Крестник (гет)

Откладывать подготовку к экзаменам дальше было некуда, и ребята с большой неохотой засели за учебники — быть отчисленным из школы не хотелось никому. Мадам Пинс сначала отнеслась с большим недоверием к ставшими завсегдатаями библиотеки Мародерам, но после лишь умилялась их стремлению во что бы то ни стало сдать экзамены как минимум на четверки.

На столе перед мальчиками лежала уже почти готовая Карта Мародеров. За минувшие девять месяцев гриффиндорцы умудрились излазить замок вдоль и поперек, однако Джеймса все время преследовало ощущение, что это далеко не все. В Хогвартсе была тьма тьмущая укромных уголков и тайных ходов, которые будоражили воображение. Основатели определенно потрудились на славу, создавая тысячу лет назад древнейшую школу магии. Наверное, за всю ее историю так и не нашлось ни одного ученика, который с уверенностью в сто процентов мог сказать, что лучше всех знает территорию замка. Джеймс, Сириус, Ремус и Питер твердо вознамерились исправить эту статистику.

Впрочем, энтузиазм их немного поутих, когда Ремус озвучил вопрос: что делать с этой картой дальше? Несомненно, она будет очень полезна для будущих первокурсников, давая им шанс не заблудиться и не опаздывать на уроки, как это часто происходит, однако через два месяца Мародеры вернутся в школу уже второкурсниками, да к тому же знающими ее не хуже, а то и лучше Филча. Было безумно приятно осознавать, что о некоторых тайных ходах смотритель даже не подозревает... Идея, пришедшая в светлую голову Блэка, была встречена весьма и весьма скептически.

— Ну вот на кой нам безликая карта? — вопросил он, чем заслужил обиженное пыхтение Питера: тот по праву считал себя главным владельцем карты, поскольку все, что на ней было, наносил он сам. — Вот если бы, скажем, отслеживать по ней все передвижения по замку...

— Ну и как это сделать? — ворчал Джеймс. — Следящие заклинания проходят только на шестом курсе, да и вообще... Чтобы они сработали, нужен генетический материал объекта слежки...

— Чего? — дружно уставились на него ребята, неосведомленные о таком понятии, как генетика. Ремус усмехнулся.

— Ну капля крови например. Но это нам точно не подходит — в замке около тысячи обитателей, причем статистика постоянно меняется. Чтобы Карта в таком случае успешно работала, нужно будет каждый день обновлять ее, а это может привести к непредсказуемым последствиям. Я читал, что в Бирмингеме в филиале «Гринготтса» одно время была такая экспериментальная система, что...

Внезапно глаза мальчика расширились, словно небо вдруг ниспослало ему долгожданное озарение.

— Что? — поторопил его нетерпеливый Сириус.

— Я не очень хорошо осведомлен о действии этой охранной системы, но эти чары чем-то напоминают магловскую запись на видеокамеру, — возбужденно зашептал Ремус. — Только отображают не картинку, а просто выводят имена всех, которые оказываются в радиусе действия чар. Но, — взгляд мальчика потускнел, — это тоже не вариант, поскольку чтобы это сработало, нам придется бегать по всей территории замка и накладывать эти чары на каждую комнату.

— А вот это необязательно, — заявил Джеймс. — У нас есть точнейший план замка, на котором и будет выводиться вся нужная нам информация. Вот на него и нанесем.

— Эх, Джим, если бы все было так просто, — проворчал Ремус. Идея ему нравилась, но из-за бесчисленного количества помещений в школе казалась просто невыполнимой. — План будет как бы экраном, следящее же должно лежать на настоящих помещениях.

— Ну значит, тебе на каникулы самое ответственное задание, Рем, — подвел итог Сириус. — Найти эти чары, да и мы можем в семейных библиотеках покопаться. Проблема в том, что мы не знаем, с какой стороны подобраться к делу, а спрашивать у предков было бы неразумно. У моих уж точно, — хмыкнул мальчик, почесав подбородок. — У нас в запасе есть еще шесть лет, уж за них-то мы точно освоим эти проклятые чары и наведем их на замок.

— Основатели вполне могли предусмотреть что-то подобное, — заметил Джеймс, — и наставить везде «заглушек». На нашем поместье такие точно стоят.

— Карта вашего поместья нам сто лет не снилась, — хмыкнул Сириус. — А вот карта Хогвартса вполне может пригодиться. Ну давайте хоть попробуем, а? — почти жалобно протянул он. — Чем мы рискуем?

— Бессмысленно потраченным временем, — тут же отозвался педантичный Ремус. — Если из этой идеи что-нибудь выгорит...

— То ты прилюдно признаешь себя занудой и будешь три часа без перерыва кукарекать в Общей гостиной, — хихикнув, предложил Питер.

Ремус вызывающе уставился на товарища и вдруг ко всеобщему изумлению согласно кивнул, попутно наградив довольной ухмылкой точно так же ухмыляющихся Поттера и Блэка.

