Проснувшаяся красавица (гет)

Маленький комаришка кружился в прохладном летнем теньке и жалобно попискивал. Это была самочка нескольких дней отроду, но она уже многое успела: улететь с вонючего болота посреди леса, увидеть солнце и даже встретить своего комара. Хотя всё произошло не так, как представлялось в пору безрадостной жизни на болоте, она не жаловалась. Да ей и некогда было: если она сейчас же не добудет той солоноватой красной жидкости, о которой говорили сёстры, то все её дети умрут, так и не родившись. Надо было рискнуть. К тому же человек не выглядел опасным: глаза его были закрыты, и он почти не двигался. А ещё человек был очень тёплый и пах так…маняще. Поэтому она наконец отважилась и подлетела к нему. И уже расслабившись и собравшись вдоволь напиться, чтобы еды хватило всем её детям, маленькая самочка не заметила, как солнце заслонила какая-то тень…

Геллерт достал платок и вытер испачканную руку. Он не любил комаров. Точнее, он вообще не любил насекомых. Ему казалось ужасно неправильным, что кто-то маленький и невзрачный может так досаждать тому, кто в разы сильнее его. В первую же ночь у Батильды он перестрелял из палочки всех мух, которым вдруг вздумалось жужжать у него над ухом и мешать спать. С этим комаром он поступил бы также, но его могли увидеть маглы, будь они неладны. Так что пришлось опять испачкать руки.

Это был уже четвёртый комар, убитый Геллертом за всё то время, пока он торчал на веранде Альбуса, ожидая того. Альбус, однако, до сих пор не пришёл, и это притом что прекрасно знал, насколько Геллерту не нравится ждать…

Снова послышался тоненький писк, и Геллерт с досадой отмахнулся от очередного претендента на его кровь.

Надо было встать и выйти на солнце. Но там было слишком жарко. К тому же Батильда решила почистить все его шляпы и кепи, а без них волосы на солнце выцветали. По-дурацки так, блондинистыми прядями. Вообще он никогда особо не беспокоился о собственной внешности, хотя ему и было приятно осознавать, что он красив. Но с волосами случай особый. Как-то раз, ещё в Будапеште, он, мальчишка, бегал по улицам, совершенно не заботясь не то, что о волосах, а даже о своём внешнем виде. Пока какая-то местная шпана не остановила его, и, подёргав за белесые прядки, поинтересовалась: не с Чобанки ли он пример берёт? Чобанка была известной в этом районе шлюхой и действительно травила волосы до жуткой белизны, отчего у неё начали появляться проплешины. Тогда Геллерт им ничего не ответил, а лишь, вывернувшись и заехав державшему его пацану между ног, умчался домой. И, несмотря на то, что позже он натравил на издевавшихся над ним мальчишек домового эльфа, из-за чего и эльф, и мальчишки ещё долго ходили с расквашенными носами, больше давать поводов шутить над собой Геллерт не хотел. Поэтому, к радости матери, всегда стал надевать на прогулки кепку.

Геллерт засунул руку в карман, достал часы и, недовольно посмотрев на них, положил обратно. Ещё пять минут и будет полчаса, как он ждёт Альбуса. Опаздывай так не он, а кто-нибудь другой, Геллерт уже давно бы ушёл. Но для Альбуса делалось исключение. Хотя бы потому, что в этой глухомани он единственный, кто может рассуждать не только о ценах на зерно и лучшем способе заготовки навоза. Впрочем, было бы глупо отрицать, что он, пожалуй, самый неординарный и одарённый волшебник из всех встречавшихся Геллерту. Потому-то Альбус был так нужен ему: как интересный собеседник, как будущий соратник по общему делу, как друг…

При этой мысли Геллерт недовольно поморщился. Последнее существо, которого он считал своим другом, был его пёс, и то того заавадил отец восемь лет назад. Поэтому то, что сейчас Геллерт подумал об Альбусе как о друге, его беспокоило. Или даже пугало.

Внезапно Геллерт, вспомнив кое о чём, улыбнулся.

Даже если Альбус и был для него другом, то вот он для Альбуса — точно нет. Альбус часто любил смотреть на него или, скорее, разглядывать, когда думал, что он слишком увлечён чтением и ничего не замечает вокруг. Альбус любил ненароком касаться его, передавая книгу или специально для него же сорванное яблоко. И надо было быть либо слишком юным, либо слишком наивным, чтобы не понять, в чём дело. А Геллерт ни юным, ни наивным себя отнюдь не считал. Более того в школе к нему один раз, зажав у стены, пристал какой-то поляк-старшекурсник с недвусмысленными намёками. Геллерт тогда при помощи одной лишь палочки быстро и доступно объяснил, что быть двухметровым верзилой, способным отбить бладжер рукой, вовсе недостаточно для того, чтобы лапать его, Геллерта Гриндевальда, у стенки…

Геллерт всё-таки устал сидеть и, встав с лавочки, лениво потянулся.

