Крестник (гет)

Вот уже которое утро Лили Эванс начиналось одинаково, как по заранее прописанному сценарию. Она просыпалась, умывалась, причесывалась, в общем, приводила себя в порядок и спускалась на завтрак. В Большом зале она обменивалась приветствиями с гриффиндорцами и старостами других факультетов, завтракала, а после шла на занятия.

Учиться на шестом курсе было довольно непросто, но Лили твердо вознамерилась получить на аттестации ЖАБА высшие оценки — она готовилась поступать в Высшую академию зельеварения. Лили прилежно занималась, однако единственный предмет, которого она всегда ждала с нетерпением, но в то же время с каким-то страхом — это защита от темных искусств.

Новый профессор разительно отличался от всех предыдущих, он был холоден и сдержан на своих уроках, новый материал объяснял доходчиво, вызывая у студентов искренний интерес своими лекциями, а хорошие оценки ставил редко. Нужно было хорошенько потрудиться, чтобы получить хотя бы «В», но тем интереснее было Лили покорить однажды этот неприступный бастион. А еще профессор Уилкс был невероятно хорош собой. Лили никогда прежде не встречала таких привлекательных мужчин. Рядом с ним ее однокурсники, по которым вздыхала добрая половина женского населения школы, казались еще совсем детьми. Каждый раз, глядя, как профессор небрежным жестом снимал со своих длинных светлых волос ленту, сдерживающую их, Лили ощущала какое-то сладкое еканье в области живота. На его красивые пальцы, перебирающие тетради или листающие классный журнал, можно было смотреть хоть всю жизнь.

За такими мыслями Лили сама не заметила, как влюбилась в профессора защиты от темных искусств.

Когда она впервые поймала себя на мысли, что задержала взгляд на тонких губах профессора, рассказывающего о дементорах, дольше, чем положено, шла четвертая неделя учебы. Вечером Лили долго ворочалась и не могла уснуть, в голову почему-то все время лезли воображаемые картины того, как на нее нападает дементор или еще какая-нибудь нечисть, а вовремя появившийся Николас спасает ее и... Потом Лили, крепко зажмурившись, представила, как ее губ касаются теплые губы Ника... и накрыла голову подушкой. Ей казалось, что даже в темноте ночи ее щеки пылали, словно сигнал светофора.

Но утром грезы разбились, как хрупкий хрусталь — профессор в ответ на ее смущенное приветствие чуть небрежно бросил привычное: «Доброе утро, мисс Эванс». Лили почувствовала, как ее щеки стала заливать краска, и мысленно отругала себя самым нехорошим словом, на какое только была способна ее воспитанная натура. Профессор как ни в чем не бывало направился за стол преподавателей, а вот у Лили моментально пропал аппетит. Но все же уходить из Большого зала она не стала, опасаясь вызвать подозрения, и села за стол Гриффиндора. Чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, она взяла себе тост с абрикосовым джемом, но вкуса все равно не почувствовала.

— Эванс, у тебя такой вид, будто ты не спала всю ночь. Признавайся — обо мне мечтала? — рядом с ней уселся Поттер, на лице которого блуждала его фирменная самодовольная улыбочка, от которой Лили вдруг резко стало тошно.

Она вдруг поймала себя на мысли, что внимание Джеймса ей не льстит, как раньше, а совершенно наоборот. Поттер раздражал ее, совсем как на первом курсе, когда она еще не общалась с Мародерами столь тесно, как сейчас. Лили демонстративно отодвинулась от Джеймса и спряталась за доставленным ей выпуском «Пророка», изредка поглядывая на преподавательский стол. Ник вел беседу с профессором Дамблдором. Сегодня его волосы были распущены, и Лили вздохнула — он что, чувствует ее состояние и намеренно это делает? Ей вдруг стало страшно: а вдруг он и вправду о чем-то догадался? Чтобы скрыть смущение, она сделала большой глоток обжигающего чая и закашлялась. От боли в горле на глаза выступили слезы.

