А&B, или Как Приручить Мародеров (гет)

Каблучки Нарциссы Блэк шаловливо стучали по каменному полу, бесцеремонно врываясь в ночную тишину старого замка. Портреты недовольно шипели вслед уходящей девушке, но, будучи старостой, Нарцисса могла позволить себе и не такое. Впрочем, она позволяла себе куда больше, еще когда была обычной слизеринкой, если слово «обычная» вообще подходило будущей миссис Малфой.

У A&B было несколько неприкосновенных правил.

Первое – никаких личных предпочтений и предвзятого мнения.

Второе – любая информация, поступающая из любых источников, строго конфиденциальна.

Третье – ни один из A&B не должен знать ни имени, ни лица любого другого члена A&B.

Соблюдение правил было жизненно необходимо, ибо игнорирование хотя бы одного из них могло привести к разоблачению и полному провалу.

Нарцисса нарушила их все.

Она намеренно и без каких-либо угрызений совести травила Малфоя на протяжении почти целого года. Она совершенно спокойно, пожав красивыми худенькими плечиками, слила огромное количество информации тому же самому Малфою, а после – Беате с Эмили. Она имела очень четкое представление о каждом из членов A&B, знала все их пристрастия, привычки, методы, и так вышло, что стала их… куратором?

Когда основатели A&B ушли со сцены, выслав неизвестному добровольцу краткое письмо с инструкцией и тайной подписи, Нарцисса не имела о происходящем ни малейшего понятия. Потому что первым, кто отправил A&B письмо был… Регулус.

— Что это у тебя? – Нарцисса рассмеялась и проворно вырвала из пальцев заторможенного Регулуса конверт. – Ого! Это же…

— Верни, — обиженно попросил Регулус, влюбленный в Нарциссу с самой первой встречи, то есть, лет эдак с шести.

— А что мне за это будет? – наивный взмах ресницами, мягкий полог волос, небрежно откинутых за спину, и Регулус покрылся пунцовым румянцем. Нарцисса всегда могла сыграть пустоголовую красивую девицу при надобности.

— Это секрет. Я не могу…

Надутые алые губки и печаль, тронувшая карие глаза, искусно подведенные черной тушью – Регулус никогда не мог устоять. В отличие от брата он был типичным наивным мужчиной и велся на любую, даже самую дилетантскую провокацию.

Он помялся, перетаптываясь с ноги на ногу, посмотрел на Нарциссу загнанным взглядом и наконец сломался:

— Только никому, ладно?

Нарцисса сделала крохотный шажок, преодолевая дистанцию, положенную при общении с малознакомыми молодыми людьми, и на Регулуса повеяло ароматом лилий. На лбу мальчика выступила испарина, в груди стало жарко, а внизу… Регулус сглотнул.

— Я предложил A&B свою помощь, — возбужденно прошептал он.

— Зачем? – искренне удивилась Нарцисса, даже отступая на шаг.

Регулус, словно испугавшись, что Нарцисса его неправильно поймет, тут же затараторил:

— Люциус нехорошо обращается с Эмили, понимаешь? Он унижает ее, преследует, насмехается. Я подумал, что смогу найти рычаги давления на него, если…

Нарцисса скривилась. Она смутно помнила, кто такая эта Эмили, но ее всегда порядком раздражало чужое женское имя, звучащее из уст ее воздыхателей. Она пропустила мимо ушей оставшуюся часть «исповеди» и уже было подумала оставить младшего Блэка в покое, но в голове внезапно звякнул колокольчик.

Рычаги давления на… Люциуса?

Это было интересно.

— Расскажи-ка поподробнее, — Нарцисса взяла тонкой ручкой Регулуса под локоть, и у того чуть не случился припадок. Эмили была тут же забыта, как и Малфой – осталась только восхитительная беловолосая колдунья с глазами темного шоколада и ласковой улыбкой на алых губах.

Немало времени ушло на то, чтобы разгрести письма поклонников A&B, разобраться в ситуации, подобрать новых кандидатов на основные роли, но Нарцисса справилась и неожиданно для себя получила власть, о которой не могла и мечтать.

Теперь она заправляла всей школой.

Она знала, кто и с кем спит. Имела четкое расписание встреч Дамблдора и МакГонагалл, Помфри и Флитвика, была великолепна осведомлена о всех передвижениях Мародеров и так же о том, что Ремус, как и Питер, долгое время оставались девственниками. Она даже знала, сколько ложек сахара кладет каждый из них в свою кружку!

Ох, как бы удивились остальные A&B, если бы имели хотя бы смутное представление друг о друге.

