С самого начала (джен)

Все в этот день шло как обычно. Лето уже вступило в свои жаркие права, но в Министерстве это не имело никакого значения — пейзаж за окном настойчиво убеждал, что на улице — зима. В архив сотрудники заглядывали не больше трех-четырех раз в день, поэтому большую часть времени Альбус с Томом находились там одни, время от времени перебрасываясь парой слов, рассказывая друг другу угаданные по строгим аврорским документам анекдоты, а таковых было немало. В остальное время между ними царила сонная тишина, поэтому, когда Дамблдор услышал полузадушенное "Альба…" — вздрогнул. Обычно Том называл его по фамилии, без всяких "профессор" или "сэр", но так — только про себя.

Альбус подошел и заглянул через плечо. Стандартное дело четвертой категории, сроки от полугода до трех, со специальными литерами — "группа", "родственники". Обычный аврорский сухой язык: темномагическое заклинание, маггловское поселение, пострадавший, память откорректирована, вызов на заседание… Дальше шло интересное: сопротивление работнику отдела Магического Порядка, потребовалась группа поддержки для задержания… Скользнув глазами дальше Альбус увидел то же, что и Том: Марволо. Один из двух Гонтов, проходящих по делу. Альбус сел рядом, подвинул к себе свиток, поправил очки и стал читать внимательнее. Гонты оказались отцом и сыном. Сын любил безобразничать — и с магглами, и министерскими работниками за темным заклинанием в карман не лез. Да и старший был не намного лучше, но получил всего полгода, а младший провел в Азкабане три. Альбус взглянул на дату — шестнадцать лет прошло.

— Они давно дома.

— Если не продолжили в том же духе.

— Если свиток лежал отдельно, то нет. И где у нас дом? — Альбус подумал, что шутка у него не вышла, в ушах зазвучало "где-то есть мой дом", и Том тогда сказал это серьезно. — Прости.

— Малый Хэнглтон.

Дальше они оба пока не знали, что говорить. Альбус еще раз взглянул в начало свитка.

— Старина Боб еще работает здесь. Думаю, будет неплохо поговорить с ним, может, вспомнит что-то интересное. Попробую взять воспоминание целиком, если он согласится.

Том молча кивнул, глядя скорее в пространство, чем на лежащий перед ним документ. Альбус встал и отправился на поиски нужного отдела.

Получить воспоминание оказалось проще, чем рассказ — Огден торопился на очередной вызов в Лютный переулок, пришлось поместить полученное в первую попавшуюся склянку с притертой пробкой и вернуться за Томом — посмотреть воспоминание они могли только в школе.

Том оставался немного заторможенным, пока они не переместились в кабинет Альбуса.

— Ты… боишься? — а как еще было разморозить это молчание.

— Да.

"Честно? Ничего себе. Том, ничего страшного сейчас не случится."

"Это вы так думаете. Смотрите один, только ничего мне не говорите. Потом я."

Альбус выполнил просьбу, даже не предполагая, что ждет его там. "Так нельзя", — хотелось сказать ему позже, — "Том был готов увидеть нечто, могущее изменить его жизнь, у него было хоть полчаса, чтобы подготовиться, а у меня — нет". Альбусу показалось, что он выпал из воспоминания, хватая ртом воздух. После слов Марволо: "На камне вырезан герб Певереллов!" — он вряд ли разобрал хоть одно слово в разговоре, даже в те моменты, когда участники переходили на английский. Часть на парселтонге ему почти не далась, он не был способен разобрать на слух и без подсказок такой эмоциональный и сложный разговор. Только одно лицо — слишком знакомое, чтобы его не узнать — осталось в его памяти.

Самый яркий из когда-либо виденных им снов начал сбываться: Том наследует Камень Воскрешения рано или поздно, в нем достаточно способностей, чтобы через несколько лет стать великолепнейшим дуэлянтом и с поддержкой своего первого Дара Смерти победить Гриндельвальда и получить второй. А его способность очаровывать людей подарит ему когда-нибудь Плащ-Невидимку. Более чем возможно. А кое-кому другому в этой комнате остается только помочь и умереть.

Том, видимо, рассчитывал быть успокоенным Дамблдором, который обычно хранил спокойствие даже там, где другие его теряли. Не тот случай — Том испуганно моргнул, увидев покрасневшее лицо, однако махнул рукой, останавливая объяснения, и нырнул в думосбор сам, оставив Альбуса собирать самообладание из осколков.