— Ну раз я зануда, то вернусь, пожалуй, к подготовке к экзамену, — фыркнул Ремус и придвинул к себе конспекты по трансфигурации, которая открывала сессию. Неподалеку от гриффиндорцев расположились сестры Блэк, на старшую из которых почему-то было больно смотреть. Глаза Андромеды были покрасневшими от слез, но в целом выглядела девушка как обычно, разве что улыбка, которую она послала кузену и его друзьям, показалась Поттеру вымученной. Внезапно ему вспомнился ее разговор с Тедом Тонксом, который, как Джеймсу не составило труда догадаться, был влюблен в слизеринку, помолвленную с высокомерным Малфоем. Люциус считался негласным лидером школы хотя бы потому, что являлся главным старостой, но все же его откровенно побаивались. Малфои имели определенную репутацию в обществе, и перечить им никто не хотел, если, конечно, не мечтал о крупных неприятностей на свое мягкое место. К удивлению Джеймса, Люциус относился к нему с какой-то необъяснимой симпатией, предлагая покровительство. Зачем ему это было нужно, он понятия не имел.

Задумавшись о Малфое, Джеймс невольно засмотрелся на Нарциссу Блэк. Светлые волосы девочки были собраны в высокий хвост и все равно непослушно лезли ей в глаза, отчего Нарцисса раздражалась и постоянно их поправляла. Если не знать, что они с Андромедой сестры, то никогда об этом не догадаешься. Джеймс скорее принял бы Нарциссу за сестру Люциуса, поскольку у того был точно такой же платиновый оттенок волос и слегка надменное выражение лица. Нарцисса, видимо, почувствовала на себе чей-то взгляд, поскольку обернулась и подозрительно уставилась на однокурсника в ответ. Беспечно улыбнувшись ей, Джеймс вернулся к учебнику по любимой трансфигурации, с которой Ремус уже закончил и сейчас с нескрываемым ужасом взирал на лунный календарь, составление которого наверняка войдет в экзамен по астрономии. В точности своей работы он не сомневался — его беспокоило совсем другое: экзамен по защите от Темных сил приходился как раз на полнолуние.

Последний в сезоне матч по квиддичу обещал быть самым зрелищным и фееричным. Гриффиндорцы неизвестно где достали алые знамена своего факультета и размахивали ими с трибун как полоумные. Слизеринцы в этом плане вели себя куда сдержаннее: они просто надели фирменные серо-зеленые шарфы и шляпы. Некоторые художники с Рейвенкло пошли еще дальше: с их трибуны на игроков грозно взирал нарисованный на огромном ватмане лев, сосредоточенно душащий змею. Рисунок получился довольно реалистичным, даже Малфой это признал, поскольку клялся найти художника-камикадзе и оторвать ему все конечности. Рейвенкловцы и хаффлпаффцы настолько устали от постоянных побед Слизерина, что сегодня все без исключения болели за Гриффиндор.

Однако поддержка доброй трети школы мало помогла игрокам. Слизеринцы шли с уверенным отрывом от соперников, а после того, как их ловец поймал снитч, по стадиону прошлась волна жуткого разочарования. Капитан команды Гриффиндора не стал сдерживать свои эмоции и просто разрыдался, а слизеринцы, которым в очередной раз достался отливающий серебром кубок, ко всему прочему, стали еще и неоспоримыми лидерами в борьбе за Кубок школы.

Весь матч Джеймс неустанно следил за игроками своей команды. Мальчик так переживал, что чуть не свалился с высоченной трибуны, от переизбытка чувств перегнувшись через поручень, но Марлин вовремя схватила его за мантию. Поттер не сомневался, что уж он сумел бы вытащить команду из той трясины, куда сами себя загнали игроки. На его взгляд, самое достойное зрелище представляли загонщики — рыжие братья Пруэтты, поскольку под их чутким руководством ни один игрок их команды не пострадал, а вот слизеринцам повезло чуть меньше — был травмирован их вратарь. Пожалуй, это было чуть ли не единственным достоинством бездарно проведенной игры.

В гостиной создалось такое ощущение, что гриффиндорцы только что вернулись с похорон. Никто между собой не разговаривал, лишь Роджер Вуд крепко обругал каких-то третьекурсников, которые рискнули обратиться к нему со словами сочувствия. Джеймс переживал так, словно это было его личное поражение, и слова Сириуса о том, что «это всего лишь игра» вызывали жгучее желание съездить ему по морде. Вскоре до Блэка дошло, что к Поттеру сейчас лучше не лезть, и он вынужден был смириться с той атмосферой, что царила в башне.

Гриффиндорские знамена сиротливо валялись прямо на полу перед камином, а в огне неспешно догорало зеленое полотнище, принадлежавшее Слизерину. Кто-то нашел в себе силы отправиться на поиски вражеских гобеленов и сейчас с каким-то мрачным удовлетворением бросал их в камин. Эванс завела свою шарманку о том, что это некрасиво, неэтично и вообще низко, но к ее словам мало кто прислушивался. Никто не сомневался в том, что точно так же в гостиной змеюк в огне корчились знамена факультета Гриффиндор.