Единственная мысль, претившая Нарциссе, заключалась в том, что не она придумала всю эту занимательную идею. Не она дала ей право на жизнь. И не она принесла ей первую славу.

А потому Нарцисса желала непременно найти основателей сообщества, коим сейчас заправляла фактически единолично.

Слизеринская гостиная встретила Нарциссу холодным зеленым пламенем, плещущимся в камине и ворохом разбросанных тетрадей, оставленных младшекурсниками. Блэк нахмурилась – при Люциусе они себе такого не позволяли.

Темный извилистый коридор, по бокам которого тянулись длинные затемненные стекла, выходящие прямо на глубины подводного озера, уже давно перестал ее пугать. Сириус нередко повторял, что спальни Слизерина – это аквариум с пираньями и в буквальном смысле был прав. Пираньи в этом озере водились, а Люциус постоянно стращал первый курс, что скормит детей кровожадным рыбкам, если те не будут его слушаться. Иногда, когда Нарцисса краем уха слышала, каким тоном Люциус произносит свои угрозы, ей начинало казаться, что – да, действительно скормит и действительно детей.

Вереница темных кованых дверей уходила вдаль по коридору, на каждом серебром было выведено имя, фамилия, а также родословная до четвертого колена. Информация был совершенно бесполезной, так как каждый уважающий себя отпрыск знатного рода наизусть вызубривал все имеющиеся родословные еще до поступления в школу. Но статус крови на Слизерине стоял на первом месте.

Родная дверь отворилась, стоило лишь Нарциссе приблизиться к своей спальне, тут же по всей комнате вспыхнули свечи, и зеленоватое пламя пятнами легло на сидящую в кресле волшебницу.

— Я не ждала тебя сегодня, — в голосе Нарциссы скользнул холодок.

Элиза Киллбрук в простом белом платье сидела в любимом кресле Нарциссы и спокойно читала маггловскую классику. Она подняла голову и кротко улыбнулась, поднимаясь.

— Нарцисса, — Элиза чуть склонила голову. – Я желала поговорить.

— Желала? – Нарцисса медленно прошлась по ковру, не снимая туфель, расстегнула пуговички на мантии и сняла с головы заколку. Роскошные волосы, отливая белым золотом в волшебном свете, расплескались по спине. – Я думала, ты будешь на Прощальном вечере. Эрика ведь просила твоего визита.

— Я не могла присутствовать там одновременно с таким количеством чистокровных, — ровно ответила Элиза. Она стояла прямо, держа в руках книгу и все так же мило улыбалась.

— Конечно.

Нарцисса плавно опустилась на кровать, погружая руки в мохнатое белое покрывало, похожее на шкуру полярного медведя.

— Я была бы очень признательна тебе, — Элиза обошла Нарциссу по кругу, чтобы заглянуть ей в глаза. – Если ты посодействуешь введению меня в ваш круг. Как будущая жена Малфоя, ты станешь мне практически родственницей, и твое слово будет значить многое.

Нарцисса взглянула в ответ быстро и раздраженно.

— Зачем ты пресмыкаешься передо мной?

— Что? – опешила Элиза.

— Ты пытаешься быть обходительной, хотя тебя саму воротит от такого обращения. Пытаешься не грубить мне, быть мягкой и почти ласковой, но ты не научена этому искусству. Льстить и подхалимничать человек с настоящей силой воли не умеет и научиться ему не дано.

Элиза молчала, ожидая продолжения, а вернее, подсказки, как ей действовать дальше.

— Лорд не терпит слабых. Он принял в свой круг полукровку Северуса с куда менее знатной фамилией, а значит, примет и тебя.

— Северус — полукровка? – бровь Элизы взлетела вверх, и былое очарование испарилось в никуда.

— Ты не знала? – Нарцисса вкусно улыбнулась.

— Откуда тебе все это известно, Нарцисса? Почему ты не удивилась, когда я назвала тебе свою настоящую фамилию?

— Потому что, — отрезала Нарцисса. – Ты хочешь служить Лорду? Ты хочешь именно служить ему, а не разделить бремя замужества с прочими чистокровными дамами?

— Да.

— Это непривычно.

— Я воспитывалась в ином обществе и привыкла быть сильной.

— Я тоже, — резко ответила Нарцисса. – Но сила бывает разной. Она бывает пассивной и мудрой, а бывает агрессивной и сокрушительной.

Элиза пожала плечами и вздернула подбородок, отвечая Нарциссе безмолвным упрямым взглядом. Слизеринка в который раз поразилась тому, как не различила в пуффендуйке столь знакомые черты раньше? Она была точной копией своего почившего деда.