…С другой стороны, Альбус, хоть и почти двухметровый, но на того тупого поляка не был похож совсем. И Альбус, в отличие от того незадавшегося насильника, ему нужен. А любовь, как ни крути, один из лучших способов привязать человека.

Геллерт попытался представить себя с Альбусом и удовлетворённо кивнул, когда понял, что не испытывает никакого отвращения. В конце концов, девушки его тоже не особо привлекали, несмотря на то, что постоянно крутились вокруг него, слишком бесцеремонно пытаясь понравиться. Геллерт ещё раз повторил, что Альбус ему крайне необходим, чтобы осуществить задуманное, и решил: стоит уже с сегодняшнего дня начать подавать намёки, показывая, что он заинтересован в более близких отношениях, — когда вдруг увидел выходящего из-за угла Альбуса. Рукава рубашки того были закатаны, пуговицы на воротнике расстёгнуты, обычно аккуратно собранные волосы разметались по плечам, и весь вид его был каким-то непривычно взъерошенным. А ещё, Геллерт не мог не отметить, что, увидев его, Альбус очень мило покраснел.

— Извини, пожалуйста, за опоздание. Просто непредвиденные семейные обстоятельства, и я…

Вдруг Геллерт заметил какое-то резкое движение за спиной Альбуса.

— Альбус, Альбус! Ты обещал поиграть со мной!

— Не сейчас, Ариана, я же сказал, что занят. Иди к Аберфорту, — Альбус повернулся к Геллерту и виновато пожал плечами. — Это моя сестра, Ариана. Как видишь, она несколько нездорова. Впрочем, давай я тебе расскажу эту историю попозже.

Геллерт машинально кивнул, внимательно глядя на симпатичную светловолосую девушку перед ним. Та ныла, дёргала Альбуса за рукав, в то же время крепко прижимая к себе безглазого мишку…

* * *

— Сколько ей лет? — Геллерт, прислонившись к стволу огромного столетнего дуба, задумчиво жевал травинку и смотрел на Ариану. Та стояла на коленях посреди поля и, высунув язык от усердия, пыталась сплести венок. Цветы, однако же, постоянно падали, венок рассыпался, но Ариана не сдавалась, начиная его снова и снова.

— Физически четырнадцать, — ответил Альбус, даже не обернувшись. Он лежал на покрывале, держа перед собой на вытянутых руках книгу. Читал он или просто закрывался от проникающих сквозь крону дуба солнечных лучей, Геллерт так и не понял. Альбус меж тем продолжил: — Но умственно, увы, она так и осталась шестилетней.

Геллерт, глядя, как Ариана гоняется за молочно-белым козлёнком, пытаясь надеть ему на голову охапку цветов, которая по недоразумению называлась венком, кивнул.

Он никогда не ожидал от маглов ничего хорошего, поэтому история Арианы, рассказанная Альбусом пару дней назад, не сильно впечатлила его. В мысленном перечне причин для порабощения маглов просто появился ещё один пункт.

Иначе обстояло дело со смертью Кендры Дамблдор. И если для Батильды смерть Кендры была поводом покудахтать вечером за чашкой чая о бедном Альбусе, для «бедного Альбуса» — причиной крушения всех надежд, то для Геллерта эта смерть открыла Ариану.

Он всегда неравнодушно относился к выдающимся проявлениям магии. А случай с Арианой и её матерью, по его мнению, в эту категорию попадал: не каждому дано убить вооружённую взрослую волшебницу, просто сильно разозлившись. Налицо был виден серьёзный магический потенциал, и Геллерту очень не нравилось, что обладательница этого потенциала вместо того, чтобы использовать его, играет в куклы, сосёт большой палец и плетёт косички из козлиных бород. И он не был бы собой, если бы тут же не захотел исправить эту досадную оплошность и вернуть Ариане если не рассудок, то хотя бы магию.

— Ариана ведь в шесть лет научилась контролировать стихийную магию? — потянувшись к корзинке с малиной, спросил Геллерт.

Альбус, наконец-то оторвавшись от книги, удивлённо посмотрел на него, хотел было что-то сказать, но заметив, как Геллерт ест малину, осёкся. Геллерт же, от которого не укрылась такая реакция друга, решил специально подразнить его, обсасывая каждую ягодку, прежде чем отправить в рот, пока Альбус не перевернулся на живот и пробормотал:

— Да, в шесть.

— На удивление рано, не правда ли? — спросил Геллерт больше для того, чтобы поддержать разговор. Всё, что Альбус мог рассказать об Ариане, он уже рассказал, а посвящать его в свои планы Геллерт не собирался. Альбус, хотя иногда и жаловался, что родственники для него обуза, сестру всё же любил и вряд ли позволил бы ставить над ней хоть сколько-нибудь опасные эксперименты.

