Новые маги (джен)

Неестественно чёткий белый коридор, столь же холодно освещённый. Разноцветный блеск заклятий — две сражающиеся и два наблюдателя.

— Стоп. Ага, вот она, — велела Атика. Схватка замерла. Лучи зависли размытыми вспышками, щиты застыли неясно окрашенными линзами и плёнками. — Здесь. Посмотрим на неё.

Вдвоём они с Атикой отошли от Атики-воспоминания к её противнице в серебристо-серой мантии. Конкретно в этот момент одно из заклятий Атики пробилось сквозь Сферу Тайны и ещё два скрывающих барьера, плотной дымкой окутывающих лицо. В следующий миг они восстановятся, но сейчас маленькая прореха открывала прядку медных волос, выглядывающих из-под капюшона.

— Загадочная, всё-таки, вещь — Омут Памяти, — задумчиво произнёс Альбус. — Загадочная штука — наша память.

— Ты ведь интересовался Омутами, их происхождением? — спросила Атика, с интересом наблюдая, как Дамблдор лёгкими жестами обводит фигуру противницы в трёхмерный сетчатый контур. Аккуратно выделяя и искривляя линии, Альбус в пару минут добился максимально плотного прилегания. При этом он постоянно делал странные жесты — то ли дирижировал незримым оркестром, то ли нажимал на невидимые кнопки — а фигура из воспоминаний то становилась чётче, то размывалась.

— И продолжаю интересоваться, — он продолжал что-то делать, словно художник, несколькими уверенными мазками меняющий всю картину. — Определённо, они созданы не для упорядочивания, просмотра или показа воспоминаний — для этого есть менталистика. Знаешь, с тех пор как я нашёл ответ, никогда не пренебрегал расширением кругозора. Никогда не следует приуменьшать значение банальной эрудиции.

— Буду иметь в виду, — сухо согласилась волшебница. — Так зачем они нужны?

— Знаешь, что такое компьютерная графика? — Альбус продолжил делать что-то непонятное. Сквозь потускневшую фигуру просвечивали разноцветные линии, которые старый чародей искривлял туда-сюда, чего-то добиваясь.

— Немного, — призналась Атика. — Я больше интересовалась абстрактным, математическим программированием. Знаю, что графика бывает растровой и векторной. Первая реальней, вторая мне ближе — фигуры представляются формулами.

— Пока нет уверенности, в каком конкретно формате представляются воспоминания Омута, — в результате очередной манипуляции рядом с изображением Атикиной противницы появился схематический силуэт светящихся линий. — У нас есть доступ только к интерфейсу, но не к системной части.

— Омут Памяти предназначен для редактирования воспоминаний, — сделала вывод волшебница.

— О, не совсем, — улыбнулся Дамблдор. — Право корректировать память принадлежит искусству менталистики. Омут предназначен для художественной редакции.

— Для… художников? — приподняла она бровь.

— Именно, — несколько… кликов? Схематический силуэт начал наполняться плотью женской фигуры. — Ещё этот графический редактор может быть полезен для криминалистов, необходимые инструменты встроены. Современное использование для безопасной передачи воспоминаний и совместного просмотра на правдивость — забивание гвоздей микроскопом, — казалось, он читает лекцию. — Безусловно, совместный просмотр предусмотрен — ведь художник или следователь может работать не один. Конечно, можно различить подделку — ведь это художественный редактор, воображению девяносто девяти процентов менталистов такой точности никогда не достичь.

— Художник-менталист — нечто очень маловероятное, — согласилась Атика. — Значит, сейчас ты…

— Составляю фоторобот этой женщины, — подтвердил Альбус. — У нас весьма неполная информация, но… программа? Эта программа позволяет вытащить мельчайшие детали. Даже по отголоскам ментальным, магическим и духовным можно многое реконструировать. А у тебя слишком точное восприятие. В итоге, — несколько жестов, и перед ними стоит голая женщина, несколько нечёткая, но вполне запоминающаяся, — у нас есть фоторобот не самого низкого чина в Синем Ордене.

— Если её не ликвидируют после операции.

— Маловероятно, что кто-то, кроме меня, и знает о возможностях Омута, и может предположить, что знаю я, — покачал головой Альбус, завершающим кликом делая черты лица более выразительными, рельефными. — Примерно так. Образ следует запомнить и передать всем нашим.

— Яркая женщина, — молвила леди Сей-Тиор, разглядывая.