— А ведь Годрик и Салазар в свое время были лучшими друзьями, — с жалостью вздохнула Мэри. — Кто бы мог подумать, что их ученики будут так ненавидеть друг друга...

Ей никто не ответил. А вот в голову неугомонного Сириуса пришла очередная гениальная идея. Он схватил с пола алые полотнища и откашлялся.

— Эээ... народ, никто не будет против, если я это... себе возьму?

Ответом ему было равнодушное молчание, лишь пара человек проявили интерес.

— Пора разбавить интерьер моей комнаты в Блэк-мэноре, — сияя улыбкой, пояснил Сириус. Лицо драгоценной маман наверняка по оттенку сравняется разве что с гнилой свеклой, когда она увидит такое «варварство», но Сириуса это не беспокоило. Став гриффиндорцем, он больше не намеревался подчиняться идиотским семейным устоям. Ремус уже не раз назвал его нонконформистом, и Сириуса это вполне устраивало. Осталось только найти в чемодане место, куда можно будет запихнуть шесть или семь гриффиндорских флагов, сделанных из какого-то очень плотного материала.

* * *

Если Джеймс расстраивался из-за поражения своей команды в квиддиче, то на Ремуса определенно действовало что-то другое. Он с беспокойством поглядывал на календарь, который отсчитывал оставшиеся дни до полнолуния. Это не укрылось от глаз наблюдательного Сириуса.

— Рем, расслабься, до экзаменов еще целая неделя, — пытался подбодрить он друга. — За это время с твоей скоростью можно половину библиотеки перечитать.

Ремус в ответ лишь кивал и размышлял над тем, что же ему делать, чтобы сдать экзамен.

Неожиданно помощь сама пришла к нему. На доске объявлений появилось новое, сообщающее о дате переноса экзамена по защите у первого курса, поскольку профессор Кинкейд вынужден в изначально запланированный день отлучиться по очень важным вопросам. Ремус благодарил дирекцию школы за проявленное понимание и твердо решил, что сдаст все экзамены как можно лучше, чтобы оправдать доверие профессора Дамблдора.

Самым сложным, как ни странно, оказался экзамен по истории магии. В душном классе, где даже окна не открывались, на всех действовала ужасная жара и сонливость, плюс ко всему прочему полный набор конспектов оказался только у Эванс, которая категорически отказывалась давать даже переписывать их накануне. Экзамен по заклинаниям прошел без эксцессов, зелья тоже все сдали вполне успешно, вот только у Дарлы в последний момент чуть не взорвался котел, но ей вовремя помогла все та же Эванс, что немного подняло ее рейтинг в глазах остальных. Как и следовало ожидать, высший балл на всем их курсе был у Снейпа. Трансфигурацию гриффиндорцы сдавали через пень-колоду, поскольку строгая профессор МакГонагалл выгнала из аудитории несчастного Бертрама Обри, застав того за списыванием. Теперь ему предстояла пересдача, а рисковать больше никто не отваживался. С теорией Джеймс немного напутал, зато на практике они с Сириусом удостоились самой лучшей оценки. Зато Лили здесь повезло меньше всех: с этим предметом у нее с самого начала были проблемы. А астрономию лучше всех сдали Нарцисса и Сириус, поскольку это было чуть ли не главным увлечением их семьи.

Очередное исчезновение Ремуса прямо посреди зачетной недели породило массу толков и пересудов. Официальной версией был нервный срыв из-за перенапряжения, но никто не видел мальчика в лазарете. Мадам Помфри объяснила это тем, что Люпина отпустили на пару дней домой, где ему будет легче прийти в себя. Школьники удовлетворились этим объяснением, а вот Джеймс, проснувшись посреди ночи от странного сна, в котором за ним гнался волк странной бурой окраски, задумчиво смотрел в окно, куда светила круглая как блин луна. Свет ее падал аккурат на кровать отсутствовавшего Ремуса, и мозг Поттера вдруг пронзила внезапная догадка...

«Да нет, — глядя в пространство, размышлял Джеймс. — Глупости какие. Полнолуние не только на оборотней действует, раз уж мне в голову приходит всякая чушь. Рассуждаем логически: если даже предположить, что Рем оборотень, его бы в школу точно не взяли. И потом, оборотня очень легко распознать даже без трансформации: у таких людей повадки и инстинкты животных, такое сразу в глаза бросается. А наш Ремус... да он и мухи не обидит! Просто болезненный мальчик, слишком нервный и впечатлительный. Причем, кажется, у него вся семья такая. Это же надо, за год пять раз он ездил проведать только одну бабушку! А еще тетя у него какая-то болела, а потом умерла, он на похороны ездил... Странные они все-таки, Люпины эти... Однако это не делает Рема неприятным человеком, скорее наоборот».

Успокоившись, Джеймс снова попытался заснуть, однако образ бурого волка еще долго и настырно стоял перед его глазами.