— Тебе не претит травить своих однокашников? – с интересом спросила Нарцисса.

— Претит, — коротко ответила Элиза. Ее губы сжались от неприятных воспоминаний, которых она всеми силами стремилась избегать. – Но я понимаю механизм действия зелья. Ему подвержены лишь те, в ком изначально есть червоточина. Люди, сильные духом, способны избежать неприятных последствий.

Нарцисса хохотнула. Неприятных последствий?! Только одна из Яксли могла назвать так насильственное самоубийство ни в чем не повинных детей.

— Ты мне не нравишься, — сказала Нарцисса, Элиза даже не дернулась, только удивление скользнуло в ее синих глазах и тут же потерялось где-то глубоко внутри. – И это хороший признак. Все наиболее приближенные к Лорду люди на данный момент вызывают во мне легкую ненависть.

— И Люциус? — Элиза усмехнулась.

— В том числе, — совершенно бесстрастно ответила Нарцисса.

Они сыграли в еще один раунд "гляделок" с равным счетом. Нарцисса вздохнула и покачала головой:

— Вот чего я не могу взять в толк… К чему весь этот маскарад с Петтигрю? Ты спуталась с полукровкой, уже зная свою настоящую семью.

— Не можешь поверить, что я просто влюбилась?

— Ты? – тон Нарциссы был обличительным. – Ты убиваешь своих сокурсников, играешь Эрикой Малфой, как тебе заблагорассудится, в тебе больше крови Яксли, чем во всех них вместе взятых. Влюбиться – это не про тебя.

— Он – мое прикрытие, — честно ответила Элиза. На тираду Нарциссы она ровным счетом никак не отреагировала. – Я подумала, что если в будущем мне придется иметь дело с Пожирателями, это может бросить на меня подозрение. А я не хочу попасть под руку гриффиндорцам, которых их ненавидят, или слизеринцам, которые презирают полукровок. Никто не подумает плохо на милую пуффендуйку. На девушку Мародера – тем более.

— Расчетливо.

Нарцисса достала из прикроватной тумбочки большой костяной гребень и начала плавным движениями расчесывать волосы, тем самым показывая, что разговор окончен.

Когда Элиза была уже у самой двери, она вдруг остановилась.

— Скажи, Нарцисса… Раз уж ты просила не пресмыкаться.

Нарцисса вскинула голову, и ее надменный взгляд резанул Элизу, чересчур привыкшую к добродушным пуффендуцам.

— Тебе нравится это? Всю свою жизнь провести за спиной мужа-тирана, надеясь, что он не станет отыгрываться на тебе и детях после неудачного разговора с Лордом?

Нарцисса помолчала, глядя сквозь Элизу.

— Нет, мне не нравится это, — очень тихо сказала она. — Но, так или иначе, Люциус станет моей семьей и наши будущие дети – тоже. И я отдам свою жизнь за них, какими бы они не были. Тебе стоит понять это сейчас Элиза. В кругах чистокровных семья значит все.

* * *

Около Малфой-мэнора, час до полуночи

Распахнутые ворота Малфой-мэнора намекали на баснословно дорогой прием, и бесконечная вереница изысканных карет, въезжающих в поместье, лишь подтверждала это.

— Плохо дело, Сохатый, — молвил Сириус.

Они прятались в засаде у самых ворот и молча надеялись на то, что Защитные чары, заботливо наложенные кудесницей Лили, спасут их от Охранных заклятий.

— В чем проблема?

— Защита. Малфои применили Родовые чары.

— Что это за херня?

— Только кровь отмеченных в заклятии семей способна переступить порог этого дома. Моя мать уже прибыла – я узнал ее поганую карету, похожую на серебряный гроб. Значит, и я смогу войти. А вот насчет Поттеров… Ты уж извини, но на весь мир ты такой остался один, но тебя не приглашали, — Сириус сказал это так спокойно, что до Поттера не сразу дошел весь смысл.

— Ты… — прошептал он. – Ты…

— Прости, Сохатый.

— Ты знал это с самого начала, ублюдок!

Сириус не смотрел на Джеймса. Надеялся, что друг не затеет драку прямо перед носом полусотни Пожирателей, и не хотел его провоцировать.

— Какого хрена ты жертвуешь собой направо и налево? – продолжал бесноваться Джеймс. Он отлепился от своего дерева и, проваливаясь в снег по колено, пошел на Блэка. – Взял меня как группу поддержки, чтобы я попрыгал рядом с тобой, потряс задницей и воодушевил на битву, так, что ли?!

