Я не умею прощать (гет)

На следующий день около девяти часов вечера, когда Амелия только-только устроилась около уютно полыхающего камина с любимой книгой в одной руке и кружкой ароматного зеленого чая с фиалками в другой, на единственной, обычно пустующей картине в ее спальне, появилась молодая женщина в легком шифоновом платье с корзинкой цветов в руке.

— Директор желает видеть вас в своем кабинете, мисс Брайн, — прощебетала она тонким голоском.

«Сейчас? — удивилась Амелия, — Какое странное время…» Почти с болью отставив кружку с чаем и отложив книгу на журнальный столик, она выбралась из огромного мягкого кресла и направилась на седьмой этаж в кабинет директора.

«Интересно о чем еще он хочет побеседовать? — размышляла она, поднимаясь по вечно меняющим свое направление лестницам, — О чем Дамблдор хочет поговорить со мной? Вряд ли о предстоящем бале, время не то. И уж точно не о Поттере, о нем он предпочитает советоваться со Снейпом и Макгонагалл. Что еще его может заинтересовать? С моей биографией он знаком едва ли не лучше, чем я сама…» Увлекшись своими рассуждениями мисс Брайн чуть было не пропустила поворот, за которым была гаргулья.

— Зеленые мозгошмыки, — назвала она пароль и поднялась по лестнице, открывшейся за отползшей в сторону тварью.

Альбус Дамблдор стоял у окна и наблюдал за полетом снежинок.

— Первый снег… наконец-то, в этом году он поздно. Я уже было начал сомневаться, получится ли у нас настоящая новогодняя сказка… с горками, снеговиками, сугробами. Как в детстве, когда лежишь в кровати, смотришь на причудливый танец снежинок за окном и мечтаешь, чтобы Санта Клаус быстрее получил и прочел твое письмо с заветным желанием, — начал рассуждать директор, едва Амелия переступила порог его кабинета.

— Вы хотели видеть меня, директор, — ответила она, несколько удивившись такому началу разговора.

— Да, Амелия, проходи, садись, — Дамблдор указал на два мягких кресла с бархатной обивкой и резными ножками, стоящих у камина, — Можешь называть меня просто Альбусом.

Амелия кивнула и молча опустилась в кресло.

— Скажи мне, — продолжал директор, садясь рядом, — ведь у тебя есть твоя заветная мечта… какое-нибудь несбывшееся желание?

— Как у всех нас, — уклончиво ответила молодая женщина, добавив про себя: «и не одно».

— Один мой хороший знакомый, говорил мне, что ты довольно много времени потратила на то, чтобы узнать кто ты, откуда, кем были твои настоящие родители. Ведь так?

«Вот ведь трепло!» — возмутилась про себя Амелия.

Видимо это очень ярко отразилось на ее лице, так как директор поспешно добавил:

— Я имел ввиду профессора Слизнорта, у вас с ним были достаточно доверительные отношения.

— Да, мистер Слизнорт любил меня, я ведь неплохо успевала по зельям, — улыбнулась Амелия, несколько смутившись.

— Конечно, — Дамблдор подавил улыбку, — он считал тебя очень перспективной ученицей. — Я могу открыть тебе тайну твоего рождения, — произнес директор без тени улыбки, — И открою, но сначала расскажи мне немного о себе. Что у тебя за палочка?

— Ольха. И единорог. Но она очень гибкая, десять дюймов.

— Да… палочки никогда не ошибаются, — пробормотал Дамблдор, смотря в огонь. — Твоя палочка сплетение противоречий, как и ты. Ольха — самое негибкое дерево из всех, которые используют для изготовления палочек, но твоя палочка очень гибкая… не перебивай меня! — он строго взглянул на открывшую для протеста рот девушку, — да и сама ты… Амелия, твое показное веселье, беззаботный смех, активность, живость никак не вяжутся с той тоской, что временами мелькает в твоих очаровательных васильковых глазах.