«Мамочки, ну почему я такая неуклюжая идиотка?» — в отчаянии думала она.

Поттер что-то рассказывал ей про свой обожаемый квиддич, и Лили прислушалась, надеясь, что эта дурацкая игра отвлечет ее от мыслей о Нике.

— Отборочные сразу после завтрака, нужен новый вратарь, — говорил Поттер, — приходи, Эванс, ведь без твоей поддержки, моя муза, эти юниоры, — он хмыкнул, — точно доведут меня до нервного срыва...

За капитаном гриффиндорской сборной толпой ходили претенденты на роль вратаря, ужасно действуя ему на нервы.

— Ладно, — рассеянно отозвалась Лили, читая маленький некролог в «Пророке».

— Вот и отлично, — расцвел Джеймс и заботливо подлил ей чаю. — Я помню, что сахара тебе одну ложку.

После завтрака Лили осознала, на что она согласилась, но делать было нечего, пришлось идти. У нее все равно был целый свободный день, а помечтать о Нике можно и после отбоя.

Закончив рисоваться перед ней на метле, Поттер приступил к отборочным испытаниям. Лили сидела на трибуне Гриффиндора рядом с Ремусом и Сириусом, но поскольку один читал какую-то жутко интересную книгу, а второй целовался со своей девушкой уже минут двадцать, ей ничего не оставалось, кроме как смотреть на поле. Она жевала прихваченный с собой бутерброд. Чуть пониже сидели другие гриффиндорцы, а на противоположной трибуне расположились ученики факультета Слизерин. Их было от силы человек десять, но их присутствие несколько нервировало Лили. Что до Поттера, то ему было абсолютно все равно, кто за ними наблюдает — пусть соперники видят, насколько хороша команда Гриффиндора!

Охотница Эвелин Спикс отправила в кольца замысловатый бросок. Квоффл, завертевшись вокруг своей оси, пролетел между рук потенциального вратаря, которым выступала крупного телосложения четверокурсница, и угодил в среднее кольцо. Джеймс безнадежно махнул рукой и жестом велел разочарованной девочке спускаться. Это был уже шестой отвергнутый вратарь. Слизеринцы начали потихоньку свистеть и что-то выкрикивать, а когда поле покинул десятый игрок, они уже поливали команду Гриффиндора грязью в полный голос.

Чмоканье, доносящееся слева, здорово нервировало Лили. Она покосилась на Сириуса и Марлин и залилась краской, но взгляда не отвела. Блэк одну руку по-хозяйски положил Марлин на плечи, а другой поглаживал ее коленку, неприлично задирая юбку. Марлин никак не пыталась помешать этому и только улыбалась в перерывах между поцелуями и гладила Сириуса по лицу. Всю романтику момента портил хруст крендельков, которые позади парочки уплетал Петтигрю, да нецензурная брать, доносящаяся с поля.

Наконец Джеймс остался доволен, выбрав в команду рослого плечистого вратаря, популярно объяснив остальным, почему они им не подходят. Поттер потирал плечо — он был так увлечен отборочными испытаниями, что не заметил опасно приблизившийся к нему бладжер, с которым разминались загонщики Робинс и Хэмминг. Команда Гриффиндора в полном составе направилась в раздевалку, обсуждая свои спортивные вопросы, со своих мест поднялись слизеринцы. Ремус закрыл книгу, предварительно отметив место, где остановился; убрал пакетик с печеньем Питер. Лили тоже встала, разминая затекшую от сидения на неудобной лавке поясницу, и только Сириус с Марлин, казалось, не заметили того, что отборочные закончились. Впрочем, им никто об этом не стал напоминать.

Весь день Лили провела в башне, от нечего делать следя за порядком в гостиной и читая книгу, которую дала ей Мэри. МакДональд тоже была в гостиной и выглядела какой-то подавленной. После того, что случилось с Дарлой, Мэри больше не пропадала неизвестно где дни напролет. Она по-прежнему гуляла с Джастином Робинсом, но сегодняшний выходной по каким-то неведомым Лили причинам парочка решила провести поодиночке.