Сириус прикрыл глаза и, неожиданно для самого себя, взорвался.

— Помнишь то хреново озеро в Запретном Лесу? – Блэк развернулся навстречу и вцепился в плечи Джеймса. – Я видел там, как ты сдох! Ты и Лили! Вы оба! Лежали белые, мертвые, улыбались своими погаными светлыми улыбами и НЕ ДЫШАЛИ.

Ярость клокотала внутри, и даже удивленные оленьи глаза Джеймса, отчего-то ставшие виноватыми, не могли ее унять. Сириус оттолкнул Джеймса, отчего тот завалился спиной в снег, и глубоко вздохнул.

В наступившей тишине был слышен скрип снега под тяжелыми колесами карет и звук дождя, лавиной обрушившегося на мохнатые еловые ветви, укрывающие Джеймса и Сириуса от непогоды.

Джеймс смотрел на Блэка оторопело, с трудом вспоминая, а каком озере вообще идет речь.

— То озеро? Такое темное, как будто в нем плавает все дерьмо рыб этого мира?

— Да.

— И ты веришь этой помойке с водорослями?

— Это волшебное озеро!

— Это гребаная вода, Бродяга!

Она застыли, глядя друг на друга, сжимая кулаки, готовые сорваться с места в любую секунду.

— Все равно тебе в Малфой-мэнор хода нет, — мертвым голосом сказал Сириус. – Дай мне мантию.

Джеймс извлек мантию из под куртки и разозлено бросил ее Блэку прямо в лицо. Тот ловко поймал ее и накинул на себя.

— Я скоро, — раздался хмурый голос из ниоткуда, и глубокие четкие следы запятнали белый снег.

Вереница следов уходила из леса прочь, оставив озябшего Джеймса наедине с разрывающей изнутри яростью и диким страхом за друга. Представить, что эгоист-Блэк вот так вот жертвует ради кого-то… собой?

— Видать, эта самоубийственная зараза прилепилась и к тебе, придурок.

Сохатый хорохорился, но на душе было совсем погано. А потом послышался лязг металла, Джеймс рванул вперед, нахватав снега за шиворот и в ботинки, и успел увидеть, как с пугающим грохотом за последней каретой захлопнулись кованые, черневшие в темноте ворота поместья Малфоев.

Маскарад начинался.

* * *

Малфой-мэнор, час до полуночи

Тело отца лежало в красивом, украшенном пятью сотнями белых роз, гробу. На деревянных боках был вырезан герб семьи, годы жизни и любимые слова Абраксаса: «Страх рождает уважение, любовь рождает ошибки». От запаха цветов было не продохнуть, но Эрика запретила накладывать Освежающее заклинание. Она хотела, чтобы все почувствовали, кого они потеряли.

Судя по сморщенным носикам дам высшего общества и обмахивающихся платочками уважаемых господ, им все это было, выражаясь языком простолюдинов, до лампочки. Они желали поскорее приступить к трапезе, обсудить последние слухи, политику и, наконец, перейти к делу – а именно, к собранию Пожирателей.

Лицо Абраксаса белое, словно вырезанное из камня, выглядело почти живым. Казалось, что отец сию же секунду медленно поднимется из гроба, глубоко вздохнет, обведет всех своими маленькими зоркими глазами и спросит, с чего эти жалкие пиявки решили, что имеют право столь бездарно тратить время, когда магический мир уже погрузился в новую войну?

Но Абраксас был откровенно мертв и никак не мог подняться из гроба. И это был единственный поступок отца за последние несколько лет, за который Люциус был ему безмерно благодарен.

Он не заметил, как стих мерный шум голосов, и чуть не вздрогнул, когда обернувшись, попал под расстрел пары десятков внимательных взглядов. Всем было интересно, как младший Малфой справится с предстоящей ролью. Всем было интересно, выдержит ли он тот непомерный груз, что нес на себе его отец.

— Мы собрались сегодня здесь, чтобы почтить память моего отца, Абраксаса Николаса Малфоя, коего все вы знали и безусловно уважали за многочисленные деяния, совершенные во благо древнейшего магического сообщества.

Что бы не крутилось в головах этих тарантулов, никто не подал и вида, что сомневается в сказанном. Какая-то дамочка обмахнулась веером, всем видом показывая, что запах цветов совершенно невыносим, и Люциус тут же вперился в нее колючим взглядом. Мадам разом побледнела и замерла.

Безутешная Эрика Малфоя, позабывшая о том, что с лица нужно стирать слезы, мертвой хваткой вцепилась в сухую руку Вальбурги. Заметив взгляд сына, она робко улыбнулась – на мгновение ей показалось, что сквозь глаза Люциуса на нее посмотрел любимый муж из самой преисподней.