Предоставленное воспоминание любезно начиналось у обычного деревенского столба с указателями, объяснявшими любому проходящему, какого направления придерживаться, если он хочет попасть в Большой Хэнглтон, а какого — если в Малый. Таким образом, не приходилось сомневаться, что место действия соответствует обещанному. Но вот человек, стоявший перед этим указателем, не походил на работника министерства. Совсем. Его нелепая одежда состояла из ряда совершенно несочетаемых между собой вещей. Проходя каждый день по коридорам Министерства Магии с Альбусом, Том ничего подобного ни на ком не видел. Так мог одеться только человек, находящийся не в своем уме. Ну, еще, может быть, если ему нужно было моментально одеться, выбирая одежду в груде чужих, незнакомых вещей. Было совершенно необъяснимо, как маг мог отправиться общаться с другими магами в таком виде, если только не хотел их оскорбить. Кажущаяся нелепость ситуации говорила о том, что Том еще слишком много не понимает в магическом мире.

Между тем Боб Огден, если это был он, выбрал дорогу к Малому Хэнглтону и быстро зашагал по ней. Том последовал за ним. Как обычно бывает, на сельской дороге, окруженной зарослями, сложно ориентироваться, пока не окажешься на возвышении; когда это наконец случилось, Том увидел зеленую долину, дно которой было усыпано крошечными домиками. Взгляду не за что было зацепиться внизу, кроме маленькой белой церквушки, поэтому ничего не оставалось, как смотреть прямо перед собой — на дом на другой стороне долины, на холме. Скорее даже не дом — поместье, окруженное лужайками и садом. У Тома не возникло сомнений в том, кто должен жить там и, следовательно, куда ему предстоит отправиться, но попытка повернуть вниз не увенчалась успехом — он мгновенно оказался в сгущающемся тумане, теряя опору под ногами. Его проводник шел не по этой дороге, он не помнил, что должно быть тут. Тому пришлось вернуться, ориентируясь на то, что мир вокруг него должен вновь стать ощутимым, почти реальным.

Это привело его вслед за Огденом к крошечному покосившемуся домику, который скорее угадывался, чем выделялся на фоне зелени; стены его давно потемнели, а крыша заросла мхом, но не дом привлек внимание. Огден уже сцепился прямо перед его дверью с каким-то бродягой, косматым, косоглазым и грязным. Нет, все же не бродяга — этот человек владел хибаркой, перед которой они сейчас спорили, и требовал, чтобы гость убрался, настаивая, что тот не приглашен. Не слишком вежливо, но в своем праве.

Огден отказывался выполнить требование. Повторив несколько раз "я вас не понимаю", он заставил Тома осознать нечто совершенно невероятное. Тот, кого от прозвища бродяги отделяла только покосившаяся хижина, говорил на парселтонге.

В книгах часто пишут, что знание озаряет как удар молнии. Том никогда не испытывал молнию на себе, его сравнение было бы более прозаическим: он мог бы сравнить это ощущение с ледяной водой, полившейся на затылок. Подобное случалось в приюте: подогретой воды не хватило — и тебе моют голову водой из крана, чуть теплее льда. В глазах темнеет на несколько секунд, тебе не холодно даже — ты просто каменеешь, ничего не чувствуя затылком. Как-то так. Ледяная вода, полившаяся за шиворот, не заставила бы его вздрогнуть так сильно: это — потомок Слизерина?! Имя Марволо, пусть исключительно редкое, могло быть совпадением, поведшим по ложному следу, о чем Том уже не раз подумывал в течение своей прогулки, но парселтонг простым совпадением быть не мог. Это — его родственник.

Тем временем змееуст с внешностью бродяги перешел от шипения к делу, наложив на Огдена какую-то гадость, заставившую того упасть и схватиться за нос. Заклинание на парселтонге — Том не знал ни одного, но эта особенность не сделала колдовство более стойким, поскольку через пару минут Огден снял пренеприятный насморк обычным невербальным Finite Incantatem.

Но это произошло позже, а пока дверь дома распахнулась, чтобы выпустить еще одного из его хозяев — Том уже не мог делать вид, что не понимает, кто это. Морфин и Марволо Гонты. Сухие строчки аврорского досье стали живыми людьми.

Старший Гонт, в отличие от Тома, без колебаний признал в Огдене посланца Министерства, заставив сына заткнуться и уйти в дом. Тихо и тоже на парселтонге.