В последний день пребывания в школе многие высыпали на пляж, ибо погода установилась замечательная. Самые отважные купались в Черном озере, не страшась гигантского кальмара. Среди них были и братья Пруэтты, устроившие что-то вроде водного поло. К игре подключались все кому только не было лень.

Накупавшись, Сириус огляделся в поисках компании. Вытащить из воды Джеймса и Питера оказалось просто невозможным, поэтому Блэк направился к деревянному пирсу, где в одиночестве сидела Марлин и болтала босыми ногами в воде. В руках ее была какая-то книга. Мелькнула коварная мысль столкнуть ничего не подозревающую девчонку в воду, но тут же Блэк вспомнил, что Марлин не умеет плавать. Впрочем, он и сам научился пять минут назад: его родители никогда не возили их с Регулусом к морю.

— Привет, — сказал он, опустившись рядом с однокурсницей. С момента памятной ссоры на день рождения Лили они толком не разговаривали, ограничиваясь лишь приветствиями. Оба были слишком гордыми, чтобы первым подойти друг к другу.

Марлин оторвалась от книги и приподняла брови.

— Привет.

— Что читаешь? — бодро осведомился Блэк. На самом деле ему это было не так уж и интересно, но для поддержания беседы сойдет.

— Три мушкетера.

— А почему не плаваешь? — задал Сириус совершенно дурацкий вопрос. Марлин даже не посмотрела на него.

— Не умею, — раздраженно отозвалась девочка. — Где ты был, когда я говорила вам об этом?

— Да я помню, — смешавшись, ответил Сириус. — Просто не знаю, что еще можно сказать.

— Ты просто сразил меня своей откровенностью, — фыркнула МакКиннон, переворачивая страницу. — Значит, со мной больше поговорить не о чем?

Сириус, прищурившись, смотрел на солнце. Вопрос гриффиндорки повис в воздухе.

Внезапно откуда-то со стороны главного входа раздался разъяренный крик мадам Помфри.

— С ума посходили?! — верещала она, подобрав юбки, спускаясь к пляжу. — А ну все марш из воды! Флинт, а ты вообще только из лазарета вышла!

Подгоняемые рассерженной медсестрой, школьники торопливо выходили из воды, раздраженно ворча. Мимо Сириуса и Марлин вихрем пролетел Джеймс, тряся мокрыми волосами. Блэк помог девочке подняться, после чего подобрал свою одежду и принялся одеваться.

Марлин, прищурившись, наблюдала за старшекурсниками, которые проигнорировали призыв мадам Помфри покинуть озеро. Неподалеку Тед Тонкс брызгал водой на глупо хихикающую хаффлпаффку с одного с ним курса, братья Пруэтты дразнили какого-то мелкого гриндилоу, дергая его за щупальца, какие-то семикурсники катались на лодке.

— Я готов, — бодро заявил Сириус, пытаясь привести растрепавшиеся волосы в порядок. — Слушай, какие у тебя планы на лето?

— Буду в городе безвылазно сидеть, — сообщила Марлин. — Мы никогда никуда не ездим.

Сириус уже хотел было спросить почему, но передумал.

— Мы тоже, — только и сказал он. Внезапно взгляд его упал на книгу, которую девочка держала в руке. На обложке были изображены четыре молодых человека в старинных камзолах. — А... это... книжка-то хоть интересная? — вдруг спросил он.

— Моя любимая, — с гордостью ответила Марлин, прижимая книгу к груди, точно это был плюшевый мишка.

— Дашь почитать? — вырвалось у Блэка. — Маман просто озвереет, когда увидит, что я увлекся магловской литературой.

— Ты же сам ее провоцируешь, — возмутилась Марлин, но книгу все же дала. — Тебе такое не приходило в голову? Сначала игры с маглами посреди улицы, потом поступление в Гриффиндор, теперь эта книга. Еще и гобеленами собираешься свою комнату украсить. Потом не жалуйся, что она тебя не любит.

Высказавшись, девочка поняла, что сболтнула лишнего и поспешно прикусила язычок. Сириуса ее слова ничуть не задели. Что уж греха таить, он просто обожал доводить драгоценную родительницу до белого каления. Ну подумаешь оставит без ужина или в комнате запрет — к этому он привык. Круциатусами мать не особенно увлекалась — было пару раз, и то отец вовремя вмешался. Пусть делает что хочет, лишь бы своего мнения не навязывала. Сириус этого терпеть не мог.

— Меня твоя мама и так ненавидит, — прошептала Марлин, чтобы собеседник не услышал. — Не сомневаюсь, что однажды вообще захочет убить.

На платформе девять и три четверти царил невообразимый галдеж. Родители крепко обнимали своих детей, школьники прощались, клятвенно обещая писать друг другу на каникулах. Питер чуть ли не со слезами на глазах повторил эту просьбу уже пять раз. И Джеймс, и Ремус, и даже Марлин и Дарла торжественно поклялись, что напишут ему. Мальчик тут же воспрял духом — друзей среди маглов у него не было. Питер оглянулся, чтобы попросить и Сириуса черкнуть ему пару строк, но не успел: наследника благороднейшего и древнейшего рода родители увели раньше, чем остальные сошли с поезда. Джеймс провожал неестественно прямую, точно обездвиженную доской, спину Вальбурги Блэк взглядом и размышлял над тем, останется ли Сириус жив хотя бы до вечера?