— Все мы знаем, как много он сделал для сообщества полнокровных магов. Щедрые пожертвования, поддержка многочисленных научных исследований, инвестиции в талантливых магов – все это никоим образом нельзя оставлять без внимания. Абраксас боролся с безнравственностью и невежеством колдунов, выступающих на стороне маггловской крови. Огромные средства он инвестировал во всем нам известную школу Магии и Волшебства Хогвартс, дабы обеспечить своим и вашим детям полноценное обучение. Он не скупился и тогда, когда речь заходила о поддержке колдомедицины, Министерства Магии и…

Все слушали молча, не позволяя себе даже шелохнуться, а Люциус каждую секунду ощущал отца за спиной и ему казалось, что лишь одно неверное слово – и его голова слетит с плеч, повинуясь властному взмаху призрачной руки.

Когда последнее слово упало и замерло, звонкая тишина разбилась о звук быстрых четких шагов. Сам Лорд Волдеморт прибыл почтить своего ближайшего слугу. Гости расступались, буквально отпрыгивая с его пути, разом теряя всю свою напыщенность. Вслед за Лордом семенил худенький домовик в оборванной простыне.

— Люциус, — Волдеморт коротко кивнул Малфою-младшему, и его красные глаза сверкнули.

Лорд обернулся к гостям одни резким движением, сильно втянул ноздрями воздух, пропитанный запахом роз и смерти, и улыбнулся.

— Мои слова, как слова наставника и покровителя, не заменят слов сына, сказанных ранее. Поэтому я скажу лишь одно. Спасибо. Спасибо, Абраксас, что оставил после себя достойного наследника. Ты не забываешь о своем долге даже после смерти.

Люциус впервые стоял так близко к Лорду, и зыбкое ощущение змеиного тела, оплетающего его шею, готового переломить хрупкий человеческий хребет в любую секунду, никак не уходило. Мать смотрела на него большими восхищенными глазами, приоткрыв маленький рот и согласно кивала в ответ на тихий шепот Вальбурги. Лорд говорил что-то еще и еще, но Люциус не слышал и не видел ничего.

Он впервые в жизни хотел напиться до смерти.

* * *

— О, коллекционный виски? – Сириус сунул нос прямо в деревянный шкафчик со стеклянной дверцой, изучая этикетки длинного ряда пузатых бутылей.

Когда-то давно, еще в детстве, они с Регулусом гостили здесь целые выходные, будучи сопровождающими Нарциссы, которую в тот момент, как породистую корову, пытались всучить Малфоям. Что же, у них получилось. А вот они с Регулусом, не в силах выносить пристального внимания матери, которая принялась втрое сильнее следить за их манерами, сбежали через погреб. Ход подсказал домовик, которого, кажется, звали Бобби. Он сопротивлялся изо всех сил, но Регулус сказал, что они будущие родственники его младшего хозяина, и бедняга был вынужден ответить. После этого он вроде как пошел разбивать свою вислоухую башку о стену, но на это Блэку, если честно, было тогда наплевать чуть больше, чем полностью.

Охвативший Сириуса страх сменился знакомым азартом, стоило только парню проникнуть в поместье. Матушка своей кровью обеспечила ему стопроцентное укрытие – это было так странно, что хотелось найти ее среди гостей и рассмеяться в лицо.

Он безо всякого стеснения коснулся бутыли самыми кончиками пальцев, словно пробуя судьбу на прочность, но ничего не последовало – стены не обвалились, бутыль не взорвалась, а Сириус, как стоял в укромном уголке погреба, да так там и остался. Он цепко схватил бутыль, коротким движением палочки выдернул пробку с тихим «О-ох..» и с наслаждением приник к горлышку. Янтарная жидкость пролилась внутрь, обволакивая сознание Сириуса теплой заботливой пеленой. Мир стал ярче, да к тому же добрее. В конце концов, если кто-нибудь из Волдырьской шайки его здесь застукает, умирать будет несравнимо приятнее.

С сожалением вернув пробку в прежнее положение и поставив бутыль на место (предварительно в нее, конечно же, плюнув), Сириус обшарил глазами длинные стеллажи. Тускло освещенные круглые сыры, колбасы и темные банки с вареньем и соленьями сливались в одну разноцветную вереницу. Ну что же, можно будет отужинать, когда он будет возвращаться назад.