Дамблдор выжидающе посмотрел на Амелию, но та сидела, молча смотря куда-то мимо директора, и не собиралась что-либо отвечать.

— Вы ведь учились здесь, в этой школе? — перевел разговор на другую тему Альбус.

— Да, первые три курса.

— Напомните мне, куда определила вас шляпа?

— Слизерин. Профессор Слизнорт как раз был моим деканом все три года.

— Ну конечно, с вашим-то упорством сложно было подумать о каком-либо другом факультете. Вам нравилось там учиться?

— Отчасти, — Амелия перевела взгляд на директора школы, — Вы спрашиваете все это не просто так, Альбус. Я никогда не поверю, что вы забыли меня. Чего вы хотите от меня?

— Времена меняются Амелия, — проговорил он, снова глядя в огонь камина. Языки пламени заворащивающе плясали, отражаясь в стеклах его очков. — Я уже стар. И мне бывает не на кого положиться.

«Ну, разумеется! А хореограф-недоучка — это, конечно же, самая надежная опора во всех ваших начинаниях!» — саркастически подумала Амелия. Но вслух не сказала ничего.

— Я знаю, что это были вы, — проговорил Альбус, не сводя с девушки глаз. — Что это вы в четырнадцать лет аппарировали из дома Поттеров в дом на Дубовой аллее. Что это вы успокоили маленького Гарри. Я знаю, что волшебной палочки у вас не было.

Он встал и отошел к своему столу, где в беспорядке было разбросано множество бумаг. Волшебница безотрывно смотрела на огонь в камине.

«В тот вечер было ветрено, — неслись в ее голове воспоминания того вечера. Вечера, раз и навсегда перевернувшего ее жизнь.— Надвигалась буря. По небу плыли тяжелые свинцовые тучи, шквалистый ветер терзал деревья, срывая с них последние пожелтевшие листья и оставляя нагими перед разбушевавшейся стихией. В полумраке я сидела в своей комнате на подоконнике и читала книгу в свете одиноко горящей свечи. Вдруг медальон, висящий на моей шее, потеплел. Сначала я не обратила на это ни малейшего внимания, но лань на груди раскалилась до такой степени, что начала обжигать кожу. Я ощутила внезапную потребность оказаться радом с ними. Мне было это жизненно важно, я буквально не могла дышать отдельно от них. На ходу придумывая как же мне объяснить свою срочную отлучку, я бежала к кабинету декана. На мое счастье он оказался на месте.

— Профессор Слизнорт, — с порога взволнованно начала я, — мне необходимо отлучиться в Хогсмид.

— Прямо сейчас? — удивленно спросил он, отрываясь от стоящего на горелке котла.

— Да, прямо сейчас. Видите ли, э… — замялась я, — я только что выяснила, что для сегодняшнего праздника у меня не совсем готов костюм.

— Но на улице начинается гроза, — запротестовал декан.

— Профессор, прошу вас! — я умоляюще сложила руки, — Для меня это очень важно! Я отлучусь не дольше чем на час!

— Но до Хогсмида полчаса ходу в один конец!

— Я же знаю, куда мне нужно. Я знаю даже что мне нужно!

— Тогда давайте отправимся вместе, — предложил Слизнорт.

— Нет! — воскликнула я. — Так нельзя!

Профессор удивленно вскинул брови.

— Э… я немного стесняюсь того, что мне надо купить, — попыталась вывернуться я, — Но обещаю, костюм будет в рамках приличий.

— Ну не знаю, Амелия, все-таки уже вечер, — продолжал упорствовать декан. — А вдруг что-нибудь случится?

— Да что может случиться! Пожиратели Хогсмид и школу всегда обходят стороной!

— Не смейте упоминать их в моем кабинете! — возмутился Гораций, ведь половина его бывших учеников стали обладателями Метки. — Ладно, идите, мисс Брайн, у вас ровно час.

— Спасибо, профессор! — крикнула я, и, не помня себя от радости, бросилась к выходу.