Медные, чуть завивающиеся пряди спадали до плеч. Лицо выразительное — Альбус продемонстрировал, как будет выглядеть улыбка, хмурость, прищур. Невысокий рост, плотное телосложение. Далее Дамблдор сменил диапазон и продемонстрировал отфильтрованную от заклятий и щитов магическую ауру, затем верхний слой ментальных щитов и, напоследок, едва различимый духовный отпечаток.

— Маскировки на ней… — прокомментировал директор Хогвартса.

— И так сойдёт, — решила Атика. — Пойдём, узнаем, что там накопали Дентон и Десмий в руинах базы.

— Вторая нить чуть левей, — Николас следил, как Гарри учится Шали, поправляя. — Взмах палочкой шире. Так, лучше. Теперь покажи второе и третье движение.

Гарри почти рефлекторно взмахнул палочкой, резко дёрнул вниз, окатив снег серебристыми искрами. Он устал, но был доволен собой. Упросил Николаса показать целое плетение и не самое простое. В итоге должно было выйти нечто много сильней «тэледелло» и гораздо лучше пропускающее собственную магию.

— Пока правильно, — Гарри непроизвольно улыбнулся подтверждению. Комплексные чары для незримого расширения пока не получаются, так хоть плетение получится. — Смотри внимательно. Начинаешь с первого движения, потом второе, чуть смещаешься влево, — Николас медленно и изящно проделал сказанное. — Далее третье, смещается ещё левее и к себе, а затем идёшь противоходом, три-два-один, вправо от себя, вправо и вправо, — мальчик запоминал контур ритуала.

— Теперь руны. Приоткрой щиты. Вот эту комбинацию, — висок кольнуло, когда алхимик передал символы со значением. — В начале, дальше каждому движению соответствует своя руна плюс руна связи. Вот так, — ещё один укол, побольней. — Перед противоходом надо вот так закрепить или якорь — себя, человека, предмет, — или по относительным координатам и размеру ограждаешь место. Противоход аналогично прямому ходу. Окончание вот так, — ещё одна череда рун, голова потяжелела, будто кто-то одел шлем. — Выполнять всё синхронно и чётко. Силу выделять вот так, — ещё одна последовательность, на этот раз величин и окрасов магии соответственно рун и жестов. — В итоге должно получиться примерно так, — шесть переходящих друг в друга взмаха, секунда — и шесть нитей многажды делятся, окутывая Фламеля, будто одежда. — Пробуй.

Рука безукоризненно исполнила первое движение, сознание идеально вытолкнуло первый образ-символ, вот второе движение, третье, чтобы…

— Ой! — вскрикнул Гарри, когда десницу окатил хоровод колючих шипучих искр. Рука онемела, палочка полетела в снег — мальчик рефлекторно подхватил её левой.

— Неплохо для первого раза, — поощряюще кивнул внимательно наблюдающий Фламель.

А вдали пришедшая в себя Эммелина и Пернелла готовились к следующему вторжению в зону аномалии, что-то негромко обсуждая и колдуя.

Тиха пустынная ночь. Двое замерли на высокой дюне в ледяной неподвижности. Для одного, высокого мужчины, в белой хламиде с глубоким капюшоном, эта неподвижность была чем-то естественным, другая же, в неизменной кроваво-алой мантии, казалось куклой, подвешенной за ниточки. Но вот Атика встрепенулась, привычно спутала волосы, так и норовящие уложиться в безупречную причёску, обратилась к мужчине:

— Начинаем, Олег?

— И вам привет, леди, — чуть криво улыбнулся он. — Рано ещё. Наши будут минут через десять. А вы уже готовы?

— Ещё как, — Сей-Тиор, глядя куда-то в низину, которая выделялась из окружающего ландшафта — слишком ровно лежал песок, слишком маленькие дюны. — Потерплю.

— Потерпите? — заинтересовался Олег. — Что потерпите?

— Развращает, — сухой ответ. — Чувствуешь себя ходячей артиллерийской батареей.

— Вам не импонирует это чувство? — удивился он. — Мне рассказывали, «потрясающе» — это преуменьшение.

— Нет, — она резко повернулась — он дёрнулся, давя не то попытку отпрянуть, не то боевые рефлексы. В лунном свете черты лица Атики казалось резкими, дисгармоничными, огонёк в глазах придавал демоничности. — Это иллюзия. Твои рассказчики — плохо кончат.