Вальбурга не разговаривала вообще, даже в ответ на вежливое приветствие сына сделала вид, что оглохла. Рука с длиннющими ногтями до боли вцепилась Сириусу в плечо, после чего Блэки аппарировали на прощадь Гриммо. На крыльце Вальбурга щелкнула пальцами, и сопровождавший их домовик Кикимер неловко открыл парадную дверь — мешал огромный школьный чемодан юного господина. После изматывающей жары холод и сырость родного дома показалась Сириусу чуть ли не раем.

— Иди к себе в комнату, Сириус, — бросила мать, не удостоив сына и взглядом, после чего отправилась неизвестно куда. Сириус провожал мать изумленным взглядом. Честно говоря, не так он себе представлял свое возвращение домой. Как минимум, его должна была встретить тирада о том, как сильно он опозорил род Блэков, появившись на платформе в компании грязнокровок и осквернителей крови; далее по программе шла пощечина от матери и подзатыльник от отца, которого, к слову, Сириус вообще еще не видел. Сейчас он в полном одиночестве стоял посреди роскошного холла своего дома, а со стены на него слепо взирали отрубленные головы домовых эльфов. Проклиная того, кому вообще в голову пришла эта дебильная традиция, мальчик, ссутулив плечи, торопливо миновал сей монумент и отправился в свою комнату, которая находилась аж на четвертом этаже. Эльф уже доставил сюда его чемодан и сейчас занимался тем, что разбирал его и аккуратно складывал вещи в большой комод.

— Свалил отсюда, — приказал Сириус, и Кикимер, поклонившись так низко, что носом ткнулся в пол, аппарировал.

Мальчик улегся на постель, даже не удосужившись снять обувь, и задумчиво принялся рассматривать трещины в потолке. На его семейку это было ой как непохоже — игнорировать его. Кажется, это решение далось им довольно нелегко: до него доносились разъяренные голоса родителей. Впрочем, ничего необычного в этом не было. Ни дня не проходило без очередной ссоры Вальбурги и Ориона, взгляды которых на воспитание детей слегка расходились. Обычно отец оставлял свое мнение при себе, но бывали и такие моменты, когда мать перегибала палку, и он не выдерживал. Сириус всю дорогу до Лондона морально и отчасти физически готовился к скандалу и наказанию, которых все не было. Черт бы их побрал, намеренно ведь нагнетают! Покончить бы с этим лицемерным спектаклем да лечь спать...

Планам не было суждено сбыться. В дверь тихонько постучали. Сириусу прекрасно было известно, что это мог быть только брат. Вальбурга не утруждала себя стуком, Орион вообще к сыну никогда не заходил, а Кикимер появлялся посреди комнаты с громким хлопком, бормоча себе под нос какие-то оскорбления. Однажды Сириуса это так достало, что он отхлестал домовика полотенцем, после чего мать на неделю лишила его ужина. Кажется, отношение к домовому эльфу у нее было куда сердечнее, чем к родному сыну...

— Заходи, Регулус, — буркнул Сириус, откладывая в сторону книгу, которую успел выудить из чемодана.

Регулус был младше Сириуса на полтора года, однако выглядел так, словно ему не больше восьми. Маленький и худенький, за тот год, что Сириус его не видел, брат, кажется, еще больше уменьшился в росте. Волосы его всегда были короткими, в отличие от Сириуса, и на ощупь чем-то напоминали солому. Наверное, именно по этой причине мать применяла к нему чары ножниц в пять раз чаще, чем к старшему сыну. Младший всегда его побаивался, однако сейчас в его глазах вообще плескался откровенный ужас.

— Ну что ты на меня уставился как на пирамиду Хеопса? — фыркнул Сириус, перекатываясь на живот и подпирая подбородок кулаком. — Что, так сильно изменился?

Регулус отрицательно помотал головой, при этом его тщательно уложенные волосы растрепались и стали напоминать прическу Поттера. Сириус ощутил какое-то неприятное покалывание в груди. Ему даже с друзьями попрощаться толком не дали...

— Я... рад тебя видеть, — наконец выдавил Регулус, и Сириус закатил глаза к потолку.

— О, неужели? Я уж было подумал, что мне в этом доме бойкот объявлен.

Брат вдруг несмело улыбнулся и сделал неуверенный шаг, словно боялся, что Сириус вдруг набросится на него.

— Ты все манеры в этом Гриффиндоре растерял, — вдруг выпалил он и тут же залился краской. Сириус приподнял брови.

— Прошу прощения? — вежливо осведомился он. Регулус бросил быстрый взгляд на книгу Марлин.

— Раньше ты никогда вот так на кровати не валялся...