Ближе к вечеру в гостиную ввалились усталые, но все такие же шумные Мародеры, притащившие невесть откуда целый ящик мороженого. Казалось, им можно было накормить весь факультет и Полную Даму в придачу. Лили тоже взяла себе порцию и тут вспомнила, что у нее через двадцать минут начинается дежурство по школе.

— Никто не видел мой блокнот? — она оглядела стол, на котором лежали ее вещи, но блокнота, в котором она фиксировала сведения о нарушителях школьных правил, там не было.

— Этот? — с невинным видом поинтересовался Поттер, протягивая ей ее новенький блокнот с изображенным на нем гиппогрифом.

Лили взяла блокнот, с подозрением глядя на Поттера — он выглядел как-то зловеще спокойно. На самом деле Лили прекрасно знала этот его взгляд: в дурную башку Джеймса наверняка снова пришла какая-нибудь пакость. Она осторожно открыла блокнот и чуть не заскрипела зубами от злости.

Все страницы были сплошь исписаны тонким кривоватым почерком Поттера: «милая, прекрасная, божественная, женственная, очаровательная, чувственная...» Лили не стала читать все, но почему-то была уверена в том, что ни одно слово не повторялось. А в самом конце буквы так и прыгали, словно норовили соскочить со страницы: «ТЫ ПОЙДЕШЬ СО МНОЙ В ХОГСМИД?»

— Ты испортил мой блокнот, болван! — прошипела Лили, швырнув ставший бесполезным блокнот на стол, и устремилась в сторону спален девочек, намереваясь поискать что-нибудь другое, на чем можно будет записывать имена и проступки нарушителей. Мельком взглянула на Поттера — тот выглядел жутко оскорбленным и оттого еще более нелепым, чем обычно.

Уже у лестницы Лили вдруг оттаяла и вернулась за блокнотом.

— И никуда я с тобой не пойду, Поттер, — сердито добавила она.

Раздраженно сунув злополучный блокнот в карман мантии, она хлопнула портретом и зашагала по коридору. Чем дальше она уходила от башни Гриффиндора, тем тяжелее становилось у нее на душе. Прислонившись к колонне, она зачем-то оглянулась и вытащила на свет уже довольно потрепанный блокнот. Лили снова пролистала его и вздохнула. Вот бы Николас сделал для нее что-нибудь подобное!

* * *

— Не заценила, — выразил общую мысль Ремус, как только Эванс скрылась за портретом Полной дамы.

— Ну и дура, — хмыкнул Питер и тут же испуганно съежился, глядя на Джеймса.

Но тот пребывал в таких расстроенных чувствах, что на выпад в сторону своей обожаемой никак не отреагировал.

— Я что-то пропустила? — осведомилась Джой, вошедшая в гостиную практически сразу после того, как ее покинула Эванс. — Кто тут дура? Я лично знаю только одну, — хмыкнула она.

Судя по кислой мине Поттера, речь шла об одном и том же человеке.

Джеймс уселся за стол и принялся что-то чертить в пергаменте, сосредоточенно хмуря брови. Люпин бросил взгляд на часы и поднялся, заявив, что ему тоже пора дежурить, Хвост с унылым видом поплелся в библиотеку делать домашнюю по чарам. Марлин, деликатно прокашлявшись, потянула за собой и Блэка, но тот усадил ее к себе на колени и поцеловал в нос.

— Сириус, пойдем, — шепотом позвала Марлин, и до того дошло. Они тоже ушли.

Джой устало провела рукой по волосам, убирая челку назад. Она покосилась на Джеймса — тот, казалось, даже не заметил, что друзья разошлись кто куда. Решительно сев рядом с ним, Джой заглянула в его пергамент. Поттер изобразил там виселицу, а на ней болтающегося из стороны в сторону человечка, над головой которого вились мухи.

— Джеймс, — позвала она. Реакции не последовало. — Джеймс Сохатый Поттер, — настойчивее повторила Джой.

— Чего? — голос Поттера звучал так, словно он смертельно от всего устал.