Оказавшись за воротами школы, я сделала невероятное усилие над собой, чтобы хотя бы 5 минут действительно пробежать в направлении деревни, и только после этого аппарировать. Хорошо, что меня никогда не засекали, иначе бы я давно осталась без палочки. Я оказалась перед небольшим уютным домом, стоявшим на окраине маленькой деревушки. Кулон шипел, соприкасаясь с кожей на моей груди. Я взяла его в руку и, закрыв глаза, попыталась сосредоточиться. Мгновение спустя я оказалась в маленькой, плохо освещенной комнате. Здесь повсюду были смерть, боль и отчаяние. Меня сковал леденящий ужас. Я ослепла. Я оглохла. Во мне не было ничего кроме боли, смешанной с безумием. Я будто бы превратилась в сосуд, до краев наполненный одиночеством и чувством невосполнимой утраты. Меня шатало. Чтобы не упасть, я схватилась за стоящий рядом старый деревянный стул и потрясла головой, пытаясь привести себя в порядок. Немного придя в себя, я, наконец, огляделась.

Около входа в комнату лежало нечто, ревя, словно израненный зверь, и изо всех сил сжимая в руках бездыханное тело молодой рыжеволосой девушки. Ее руки были неестественно выгнуты, голова запрокинулась назад, а сама она висела в его руках как старый мешок. Спустя несколько секунд я с трудом узнала в этом ревущем чудовище Северуса. Сделав несколько шагов к нему, я замерла. В мой мир возвращались звуки. И первое, что я услышала, было „Мама“. В страхе понимая, что я сейчас увижу, я повернулась в сторону, откуда слышался этот жалобный писк. Слева в детской кроватке стоял годовалый малыш. Лицо его было залито кровью, слезы текли по полыхающим щекам. Он цеплялся за прутья, просовывал между ними пухлые ручки и, неуверенно приплясывая на слабых ножках, пытался дотянуться до матери.

— Мам, мама, мама! — разрывался в истерике ребенок.

Земля начала медленно уходить из-под моих ног. В этом несчастном маленьком создании я будто видела саму себя. Всю ту тоску и одиночество, что окружали меня с самого рождения. В нем сейчас, как и во мне когда-то, умирала вера в несокрушимость матери, в надежность и безопасность этого мира, уступая место скорби, одиночеству, и нескончаемому потоку горьких слез, которых никто никогда не увидит. Забыв про все, я подошла к кроватке и протянула к мальчику руки. Тот поспешно взобрался ко мне на руки и положил голову на плечо, продолжая судорожно всхлипывать и дрожать всем телом.

-Ну, тише, тише, — пыталась успокоить его я, гладя по маленькой спинке. Малыш ничего не отвечал, только все сильнее прижимался ко мне и изо всех сил хватался крошечными ручками за мою шею.

— Мама, мама, — продолжал бормотать он.

Оглядевшись, я увидела на детском столике бутылку с водой.

— Давай попьем водички, хочешь? — спросила я. Так и не дождавшись ответа, я подошла к столику и взяла бутылку. Мальчик мгновенно схватил ее обеими руками и начал жадно пить. Вдоволь напившись, он немного успокоился и начал теребить кулон на моей груди. Казалось, он совершенно забыл о том, как несколько минут назад разрывался от крика.

— Ну, вот так гораздо лучше, — улыбнулась я ему, — а теперь, давай умоемся?

Я намочила остатками воды пеленку, лежавшую рядом, и вытерла ребенка от крови. На лбу у него алел свежий порез в виде маленькой молнии.

— Какой ты симпатичный, оказывается! — заметила я. Мальчик улыбнулся и начал на что-то мне указывать в кроватке. Я посмотрела в направлении его маленького пальчика и увидела надпись: „Гарри“.

— Гарри — это твое имя? — догадалась я. — Очень приятно, молодой человек, а я Амелия.