— И это все, что можно сказать брату после десятимесячной разлуки? — улыбнулся он. — Брось, Рег. В Гриффиндоре просто замечательно. Можно спать хоть до обеда, стоять в гостиной на ушах и даже громить ее — никто и слова не скажет. — Наблюдать за вытянувшимся лицом брата было одно удовольствие.

— Ты же не всерьез это? — обеспокоился мальчик. Сириус вздохнул и понял, что откровенничать с братом на тему Гриффиндора — плохая идея.

— Шутка, забудь. Иди уже сюда, садись, — он похлопал по кровати рядом с собой. — Или тебе о Хогвартсе уже не хочется слушать?

Регулус заметно оживился. Несмотря на то, что с братом они никогда особенно не дружили, Сириус клятвенно обещал ему рассказать о школе после своего первого года обучения. И неважно, что через два месяца они отправятся в Хогвартс уже вместе.

Братья весьма непринужденно болтали и смеялись, однако Сириусу стоило больших усилий сохранить лицо, поскольку внутри у него словно гиппогрифы дрались. Сердце странно сжималось в предчувствии грозы и сжалось еще больше, когда Кикимер передал им указание матери спускаться на ужин. Сириус едва передвигал по лестнице ноги, размышляя, что же ему все-таки сделают в наказание?

Оказалось, что всего лишь лишили сладкого и запретили показываться на глаза гостям. Это точно его родители? Уже у себя в комнате Блэк размышлял — что, черт возьми, здесь происходит?!

* * *

Каникулы мальчишек вообще выдались гораздо приятнее, чем можно было ожидать. Джеймс с семьей отправился во Францию к бабушке и дедушке Поттер — те были уже в таком преклонном возрасте, что почти не выходили из дома, но приезду единственного внука несказанно обрадовались. Закон всех бабушек гласит, что ни один внук еще не ушел от нее голодным, и Джеймс лично в этом убедился. Айседора Поттер любила готовить сама, не доверяя эту ответственную миссию даже домовым эльфам. Дедушка Джонатан говорил с большим трудом, поэтому большую часть времени общения с внуком просто слушал его рассказы о Хогвартсе. Джеймс от нечего делать бродил по огромному особняку, заглядывая во все комнаты подряд в поисках чего-нибудь интересного. Памятуя о мародерском уговоре сделать их карту «живой», мальчик, к удивлению родных, засиживался в библиотеке в поисках нужных чар, но поиски его успехом пока не увенчались. Вообще если забыть, что они не в Англии, а во Франции, каникулы были самыми обыкновенными — Джеймса даже в город погулять не отпускали. Однако в последний день пребывания в Париже произошло кое-что интересное.

Поттер-младший от нечего делать решил спуститься на обед чуть раньше положенного. Путь в столовую пролегал как раз мимо кабинета деда, в котором сейчас о чем-то разговаривали двое, опрометчиво оставив дверь приоткрытой. Она так и манила подойти поближе и подслушать, и хотя Джеймсу чуть ли не с пеленок внушали, что этого делать ни в коем случае нельзя, он начисто проигнорировал все нотации отца и осторожно заглянул внутрь.

Здесь ему еще не доводилось бывать: Поттер-мэнор в Париже был воистину огромным. Однако одного короткого взгляда было достаточно, чтобы понять, что кабинет деда превосходил роскошью и убранством кабинет отца в Годриковой Впадине раз в десять. Вся мебель была сделана из белого дерева, большой мраморный камин, около которого в оббитом бархатом кресле-качалке восседал дед и дымил какой-то очередной дорогущей никотиновой гадостью. Чарльз Поттер слыл человеком некурящим, поэтому то и дело раздраженно взмахивал палочкой, чтобы разогнать едкий синеватый дым.

— Значит, все настолько серьезно? — скрипучим шепотом спросил Джонатан Поттер. Каждое слово давалось ему с трудом, он беспрестанно кашлял, но, тем не менее, продолжал дымить своей трубкой.

Джеймсу стало жутко любопытно, что же такого серьезного произошло, что даже дед нашел в себе силы поговорить об этом.

— Да, все очень и очень серьезно! — в отличие от своего отца Чарльз говорил очень громко, не в силах сдерживать эмоции. — Я разговаривал с Томом, он будет рад помочь снова.

— Мне нравится Том, — заявил Джонатан. — Конечно, он поможет. Не может не помочь. Дорея, как я понимаю, не в курсе?

Чарльз отрицательно покачал головой.

— Ей ни к чему лишняя нервотрепка. Она весь этот год, что Джеймс провел в Хогвартсе, была сама не своя. Особенно после той истории с потерей зрения.

— Так ничего и не выяснили? — Джонатан чуть подался вперед и снова закашлялся.

— Нет. Впрочем, я этого так не оставлю. У меня есть стойкое подозрение, что Джеймс прекрасно знает, кто это сделал, только почему-то валяет дурака, отказываясь назвать имя паршивца...