Альбус кивнул.

— Я, например, научился лишь в девять.

— А я не учился вообще, — и, видя немой вопрос в глазах Альбуса, пояснил. — Вряд ли старательно выращенные на клумбе цветочки могут быть интереснее тропических лесов, случайно возникших из-за невинной игры в конкистадоров и туземцев.

Альбус медленно перевернулся на спину, а потом вдруг с чувством расхохотался. Пример Альбуса был настолько заразителен, что Геллерт уже хотел было ему последовать, когда неожиданно встретился взглядом с Арианой. Та смотрела на Геллерта недоумённо, удивлённо и даже, он мог поклясться, презрительно. Смеяться тут же расхотелось. Однако уже через пару секунд она фыркнула, отвернулась и пошла опять ловить козлёнка, который, избавившись от своей надоедливой хозяйки, притаился в кустах, крутя хвостиком, точно перископом.

Геллерт, высыпав на ладонь остатки малины и отправив горсть себе в рот, лёг рядом с Альбусом и, подперев щёку рукой, стал бездумно смотреть на поле и бегающую по нему Ариану.

— А что с твоим братцем? Он тоже с пелёнок колдует лучше Мерлина?

Альбус хмыкнул и как бы невзначай подвинулся поближе к Геллерту.

— Боюсь, что нет. Но зато он в семь лет прекрасно научился подражать козлиному блеянью, так что матери, для того чтобы вечером собрать наших коз, всего лишь нужно было взять с собой Аберфорта.

— О, теперь я понял, почему он так растягивает звуки!

Взрыв хохота смешался карканьем и хлопаньем крыльев. Вороны в спешке покидали приглянувшийся им дуб, думая, вероятно, что началась гроза или даже очередная война. А может, они просто захотели провести этот приятный летний день в менее шумной компании. Во всяком случае, когда смех прекратился, то над полем кружила только одна ворона, которая, похоже, спросонья плохо ориентировалась на местности. И пока она выбирала, куда же всё-таки полететь, Геллерт с удивлением глядел на свою руку, лежащую почему-то у Альбуса на груди. Но, припомнив недавние размышления, убирать руку не стал. Наоборот, слегка пошевелил пальцами, с удовлетворением почувствовав, как Альбус судорожно вздохнул.

И Геллерт вдруг испытал давно позабытое чувство безмятежного покоя. Он, босоногий и перепачканный, валялся на покрывале рядом с заброшенным полем, где всё кишело насекомыми; он собирался стать своему единственному другу любовником — но это почему-то его сейчас не волновало совершенно. Геллерт умиротворённо смотрел, как козлёнок, обсыпанный цветами из венка, теперь меланхолично жевал съехавшую к его рту ромашку, а Ариана сидела рядом, гладила козлёнка и улыбалась, напоминая в этот миг Геллерту его покойную мать…

Геллерт встряхнул головой, и наваждение исчезло. А вместе с идущим к ним Аберфортом исчезло и ощущение покоя. Что скрывать: брата Альбуса Геллерт откровенно недолюбливал. Его раздражало некрасивое, усыпанное огромными веснушками лицо Аберфорта, постоянный запах козлиных молока и мочи, грубый голос, извечное упрямство, желание поучать… Впрочем, на самом деле причина неприязни была намного проще: Геллерту не нравился Аберфорт потому, что тому не нравился Геллерт.

Поэтому, когда Аберфорт наконец-то подошёл, Геллерт не сдержался и помахал ему рукой, подмигивая. Тот покраснел, нахмурился ещё больше, но, быстро взглянув на Ариану, ничего сказал и лишь присел для того, чтобы надеть на козлёнка поводок. Затем он схватил Ариану за руку и потащил за собой, а та потянула за верёвочку козлёнка. Последний окончательно смирился со своей участью и не пытался убежать. И Геллерт, глядя на эту нестройную процессию, не смог сдержать усмешку.

Когда Аберфорт скрылся из виду, Геллерт повернулся к Альбусу и собрался поделиться с ним очередным ехидным замечанием о его брате. Но с несвойственным для себя волнением вдруг заметил, что Альбус внимательно смотрит на него. Ожидающе и просящее. Не в его правилах было долго сомневаться, поэтому он быстро наклонился к Альбусу и поцеловал.