Огден, однако, не захотел выпускать Морфина из виду и потребовал, чтобы его пустили в дом тоже. Разговор, несмотря на смену представителя от Гонтов, снова приобретал оскорбительный для Огдена оттенок, но Том только скривился, когда Марволо начал рассуждать о чистоте происхождения и деревенских носах — в его устах любая попытка придать себе значительности, унизив собеседника через его статус крови, выглядела насмешкой над всеми чистокровными, более того, сделала для Риддла любой задранный по этому поводу нос карикатурой на здравый смысл.

Тем временем Марволо, не подозревая этого, продолжил знакомить внука с правилами семьи Гонтов — "мы не читаем писем", и с внутренним убранством фамильной резиденции — "мы давно не заботимся ни об обстановке, ни об уборке". В приюте было намного чище и намного уютней. Если Том еще надеялся, что внешняя часть дома — не более чем обманка для посторонних, то теперь глаза должны были убедить его в обратном: в доме было три грязных комнаты без единой книги. И девушка.

Том искал человека по имени Марволо как отца своей матери, значит, ничего не было бы ясно, пока он не нашел бы его дочь. О ней не было ни слова в документах аврората — еще одна надежда, что все это чудовищная ошибка. Но девушка не была ошибкой, она стояла у плиты и что-то помешивала. По-видимому, она и была его матерью.

Том впился в нее глазами: даже самый благосклонный человек не назвал бы ее внешность приятной, но это не было неожиданностью. То, что она не владела элементарными заклинаниями, задело гораздо сильнее. Этого просто не могло быть. У нее была сила, но ни малейшего представления, как ей пользоваться. Вместо того, чтобы суетливо выполнять приказы своего отца, это его голову, а не горшок она должна была хорошенько треснуть о стену — Том на ее месте поступил бы именно так. Уж сквибом, как назвал ее Марволо, она точно не была.

Огден, видимо, тоже был возмущен тем, как Гонт относится к дочери, но у него было другое дело — вызвать Морфина на разбирательство. И снова ему пришлось столкнуться с уверенностью семейки Гонтов, что законы к ним не относятся. В качестве доказательства он использовал нечто, привлекшее внимание Тома и, несомненно, Альбуса когда это воспоминание смотрел он: Гонт оказался владельцем кольца Певереллов, ни больше, ни меньше. Хотя бы смятение Дамблдора стало понятно.

А потом стало понятно и все остальное: Меропа влюбилась в маггла, а ее семейка совсем этого не одобрила, брат заклял его так, что министерству пришлось вмешаться и устранить последствия, а отец, узнав обо всем, добавил ругани и побоев. Все это выглядело отвратительно. Огден, снова пытавшийся за нее вступиться, оказался лицом к лицу с двумя врагами и вынужден был спастись бегством. Воспоминание на этом закончилось.

* * *

Том вывалился из думосбора таким же потрясенным, как Альбус, но тот за прошедшие полчаса успел взять себя в руки, и его сознание теперь было окружено непробиваемым щитом. Это, конечно, не имело смысла, так как Том понимал причину. Нужно было, начиная разговор, сразу дать понять, что защищаться не нужно, но… Альбус явно не хотел этого, невозможно было представить, как он отреагирует, поэтому Том решил, что ответ пока будет симметричным — он тоже недвусмысленно защитит свое знание о камушке Певереллов и посмотрит на реакцию. В конце концов, у него своих проблем хватает, да и разочарование было слишком жестоким. Можно было даже попробовать перестать быть безучастным зрителем и выпустить то, что должен был бы ощущать на его месте обычный человек, не контролирующий себя так, как привык он.

— Я пытаюсь понять, что увидел, но некоторые вещи… не могу объяснить. Расскажите, что увидели вы, и какие выводы сделали.

Дамблдор без возражений принял игру.

— Хорошо, я попробую, но и мне, в свою очередь, нужна твоя помощь, потому что не все разговоры на парселтонге я понял. Итак.

Том закрыл глаза, чтобы не видеть, только слушать. Спокойный, сдержанный тон Альбуса успокаивал, но не мог уничтожить смысл слов, которые перечеркивали бы все его детские фантазии и мечты — о семье, своем доме, могущественных волшебниках-предках, семейных секретах, старинных библиотеках. Если бы они у него были.

— Только не врите и не утешайте. Мне не нужно, — именно так сказал бы на месте Риддла разочарованный ребенок.

— Хорошо, — Альбус понимал, что это жестоко, но знал также, насколько правильнее будет сейчас сделать так, чтобы Тому пришлось самому защищать тех, кого они увидели. — Твои предки по линии Слизерина неважно одеты и живут в довольно печальных условиях. Хижина, язык не повернется назвать это место домом, стены заросли мхом, крыша наверняка протекает — видел, какие в ней дыры?