— Мой внук — наследник многомиллионного состояния, Чарльз, — перебил сына Джонатан. — Если с ним хоть что-то случится, то отвечать будешь только ты. Ах да, и еще Том, разумеется. Все должно пройти просто идеально.

— У тебя нет причин для волнений, отец, — с ноткой раздражения в голосе заявил Чарльз. — Обряд уже проводился, причем весьма успешно. Никто ни о чем не догадывается.

— Это замечательно, — два слова, сказанные Джонатаном, никак не вязались со странной угрожающей интонацией, с которой они были произнесены. — Мальчик еще слишком мал, чтобы знать подобные вещи. Когда придет время, он узнает свое истинное предназначение. Что касается акций компании Пальмеров...

Дальше слушать было неинтересно, и Джеймс поспешил убраться подальше от злосчастного кабинета. Черт возьми, если эта информация настолько важна, что не должна просочиться за пределы дедова кабинета, неужели было так сложно ХОТЯ БЫ просто закрыть дверь?! Или они настолько были уверены в том, что их никто не подслушает? Какими бы ни были мотивы отца и деда, а Джеймс вдруг явно ощутил, что его ладони и лоб противно намокли. ЧТО они обуждали? ЧТО ТАКОГО он должен совершить? О КАКОМ обряде шла речь?

Черт бы побрал эту родовую магию, которая заставила его чувствовать себя живым воплощением какого-то артефакта!

Джеймс поймал себя на мысли, что ужасно хочет поскорее вернуться в Хогвартс, лишь бы не видеть всех этих людей, которые скрывают от него что-то весьма и весьма серьезное.

Убежать ото всех не получилось, поскольку двери дома Поттеров в Годриковой Впадине почти никогда не закрывались. Коллеги отца, подруги матери, родственники и просто какие-то левые люди не упускали случая отметить круги под глазами и вообще нездоровый вид наследника рода. Сам наследник обычно вежливо терпел тошнотворное сюсюканье жеманных дамочек далеко не бальзаковского возраста, после чего торопливо удирал в библиотеку, упорно разыскивая чары для Карты Мародеров. Уже не было того горячего желания усовершенствовать вышеупомянутый артефакт, просто требовалось хоть чем-то отключить мозги, чтобы не вспоминать о разговоре отца и деда, после которого Поттер чувствовал себя не лучше прокаженного. Джеймс даже все заданные на лето уроки сделал, прочел все новые учебники, перерыл половину библиотеки в надежде отвлечься, но дурацкий разговор никак не желал уходить из дурацкой головы. Какое они имеют право скрывать от него то, что первоочередно касается его самого? Черт с ними, пусть считают ребенком, но почему даже от матери это скрыли? Хотя тут Джеймс был согласен с отцом: матери ни к чему лишние волнения. Дорея Поттер была женщиной болезненной, но жизнерадостной. Воля и любовь к жизни хоть как-то помогали ей бороться с из ниоткуда берущимися приступами депрессии. Джеймс вдруг вспомнил Сириуса, у которого лето наверняка выдалось гораздо хуже; затем Ремуса, родственники которого болели и умирали один за другим; и в конце-концов на ум пришли Питер и Марлин, которым он обещал писать, но совершенно об этом позабыл. Черкнув всем друзьям по несколько строк, Джеймс отправил своего филина в вояж по Англии и отправился покорять родной поселок.

Он и раньше гулял по улицам Годриковой Впадины, но не в таких количествах. Время отнимало дошкольное образование плюс запреты отца, однако сейчас ему было все равно. Он с восторгом наблюдал за соседскими мальчишками, катающимися на странной конструкции на двух колесах, название которой было таким длинным и запутанным, что запомнилось ему только с шестого раза. На метле ему разрешали летать только в пределах поместья, а там особенно не разгонишься даже. Ему очень хотелось подойти к ребятам и попросить их научить его кататься на этом ве-ло-си-пе-де, но он почему-то никак не мог решиться. Для маглов такое занятие было в порядке вещей, поэтому они наверняка очень удивятся, если узнают, что Джеймс впервые в жизни увидел этот транспорт три дня назад. Он сходил на ярмарку и купил для Марлин в подарок серебряный гребень для волос — у подруги в конце августа был день рождения, поэтому очень хотелось ее порадовать. Мысли о том, что совсем скоро он увидится с друзьями, хоть на время приободрили его. А вот визит крестного, которого раньше Джеймс дождаться не мог, сейчас обрадовал его исключительно для вида. Впрочем, дулся мальчик недолго, поскольку лорд Волдеморт просто мастерски поднял ему настроение.

— Самая последняя модель, — с улыбкой заметил милорд, наблюдая за крестным сыном, с восторгом разворачивавшим оберточную бумагу. Внутри оказалась новенькая метла, на рукоятке которой было выгравировано красивым шрифтом «Нимбус-1500». — Их еще даже в продаже нет. Но мистер Абраксас Малфой лично знаком с главой компании «Нимбус», поэтому достать ее не составило особого труда. Это, конечно, небольшое отступление от традиции, — усмехнулся Волдеморт, который обычно баловал крестника редкими интересными книгами или настольными играми вроде шахмат, — но я вижу, что подарок пришелся тебе по вкусу. Надеюсь, факультет Гриффиндор получит достойного игрока в этот дьявольский вид спорта.