Джой закусила губу.

— Не кисни, — она неуверенно улыбнулась. — Она того не стоит.

Он молчал.

— Правда, Джим. Посмотри на меня. — Он нехотя выполнил ее просьбу. Сердце Джой почему-то билось так сильно, словно она готовилась прыгнуть с тридцатифутовой вышки в ледяную воду. Глубоко вдохнув, она прыгнула: — Пойми, Лили Эванс — не единственная девушка в этом мире.

Она коснулась дрожащими пальцами его горячей руки, сжимавшей перо. Опустив глаза, Джой легонько погладила тыльную сторону ладони Поттера, и это словно отрезвило его. Он резко выпрямил спину и убрал руку. Пальцы Джой бессильно легли на деревянную столешницу.

— Для меня — единственная, — отрезал он.

Три слова хлестнули ее, как кнутом. Джой даже вздрогнула, но поднять взгляд на Джеймса все же решилась. Но лучше бы она этого не делала — он смотрел на нее так, что она поняла сразу.

Эванс — действительно единственная.

Поттер резко поднялся и, ссутулив плечи, ушел в свою комнату. Какое-то время Джой буравила невидящим взглядом стул, на котором он сидел, и перебирала свои волосы. Большие настенные часы в гостиной пробили девять часов. Оставаться здесь было невыносимо. Джой поднялась со своего места и пошла, куда глаза глядят.

В детстве родители часто оставляли ее дома одну, наказав домовым эльфам присматривать за неугомонной девчонкой, чтобы та ничего не вытворила. Поначалу Джой только запиралась в своей комнате и молча давилась обидой на родных, так равнодушно оставлявших ее в одиночестве, а потом уже привыкла и махнула рукой на собственные попытки добиться родительского расположения. Сейчас, когда она брела по слабоосвещенным коридорам этой чертовой школы, ей казалось, что на этот раз близкие люди покинули ее навсегда.

Остановившись, она что было сил ударила кулаком в стену, сдирая костяшки в кровь. В голове издевательски звучали слова Джеймса.

Для меня — единственная.

Ну почему она? Почему Эванс?

Джой прислонилась лбом к холодной стене. Стало чуть-чуть легче.

По коридору раздалось рассерженное цоканье чьих-то каблуков. Вдалеке полыхнула ярким пламенем рыжая шевелюра Эванс, которой здесь как раз не хватало для полного счастья. Джой присела на постамент за какой-то каменной вазой и отвернулась, чтобы не видеть эту идиотку.

Но уши заткнуть она не успела. За Эванс кто-то тащился, словно верный паж, вероятно, присутствие «телохранителя» здорово нервировало Эванс. Не выдержав, она обернулась к своему преследователю и хмуро скрестила руки на груди.

— Северус, долго это будет продолжаться? — надменно вопросила грязнокровка. — Ты таскаешься за мной по пятам каждый вечер. Уйди, пожалуйста, меня отвлекает и напрягает твое присутствие.

Джой закатила глаза. Этому коридору как раз не хватало еще одного влюбленного неудачника. Мерлин, да что они в ней вообще такого находят?!

— Лили... — промямлил Снейп, умоляюще глядя на нее.

«Ли-ли-и-и», — мысленно прогнусавила Джой. Бессилие уступило место раздражению и ярости.

— Уходи, Северус, — приказала Эванс. Не попросила, а именно приказала, словно досаждающей ее драгоценной персоне собаке. — Уходи, я сказала тебе все, что хотела, а сейчас оставь меня в покое.

— Лили, я... — он кусал губы и не решался поднять на нее взгляд.

— Минус десять очков Слизерину за нарушение комендантского часа, молодой человек, — отчеканила староста. — Если вы не вернетесь в свою гостиную в течение десяти минут, вычту еще пятьдесят.

Высказавшись, Эванс наградила его каким-то жалостливым взглядом и была такова.

— Какое убожество, Снейп, — вырвалось у Джой, когда рыжая макушка скрылась с глаз.

