вот теперь Долохов не чувствовал, а видел, что перед ним не дементор. За клубами темноты он видел сухощавую человеческую фигуру, очень похожую на него самого. В дверь проскользнули неясные, дымящиеся, крохотные тени и расселись по углам, как зрители; Долохов услышал тихий шепот, который медленно нарастал, заглушая его хриплое, сбившееся дыхание. Существо сделало шаг вперед, и Долохов проснулся, за миг до того, как из-под плаща появятся одетые в металлические перчатки руки…

…Антон подскочил на топчане и осмотрелся. Он снова был в Азкабане. Холод тюрьмы не шел ни в какое сравнение с могильным холодом из сна. Волшебник сел и негромко выругался. Спать ему больше не хотелось.

Что это за существо? Явно не угрызения совести. Чтобы они появились, эти угрызения, надо сначала раскаиваться. Долохов не раскаивался. С тех самых пор, как Антон решил не возвращаться в Союз, он не раскаивался. Даже когда они на Смоленщине сжигали вместе с жителями деревни волшебников, Антон не ощущал ничего похожего на жалость. Быдло, скот, задуренные существа, лишь внешне похожие на людей, предавшие кровь и самую свою суть — как их можно было жалеть?

— Печеное мясо! — сказал тогда Герхарт, оглядывая догоревший сарай. И Долохову было весело вместе с остальными.

Нет, он не каялся даже тогда, когда в памяти еще свежи были мольбы, вопли ужаса и запах паленой плоти. Здесь и сейчас — и подавно. То, что приходило к нему во снах, не было совестью. У него было другое имя.

Страх.

* * *

Драко огляделся по сторонам и только после этого двинулся к Запретной секции. Время он выбрал удачно. В разгар обеда в библиотеке никого не было, если не считать старушку Пинс и двух близняшек Патил. Первая — зло неизбежное, вторые… судя по тому, как они шепотом о чем-то спорят, им не до Малфоя. Перед самой дверью Драко остановился. Два рыцаря-часовых повернули к нему шлемы.

— Допуск, — произнес один из них бездушным механическим голосом.

Малфой протянул бумагу, подписанную Слагхорном. К Снейпу он с этим вопросом не подходил; догадался сам, еще без участия тетушки. Рыцарь всмотрелся в разрешение прорезью шлема: глаз под доспехом не было. Даже намека на тело под доспехом не было.

— Можете пройти, — сказал рыцарь.

Драко прошмыгнул мимо двух металлических громадин. С самого сентября часть рыцарей сошла с постаментов. Чудаковатый сэр Кедоган не шел ни в какое сравнение с мрачными молчаливыми големами. Драко знал, что история о заточенных в доспехах душах сквибов всего лишь глупая байка, но вот конкретно в этот год он начал сомневаться. Когда оба рыцаря скрылись за углом, Малфой вздохнул с облегчением. По правде говоря, он опасался этих статуй, оживленных Флитвиком.

Оглядевшись по сторонам, Драко вытянул из внутреннего кармана бумажку. Внимательно прочитал. Сложил ее и снова засунул в карман. И, больше не мешкая, начал искать.

— «Вампиры. Жизнеописания князей», — пробормотал Малфой. — Зачем это надо?

Мадам Блэк — Драко так и не привык называть ее тетей — не говорила, зачем ей эта книга. Явно не для исторических изысканий и не для того, чтобы почитать что-то на досуге. Впрочем, Драко и не спрашивал: он понимал, что мадам Блэк все равно ничего ему не скажет.

Может, для исследований, может, там есть какой-то интересный факт. Драко пока не знал. Он медленно шел вдоль стеллажей, читая заглавия книг. Среди томов, посвященных нежити, ничего интересного не находилось. Что-то похожее нашлось в самом конце: старая книга с полустертой надписью. Малфой наклонился, чтобы рассмотреть название.