Скрипнула дверь, и Сириус тут же вжался в стену. Мимо прошаркали маленькие ножки покладистого слуги. Возможно, это был тот самый Бобби, или как его там – Блэк никогда не мог их различить. Эльф открыл тот самый шкаф, в котором недавно шарился Сириус, добыл с десяток бутылок и поволок неподъемный груз прочь по лестнице. Судя по этикетке, ту бутыль, в которую Блэк плюнул, он тоже взял.

Эльф был маленький, упорный, но медленный, и Сириус, не теряя времени, прошмыгнул мимо через открытую дверь, сощурился от яркого света и нырнул влево – в спасительную нишу.

Правила здесь были таки же, как в Хогвартсе – только ставки выше.

Старинные гобелены, антикварная мебель, портреты знаменитых волшебников, длинные коридоры и опасность, которая, казалась, таилась за каждым поворотом. По правую руку от Блэка виднелся арочный деревянный проем, из которого вкусно пахло жареным мясом, сдобой и вином. Это была кухня, а значит, ему в другую сторону.

* * *

Малфой-мэнор, малая гостиная, час до полуночи

— До конца приема ты останешься здесь, — сказал Эйвери таким тоном, будто отдавал приказ домовику.

Питер кивнул, не поднимая взгляда от рук. Они находились в просторной гостиной на втором этаже. Повсюду возвышались изящные статуэтки из дорогого камня со светящимися прожилками, высокие шкафы с фолиантами на неизвестных языках и затейливые витиеватые канделябры с тонкими белыми свечами. Наверняка Эйвери пытался найти для Питера комнату похуже и попроще, но таких в Малфой-мэноре просто не было.

Они вошли в дом через черный ход, чтобы не попасться никому на глаза раньше времени и не оскорбить присутствием Питера благородных господ. Так повелел Эйвери, и Питер был только счастлив.

В Малфой-мэноре все было чужим и холодным. Портреты презрительно фыркали и отворачивались, заметив Питера. Выточенные из камня белые львы, распиханные по всему поместью, скалились, глядя нехорошими пустыми глазами. Диваны, обшитые дорогими тканями, были жесткими и неудобными, норовя согнать Питера поскорее.

Малфой-мэнор оказался огромным живым чудовищем, в брюхе которого Питер вынужден был коротать эту ночь, и если бы не присутствие Эйвери, его давно бы переварили до состояния мелкой каши.

Тихие шаги раздались из ближнего коридора, и очень бледный Люциус Малфой с блестящими, как глянец, волосами ступил в комнату. Он безразлично посмотрел на Питера, и тот мог бы поклясться, что Люциус дрожит. Вероятно, похороны отца дались ему куда тяжелее, чем он ожидал.

— Питер, — безо всякой манерности и презрения молвил Малфой.

Когда Люциус был его однокашником, Петтигрю мог считать его равным себе, мог язвить и насмехаться. Но сейчас, окруженный самыми отъявленными убийцами, находясь в доме, насквозь пропитанным ненавистью… Сейчас Малфой казался опытнее, старше и выглядел совсем иначе.

Питер уже видел этот взгляд. Так смотрел Джеймс после смерти родителей – с тупой ненавистью и без желания жить дальше.

— Питер, — повторил Малфой и мягко опустился в кресло напротив. Его изящные пальцы плотно обхватили резной позолоченный подлокотник. – Ты все же решился. Это достойно уважения.

— Эйвери сказал…

— Якоб, — машинально поправил Малфой. – Мы не называем своих по фамилиям.

Своих! Он так и сказал «своих» и принялся наблюдать за реакцией Питера, как змея наблюдает за кроликом.

— Якоб сказал, что ты желаешь представить меня об…обществу, — Питер заикался и сам себя презирал за это.

— Момент подходящий, — Люциус пожал плечами. – Когда еще мы соберемся все вместе? Ты же понимаешь, что созывать столь занятых людей ради одноразового знакомства с тобой я не могу.

— Понимаю.

— Ты смышленый малый, Питер. Вместо привычного гриффиндорского, — в его устах это прозвучало, как «идиотского», — героизма ты выбрал холодный расчет и поступил разумно. Принял верную сторону.

— Вы угрожали моей матери, — сказал Питер. Очень осторожно и почти вопросительно.

Малфой выдавил из себя сухой смешок. Тень смерти на миг отступила из его глаз, и Люциус стал почти похожим на самого себя.

— Мы не угрожали, Питер. Мы объективно оценивали ситуацию. Если бы ты пожелал остаться на стороне своих друзей, твоя мать просто бы разделила участь многих ей подобных. Например, родителей Эванс или МакКинон.