— Сначала я думал, что это иллюзия для чужих, — перебил его Том, — ведь на Хогвартсе есть такая, говорят, что магглы видят на этом месте развалины.

— Магглы, мой мальчик, — заметив, как пылают щеки Риддла, Альбус постарался убрать из голоса и тень иронии, — я бы мог создать такую иллюзию для мага и продержать ее несколько часов, но поддерживать постоянно — нет. Я бы мог поверить, что есть подобные чары неизвестной мне силы, все же Основатели были великими магами, но внутри мы не увидели ничего противоречащего виду снаружи. И то, что Гонты попали в Азбакан невероятно глупо — не выдумка.

Том кивнул.

— Итак, мы видели моего деда, мать и дядю…

— И отца.

Глаза Риддла распахнулись, в них плескалась ярость.

— Вы с ума сошли, они брат и сестра, вы не можете думать…

— Да нет же, я о Томе, о Томе Риддле, по-видимому. Невозможно было не заметить, что он похож на тебя как две капли воды. Вернее, ради справедливости, ты похож на него. Я был несказанно удивлен, увидев тебя там, на коне. Понадобилось мгновение-другое, чтобы понять, кто это на самом деле.

— Всадник? Тот, кто болтал о том, что здесь живут сумасшедшие? Я на него даже не посмотрел, когда Огден, убегая, в него врезался, — сказал Том растерянно. — Вы считаете, это был мой отец?

Том бросился обратно к думосбору, нетерпеливо подцепил воспоминание палочкой, чтобы попасть сразу в нужное время, и отправился разбираться с тем, чего не заметил первый раз.

Вернулся он в еще худшем настроении, чем в первый, если бы это только было возможно.

— Теперь все понятно, Альбус, вы заметили как раз то, на что я сам не обратил внимания, и добавили в мою цепочку недостающее звено.

— Я тогда уже перестал понимать, что говорят Гонты, поэтому только и оставалось, что смотреть во все глаза. Теперь объясни мне.

— Хорошо, это просто, если соединить с тем, что нам известно еще из документов. Началось с того, что Меропа влюбилась в маггла. Ее брат узнал об этом и бросился пакостить — проклял ее избранника, этим нарвавшись на Аврорат. Марволо и Морфина забрали, на полгода она осталась одна. Вот что мы узнали.

Альбу подхватил нить истории, теперь многое действительно стало понятно:

— За эти полгода Меропа Гонт вышла за Риддла-старшего замуж, и через некоторое время родился ты.

— Откуда вы знаете, что вышла? — это было более чем сомнительно, между ними пропасть, с какой стороны не посмотри.

— Ты носишь фамилию Риддл не только потому, что она тебе ее дала, но и в документах Хогвартса, а это значит, что ты был законнорожденным ребенком.

— А через полгода Марволо вернулся из Азкабана, и все разрушилось. Заставил ее уйти, как думаете?

— Похоже, ты прав. Даже если она смогла управлять магглом, перед отцом была бессильна, — продолжил Дамблдор, — а его отношение мы уже видели.

— Она должна была жить в доме на холме, но даже крепость не спасла бы ее, если она не научилась толком колдовать.

— В каком еще доме?

— Вы разве не заметили его по дороге? Красивое кирпичное поместье. Мужчина, катающийся на лошади в летний полдень, мог жить только там. И это значит… — Том замолчал, его мысли были заняты Марволо Гонтом, превращаемым в фарш.

— Нет, она никогда не жила в доме на холме, все было не так, — Альбус увлекся загадкой, было действительно интересно по тем крохам, что они узнали, достроить остальное. — Меропа, знавшая своего отца ничуть не хуже нас с тобой, через полгода должна была быть уже далеко от Ганглетонов, скорее всего, она старалась бы затеряться со своим мужем в мире магглов, о котором ее родственники не имеют понятия…

— А потом с ним могло что-то случиться, или он мог ее бросить, рассмотрев, а вернуться ей было некуда.

— Слишком много догадок, логичных, конечно, но мы не узнаем, как было на самом деле, пока не поговорим с ними всеми.

Тому показалось, что в голосе Дамблдора прозвучало что-то странное, слово "поговорим" было произнесено слишком мягко. И в то же время так, как будто это — вопрос решенный.