В этот момент он услышал громкие шаги. Драко вздрогнул от неожиданности, обернулся, чуть не упав, и уставился в коридор. По коридору, мерно печатая шаги, прошел рыцарь.

Малфой вздохнул и подождал, пока рыцарь уйдет подальше.

Снова пристроившись к полке, он прочитал название. Нет, про вампиров, но про физиологию. Не про жизнеописания. Где же тогда эта книга? Может… Малфой чуть не хлопнул себя по лбу. Он искал книгу в разделе, посвященном нежити. Но жизнеописания — это еще и история.

Он почти сразу нашел старый потрепанный том. Аккуратно вытянул его. Руки зачесались было открыть книгу прямо тут, но Драко быстро справился с соблазном. С жизнеописаниями вампиров под мышкой он двинулся назад, мимо безмолвных железных големов.

— …Хорошо, пусть будет «темные ангелы». А как ты тогда истолкуешь слова «адепты Астарты»? — донесся до Малфоя голос Падмы Патил.

Малфой поморщился. Вот у кого точно нет проблем.

* * *

— Старина Пий уже идет наверх, так? — Беллатрикс аккуратно плеснула в стакан огневиски на полпальца. — Будешь?

— Не откажусь, — Тонкс закинула ногу на ногу.

Племянница успела освоиться на Гриммо. Конечно, внимательный человек увидел бы, что родовое гнездо для Тонкс не было домом, в котором она родилась и выросла. Ряд мелких деталей давал понять, что девушка привыкла жить иначе. Впрочем, Беллу волновал не образ жизни племянницы, а ее ценности и лояльность.

«Дурак ты, Скримджер, — подумала она, плеснув огневиски в стакан для Доры. — Да и профессор Дамблдор тоже не спохватился вовремя. Сириус, Дора, даже оборотень, дружок Сириуса… всем им хочется — обоснованно хочется — действия, они не будут сидеть и ждать. Даже если сидеть и ждать — самое умное, что можно сделать. Просто я это понимаю, а вы — нет. Или понимаете, но чистые руки для вас важнее».

— А что еще рассказывают твои министерские друзья? — спросила Белла, когда виски прокатился огненным комком по пищеводу.

— То же, о том же, — сказала Тонкс. — Любой разговор сводится к разброду и шатаниям. Ситуация особо не изменилась.

— Не рвешься туда?

— А если бы и рвалась? — хмыкнула Тонкс. Кончики ее волос порыжели. — Племянницу госпожи Блэк там не ждут. Министерство играет в политику. У них враг ходит по коридорам, а они… ай, — Тонкс махнула рукой.

— В самом деле ходит? — хмыкнула в ответ Беллатрикс.

— Тетушка, — Тонкс поморщилась. — Если министерство до сих пор не проводит проверку на «Империо», а по нему спокойно ходят люди с меткой и не из… — короткая пауза, — нашего лагеря, то какой еще может быть ответ?

— Никакого, — Беллатрикс опустилась в кресло. — В ту войну у нас было много осведомителей. Тот же Руквуд. Но, правда, они были добровольными. Правда, и Темный Лорд был настоящим. А вот сейчас я больше верю в «Империо».

— И я.

— Как у вас с Поттером? Все хорошо? Мне стоит говорить с твоей матерью? — бесцеремонно поинтересовалась Белла.

— Я думаю, пока не стоит, — ухмыльнулась Тонкс. — После войны я сама поговорю. Сейчас просто рано, да и вообще не думаю, что мне кто-то помешает.

— Узнаю дочь Андромеды.

— Что мне придется куда-то сбежать, я тоже не думаю, — добавила Тонкс. — Гарри сам готов уйти куда угодно, лишь бы приняли. Раньше он часто бывал у Уизли, но Джинни много общается с Малфоем, так что если очень цинично, тетушка, у вас огромное преимущество.

— Это хорошо… — произнесла Беллатрикс с непонятной интонацией.

— Я хорошо помню про интересы семьи. Мы уже говорили об этом. Но и я говорила — идет война.