* * *

Геллерт недовольно поморщился: Альбус, горячий, словно печь из дурмстранговских подвалов, вплотную прижался к нему, закинув ногу на его собственную, и дышал на щёку. Сначала Геллерту это показалось ужасно милым, но спустя минут сорок начало раздражать. Поэтому он, осторожно высвободив свою ногу, отодвинулся к краю кровати и, приподнявшись на руках, посмотрел на Альбуса. Тот совершенно бесстыдным образом спал. Развалившись на целомудренных, в розовый цветочек, простынях Батильды и улыбаясь чему-то во сне. Геллерту и сейчас казалось удивительным, как после того, что произошло, можно было привычно улыбнуться, а в следующую секунду просто повернуться на бок и заснуть. И это в то время как он сам ощутил такой прилив сил, что хотелось тут же собрать чемоданы и отправиться на поиски Даров Смерти. Или хотя бы продолжить эксперименты с Арианой. В которых он за прошедшие полторы недели не сдвинулся с мёртвой точки.

Главная проблема заключалась в том, что Геллерту никак не удавалось остаться с Арианой наедине. Альбус совершенно разумно полагал, что его новоиспечённому возлюбленному вряд ли интересно сидеть с его семьёй, и предлагал сходить прогуляться, желательно подальше от дома. Геллерт совершенно разумно соглашался и, не менее разумно целуя Альбуса в одном из многочисленных укромных уголков в окрестностях Годриковой Лощины, размышлял над тем, как же ему всё-таки осуществить задуманное.

Однажды ему повезло, и он застал Ариану, в одиночестве прогуливающуюся вдоль забора. Не придумав ничего умнее, Геллерт подозвал её и протянул через щель между досками свою палочку. Но прежде чем он успел объяснить, что с палочкой нужно делать, Ариана уже выхватила её и с гиканьем помчалась к своему козлёнку, явно собираясь не просто похвастаться новой игрушкой. Геллерт, которому перспектива остаться без палочки крайне не понравилась, витиевато выругался, перемахнув через забор, помчался за Арианой и едва успел перехватить свою палочку прямо из-под заинтересовавшегося козлиного носа. И тут же был вынужден спрятаться за ближайшими кустами, потому что заметил идущего Аберфорта. В итоге Геллерту пришлось просидеть за кустами примерно с полчаса, пока Аберфорт и смеющаяся и явно наслаждающаяся ситуацией Ариана не ушли. Вернувшись домой, он обнаружил, что на его новых брюках теперь красуется дыра, удивительно напоминающая очертаниями шляпку гвоздя, а на руках и лице царапины от колючек — кусты оказались крыжовником. И даже то, что потом Альбус целый вечер нежно обрабатывал его раны заживляющей мазью, настроения не улучшило, а наоборот ещё больше разозлило.

В следующий раз он поступил умнее и, решив, что до Арианы ему пока всё равно не добраться, занялся её козлёнком.

Геллерту было шесть лет, когда его собака пропала, и он, сильно переживая за неё, неожиданно увидел, что она сидит в глубокой яме. Сосредоточившись на этом образе, он тогда постепенно увидел и путь, ведущий к собаке. Поэтому Геллерт, справедливо полагая, что Ариане её козлёнок тоже дорог, отвязал его от колышка, увёл подальше в поле и стал ждать. Однако вместо Арианы заявились Альбус с Аберфортом, и Геллерту срочно пришлось сделать вид, будто он только что нашёл козлёнка и намеревался отвести его Дамблдорам. Судя по подозрительному выражению лица Аберфорта, тот считал, что Геллерт собирался использовать козлёнка для тёмномагических ритуалов, не меньше. А вот Альбус вроде бы поверил. Или сделал вид, что поверил. Во всяком случае, Геллерт надеялся, что его рука, поглаживающая Альбуса чуть пониже спины, была более чем убедительна.

Когда они вернулись, разочарованию Геллерта не было предела: Ариана беззаботно играла со своим безглазым мишкой и, судя по всему, даже не вспоминала про козлёнка. Вдруг Геллерту пришла в голову, как ему тогда показалось, гениальная мысль: если Обсидиана Игниса, подвергшегося нападению драконов, смогли излечить от сумасшествия, натравив на него саламандр, а Грого Костяному вернули память, сымитировав пение Сирин, то, возможно, что-то подобное поможет и Ариане? И он быстро, пока Альбус с Аберфортом возились в хлеву с козами, выхватил из рук Арианы медвежонка. Та недовольно посмотрела на него, но осталась на месте. Геллерт, решив, что ситуация пока мало похожа на ту, когда Ариана обезумела, делано рассмеялся и пригрозил оторвать мишке голову, если Ариана его не спасёт. Ариана по-прежнему сидела, не шевелясь, но лицо её стало совершенно нечитаемым. По спине Геллерта пробежал холодок, и всё в нём вопило и кричало о том, что пора остановиться, но природное упрямство возобладало, и он повторил свою угрозу. А в следующую секунду его отбросило назад сильным всплеском магии, и, ударившись о доски при приземлении, он потерял сознание.