— С ней уже не поговорим, — прошептал Том в ответ. "В какую игру вы пытаетесь сыграть, а, Дамблдор? У вас очень плохо получается, потому что вы сами себе сейчас противны. Почему бы не попробовать что-то другое, что со мной сработает лучше? Почему вы не решаетесь?"

— И никогда не узнаем, как ей это удалось, если она не в состоянии донести горшок до стола. Да уж, показать бы некоторым студентам, что случается с людьми, из поколения в поколение отказывающимися от образования.

— Не смейте и думать! Какой бы неумелой она ни казалась, ей удалось стать хозяйкой дома на холме, — Том упорствовал в своей идее, потому что этот дом ему чем-то очень понравился. — Кто, как не маги, должны были владеть им!

— Она не стала хозяйкой. Разве я тебя не убедил?

— Если и так — она попыталась. Даже такая. Пусть этот способ женский, но и магический — для магглы с такой внешностью он был бы невозможен.

— Хотел бы я узнать, как. Может быть, подобие твоих способностей? Тебе учитель не понадобился.

— Может быть. Но мне показалось, она варила не еду, а зелье. Мешала аккуратно и шевелила губами, будто считала.

— Может, и так: амортенция — достаточно простое зелье, если не думать или не знать о том, что запрещенное...

Том закрыл глаза, думая о Меропе.

— Она единственная в этом доме, чья жизнь имела хоть какой-то смысл, направление.

— Ты не должен так легко ставить на них крест. Они твои по крови, и не их вина, что они такие.

— На кой они мне, что они мне…

— Ты пытаешься увидеть, что они могут дать тебе, и не видишь. Попробуй взглянуть наоборот: ты многое можешь дать им. Все, что может дать образование; хотя бы понимание, что глупо нарушать закон и попадаться. Ты не можешь просто забыть о них.

"Да вы мне и не позволите, верно? Слишком важно вам иметь там своего человека." Том усилил щиты, боясь, что его гнев сейчас вырвется на волю. Надо было уходить немедленно.

— Хорошо, я к ним съезжу. Только сейчас мне надо побыть одному.

Выходя, он громко хлопнул дверью.

Звук получился оглушительным, но он был лишь слабым отголоском той ярости, которая сейчас бурлила в Риддле, мешая прочесть, что именно он думает и что его так злит. Красивейшая защита сознания, построенная из одних эмоций. Но Альбус мог и сам обо всем догадаться, имея свой опыт в том, как больно, когда ты обнаруживаешь, что общие правила к тебе и твоей семье неприменимы.

Отец Альбуса был очень строгим человеком. Он требовал ежедневного отчета обо всех поступках от каждого из троих своих детей и всегда — об их причинах. Мотивы тоже должны были быть благородными: нельзя было хотеть интересного или вкусного только для себя — нужно было всегда думать о брате и сестре, и о родителях тоже; нельзя было учиться ради похвалы — надо было желать полезных знаний. И так далее, и тому подобное, а потом его отец убил трех мальчишек-магглов. Альбус так и не смог узнать, что произошло на самом деле — его сестра Ариана вернулась домой в невменяемом состоянии, отец поговорил с ней и ушел, потом вернулся и снова заперся с ней в ее комнате, а через два часа за ним пришли авроры, и домой он больше не вернулся — был осужден на десять лет и умер в Азкабане. Альбус, приученный отцом всегда находить оправдания для других, а к себе быть строгим, хотел бы найти оправдание для него, но ни в одиннадцать, не в девятнадцать так и не смог проникнуть в воспоминания Арианы — в ее сознании в этом месте была тьма. Самое ужасное, что через месяц он поступил в Хогвартс и был распределен на Гриффиндор — не самое лучшее место для сына магглоненавистника, к которым причислили его отца. Гриффиндор, кроме всего прочего, был факультетом смельчаков, поэтому многие, от сверстников до декана, не боялись спрашивать его, осуждает ли он старшего Дамблдора или сочувствует. Боль, которую Альбус испытывал, когда требовалось принять это решение, не прекращалась. Он не смог быть снисходительным к человеку, который приучил его всегда судить себя.

И теперь Томми. Как в зеркале. Ребенок неизвестного происхождения, попавший на Слизерин, где почти каждый ставил знак равенства между чистотой крови и личным потенциалом. Том, пытаясь во всем быть лучшим, возможно, старался доказать этим, что тайна его происхождения не содержит плохой крови, он хороший, чистый. А теперь он вынужден убедиться, что его магическая кровь без примеси маггловской имеет крайне отталкивающее воплощение, каждый из Гонтов был, несомненно, слабее и глупее Тома Риддла младшего. Только как ему теперь быть? Если он позволит своим убеждениям измениться, все, что он делал раньше с таким старанием, потеряет всякую ценность, и все друзья отвернутся от него. Вряд ли он осмелится, а значит, рана будет незаметна окружающим, но снова и снова открываться и кровоточить.