— Иллюзия? — он поднял бровь. — Вы не правы, Атика. Иллюзия — это когда средненький волшебничек считает себя пупом земли. Вы же — одна из тех, кто ставит магический мир наравне и выше «простого». Кто сможет, если придёт нужна, защитить от ядерного удара, вирусного оружия или регулярной армии? Только такие, как вы. Великие и творцы, не…

— Хватит! — ярко горящие глаза и давление, не ментальное, но скорее — духовное. — Из таких речей и получаются Гриндельвальды, — её голос чуть смягчился. — Такая мощь непозволительна. Ты не представляешь, вампир, к чему может привести полномасштабная, не с оглядкой на Статут о секретности, война. Её не будет.

— И чтобы её не было… — было видно, что вампиру немного не по себе.

— Да. Только ради этого, — отрывисто кивнула она. — Сколько там ещё?

— Секунда, — он прислушался чему-то незримому. — Уже. Раньше успели.

— Тогда начнём, — Атика окинула взглядом неестественный кусочек пустыни и воздела руку.

Никогда прежде Атика не применяла свои силы в таком масштабе. С момента той, давней, но не забытой войны, прошли века. Максимум, что ей требовался, легко покрывался боевой векторной магией и отточенным набором чар. При умелом применении — а уж опыта ей доставало — этого хватало и для штурма хорошо защищённого волшебного замка, и для взятия маггловской военной базы, усиленной магами, и для побед над мастерами дуэли, включая великих магов. Её текущее могущество было даже избыточно — и несколько заржавело. Бой с Усгаором и той вампиркой, Младшей Матерью Вероникой показывал это наглядно, а неудача с базой Синего Ордена подвела итог.

Не хотелось, ой как не хотелось расчехлять смертоносные знания и умения. С той поры прошло так много, что большинство боевых ритуалов категорически устарело — она доводила их до современного уровня на коленке. Не устарело главное — тактика и стратегия. Ну… почти. Технологии Ордена и специфика операции требовали некоторой подгонки.

Первой и основной областью волшебства для Атики являлась ритуалистика. Её род — род ритуалистов, и родовой талант достался ей, вершине уходящего вглубь веков генетического отбора, сполна. Талант — и интерес. Вместе они продвинули чародейку на самый верх мастерства, к единицам лучших ритуалистов её родины — а затем и выше, в короткий ряд гениев, открывших нечто невероятное. А затем открытие низвергло её в пропасть, на грань жизни и смерти — долго же она приходила в себя на Элайе.

Ритуалистика — это даже не подход, подобно матричному или рунно-диаграммному. Ритуалистика — это половина магии. Не больше, и не меньше. В сущности, есть только три возможности колдовать. Во-первых, можно сделать это напрямую: заключить энергию в тесные рамки структуры. В простейшем случае получается вектор. В сложном — векторные чары. В наиболее сложном — комплексы чар, притом автономные во всём, кроме, быть может, возобновления энергии.

Достоинства и недостатки прямого метода исходят из его сущности: чем более сложные, быстрые, мощные чары ты хочешь сотворить, тем больше силы воли и объёма внимания на это потребуется. Соответственно, прямой метод требует от чародея двух развитых компонент: воли-сознания и воображения-ощущения. Первую компоненту называют контролем. Степень развития контроля определяет, насколько быстро, сложно и сильно творится магия. Вторая, менее очевидная, выделенная в разгар Нового Времени компонента отвечает за то, из каких, собственно, элементов и какими, собственно, способами маг будет комбинировать свои чары. Этот аспект назвали тонкостью.

Естественно, у контроля и тонкости есть обратная воздействию и, в то же время, от него неотделимая сторона — восприятие. Неотделимая — потому что маг не может воздействовать на то, что не в силах ощутить. Таким образом, контроль отвечает за чёткость и объём волшебства, который способен ощутить маг, а тонкость — за набор ощущаемых элементов, от самых «грубых» до самых «тонких». При этом контроль и тонкость мало коррелируют друг с другом: маг мог творить потрясающе сложное и сильное… и потрясающе грубое чародейство. Или — слабое, долгое, но при этом выходящее за власть большинства, неощутимое, простое, но точное.

Этим и исчерпывается прямой подход к волшебству. Маг ощущает энергию, маг может образовывать из неё элементы, маг способен объединять эти элементы в чары, а чары — в целые комплексы. Просто. Естественно. И чрезвычайно невыгодно.