Я так и стояла с ним на руках посреди комнаты, где несколько минут назад убили его мать. Стояла, не в силах оторваться от этого крохотного и беззащитного существа. Что с ним теперь станет? Как ему быть дальше? Куда приведет его судьба? В чужой дом, как меня? Или в сиротский приют, как тысячи маленьких волшебников? Малыш продолжал гукать у меня на руках, когда небо за окном озарила белая вспышка.

„Черт! — пронеслось у меня в голове. — Авроры!“

Поспешно переложив ребенка обратно в кроватку и сунув ему игрушку, я подбежала к распластавшемуся на полу Северусу.

-Северус, вставай, нам надо идти, — проговорила я, пытаясь отодрать его от Лили.

Он только отрицательно покачал головой и еще крепче сжал ее в объятьях.

— Северус, нам нельзя тут оставаться, пошли!

Бесполезно.

Я взяла в руки его лицо и заставила посмотреть на себя. Он был мертв. Не физически. Но внутри него все умерло. Он смотрел на меня остекленевшими от горя глазами и вряд ли узнавал.

Внизу послышались взволнованные голоса и чьи-то торопливые шаги.

— Отключись! — приказала я. Он тут же обмяк и выпустил Лили из своей мертвой хватки.

Едва слышный хлопок и мы оказались в доме на Дубовой аллее.

Еще никогда прежде я так не радовалась своему умению обходиться без волшебной палочки».

«Но откуда? Откуда Дамблдор мог это узнать? — мысли Амелия вернулись в настоящее — Как? Никто этого не знает. А два единственных свидетеля…один был без сознания, другой в колыбели. Откуда он узнал это?»

Словно прочитав ее мысли, директор Хогвартса продолжил:

— Вы хотите знать, откуда я это узнал? Мне потребовалось на это много сил и времени. И все же мне не все ясно. Тогда в пыточном подвале я знал, что вы как-то замешаны, это было очевидно. Но если Барти решил все-таки не докапываться до истины, тем более что я поручился за Северуса, а сами по себе вы были неинтересны, то мне было крайне любопытно, как четырнадцатилетний подросток мог провернуть то, что не по силам многим состоявшимся волшебникам. — Дамблдор развернулся к Амелия и посмотрел ей прямо в глаза. — Я говорил с вашей матерью, — быстро проговорил он. Молодая женщина вздрогнула и посмотрела на директора с безграничной надеждой. — Нет-нет, с вашей приемной матерью, — тут же уточнил Альбус, — и узнал, кто принес ей вас. Но прежде чем я открою вам правду, Амелия, ответьте мне на один вопрос: как вы узнали о том, что должно случиться в доме, где прятались Гарри с родителями?

— Я не знала, что случиться. Я знала только где. Дело в том, — объяснила молодая женщина, — что тем летом, когда Северус вернулся, я не поверила в то, что это случилось из-за меня. Если бы все было так, как вы хотели представить мне, Альбус, он бы никуда не ушел. А он вернулся лишь спустя два года. Вы говорили, он понял, что совершил ошибку? Значит, должно было быть что-то, что подтолкнуло его к этому выводу. Что-то или кто-то. Я слишком хорошо его знала. Северус никогда не отличался общительностью, поэтому дорогих и важных для него людей было не так уж много. Себя я исключила, мама была давно мертва. Оставалась только одна молодая женщина. Лили Эванс. С ней что-то должно было произойти; в свете событий того времени надеяться, что случиться что-то хорошее не приходилось, а значит, он попытался бы с ней связаться.

— Ты следила за ним? — Альбус слушал меня очень внимательно. — Но как?

— Акциоронусы, — пояснила Амелия. — Я нашла их описание, когда готовила одну из работ для профессора Флитвика. С их помощью я могла точно определить положение человека. Их было три. У меня — кулон в виде лани, у Северуса — мамина шпилька, и у Лили простой серебряный браслет, который она никогда не снимала — подарок Северуса. Моя лань теплела, если владельцы других акциоронусов оказывались в опасности.

— Надо же. И тебе удалось сделать их, учась на третьем курсе?