Забыв о своих делах, Альбус размышлял о том, как собственные травмы позволяют видеть подобное в других, не подозревая, что то же самое происходит по другую сторону зеркала. Только Томми никто не учил быть снисходительным к чужим слабостям.

* * *

Нечего было и думать идти в спальню и пытаться лечь спать — сегодня не удастся сесть, не то что заснуть. Магия бурлила внутри, опустевший после отъезда студентов Хогвартс гулко отзывался.

Коридоры замка мелькали, оставаясь неузнанными. Том удивлялся сам себе: одна его часть яростно желала спалить все вокруг, устроить настоящий тарарам, такой, как у него в голове, вторая часть хладнокровно искала место, пригодное для этого, но не находила. Разве что спалить класс зельеварения, надеясь, что в шкафах для ингредиентов найдется что-нибудь по-настоящему горючее. Но подземелья с лабораторией Слагхорна остались где-то далеко внизу, поэтому Том заскочил в первый попавшийся класс, захлопнул дверь, наложил заглушающие чары. Странно, он совершенно не узнал помещения. Пыльные столы посредине и книжные шкафы вдоль стен. Много. Для обычного класса слишком много книг. Еще одна библиотека? Здесь, на восьмом этаже, и он ничего не знал до сегодняшнего дня? Тем хуже для нее. Нужно было выплеснуть, выговорить, нет, выкричать все, что сегодня случилось. А потом что-нибудь поджечь.

— Альба…

Голос будто взрывной волной раскидал столы в стороны.

— Я так давно мечтал, так давно хотел… увидеть тебя настоящим. Увидел, Альба. Пытаешься быть правильным, — Том выкрикивал имя раз за разом, будто наслаждаясь его звучанием, — но не получается, черта с два ты лучше меня. Когда мы пришли домой, когда пришло время смотреть на родителей, я вдруг испугался. Ненадолго, но я отправил тебя в думосбор первым, хотел увидеть твое лицо перед тем, как смотреть самому. Хотел увидеть, каким ты вернешься. Но когда ты вынырнул, я сначала решил, что ты сошел с ума. Слепое лицо и набат внутри — "Камень, камень, камень… Камень, камень, камень…" Потом ты начал бороться, постарался взять себя в руки, неважно у тебя получалось. Постарался задушить этот голос внутри, потом хотя бы спрятать за щитами. Ну, теперь я понял, что ты неважный окклюмент — у тебя не получилось, я все равно это слышал.

Том запрыгнул на ближайший стол, с него перепрыгнул на другой, создавая как можно больше грохота. Потом сел на крышку, не думая об испачканной пылью мантии, и запрокинул голову, глядя теперь прямо в потолок.

— Думаешь, ты стал собой? А сам хотел свой камень, как я в одиннадцать хотел губную гармошку. Только не выйдет у тебя, мне кажется. Я, когда хотел, шел и брал, заставлял отдать и забыть, заставлял выкрасть для себя что угодно. А ты даже не попросил, не посмел, не захотел себя выдать. Испугался себя. Ну почему, Ал? Почему ты просто не скажешь, что я нужен тебе там, нужна моя помощь? Зачем ты стал подбирать слова для меня? Я им нужен?! Чушь. Ты подумал, мне не понравятся такие родственнички, думал, я великих темных магов хочу в предках — да нет, хотя таких облезлых образин тоже не ждал. Ты все равно пошлешь меня, и прекрасно это знаешь, — это и было самым обидным.

Столы пришли в движение, устремились в центр комнаты, сталкиваясь и с грохотом ломая друг друга, поднимая столбы пыли, как в автомобильной аварии.

— И теперь я знаю, чего хочу — я хочу посмотреть в твои глаза, когда ты увидишь его у меня на пальце. Я хочу это увидеть. Альба, пожалуйста…

Легкое дуновение за спиной. Том обернулся. В дверях стоял Дамблдор, ошеломленно осматривая разгромленный класс. Ну вот, великолепные, созданные специально для огня высоченные шкафы так и останутся несожженными.

— Будете ругать? — голос после крика почти не слушался, превратившись в хриплый шепот.