Если сравнивать, то прямой подход подобен чистой технологии. Для людей на самой заре их развития технология заканчивалась каменные топорами, грубыми шкурами и разведением костров. Это не так уж и мало, вот самое главное технология обеспечить была не способна. Если воду, так или иначе, можно было «создать» даже в пустыне, откопав в специально выбранном месте колодец, то еду приходилось заимствовать из природы ещё долго, не говоря уж о таких вещах, как продолжение рода. Потому, несмотря на знание каких-то основ прямого метода, на первых парах господствовала ритуалистика.

Корни ритуалистики скрыты в самой природе первобытного мышления, а архетипах и знаках, в странной слитности, неотделимости явления от называния, имени от предмета, символических действий от реальных. В определённом смысле, первобытные, затем древнейшие и просто древние маги обладали большим могуществом, чем современными. Само их мышление, более синтетическое, чем аналитическое, позволяло столь глубоко отожествлять одно с другим, что сам мир вокруг точно верил, что это так. И изображение пронзённого копьём оленя вело к непременной удаче в охоте, смешение крови меняло генетический код — братство не просто символическое, но полное — а длинная формула заклятия, медленная и торжественная, когда маг-шаман-жрец желал стать и становился проводником чего-то большего — могла рушить города и двигать горы.

Действенность ритуалистики идёт с тех стародавних пор, когда первый символ первого мага был намертво впаян в саму ткань мироздания. О сущности процесса спорят до сих пор, но ясно одно — представление-воля любого чародея отражается в духовном, ментальном и магическом плане, прежде всего, информационно. Повторяя одно и то же представление, можно связать — для себя, группы людей или кого угодно — любой мыслимый «рефлекс». Говоришь мысленно «умри!» и представляешь смерть врага? Будь осторожен, если обладаешь даром колдуна. На двухсотый раз враг может почувствовать недомогание. А после года постоянных повторений — умереть. Простейший ритуал, слово и действие.

В чистой ритуалистике не требуются ни контроль, ни тонкость — то есть, вообще никак не требуются. Достаточно яркого мышления и знания необходимой ритуальной системы. Сила, скорость, мощность и прочие аспекты контроля? О, за тебя потрудились поколения волшебников, буквально вдалбливая в ткань мира нужные реакции. Твоя задача, ритуалист, лишь активировать их. Нажать кнопку. Подобно притче о слепцах и осле — дёргать осла за хвост с точно рассчитанной силой и продолжительностью. Элементы, их доступность и недоступность? Сила воображения не знает границ, составители ритуальных систем добавляют в них всё, что угодно. Никакого восприятия ритуалистика не даёт, разве что специализированными ритуалами — но оно и не нужно. Более того, восприятие может мешать, нарушать единство значения и значимого — слабое место, в которое ударил ритуал, мешающий колдовать Гермионе.

Разумеется, чистые ритуалы столь же неэффективны, сколь и полностью прямой подход. Если второй требует обучения столь длительного, какой не могли позволить себе древние маги, да и тогда не позволял сотворить аналог произвольного ритуала, то первый поражал медлительностью, требованием особого мировоззрения и мировосприятия… опять-таки, длительного обучения, на этот раз — последовательностям ритуальных действий.

Подобно тому как предки не отказались от животных и растений в пищу, но одомашнили их, подчинили технологии, маги не отказались от ритуалов, но подчинили их чёткому порядку и расширили волевой вариативностью прямого волшебства. Именно так появилась современная магия, целое, большее, чем просто сумма частей. Нет, и чистая ритуалистика, и чисто прямая магия остались, заняли свои ниши, но в массе своей современные заклинания суть малые ритуалы, сцепленные с прямыми волеуказаниями и выстроенные в систему, универсальную и эффективную.

Ну… в теории всюду универсальную и всюду эффективную. На практике — множество различных систем, из которых рядовой маг уверенно владел только одной, более продвинутый — двумя-тремя, искусный или знающий — примерно десятью. Можно и больше, если не ограничивает время, да только излишне. Десяти хватает и великим магам. Великим магам, не специализирующимся на ритуалистике. Атике этого оказалось мало. Она создала и продолжит создавать Та-Рету. Всё более и более идеальный проводник её воли, одновременно кодифицирующий формы прямой магии и описывающий заклинания чистой ритуалистики — а также всё промежуточное. В теории.