Очнулся Геллерт уже в своей постели, и очень быстро пожалел об этом: рядом тут же оказалась Батильда, которая, заставив его выпить отвратительную настойку из полыни и жимолости, целый час читала нотации о том, как глупо и опрометчиво он поступил. Впрочем, кое-что полезное из монолога Батильды Геллерт вынес. Например, то, что у Арианы случился припадок, и её до сих пор не могут успокоить. Или то, что Аберфорт, увидев, как его сестра истошно кричит и плачет, чуть не добил Геллерта одной из досок, о которые он ударился, но, на его счастье, вмешался Альбус. Впрочем, сам Альбус, похоже, тоже сильно разозлился, и Батильда, сокрушаясь, поведала, что не смогла его убедить в том, что её двоюродный внучек точно не замышлял ничего плохого.

Когда Батильда наконец ушла, Геллерту уже самому хотелось встать и довершить задуманное Аберфортом. Потому что он совершил глупость, и глупость, очень может статься, фатальную. Которая поставила под удар не только эксперимент с Арианой, но и отношения с Альбусом. В чём Геллерт смог убедиться после того, как три дня подряд посылал Альбусу письма. В них он оправдывался, говоря, что взял игрушку, только чтобы починить её, бессовестно врал, горячо извинялся, почти признавался в вечной любви… Но получал в ответ лишь молчание. Хотя раньше не проходило и часа, как в окно уже стучалась сова от Альбуса.

Геллерт захандрил. Захандрил настолько, что даже стал проводить всё свободное время в пыльной и затхлой библиотеке Батильды, выискивая в книжках по колдомедицине информацию о проблеме Арианы. Но, найдя лишь массу однотипных советов из серии «Как сдерживать стихийную магию, когда у младенца режутся зубки» или «В помощь престарелым волшебникам: сто и одно зелье от маразма», приуныл окончательно. И решил, что напишет последнее письмо Альбусу с просьбой встретиться, и если тот не придёт, то он тотчас же побросает вещи в чемоданы и отправится куда глаза глядят, лишь бы подальше от Годриковой Лощины.

Альбус пришёл. Посреди ночи, бледный и хмурый, но пришёл. И, глядя на него, Геллерт понял, что тщательно продуманная речь не возымеет никакого эффекта. Альбус, несомненно, явился не за тем, чтобы в очередной раз услышать, что случившееся с Арианой всего лишь нелепая случайность. Альбус ждал не слов, а действий. И Геллерт, опрокидывая его на кровать, очень надеялся, что угадал, каких именно…

Поворочавшись ещё немного, Геллерт окончательно убедился, что не может заснуть, и встал с кровати. За окном уже светало, и он с неудовольствием подумал, что скоро проснётся Батильда, и, хотя она не имела привычки без стука заходить в его комнату, Альбусу всё же лучше было бы уйти. Но, глядя, как Альбус, уткнувшись в подушку, мирно посапывает, Геллерт решил пока не будить его. Вместо этого он, осторожно переступая через разбросанную по полу одежду, подошёл к тумбочке, налил из кувшина в тазик воду, зачерпнул горсть и плеснул её в лицо. И, чувствуя, как прохладные капли стекают вниз, к шее, Геллерт подумал, что, в сущности, зря он до этого опасался подобных отношений. Потому что, хотя ни Альбус, ни он не имели абсолютно никакого подобного опыта, ему понравилось. Физиологически это было весьма приятно, Геллерт не отрицал, но больше удовольствия ему доставил вид Альбуса, которые впервые окончательно перестал сдерживаться, метался по кровати, шептал безумные вещи и отдавался вновь и вновь. Пьянящее чувство власти над столь блестящим, гениальным человеком, как Альбус, принесло Геллерту больше удовлетворения, чем всё сопутствующее…

Он вытер лицо и вернулся обратно в кровать. Альбус по-прежнему спал, и Геллерт, понимая, что разбудить его рано или поздно придётся, погладил Альбуса по плечу. Тот на удивление быстро проснулся, сонно улыбаясь, пробормотал:

— Геллерт, — и притянул к себе для поцелуя. Геллерту ничего не оставалось, как ответить.

Неизвестно, сколько они так, целуясь, валялись, но Геллерт вдруг почувствовал, что Альбус начинает возбуждаться, и, разорвав поцелуй, откатился в сторону.

— Батильда скоро проснётся.

Альбус, покраснев, кивнул и начал искать свою одежду. Геллерт же, глядя, как Альбус натягивает на себя кальсоны, подумал, что поступает чертовски неправильно. В этой ситуации любой другой бы не насытился одной ночью, наплевал бы на утро, Батильду, на весь свет и затащил бы Альбуса обратно в кровать. Любой другой не стал бы спокойно смотреть, как Альбус поправляет воротник рубашки и, нашарив палочку, трансгрессирует. Любой другой хотя бы встал и поцеловал на прощание. Геллерт был абсолютно неправильным любовником, но сейчас его это совершенно не волновало. Он вдруг ощутил, что ужасно устал и хочет спать. Поэтому он, расслабленно вытянувшись на кровати, закрыл глаза и, думая, когда теперь сможет увидеть Ариану, заснул.