— Нет, — Альбус отрицательно покачал головой. — Это я не должен был отпускать тебя в таком состоянии.

— Как вы нашли?…

— Интуиция, шестое чувство. Или замок счел нужным разбудить меня и привести сюда, Том.

— Не называйте меня так. Я всегда ненавидел это имя, теперь — тем более. Такой же, как я, но без магии — это вызывает отвращение, ничего не могу сделать.

— Хорошо, мой мальчик. Пока так?

— Да, вам можно так.

— Все серьезно, ты собираешься официально менять имя?

Том поморщился.

— Через министерскую писанину — нет, наверно. Но для своих я придумаю что-то другое.

— Ты должен знать, что имя, данное по правилам и при таких обстоятельствах, менять нельзя, разве что анаграмма…

— Хорошо, что-нибудь придумаю, позже.

— Не стоит торопиться, может быть, все не так ужасно, как ты думаешь. Цепь недоразумений, о твоем существовании могут вообще не подозревать.

— Вы считать умеете? — Том прекрасно контролировал себя, почти весь его гнев впитали сломанные им столы и стулья. — Гонтов посадили летом двадцать пятого года, я родился в последний день двадцать шестого. Марволо вышел через полгода, у него был почти год, чтобы найти свою дочь. Магия крови…

— Для того, чтобы ее использовать, нужны ровно две вещи — тот, кого ищут, должен колдовать, и вторая — тот, кто ищет, должен многое уметь, — теперь Альбус поморщился от необходимости обсуждать запрещенные разделы магии. — Ты видел в том доме хоть одну книгу?

— Все равно, — Том отвернулся, — даже она была не нужна. Я — тем более. Сын маггла.

— И последний Гонт. Даже как полукровка ты…

— Дамблдор, вы что, совсем ничего не поняли?! Спорю на сто галлеонов против сикля, что они меня выставят. Для вас, даже для чистокровных, может быть, и важнее, что я наполовину Гонт, а для них это не будет стоить ничего, они Гонты — целиком. Ну да, где вам думать о таких мелочах — вы заняты своим.

Альбус заметно покраснел. Том продолжил:

— Вообще ничего не заметили, кроме своего колечка? Думаете только о том, как бы его заполучить, — в голосе отчетливо зазвучала издевка, как Том ни пытался изгнать ее оттуда. Лучше бы Альбус дал ему закончить то, что он начал тут делать, несожженные эмоции сделали поворот разговора слишком неожиданным и очень грубым.

— Ты о чем? Впрочем, это совершенно не твое дело.

Взяв неверный тон, да еще получив отпор, Том уже не мог остановиться, он был слишком взвинчен для этого.

— Очень интересно послушать, что вы собираетесь делать.

— Поговорить, прежде всего. Никогда не стоит строить плохих предположений, пока есть еще место для хороших. Может быть, они согласятся одолжить кольцо на время или продать.

— А у вас хватит денег купить?

— Я не беден, у меня есть сбережения. В конце концов, можно продать дом… половину дома, если честно, вторая принадлежит моему брату. Может быть, им хватит. Но это не будет первым же предложением.

— А начать вы планируете с того, как важно это колечко для победы над Гриндельвальдом? Будет отлично. Надеюсь, ваш домик не намного меньше Букингемского дворца, и в дальнейшем его половины хватит, чтобы оплатить месячную аренду, — Том громко рассмеялся. — Оно будет вашим, но иначе.

— Это не твое дело, я справлюсь сам, — повторил Альбус.

— Я уже в деле. Вы были не в состоянии скрыть свой восторг. Вы получите его только так, как я думаю, и никак иначе. Я сделаю это для вас. Не обманывайте себя: ни попросить на время, ни купить его у вас не получится. Есть только два пути: мой — простой и ведущий прямо к цели, и ваш — правильный, но никуда не ведущий. Нужно просто выбрать между тем, чтобы достичь цели и тем, чтобы только попытаться, оставшись со своим правильным поступком, но без кольца. Выслушайте меня, не отшатывайтесь так…

— Нужно выбрать между простым и правильным, значит? Я слушаю, — Альбус до боли сжал скрещенные в замок пальцы. Он догадывался, что сейчас услышит.

— Я погорячился насчет себя одного, вы нужны. То, что мы видели — готовый сценарий, их двое, поэтому мы тоже должны идти вдвоем. Оборотка, деревня, изобразим отца с сыном и напомним аврорату, что магглов мы, Гонты, не любим. Можно и к моему отцу наведаться, если он жив, это будет самое лучшее, заодно посмотрю на него. После этого у вас будет минимум полгода для вашего плана.