Атика вырвалась из хоровода мыслей, по внешнему времени — считанных секунд, и сосредоточилась. На коже вспыхнули красным начертанные собственной кровью символы. Она вся была ими покрыта, пят до лица, не считая того, что её тело, в каком-то смысле, являлось воплощёнными знаками. Руны, иероглифы вспыхнули — далёко-далёко, в заранее подготовленном ритуальном зале, им вторили многочисленные узоры.

— Итак, вот что мы имеем, — Пернелла явила перед всей экспедицией иллюзорную схему, закрывшую собой костёр, вокруг которого и собрались. — Это «стихийное» разложение. Насколько его воспринимает Эммелина, наш единственный специалист по стихийной магии.

— Специалист — скажешь то же, — Вэнс взмахами палочки подправила схему. — Объясню, что я вижу. Наша аномалия — это сама аномалия и великое заклятье вокруг него. Вот это, — многоцветный узор, охватывающий по большей части бело-синюю схему, стал чуть ярче, — заклятье. Это, — подсветилась большая часть схемы, состоящая из областей разной доли прозрачности, — его последствия. И, наконец, — белый шарик со знаком вопроса в геометрическом центре леса, — аномалия. Судя по тому, что я чувствую, заклятье неким образом вытягивает из аномалии энергии и использует её на защиту как от посторонних, так и планеты от аномалии, — она запнулась, будто не была уверена, стоит ли продолжать.

— Эммелина, ¬— выразительный взгляд Пернеллы.

— Возможно, я ошибаюсь, но часть стихийной энергии уходит вглубь планеты и выплёскивается на поверхность равномерно, — дорассказала Вэнс. — Отсюда и похолодание.

— Кто-то решил убить всё живое? — предположил Николас. — Или, напротив, растянул эффект, чтобы дать время эвакуироваться?

— Это только гипотеза, — отметила Эммелина, убирая иллюзию. — Чтобы узнать больше, надо добраться до ядра заклятья, до самой аномалии.

— А как? — поинтересовался Гарри. — Там же те снежные духи и… — пауза на формулировку, — агрессивный магический фон.

— И действительно, как? — поднял бровь Фламель.

— Э-ле-мен-тар-но, — по слогам пропела Луна.

— Это её идея, — улыбнулась Пернелла. — Мы аппарируем.

— А разве там нет защиты? — немедленно спросил Гарри.

— Нет, — хмыкнула Эммелина. — Поиск по резонансу и… — бросила взгляд на Пернеллу.

— Мой личный ритуал познания, — молвила та.

— …и ритуал Пернеллы, — продолжила Вэнс, — результата не дали. Такое ощущение, что местные вообще аппарации не знали.

— Это возможно, — наморщил лоб Фламель. — Вспомни родину Атики. Их боевая магия даже по сравнению с настоящим — могущественна. Но ни следа трансфигурации и аппарации. Миры развиваются по-разному, — он вздохнул. — Ты собираешься брать с собой Луну, угадал? А я вытащу её, если что, Гарри будет ждать здесь?

— Нет, Николас, — молвила Эммелина. — Безопасность детей — моя епархия. Вытащу их я — если они не смогут вытащить себя сами.

— Сами? — Фламель приподнял бровь, недоумевая вместе с Гарри. — Неужели Гарри умеет аппарировать?

— Я умею, — загадочно улыбнулась Луна.

— Ещё как умеет, — хихикнула Пернелла. — Наша Луночка аппарирует не хуже двухсотлетнего вампира. Бесшумно, парно и тройкой, без всяких ритуальных поворотов на месте. Гарри она переместит без проблем. Поэтому в этот раз ему можно оправиться с нами — Ник, с тебя подбор защитных зелий, мы с Эммой подумаем над защитой.

— Почему вы так уверены, что им ничто не грозит? — нахмурился Фламель — Гарри уловил словно бы дымку лёгкого раздражения — не зря смотрел в глаза, один из приёмов, показанных Атикой, сработал на рефлексах.

— Я потратила предсказательный ритуал, — ответствовала Пернелла. — В течение полусуток их жизнь вне опасности. Я же не Атика, чтобы рисковать почём зря. Итак, Николас, с тебя зелья.

Фламель кивнул, но было видно, что он возражает против авантюры. И первым делом он бесцеремонно ухватил Вэнс за рукав плаща и повёл в сторонку.