Питер слушал, неимоверной силой воли сохраняя равнодушное выражение лица и не давая своим пальцам сжиматься в гневе.

— И ты рассчитал все так, как и полагается разумному человеку, — Люциус улыбнулся. – Предпочел победителя, а не проигравших.

— Что теперь?

— Теперь? — Люциус тяжело поднялся с кресла и подал руку Питеру. Подал сам, буквально протянул навстречу, и Питер опешил. – Теперь я представлю тебя кругу очень влиятельных и очень интересных людей. Это твое мгновение славы, Питер. Ты готов?

* * *

Сириус не смог разглядеть, кого Малфой ведет по темному коридору. Но их с Сохатым план очевидно трещал по швам, ибо Малфой не собирался напиваться в собственной комнате, хуже того, он тащил за собой кого-то, кто мог бы стать весьма нежелательным свидетелем. С другой стороны, если бы Мародеры всегда следовали плану, их давно бы уже разжаловали до неудачников и исключили из школы.

Рискнуть и оглушить прямо сейчас? Или выждать?

Люциус тем временем приоткрыл дверь в новую комнату, и белый магический свет залил коридор, на мгновение ослепив и обескуражив Блэка. Затем дверь закрылась, неизвестный гость остался снаружи, а Малфой – внутри.

Сириусу всегда было интересно, как выглядят отпрыски чистокровных семейств, когда с них слетает весь лоск. Ни Вальбурга, ни Орион никогда не позволяли себе и капли расслабленности в присутствии даже собственных детей. И теперь Сириусу представился отличный шанс это узнать.

Люциус стоял в коридоре, положив ладонь на ручку двери, да так и позабыв ее там. Он не шевелился, просто смотрел в пол и молчал. Белые, порядком отросшие волосы занавесили его лицо, и Сириус на мгновение подумал – неужели Люциус… плачет?

Но нет.

Вскинув голову и одним сильным движением откинув волосы назад, Люциус вновь выпрямился и стремительно зашагал вперед по коридору, да так, будто бежал от кого-то. Сириус знал, о чем сейчас думает Малфой, чего он жаждет больше всего. Он и сам не раз уходил прочь с гордо поднятой головой по длинным коридорам дома на площади Гриммо. Шел, словно король, обходящий свои владения даже тогда, когда знал, что вокруг – ни души.

Потому что позволить себе слабость можно лишь в одном случае – будучи абсолютно уверенным, что никто, ни один живой человек, зверь или даже растение не видит твоей боли.

Блэк медленно пошел вслед за Малфоем. Мягкие зеленые ковры надежно глушили шаги, волшебники и волшебницы в своих портретах делали вид, что спят, приоткрывая глаза лишь тогда, когда Люциус уже миновал их. Они следили за своим отпрыском с зоологическим интересом.

Планировка дома оказалась Сириусу совершенно незнакомой. Он никогда не бывал на личном этаже Люциуса, Абраксаса или Эрики, но предполагал, что даже имея карту, ни черта не разберется. С другой стороны, он прожил большую часть жизни, окруженный ловушками, запертыми дверьми и длинными сумрачными коридорами Гриммо, оттого и не сомневался, что найдет нужный путь. И выберется.

Малфой почти влетел в свой кабинет, стремясь поскорее убраться в свое логово, распахнул дверь и не заметил, как скользнула по полу юркая тень. Через мгновение он рухнул прямо на подставленные руки Сириуса, и дверь за ними обоими захлопнулась.

* * *

— Люциус держался прекрасно, дорогая, — сухим властным голосом произнесла Вальбурга.

Она была одета безупречно, и черное, под горло, платье отнюдь не старило ее, а напротив придавало царственный вид. Эрика рассеянно кивнула в ответ, в который раз обводя взглядом гостей и не находя в себе сил понять, что происходит. Ее взгляд неотвратимо притягивался к хищному профилю Абраксаса, который лежал, закрыв глаза. Ей хотелось подойти, как в старые добрые времена, и робко, чтобы не отвлекать его от дел, спросить, почему же он позволяет себе спать, когда вокруг столько людей?

— У нас будет собрание, дорогая, — продолжала Вальбурга. – Но Лорд поручил мне иное дело, посему мне придется уйти. Проследи, чтобы Люциус не позабыл о нем. Он все же впечатлительный мальчик и мог растеряться.

Эрика вновь кивнула, вновь обводя взглядом комнату, полную людей.

— Как жаль, как жаль, — сокрушалась старая Гретель Нотт, бабушка нынешнего Нотта-младшего. – Он был еще так молод. – Сама Гретель выглядела, как высушенное щупальце осьминога.