Беллатрикс помолчала. Что-то ей подсказывало, что наступает секунда, в которую можно задать тот самый вопрос, ради которой эта встреча затевалась.

— А если коснуться интересов семьи плотнее… — очень медленно, будто нащупывая путь, заговорила она.

— Я вся внимание, тетушка. Что надо будет сделать?

Тонкс села ровно и пристально посмотрела на тетушку. Она избавила Беллатрикс от хождения вокруг да около, дала сразу перейти к главному и за это Белла была ей по-настоящему благодарна.

— Нужны уши в министерстве, — негромко сказала Беллатрикс. — Такие, о которых не знает ни Дамблдор, ни фальшивый Волдеморт, ни кто бы то ни было.

— Вот как, — Тонкс еле заметно приподняла брови.

— Но вербовка не пройдет, — Беллатрикс ответила на незаданный вопрос. — Некого там вербовать, да уже и незачем.

Тонкс ничего не сказала. То ли она ждала, когда тетушка разжует план до конца, то ли уже поняла, в чем дело, но собиралась дождаться слов Беллатрикс.

— Когда Министерство падет — а оно падет — все наши связи будут перерублены. И вот тогда мне потребуется человек, который будет в курсе всего. Желательно, на хорошей должности. Желательно, малозаметный.

— А претензий к наблюдательности и интеллекту человека не будет, — сказала Тонкс с таким видом, что Белле стало ясно: племянница все поняла. — Главное другое.

— Главное, чтобы человек не перебил в Министерстве все, что только бьется, — пояснила Белла. — Потому что наблюдательность и ум меня устраивают.

— Это должна быть женщина, — продолжила Тонкс. — Одинокая. Желательно, чтобы она жила на работе. Такие никому не интересны. Еще нужно, чтобы ее функционал не требовал чего-то кроме исполнительности. И, конечно, ее кратковременного отсутствия никто не должен заметить.

— Никто, — сказала Беллатрикс.

— Когда Министерство падет, много что можно будет сделать без малейшего внутреннего сопротивления. Ведь так, тетушка? Для такого плана нужны воспоминания человека, надо досконально знать его привычки, отношения с коллегами. Это работа, которая займет много времени.

— Часть этой работы можно делать уже сейчас.

— Еще надо будет объяснить многим, куда делась Тонкс… — продолжила девушка. — И где-то держать оригинал на всякий пожарный случай.

— Это тоже решаемо.

— Но и выгод много, — Нимфадора нервно облизнула губы. — «Империо» был бы проще, но результат хуже.

— То есть ты согласна.

— Да, — очень просто отозвалась Тонкс. — Это войдет в историю. Дьявольский план, который назовут еще как-нибудь…

— Callidus.

— Как-как?

— Callidus, — повторила Беллатрикс. — Искусный, ловкий, хитрый, избретательный. Лукавый еще. Если тебе нужно название, вот оно.

* * *

Беллатрикс коснулась старой книги без благоговейного трепета. Племянник лично принес ей «Жизнеописания князей» через Исчезательный шкаф. Принес — и тут же исчез, оставив после себя лишь книгу и несколько почтительных слов. Стоило бы зайти к Руквуду, но Беллатрикс не удержалась и открыла книгу прямо в подвале на той странице, на которую давала ссылку Кассиопея.

«История примечательной во всех отношениях леди Кармиллы Сангвины началась в тот вечер, когда древний, как Британия, Измаил Сассамон совершил одну из эпатажнейших своих выходок, явившись на Маскарад тысяча пятьсот семидесятого года с человеческой волшебницей. Софи Лестранж, по всей видимости, является единственной в Западной Европе ведьмой, присутствовавшей на маскараде вампиров в качестве полноправной участницы торжества. Известно, что уже к следущему вечеру молодая волшебница была обращена самим Сассамоном и взяла себе новое имя».

— Вот как, — Белла не заметила, что произнесла эти слова вслух. — И зачем это Кассиопее?