Кровь горит. Её сила кипит. Простёртая рука — и нити смысла вереницами символов стремятся сквозь сознание, наполняясь мощью. Граница между силой, символами и её волей призрачна. Она ткёт кружево, заплетая в него саму реальность. Здесь и сейчас власть — это она.

Барьеры падают в мгновение ока. Ровный песок оказывается, на самом деле, несколькими дотами и пусковыми ракет, засыпанными сантиметров слоем. И — бронедверь под металлическим колпаком. Марево защитной магии окутывает объект — недолго, впрочем. Где-то в немыслимой дали гаснут ритуальные конструкты, гудят вихрями света накопители энергии, испаряются целые котлы, полные крови.

Она — вершина, фокус, воплощение многодневной, в чём-то и многолетней работы. Офицер командного центра. Силой мысли она листает диаграммы и схемы, сковывающие грандиозный волшебный комплекс, активирует, задаёт параметры, направляет. Точь-в-точь, как когда-то давно, стоит на острие, собственно, она — это остриё.

Невыносимое удовольствие, ужасное наслаждение, страшащее могущество, каждая клетка тела и вся периферия сознания наполнена волшбой, волшбой смертоносной и не очень. Как на той войне. Только сейчас большая часть подготовки выполнена под её личным контролем, а сила… силы больше. Противник — иной.

Раз за разом отрешается она от болезненного экстаза проходящих через тело и душу ритуалов и чар. Раз за разом давит холодную ярость, такую привычную и такую опасную. Нет. Просто спокойствие, пусть и усталое. Делает свою работу.

«Надеюсь, не придётся повторять это часто, — думает она. — Призраки… слишком близко».

Щиты на амбразурах заливает жёлтым пламенем. А затем в казематы врывается вода. Тяжёлая, чёрно-серебристая, похожая на ртуть. Жидкость, буквально пропитанная тёмной энергией, проедающая, подобно кислоте, материалы, заклятья, людей… или сносящая их своей сокрушительной массой. Изначально — совместное творение ритуалистов, алхимиков и водных стихийников, позже целиком переложенная на ритуальную основу.

— Аирт таолим, — шепчет она формулу. Просто так. Ведь текущий ритуал подготовлен заранее. «Аирт таолим» — второй её инструмент массового поражения на той войне. Чаще всего хватало «исв сайтртс», огненно-силовых плетей, полных энергии светлой. Но бывало, когда брали укрепточки, когда сталкивались с аналогичными штурмовыми отрядами, когда ломали городскую оборону — требовалось что-то потяжелее. Более медленно и менее гибкое. Не меч, но молот, а подчас — таран.

Доты сдались слишком быстро. Дежурные в них солдаты гибнут, от тел остаются только скелеты, да и те перемолоты гремящей водяной массой. Песок сносит, открывая сталебетон со стационарной артефактной защитой. Защита не успевает развернуться — или время реакции на вторжение слишком велико, или даже включение ручное. В любом случае, сейчас от неё остаются только внутренние щиты, последняя линия внешней обороны, рассчитанная на артобстрел, бомбардировку, тяжёлые заклятья. Не на «тёмную воду», которой без разницы, что разъедать. Но зачем сносить всё и вся, если достаточно убрать стальные плиты, закрывающие вход?

Пять секунд — и верхние укрепления перестают быть. Ещё секунда — на взлом входа. Никакой тонкости, только грубая, сокрушительная мощь. Позади тенями следуют вампиры с Олегом во главе. Пусть. Их работа настанет позже. Прыжок, недолгий полёт на векторных чарах, опять-таки, проецируемый издалека — не зря она считается мастером пространственно-временной магии, не зря — и шаг в тёмную дыру проеденной бронеплиты.

Руки-эффекторы вперёд — волна ритуалов за волной. Оборона базы? Автоматические пулемёты, направляемые чарами, просто не работаю. А у чисто технических отказывают схемы — упорядоченная работа электронов невозможна в условиях сильной магии. Но это место рассчитано на многое. В стенах замурованы боевые артефакты на крови. Стоит пройти меж ними чужому — разряжаются ритуалами. Около неё разливается сияние щитов. Глаза закрыты — восприятие с помощью ритуальной системы с якорем, опять же, на её теле. Руки кровоточат, и запах крови полнит воздух.