— Я потратила на это все лето.

— Но зачем?

— Мне было четырнадцать, Альбус, — в голосе девушки звучали неприкрытые горечь и разочарование, — Я готова была спасти весь мир и твердо верила, что у меня все получиться. Конечно же, я не могла противостоять Пожирателям, и я прекрасно это осознавала. Но я могла аппарировать. Отовсюду. Всегда. Могла работать без палочки. Но, к сожалению, в тот вечер я опоздала.

— Невероятно, — потрясенно произнес Дамблдор, — Имея искаженные исходные данные, выстроив неверную логическую цепочку, прийти к абсолютно верному выводу. — Он долго молчал. — А эти акциоронусы все еще у вас?

— Только мой.

— Но связь с остальными не потеряна?

— Нет.

— И вы наверняка сможете сделать другие, не так ли? — уточнил директор.

— Разумеется, — подтвердила Амелия.

В кабинете снова повисла долгая пауза.

— Перед тем как я расскажу вам кто вы на самом деле, пообещайте мне одну вещь мисс Брайн, — Альбус Дамблдор, посмотрел на сидящую в соседнем кресле девушку взглядом, от которого у той душа ушла в пятки.

— Хорошо, — одними только губами прошептала молодая женщина. Это было правдой. Она была согласна на все, ведь она стояла в шаге от цели всей ее жизни.

— Вы в своем роде уникальны, Амелия, — очень серьёзно проговорил Дамблдор. — Вы должны пообещать что никогда, ни при каких обстоятельствах, чтобы не говорили и не делали кругом, вы никогда не бросите тех, кого успокоили в ту ночь в Годриковой Впадине. Даже если они станут заклятыми врагами, попытаются убить друг друга, будут пытаться использовать вас. Никогда, никогда вы не будете способствовать ни одному из них. Обещайте мне это.

— Обещаю, — в этот момент Амелия была полностью сбита с толку, — Но почему? Что во мне уникального?

— Ваша магия, Амелия, — объяснил Дамблдор, — Вы не родились магом, мисс Брайн. Наше волшебное перо не записывало вас в книгу и на вас никогда не действовало заклятие Надзора. Если сказать честно, до того как профессор Слизнорт не увидел вас в день смерти вашей матери, мы о вас ничего не знали.

Мир рухнул. Весь привычный мир, с его страстями и проблемами, с его героями и злодеями, с его красками и полутонами рухнул. Канул в небытие.

— Вас создал волшебник по имени Карнелион Флехлер. — продолжал Дамблдор — Почитайте о нем, несколько книг стоят у нас в библиотеке. Всю свою жизнь он посвятил изучению патронусов. Он хотел сделать их независимыми существами, которые могли бы существовать автономно, не завися от волшебника, призвавшего их. И вот под конец жизни, ему удалось создать нечто подобное… — Дамблдор выразительно посмотрел на Амелия. — Конечно, не совсем то, к чему Карнелион стремился, но все же. Это вы. Вы результат всей его жизни.

Ничего подобного юная мисс Брайн даже представить не могла.

— Как это? — Амелия потрясенно смотрела на директора. — Как он это сделал?

— Как он этого добился, он описать не успел. Его труд не был окончен, — продолжил Альбус. — Но в итоге его эксперимента получились вы. Я не думаю, что Карнелион предполагал, что результат такого скрещивания окажется стабилен, и тем более не мог предвидеть, что вы станете развиваться, что вы будете наделены разумом и будете расти. Фактически вы были ребенком с преобретенными магическими способностями. Вас нужно было растить, воспитывать, образовывать.

— Так вот почему меня принесли в тот дом… — догадалась молодая женщина.

— Абсолютно верно, — директор согласно кивнул. — Карнелион не был готов к такому. Тогда он отправил вас в дом к своей старой знакомой, договорившись, что они будут растить вас за немалое вознаграждение и давать ему всю необходимую информацию о вашем развитии. Тайно, разумеется. Никто никогда вас не усыновлял. Поэтому фамилия ваша осталась неизменна. Когда вы были совсем маленькой, ваш создатель умер. Но ваша мама так привязалась к вам, что просто не могла отдать вас в приют или же коллегам Флехлера. Вы фактически стали для нее родной дочерью, Амелия.