Снейп выглядел так, словно его поколотили дубинами размером со ствол Гремучей ивы. Он прислонился к стене и уставился на Джой, которая вышла из своего укрытия. Его глаза нехорошо блеснули в тусклом свете одинокого факела.

— Ты, — он буквально выплюнул ей это в лицо. — Какого черта...

— Такого, — хмыкнула она. — В этой сраной школе нигде нельзя побыть в одиночестве.

Желтое лицо Снейпа еще больше изуродовала презрительная гримаса.

— Так что тебя здесь держит? Или, может быть... — он проницательно прищурился, — не что, а кто?

Она равнодушно смотрела на него, вяло удивляясь метаморфозе, произошедшей с ним после того, как Эванс убралась куда подальше. С ней он выглядел потерянным и жалким, а вот наедине с Джой чуть ли не плевался презрением.

— Если ты и дальше будешь мямлить в присутствии своей грязнокровки, я засомневаюсь в твоем душевном здоровье. Неужели любовь настолько зла? — Джой была настолько взбешена всей той фигней, что в данный момент происходила в ее жизни, что была готова причинять боль всякому, кто попадался ей на пути.

Снейп, судя по всему, был настроен абсолютно аналогично.

— Скажи-ка, Пальмер, — его голос был зловеще мягок и спокоен, — каково это — быть жалкой подстилкой Поттера безо всяких перспектив?

В груди Джой что-то нехорошо взорвалось, образовав на том месте, где билось сердце, глубокую воронку. Она даже не подумала о волшебной палочке и, схватив замызганный галстук Снейпа, потянула его с такой силой, что лицо слизеринца оказалось на одном уровне с ее собственным. Кровь стучала у нее в висках, было лишь свирепое желание сделать больно, растоптать, унизить... Она еще сильнее потянула галстук на себя и впилась губами в сухие губы Снейпа.

Он, казалось, так оторопел, что забыл, как нужно дышать. По телу Джой медленно разливалось странное торжество, она лизнула верхнюю губу Снейпа и легонько укусила за нижнюю. От него не слишком приятно пахло полынью и еще какими-то ингредиентами для зелий, но ей было все равно.

Она оттолкнула Снейпа от себя с такой силой, что он врезался в каменную стену. У Снейпа был такой дурацкий вид, словно его только что поцеловал дементор. Джой скривила губы в усмешке.

— Попробуй сделать так, Снейп. Вдруг твоей любимой грязнокровке понравится.

Она развернулась, намереваясь уйти из этого Морганой проклятого коридора, но тут вслед ей раздалось тихое:

— Могу тоже дать тебе совет, Пальмер. Следи за своим языком, особенно в присутствии Поттера. Если, конечно, ему не плевать, чей язык брать в рот.

Джой налетела на его слова, как на невидимую стену. В голосе Снейпа не было абсолютно ничего, только серое, как пасмурное небо, равнодушие. Ей же хотелось просто пойти и утопиться. Вместо этого Джой обернулась и холодно улыбнулась слизеринцу, все еще подпирающему стену.

— А ты ничего, Снейп, — ухмыльнулась она, про себя добавив: «Мылся бы только почаще». — Если заслужишь прощение Эванс, я буду твоей вечной должницей.

По лицу Снейпа можно было отчетливо прочесть: «Этого только не хватало». Однако Джой, судя по всему, кроме него была единственной, кто желал, чтобы они с Эванс помирились.

* * *

Да что за хрень творилась с ними всеми в последнее время?!

В воскресенье утром Джеймс проснулся раньше всех из-за того, что из ванной доносился стук капель о дно раковины — Хвост снова не закрутил слегка протекающий кран потуже. Какое-то время Джеймс лежал на животе, обнимая подушку, но гулявший в комнате сквозняк заставил его с большой неохотой изменить положение и накрыться одеялом, которое комом сбилось в изножье кровати. Противное солнце слепило ему глаза, но оставаться в постели и дальше не хотелось. Поттер прошлепал в душ и включил воду, бессмысленно пытаясь оттереть с пальцев чернила.