* * *

Запах дыма стал просто невыносимым, и Геллерт, почти убаюканный мерным стуком колёс, встал и подошёл к окну. За стеклом неторопливо проплывали стройные зелёные ряды виноградника, и человек, настроенный более романтично, чем Геллерт, нашёл бы открывающийся вид красивым. Геллерт же лишь захлопнул окно и вновь уселся на своё место. Он ненавидел магловский транспорт. Но ничего другого им не оставалось, поскольку афишировать свои намерения, посылая запрос о порт-ключе в министерство, не хотелось. К тому же денег у них было не слишком уж много, скорее наоборот, а подделать магловские билеты не составило особого труда. Так что теперь они медленно тащились через всю Европу в Болгарию, и Геллерт, когда вспоминал о том, что мог бы оказаться в нужном месте всего за пару минут, ненавидел стук колёс ещё больше. Но зато они вышли на след Старшей палочки и взяли с собой Ариану. А ради этого стоило и потерпеть.

Когда Геллерт выяснил, что последнее упоминание о Старшей палочке относится к битве при Варне, перед ним встала сложная задача: как уговорить Альбуса отправиться немедленно туда и при этом взять Ариану. Оставлять её в Годриковой Лощине Геллерт категорически не желал. Потому что новая выбранная им тактика только начала приносить свои плоды. Геллерт, теперь под присмотром Альбуса, рассказывал Ариане сказки. Специально подобранные, естественно, в которых бы превозносилась магия и её проявления. Ариане сказки нравились, и иногда она слушала их со столь осмысленным выражением лица, что Геллерт забывал о её болезни и пытался завести с ней беседу. Но Ариана всегда отвечала лишь какую-то несуразицу, а Альбус тут же пояснял, что она всё равно не понимает. В такие минуты Геллерту очень хотелось ему врезать. Чего он, конечно, не делал. Вместо этого Геллерт только улыбался, шутил, спорил с Альбусом о всяких умных вещах, а по ночам доводил его до исступления. Тем самым всё больше и больше завоёвывая его доверие. Так что когда стало нужно убедить Альбуса уехать вместе с ним и взять с собой Ариану, много времени не потребовалось. Единственное условие, которое поставил Альбус: они отправятся в путешествие после того, как Аберфорт вернётся в Хогвартс. Альбус опасался, что иначе его брат не отпустит с ними Ариану, и Геллерт, зная о вспыльчивости и недалёкости Аберфорта, не возражал. А лишь беззаботно проводил последние дни лета то с Альбусом, то с Арианой, время от времени ловя себя на мысли, что с последней ему хочется видеться чаще.

Так что когда они сели на пароход до Кале, он был преисполнен самых радужных надежд. И даже гроза, разразившаяся над Ла-Маншем, и морская болезнь Арианы не испортили ему настроение.

Но вот двухдневное нахождение в душном купе поезда убило весь энтузиазм. Геллерт по природе своей был не склонен подолгу ждать и проводить много времени в месте, где из развлечений были только чтение, разговоры, быстрые уединения с Альбусом в туалете и сон.

А сейчас, пока Альбус беседовал в вагоне-ресторане с каким-то маглом-учёным, число развлечений сократилось до двух. И поскольку из непрочитанного оставался лишь непонятно зачем купленный Альбусом магловский роман, то выбор был очевиден. Геллерт взбил подушку и уже собрался устроиться поудобнее, как вдруг Ариана, спавшая на соседнем месте, вскочила, подбежала к нему и в следующую секунду уже лежала рядом, положив голову ему на колени.

Геллерт опешил. Ариана шевелилась и ворочалась, пытаясь поудобнее устроиться, а он замер и не знал, куда пристроить руки. Раньше Ариана не позволяла ему даже приближаться слишком близко, а не то, что притрагиваться к ней. Она даже прикосновения Альбуса терпела с трудом. Но теперь как ни в чём не бывало уткнулась носом ему в пах и, положив под голову руки, опять заснула.

Геллерт глубоко вздохнул и, стараясь не обращать внимания на тёплое дыхание у своей ширинки, осторожно провёл рукой по волосам Арианы, убеждая себя в том, что это лишь проявление братской нежности. «У Альбуса волосы жёстче», — отстранённо подумал Геллерт, пропуская светлые пряди сквозь пальцы. Волосы рассыпались по спине, плечу, руке, и Геллерт, проводя пальцем по причудливой линии, образуемой локонами, заметил, что у Арианы кожа очень нежная и почти без веснушек. Локоны спускались вниз, извивались по рукам, ниспадали на грудь, а пальцы Геллерта следовали за ними, заставляя самого Геллерта испытывать странное волнение и предвкушение. Пока наконец Геллерт не обнаружил, что уже несколько минут, играя с волосами Арианы одной рукой, другой поглаживает её грудь, большим пальцем водя по ложбинке, куда вела одна из волнистых светлых прядей.