— Нет, Том, ничего такого не будет.

— Я же просил!

— Возможно, ты прав, а возможно — нет. Поэтому ты дашь шанс каждому из них объяснить, что случилось и почему. Ты хотел дом и своих, я не дам тебе упустить это.

— Хорошо, сначала я схожу к ним один.

— Это мне тоже не слишком нравится. Два темных мага…

— Вот как? Значит, вы не рискнете не только сотней галеонов, но и отпустить меня одного считаете слишком опасным? Мне этого достаточно, чтобы понять ваше отношение. Вы сами знаете, что говорить с ними — пустая трата времени.

— Это не так. Просто мне кажется, что им нужно больше времени, чем ты собираешься им дать.

— Им придется довольствоваться этим. У них всех было по пятнадцать лет. Вы же как-то нашли меня, поэтому не говорите больше свое "невозможно". Но я поговорю сначала, раз вы так настаиваете. Если Гонты меня примут, придумаем что-нибудь другое, если нет — действуем по плану. То же и с магглом. Но вы должны верить, что в любом случае я играю на вашей стороне. Потому что я ждал их, а пришли вы.

Альбус старался найти еще аргументы, но Том оборвал разговор, сам не догадываясь, насколько больное место заденет:

— Вам придется согласиться и взять немножко ответственности — вы же хотите победить Гриндельвальда до того, как его магглы проиграют. У вас не так много времени.

Альбусу пришлось принять удар. Том был неправ в том, что времени мало — война в России пошла по наихудшему для русских сценарию. Альбус и не предполагал, какой чудовищный вред нанесет, просто оставив исполнителей Министерства завершать его работу, предоставив им, таким образом, выбирать время снятия империо. И конечный размер ущерба. Даже если решение принято Министром или коллективно высшими чинами, теперь все, что происходит на Восточном фронте — его вина.

Что значат несколько лет в жизни двух магов по сравнению с возможностью исправить историю? По сравнению с тем, сколько жизней лежит на другой чаше весов — ничего. И тут Том был прав — Альбус возьмет на себя еще и это. Ему, честно говоря, не было жалко Гонтов, но вот Томми… Мальчик предложил ему слишком много. То, что его заставило, можно было бы назвать даже страстью, но слишком неумелой и безжалостной, полностью состоящей из желания взять верх, получить контроль. Над Альбусом Дамблдором. Непозволительно — если бы не другая чаша весов. Что ему делать? Еще один разговор о том, что любить можно иначе, ничего сейчас не даст.

Том, уходя от задумчивого, но пристального взгляда, спрыгнул со стола и направился к ближайшему из шкафов, чтобы рассмотреть книги. Обложки выглядели до странности одинаково потрепанными, без каких-либо записей на корешках. Том взял одну из них в руки и с изумлением обнаружил, что она состоит из пустых, хотя и пожелтевших как от времени листов. И соседняя, и следующая, взятая наугад, тоже. Он показал свои находки Дамблдору:

— Как это понимать?

— Задай этот вопрос себе — зачем в Комнате Необходимости тебе понадобилось столько пустышек, похожих на книги. Все, что здесь находится, создано по твоему желанию. Не знал, что легенда об этом замечательном хогвартском артефакте уже дошла до вашего поколения, и ты умеешь вызывать ее.

— Я и не умел, хотя легенду где-то слышал. Это действительно она?

— Разумеется. Комната, которая становится такой, как просишь. Нужно пройти мимо нее три раза, думая о желаемом, чтобы ее увидеть.

— Либо мне хватило одного раза, либо я ходил кругами. Что вполне возможно.

— Мне было сложнее. Я знал, где она и как ее вызвать, но мне нужно было хотя бы примерно угадать, что пожелаешь ты. Пойдем спать, уже поздно.

— Дайте мне десять минут.

Альбус понимающе кивнул:

— Подожду в коридоре. Осторожней с огнем.

Оставшись в одиночестве, перед тем, как выпустить адский огонь и попробовать управлять им, Том подошел к одному из шкафов и положил первую попавшуюся из книг-обманок в карман. Во-первых, хотелось проверить, можно ли отсюда что-то вынести; во-вторых, он уже почувствовал, как здорово было бы иметь место для мыслей, которые не стоит открывать другим. Если получится, пустые страницы, созданные Хогвартсом специально для него, примут их, эта Комната Необходимости всегда будет с ним.