Вскоре в комнате зашевелились остальные ее обитатели, в дверь ванной комнаты кто-то постучал. Джеймс наскоро вытер голову полотенцем и впустил все еще заспанного Ремуса. Тот всегда вставал раньше всех остальных, поэтому несколько удивился, встретив Джеймса с бритвой в руках в такую рань.

— Джим, все в порядке? — поинтересовался он, беря зубную щетку. — У тебя такое лицо помятое...

— Просто утюг сломался, — попытался пошутить Поттер, бросая взгляд на зеркало. Под глазами у него и впрямь появились мешки.

— Красавчик, — прокомментировало зеркало. Джеймс хмыкнул и занялся наконец бритьем.

Спал он плохо, несмотря на то, что лег в принципе рано. Он почти не думал о Лили и о том, как она в очередной раз отвергла его ухаживания. Сейчас все это как-то отошло на задний план, а в мыслях осталась только Джой. Когда вчера она накрыла его руку своей, он сначала не придал этому жесту внимания, они часто касались друг друга, что в этом такого... Но когда она заговорила, в ее голосе появились какие-то новые нотки, такие, каких прежде от нее ему слышать не доводилось. Джой будто умоляла его о чем-то, словно от этого зависела ее жизнь... А ее слова, сказанные тогда, окончательно внесли ясность, но легче от этого не стало.

«Лили Эванс — не единственная девушка в этом мире».

Кажется, эта фраза запутала все еще больше.

Больше всего это походило на неожиданные извинения, когда извиняющийся облегчает свою совесть, а ты не знаешь, что тебе теперь с этим делать — обида гложет по-прежнему, но теперь к ней прибавляется еще и чувство вины за то, что простить ты не можешь.

«Мерлин, почему именно я?» — думал он, смывая с лица остатки пены для бритья. В дверях показался всклокоченный Сириус. Конечно, он не преминул отметить странное выражение лица Джеймса.

— Блин, Сохатый, у тебя такая физиономия, словно ты в уме пытаешься вывести высшую трансфигурационную формулу превращения утконоса в...

— Бродяга, сделай одолжение, заткнись, — попросил Джеймс, перекидывая полотенце через плечо. — И так башка пухнет.

Сириус вытянул губы трубочкой и пожал плечами. Впрочем, у него был слишком понимающий вид, который никого не обманул.

Видимо, у Джеймса был такой мрачный вид, что Лили приняла его на свой счет и, поколебавшись, подошла к нему, когда Мародеры спустились в гостиную.

— Привет, — немного неуверенно произнесла она, — слушай, я вчера была несколько груба с тобой...

Джеймс вынырнул из своих размышлений о Джой и внимательно посмотрел на кусающую губы Эванс.

— Хочу извиниться, — продолжала Лили. — На самом деле мне было приятно читать то, что ты написал мне, просто у меня не было настроения и...

Джеймс коряво улыбнулся. А Эванс умела поднимать настроение. Особенно своим бестолковым видом.

— Ага, — кивнул он, глядя поверх ее головы, не появилась ли Джой в гостиной.

Лили тут же почувствовала, что мысли Поттера явно витают где-то в облаках. Она обиженно поджала губы, а в ее взгляде читалось: «Я вижу, ты не слишком-то и расстроился, так какого сраного дракла я тут распинаюсь».

— У тебя все в порядке? — задала коронный вопрос она.

А вот сейчас Джеймс уже начал раздражаться. Нет, задумчивый и вялый Джеймс Поттер — зрелище, конечно, диковинное, но если еще хоть кто-нибудь спросит его о том, все ли у него в порядке, он точно взбесится. И вспомнит про Левикорпус. И наорет на горе-сочувствующего, не стесняясь в выражениях. И...

В гостиную спустилась Джой.

— Привет, — как ни в чем не бывало поздоровалась она, проигнорировав, впрочем, Лили. Джой приподняла брови и открыла было рот, но Джеймс ее перебил:

— Да, у меня все в порядке, черт бы все побрал!