Геллерт резко отдёрнул руку и с недоумением посмотрел на неё, словно не верил, что она как-то связана с ним. И вдруг впервые за долгое время по-настоящему смутился, увидев, что Ариана смотрит на него и улыбается.

* * *

Геллерт медленно обмахивался газетой и наблюдал, как Ариана, высыпав из вазы увядшие васильки, пытается воткнуть их волосы на манер дамы, встреченной вчера в пассаже. Правда, в волосах дамы была лилия и всего одна, в то время как вся голова Арианы была усыпана цветами. Но Ариану это мало волновало, и она продолжала сооружать сложную конструкцию из своих волос, всё больше и больше их запутывая.

Геллерт вздохнул и отбросил газету в сторону. Толстый маг на обложке гневно замахал руками в ответ.

Было жарко, и ужасно хотелось пойти на море искупаться. Но с тех пор, как Ариана разнесла в щепки всю мебель в гостиничном номере Софии, одну её они не оставляли. А брать её с собой на пляж было опасно: плавать она не умела, а сидеть спокойно одна в незнакомом месте — не могла. Поэтому сейчас Геллерт, изнемогая от жары, чувствовал себя узником, запертым в четырёх стенах. И втайне завидовал Альбусу, который отправился в библиотеку искать информацию о Старшей палочке.

Хотя тому, что Альбуса сейчас не было рядом, Геллерт был рад. В последнее время ему стало невероятно сложно играть с Альбусом в любовь. Его стало напрягать то, что Альбус был слишком настойчив, слишком горячен, порывист, страстен… Был слишком мужчиной, в то время как в сны Геллерта всё чаще и чаще стала прокрадываться прелестная маленькая девушка, которую так приятно было обнимать и ощущать телом её мягкие округлые формы. И тем тревожнее было просыпаться, видеть рядом с собой Альбуса и знать, что во сне мечтал о его сестре.

Геллерт всё чаще и чаще задумывался о том, как ему выйти из создавшегося положения. И единственное решение, которое он смог придумать — вернуть Ариане разум. Потому что только тогда можно было надеяться, что Альбус не будет препятствовать счастью сестры, и, возможно, согласится остаться ему другом. Впрочем, не «возможно», а «должен» — терять Альбуса Геллерт не желал ни при каких обстоятельствах.

Но Геллерт понимал, что всё это — лишь пустые мечты, а в действительности имеются только сумасшедшая девушка, которая ему симпатична, и его друг, которому слишком симпатичен он.

Такие мысли угнетали Геллерта, поэтому он откинулся на подушки и, запрокинув голову, начал обдумывать возможные места нахождения Даров Смерти. Размышления о Дарах и будущем мировом господстве успокаивали его и настраивали на оптимистический лад, поэтому и сейчас он, мысленно воспроизводя цепь перехода палочки, почти забыл обо всех своих любовных проблемах, но вдруг почувствовал, что к нему кто-то сел на колени.

Конечно, это была Ариана. Которая поправляла цветочки в волосах, отводила взгляд и застенчиво улыбалась. И, если бы не её безумие, Геллерт решил бы, что с ним заигрывают.

Неожиданно она, сильно прижавшись, обняла его за шею и не терпящим возражений тоном потребовала:

— Расскажи сказку!

Из её растрёпанных волос торчали завядшие васильки, платье, испачканное чернилами, съехало на один бок, обнажая белоснежное плечо, а сама она, закусив губу, смотрела на Геллерта широко раскрытыми глазами. И Геллерт чувствовал, как всё сильнее и сильнее бьётся его сердце, а в паху образовывается совсем неуместная тяжесть.

Но Ариана просила сказку, и он не мог ей отказать. К тому же ему в голову пришла дикая, совершенно безумная мысль, которую он в скором времени собирался воплотить в жизнь…

— Хорошо, слушай, — Геллерт провёл рукой по волосам Арианы, вытаскивая из её прелестных волос уродливые цветы. — Давным-давно в далёком-далёком королевстве жила прекрасная принцесса.

Поцелуй в плечо.

— Была она настолько красива, что принцы всех королевств съезжались, чтобы поглядеть на неё. И, конечно, каждый счёл бы за честь сделать её своей королевой.

Ещё один.

— Потому что принцесса была не только красива, но и очень добра. Она никогда не проезжала мимо нищих, не кинув им монетку, и подкармливала животных. Принцесса вообще очень любила животных, особенно своего маленького своенравного козлёнка.