Амелия невольно улыбнулась.

«Я втихаря пробиралась на кухню, чтобы незаметно стянуть из холодильника что-нибудь вкусненькое. И вдруг я заметила, что на крыльце кто-то есть. Стараясь не шуметь, я подошла как можно ближе к двери.

— Спасибо, Карнелион, — говорила мать, быстро пряча что-то в карман и пугливо оглядываясь.

— Как она? — раздался чей-то голос. — Есть что-то новое?

— О, она очень странный ребенок. Если грустишь, она обязательно придет, скажет какую-нибудь безделицу, рассмеется своей открытой улыбкой, и глазенки такие доверчивые-доверчивые. И сразу так тепло на душе становится.

В порыве нежности к маме я тяжело вздохнула.

— Тихо! — испугалась мама. — Идет кто-то, давай, до встречи.»

Сейчас Амелия была благодарна матери. Стать подопытным кроликом ей не дала только эта женщина. Наверняка после смерти ее создателя всякое финансирование прекратилось, а это означало только одно — в ее и без того небогатой семье появился еще один рот.

— Так как ученый обсуждал все вопросы вашего развития и воспитания только с вашей матерью (ведь ваш отец не особо интересовался событиями магического мира), — продолжал тем временем Дамблдор, — о ваших незаурядных способностях знала только она. А вы, насколько мне известно, достаточно быстро сообразили, что их лучше скрывать. Ваша мать приняла решение никому не открывать вашей тайны. И не открыла до самой смерти. Но любого волшебника можно ненадолго позвать к нам в мир, вы же знаете.

-Да, — кивнула Амелия.

-Я рассказал ей, что вы в тюрьме и объяснил почему. Я просил ее объяснить мне, как вам удалось такое. Тут-то я и узнал, что вы можете работать без волшебной палочки. Не так эффективно, как с ней, разумеется. Но лучше, чем любой другой волшебник. Вам легко даются многие заклинания, ваш патронус практически разумен, но вот темные искусства требуют от вас двойной усидчивости. И их без палочки вы применить не в силах. На вас не действуют многие яды, и вы можете сопротивляться некоторым заклинаниям. Удивительно! Я очень горд, что знаком с вами. В обмен на эту информацию, я обещал вашей матери, что вытащу из тюрьмы и защищу ее детей. Как видите, я сдержал свое обещание.

В кабинете директора повисла тяжелая, удушающая тишина. Дамблдор, закончив свой рассказ, вернулся к созерцанию падающего за окном снега, а потрясенная Амелия, сидела в кресле и молча смотрела на огонь в камине.

— Значит, вы узнали все это только чтобы удовлетворить свое любопытство? — наконец спросила она.

— Изначально так и было, вы правы, мисс Брайн, — спокойно проговорил директор, не отрывая взгляда от окна. — Но, как видите, информация, которую я получил, оказалась полезна не только мне. Идите, обдумайте на досуге наш разговор, я уверен, что мы еще не единожды к нему вернемся, но сейчас вам нужно немного поразмыслить над тем, что вы узнали. И отдохнуть, конечно.

Не сказав ни слова, и даже забыв попрощаться, Амелия встала и на ватных ногах отправилась из кабинета директора свою спальню. Разумеется, она замечала, что ей легче всего работать именно с патронусом, но она это приписывала некоему природному таланту. Есть же волшебники, которые с легкостью управляют стихийной магией или же осваивают темные искусства без особых усилий. Но то, что рассказал ей директор, повергло ее в шок. Ей предстояла длинная, полная тяжелых раздумий ночь.

Она заснула только под утро. Сны были подстать ее размышлениям тяжелые, отрывочные, безрадостные.