Он сам не понимал, почему так злится.

— Я заметила, — хмыкнула Джой. — Я только хотела сказать, что у тебя перо из подушки в волосах.

Она убрала тонкое розовое перо, мимолетно скользнув подушечками пальцев по щеке Джеймса. Все. Призрачная надежда на то, что ему все причудилось в приступе шизофрении, растаяла, как дым. Надув губы, Лили какое-то время топталась рядом с ними, а после взметнула завитыми волосами и ушла.

Джой не смотрела ему в глаза, как ни старался он поймать ее взгляд. Мимо них шли другие гриффиндорцы, направляющиеся на завтрак. Кто-то случайно толкнул Джеймса в спину, и пока полноватая четверокурсница, сгорая от стыда, извинялась перед ним, Джой тоже ушла. Покинув башню, Джеймс заметил ее макушку в толпе и в мгновение ока нагнал ее.

— Джой... — он пошел рядом, сунув руки в карманы брюк, — ты... м-м-м...

Он хотел было спросить, ничего ли она не хотела ему сказать, но передумал. Джой смотрела себе под ноги и была необычайно тиха. Это все сказало и без всяких дурацких вопросов.

У входа в Большой зал столпились хихикающие и показывающие пальцем на стену люди. Еще издалека были видны гигантские фиолетовые буквы, складывающиеся в слова: «ЛИЛИ, ПРОСТИ МЕНЯ! С.»

— Очень в твоем стиле, Джеймс, — усмехнулась Джой, равнодушно глядя на граффити. Профессор МакГонагалл сердито разгоняла толпу, ее ноздри гневно раздувались, а глаза перебегали с одного зрителя на другого, явно разыскивая художника.

— Так, Джим, у меня к тебе два вопроса, — рядом с ними нарисовался бодрый Блэк. — Когда ты успел обидеть Эванс и с каких это пор подписываешь свои шедевры «С»?

— Это не я, — Поттер, прямо сказать, обалдел, когда увидел слова, адресованные Лили.

МакГонагалл, судя по всему, думала иначе. Пробравшись сквозь галдящих студентов, она остановилась перед Джеймсом и возмущенно закудахтала:

— Просто безобразие, мистер Поттер! Как вы посмели разрисовать стену школы?! Я крайне возмущена, минус пятьдес...

— Профессор, да не я это! — возмущенно перебил МакГонагалл Джеймс. — Меня вообще-то не С. зовут и...

До него вдруг дошло, и он усмехнулся. Он смотрел на Лили, которая только что подошла к Большому залу и во все глаза разглядывала шедевр, чьим автором был нетрудно догадаться кто.

— А Нюнчик-то авантюрист, — шепотом хмыкнул Сириус. — Ну если Эванс и после такого его не простит...

— Почему если какая-нибудь выходка, то всегда думают на меня? — Джеймс обиженно плюхнулся на скамейку и потянулся за булочкой. Он украдкой следил за Лили, которая завтракала с такой скоростью, словно опаздывала на самый важный в жизни экзамен. По ее лицу было трудно что-нибудь прочесть, только красные щеки и шея выдавали дикое смущение гриффиндорской старосты. Снейпа за слизеринским столом не было. Оставалось надеяться, что МакГонагалл уже установила его авторство и увела к себе для вынесения приговора.

Лили поела и пулей унеслась из Большого зала, провожаемая заинтересованным шепотками. За столом Рейвенкло кто-то истерически заорал ей вслед:

— Лили, ты должна простить С.!

Большой зал взорвался хохотом, даже Дамблдор понимающе улыбнулся в свою бороду. Только слизеринцы сидели с кислыми рожами — ну конечно, этим дружба Снейпа с маглорожденной Эванс как кость поперек горла. Джеймс скривился, когда сделал глоток слишком кислого компота.

— Кто бы это ни сделал, он очень романтичный, — вещала какая-то третьекурсница с Хаффлпаффа.