Волдеморт не одобрял квиддич, однако считал, что волшебник должен развиваться не только интеллектуально, но и физически.

— Да... спасибо большое, милорд, — ненатурально улыбнулся Джеймс, сжимая в руках подарок. О такой метле он только мечтать мог: отец ясно дал понять, что десятая метла в его коллекции явно будет лишней. Сейчас Поттеру больше всего хотелось закинуть ее на чердак. Волдеморт не был бы самим собой, если бы не уловил настроение крестника.

— Твоя мама говорит, что в последнее время тебя просто не узнать, — мягко сказал он. — Что-то произошло?

Джеймс вдруг ощутил дикое, почти свирепое желание высказать человеку, сидящему напротив него все, что накопилось в душе. Однако в последний момент он резко спасовал.

— Да! То есть не совсем... — мальчик замялся. — Я просто скучаю по Хогвартсу и друзьям. А еще, — прибавил он, подумав, — мне не терпится опробовать ваш подарок и доказать всей школе, что я умею играть в квиддич. Доказать, что я действительно чего-то стою!

— Ты умный и талантливый волшебник, Джеймс Поттер, — задумчиво изрек Волдеморт. — Хочешь, я сейчас сделаю одно пророчество, которое непременно сбудется? Однажды весь волшебный мир заговорит о тебе. Ты непременно станешь великим.

Очень захотелось поморщиться, но Джеймс выдавил лишь кривую улыбку. Вот вам очередное доказательство того, что разговор отца и деда ему не померещился. Очередные дурные мысли, которые он так настойчиво гнал от себя прочь.

* * *

За все каникулы Сириус перекинулся с матерью всего десятком слов, не считая утренних приветствий и вечерних пожеланий спокойной ночи. Вальбургу словно подменили: она не кричала на него, предпочитая выплескивать свою желчь на мужа, не сыпала заклятиями, даже в комнате не запирала. Наверное, это лето было самым чудесным в жизни Блэка, и все же он никак не мог отделаться от мысли, что все это как-то неправильно. Решив, что не будет раздражать мать первым, Сириус до поры до времени запихнул гриффиндорские гобелены в дальний ящик комода и с кислой миной любовался серебристо-зеленым оформлением своей комнаты. Рассказывал Регулусу о Хогвартсе и Гриффиндоре. Искал в семейной библиотеке нужные для карты чары... И так изо дня в день.

Осень как-то слишком долго думала, наступать ей или все же повременить. Конец августа выдался слякотным, а вот в первый день сентября вовсю сияло жаркое солнце. Аппарировав вместе с матерью и братом на вокзал Кингс-Кросс, Сириус тут же принялся высматривать в толпе знакомые лица. Вон там вроде бы Мэри МакДональд стояла, но Джеймса или Ремуса нигде видно не было. Мать что-то говорила заметно трясущемуся Регулусу, и до Сириуса долетели обрывки ее реплик:

— Надеюсь, что хотя бы ты не ударишь в грязь лицом и будешь свято чтить традиции наших предков. Одного паршивого гриффиндорца в семье хватит.

Вот тебе и показное равнодушие. Отвыкший от материнской ярости Сириус почувствовал, как в глазах защипали злые слезы. Еще этого не хватало — реветь прямо при всех! Надменно вздернув подбородок, мальчик схватил за руку как раз проходившего мимо Питера Петтигрю, которого сопровождала невысокая, очень полная блондинка, до жути напоминающая взрослую версию самого Пита, только в женском варианте.

— Пит, старина! Сто лет не виделись, — энергично потряс руку товарища Сириус, после чего повернулся к его матери, с любопытством осматривающую платформу. — Миссис Петтигрю, доброе утро. Меня зовут Сириус Блэк, я учусь вместе с вашим сыном.

— Какой вежливый мальчик, — чуть не прослезилась от умиления мать Питера. — Учись, сынок, у Сириуса хорошим манерам!

Питер только хмыкнул в ответ. Незачем ведь матери знать, что в компании близких друзей Блэк матерится не хуже сапожника.

Вальбурга вручила Регулуса Андромеде, после чего аппарировала прочь, даже не попрощавшись со старшим сыном. Впрочем, тому уже давно было не до нее. Сириус потащил Питера к алому поезду, намереваясь занять свободное купе, если они вообще еще остались. По пути к ним присоединился отчего-то мрачный Джеймс, выражение лица которого сменилось вполне дружелюбной улыбкой, стоило ему встретиться с лучшими друзьями. А после того, как в одном из купе они нашли Марлин в полном одиночестве, настроение поднялось уже у всех троих. Не было только Ремуса, и Джеймс, кажется, догадывался почему.

Поезд дал длинный громкий гудок. Отсчет времени второго курса пошел.