Взмах, и очередной человек падает безвольной куклой. Она проходит мимо, и вампиры уносят бессознательного. Половине, должно быть, понадобятся целители. Были и мёртвые. Проецируемую мощь трудно рассчитывать. Даже ей.

Ритуал, дарующий чувство объёмной вибрации — целый новый орган чувств! — улавливает очередной взрыв. Когда же до них дойдёт, что активировать порталы в ритуале пространственного резонанса — смертельная глупость? Привыкли, верно, к столь удобной эвакуации. А уж аппарацию она запретила в самом начале.

Очередная бронедверь. Река под ногами стартует быстрейшим потоком. Вспышка ломающихся щитов, скрип, грохот — она проходит дыру в человеческий рост. Водя стелется следом, по полу, по стенам, по потолку. И не только здесь. Она чувствует всю воду, наполняющую бункер. Ещё дверь. И ещё. И ещё. Турели. Разрядка ослепительными вспышками чар. Это ещё что? Левую руку попросту срезает. Вода встаёт колеблющимся щитом, кипит. Лазерный луч — вот что это такое. Идеальное оружие — попробуй успеть закрыться, если мыслишь не со скоростью света. Но не от многих метров воды, температурой которой, между прочим, можно управлять.

Три секунды взламывает она последнюю линию обороны. Кожа трескается, внутренние органы… да, это тело ещё держится, но хватит его ненадолго. Трещины закрываются — всё-таки, это не просто тело, но практически овеществлённый ритуал с неограниченной регенерацией. Сложнее с нервной тканью, особенно с мозгом, однако она — больше душа, чем тело.

Можно даже сказать, что это тело не способно выдержать её силы. Это, модифицированное, улучшенное тело. Так недолго додуматься и до сравнения с аватарами богов. Глупость, конечно, и зазнайство. Ещё на пару минут хватит.

Последнюю дверь она взламывает иначе. Аура силы уходит, она вызывает более тонкие инструменты, коих также в достатке. Здесь и здесь изменить, тут подкорректировать, этот параметр подкрутить на максимум, эту форму лучше задать вручную, среди шаблонов нет требуемого — активация! Каскад чар впивается в защиту, находит уязвимые места, пробивается к управляющим контурам, подчиняет, отключает, перераспределяет… это ещё что? Дублированная система самоуничтожения? Отключить! Не отключается? Сжечь! И эту тоже. И эту хорошо бы. А теперь, на случай ещё одной, незамеченной, стазис и в пространственный пузырь всё это место. Разбираться будем позже.

Тело лопается там и тут. Системы регенерации не могут восстановиться и самих себя. Что же, вампиры забрали всех живых. Пару стационарных порталов по пути она собрала. Теперь подозвать ближайшего вампира, отдать ему три про-пузыря, подождать, пока отойдёт, и можно активировать последнее. Взрыв! Взрыв — и вокруг привычное пространство духа.

…накинула тело, уже привычно влезла в нервную систему, сконфигурировала ауру, вошла в резонанс с магией крови, восстановила активные ментальные и духовные щиты… устало откинулась на кресле. Призвала стакан. Наполнила горячим чаем из стазис-камеры, заменяющей холодильник. Обжигая горло, выпила в пару глотков. Чуть расслабилась.

Никогда не хотела она становиться великим магом. Никогда не намеревалась вершить чужие судьбы. С лихвой хватило ответственности той войны, гибели соратников — один за другим, а она выживала. Живучая она. Но надо идти. Не стоять на месте. Она не может остановиться. Остановка равносильна смерти. Нельзя не принять ответственность. Нельзя бросить всё и удалится на вековую медитацию. Сомнения, усталость, тень давней боли — расклеилась. На виду — сильная, спокойная, а здесь, где не бывает никто, кроме неё, можно побыть самой собой.

Это уже не маска. Сухая, всегда уверенная, азартная женщина — она сама. Но и та маленькая мечтательная девочка, что сидела, сжавшись, в укромном уголке библиотеки, уткнувшись в любимые книги — она всё ещё жила. И будет жить. Как образец, как память, как начало, как часть её «я». Опять война. На сей раз — невидимая обывателям, но от того не менее значимая, не менее ожесточённая. Маленькая девочка плакала где-то в глубине души, а Атика Сей-Тиор с силой разбила стакан о стол, полюбовалась на капли крови, вдохнула боль, убеждаясь, что ещё жива, залечила раны и резко встала. Не стоять. Двигаться. Только вперёд.