Джеймса чуть не стошнило, когда он вообразил себе Нюниуса в окружении розовых лепестков и с мандолиной в руках. Сириус, услышав реплику хаффлпаффки и согласные восклицания других девчонок, чуть не подавился овсянкой.

— Слушайте, давненько мы слизеринцев не дрессировали, — Сириус положил руки Джеймсу и Ремусу на плечи. Последний хмыкнул.

— Только без членовредительства, — попросил он.

— Есть идеи? — поинтересовался Джеймс.

— Ага, — хмыкнул Сириус и подбросил на ладони небольшой коричневый мешочек. — Бородавочный порошок!

— Ну я же просил, без членовре...

— Лунатик, выключи зануду.

— Ладно, пошли, все равно заняться нечем, — махнул рукой Люпин.

Прачечная располагалась на первом этаже. Вход был замаскирован большой статуей русалки, покрытой таким толстым слоем пыли, словно ее никто не касался уже лет двести. Эльфы предпочитали аппарировать в помещение сразу. Внутри все сияло такой чистотой, что слепило глаза. Прачечная была длинной комнатой, по своим размерам уступавшей разве что Большому залу и кухне. Вдоль стены стояли корзины с грязной одеждой, помеченные именем каждого студента. На другом конце комнаты были полки с уже выстиранными вещами.

— Нюнчику побольше насыпь, Бродяга, — посоветовал Хвост.

— Ты издеваешься? — хмыкнул Джеймс. — Вещи Нюнчика в прачечной отродясь не бывали...

— Что-то есть, — Сириус, сморщив нос, разглядывал содержимое полки, помеченной именем Северуса Снейпа. Там лежали несколько пар застиранных носков и две рубашки. — Неудивительно, что он никогда не стирает штаны; судя по всему, они у него в одном экземпляре.

Питер захихикал. Сириус сыпнул немного порошка на одежду слизеринцев.

— В последний раз мы на втором курсе так развлекались, — проворчал Джеймс.

Сириус внимательно посмотрел на него, скрестив руки на груди.

— Что-то ты мне не нравишься, Сохатый, — заявил он.

— Если бы я тебе нравится, я бы забеспокоился, Бродяга, — он сам себе, признаться, не нравился. Если так и дальше пойдет, то рано или поздно он превратится во второго Нюниуса. От такой перспективы сделалось совсем кисло. — Ну что ты там копаешься?!

— Сейчас, — бормотал Сириус, вытряхивая остатки порошка на чью-то юбку. — Не знаю как вас, а меня эта Амбридж до скрежета зубов бесит.

Долорес Амбридж в этом году стала старостой школы и не упускала случая снять с Мародеров баллы, заслуживали они того или нет. Видимо, не забыла то заклятие-подножку на первом курсе. Особенно почему-то доставалось Ремусу, который с Амбридж частенько виделся на собраниях старост. До остальных она, судя по всему, просто не могла добраться.

Вечером в окно гостиной постучалась незнакомая сова. Марлин впустила ее, и птица приземлилась на колени Джеймса. К ее лапке был привязан светло-коричневый конверт. Сириус, подбрасывающий драже Берти Боттс в воздух и пытающийся поймать их ртом, бросил одну конфетку Джеймсу, которую он протянул почтальону. Сова в мгновение ока склевала угощение и была такова.

Поттер распечатал письмо и принялся за чтение. В камине трещали догоравшие поленья, сонные гриффиндорцы желали всем спокойной ночи и уходили в свои комнаты. Сердце Джеймса сдавило железными обручами. Только плохих новостей из дома ему не хватало для полного счастья...

— Что случилось? — осведомился проницательный Ремус. Сириус перестал валять дурака и внимательно посмотрел на друга.

— Мои дед и бабка скончались от драконьей оспы. Меньше суток назад, — отозвался Джеймс, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

В конверте были еще какие-то бумаги, но просматривать их не хотелось. И ежику понятно, что там копии дедова завещания и каких-нибудь родовых документов. Друзья угрюмо молчали, и Джеймс был благодарен им за это.

«Интересно, Лили простила Нюниуса?» — почему-то подумалось ему.