Геллерт ещё раз поцеловал плечо, а потом стал покрывать поцелуями шею. Ариана часто вздыхала, но ничего не говорила, лишь крепче цепляясь за плечи Геллерта.

— Но, как и у всех добрых людей, у неё были завистники. И вот однажды мальчишки… То есть злые колдуны сговорились и послали принцессе заколдованное веретено, чтобы, уколов палец о него, принцесса умерла. Однако принцесса была не простой принцессой, которые теряют туфельки, хихикая с принцами. Она оказалась ещё и очень сильной волшебницей, поэтому, уколовшись о веретено, не умерла, а лишь заснула глубоким сном. И спала она так до тех пор, пока прекрасный принц не разбудил её поцелуем любви…

Геллерт хотел подробнее рассказать про прекрасного принца, про то, как он мчался сквозь топи и выжженные пустыни, как с помощью милого рыжего мудреца победил кровожадного дракона с козлиной головой и освободил наконец принцессу, но Ариана была так близко, а в голове Геллерта осталось так мало связных мыслей, что он притянул Ариану к себе и поцеловал.

Губы её были мягкими и тёплыми, а кожа на лице — гладкой, и Геллерт, привыкший уже к маленькой бородке Альбуса и его же щетине по утрам, упивался новыми ощущениями. Ариана не отвечала, но, обхватив руками голову Геллерта, сильнее прижимала его к себе, его губы к своим, и это сводило Геллерта с ума, заставляло искать руками шнуровку платья и целовать настойчивее и настойчивее.

Неожиданно Геллерт ощутил дуновение тёплого ветерка. Не успев удивиться внезапно появившемуся сквозняку, он вдруг быстро разорвал поцелуй и посмотрел на окно. Шторы вздымались и колыхались на ветру. Тогда он медленно повернул голову, отчаянно надеясь, что увидит там не того, кого ожидал увидеть.

В распахнутых дверях стоял побелевший Альбус, сжимая и разжимая в руке палочку. Хуже ситуации представить было невозможно, и Геллерт помимо своей воли хихикнул.

Альбус тут же напрягся и направил на него палочку.

— Отойди от неё.

— Послушай, Альбус, я всё объясню… — сказал Геллерт и сам поразился нелепости своих слов. Он вовсю целовался с полоумной сестрёнкой своего любовника. Что тут нужно было объяснять? Не сказку же про спящую красавицу Альбусу рассказывать.

— Быстро, — Альбус шагнул вперёд, по-прежнему держа Геллерта на прицеле.

— Убери палочку, ты можешь попасть в Ариа… — вспышка боли, пронесшаяся в сознании, заставила Геллерт замолчать на полуслове.

Когда боль утихла, Геллерт поклялся, что будет больше заниматься окклюменцией, и открыл глаза. И тут же захотел закрыть их обратно.

Альбус действительно убрал палочку. Но вот Ариана умудрилась вытащить из кармана палочку Геллерта и теперь держала её перед собой, целясь в брата.

— Нет, — упрямо произнесла она. — Уйди.

Всё вокруг Арианы наполнилось магией. Магия эта то вспыхивала, то угасала, но являлась настолько необузданной и дикой, что Геллерт почувствовал, как по его спине стекают капельки пота. Ему было страшно.

— Ариана, я же твой брат… — пробормотал Альбус. «Ему тоже страшно», — отметил безучастно Геллерт, а в следующую секунду, почувствовав, как накаляется магия вокруг, резко дёрнул руку с палочкой на себя…

Эпилог

Камни разбегались, рассыпались и никак не хотели складываться в нужный ему рисунок. Он звал их, кричал на них, но они всё равно не двигались. Впрочем, он знал: камни любят, когда им кланяются. Поэтому он подбегал к очередному камню, кланялся ему и только тогда камень соглашался пойти с ним. Не кланяясь почему-то не получалось, но он не расстраивался, ведь кланяться камням — не стыдно.

Ещё вчера он заприметил новый камень. Тот был красивый: чёрный с серебристыми полосками. Он уже собирался поклониться ему и забрать, но тут появились двое этих странных, которых полно кругом. Один был рыжий и долговязый, а другой маленький и какой-то бесцветный. И этот маленький наступил на его камень. Красивый, с серебристыми полосками. А потом ещё и удивлённо спросил:

— Альбус, кто это?

— Один человек, которого я знал.

Он ничего не понял, но заметил, что эти двое держатся за руки, как те другие, кучерявая и толстоногий, когда думают, что он лежит у себя и ничего не видит. Как же они ему надоели!

Но долговязый и бесцветный, к счастью, долго не задержались и, пощебетав ещё немного о каких-то непонятных вещах, ушли. И он наконец-то смог продолжить собирать камни.