— Драконья Оспа, — многозначительно произнесла Мишель Эйвери. – Вот и Поттеров она настигла совсем недавно. Ужасное заболевание.

На самом деле все прекрасно знали, что, а вернее кто настиг Поттеров, но говорить об этом публично считалось неправильным и грубым.

Гости разбрелись по необъятному первому этажу особняка Малфоев. Тихие голоса оживились, по бокалам разливалось белое вино, домовики засновали туда-сюда, разнося закуски и обновляя блюда на столах.

Гроб с Абраксасом выглядел здесь совершенно лишним, и вокруг него постепенно образовалось пустое пространство. Никто не обращал внимания на мертвого колдуна в белых розах, но каждый неведомым образом умудрялся не переступать невидимую границу. Словно вокруг гроба наложили Отвлекающее заклинание.

Сириус в своем новом облике застыл на верхней ступени лестницы, ощущая себя килькой в океане вечно голодных жирных акул. На Абраксаса он смотрел долго, с пару минут изучая незнакомое жестокое лицо в морщинах, но так и не смог найти даже малейшего сходства с Люциусом. Абраксас даже мертвый походил на матерого волка, в то время как Люциус – на скользкого ужа.

В дальнем проеме мелькнула высокая черная фигура Ориона в дорогом смокинге и сигарой в руках. На его губах застыла искусственная улыбка – он явно флиртовал с миссис Нотт. Видеть отца через столько времени таким спокойным, улыбающимся и, как всегда безупречно выглядящим, было больно. Сириус не ожидал этого от себя, но стоило признать – если бы родители оплакивали его уход из дома, если бы на их лицах застыли скорбь и сожаление, ему бы стало чуточку легче. Но им было плевать.

Вальбурга стояла неподалеку, принимая комплименты и приглашения на приемы ото всех присутствующих. Все здесь уважали ее, всем она была нужна – особенно теперь, после смерти основного лидера. Теперь она и только она правила балом.Вальбурга отвернулась, дабы снисходительно кивнуть Мальсиберу-старшему, запечатлевшему поцелуй на ее костистой руке, и Сириус рыбкой проскользнул мимо.

— Люциус! – Мальсибер-младший улыбнулся своей скользкой гнилой улыбкой и подал руку. Сириус не без отвращения ее пожал. – Ты выступил отлично.

— Особенно учитывая то, как ты относился к отцу на самом деле, — подмигнул Нотт.

— Отец был великим человеком, — ровно ответил Сириус, и его окружили понимающие взгляды. «Конечно-конечно. Продолжай держаться выбранной роли», — говорили они.

— Как обстоят дела в Хогвартсе? – Сириус, не желая терять время, начал свой допрос. Люциус наверняка поступил бы так же.

— Грязнокровки получили свое, — тут же осклабился Розье и поправил свой белоснежный воротничок. – Ни у кого из них нет силы воли противостоять зелью. Жалкие ничтожества!

— Это была прекрасная идея, Люциус, — подмазался Мальсибер.

— Я слышал, Больничное крыло переполнено, но результата как такового нет, — лже-Люциус напустил в голос немного холода.

— Да, да, — Мальсибер сморщился. – Но это поправимо. Зелье набирает силу, и с таким наплывом самоубийц не справится даже Дамблдор. Тем более, у нас есть распространители, как ты знаешь. Не волнуйся, Люциус, мы не подведем тебя.

— Говорят, ты привел эту шавку, — Розье вытянул губы. – Ну, нашего новенького шпиона. Эйвери сейчас «курирует» его.

— Он может быть полезен, — ровно ответил Сириус, совершенно не понимая, о ком идет речь, но смутно припоминая недавнего спутника Люциуса, чье лицо было скрыто в полумраке.

— Мне даже и имя его произносить противно, — Нотт «мягко» выразил свое сомнение. – Но дело твое, Люциус.

К ним подошел Регулус, и у Блэка все внутри сжалось. Родной брат, тот самый любопытный звонкий мальчишка, был похож на тень самого себя. Черный костюм, равнодушные серые глаза и лицо, на котором не было и грамма эмоций. Это считалось достоинством.

— Люциус, — он коротко кивнул и пожал лже-Малфою руку. – Я восхищен тем, как ты держишься.

Регулус смотрел на Люциуса с уважением.

Еще никогда Блэку не было столь погано. Уж лучше бы он проглотил дюжину гнилых жаб, чем смотреть на то, как его младший брат пресмыкается перед Малфоем.

Когда все по второму кругу выразили Люциусу свое восхищение, отпустили пару мерзких шуточек про магглов и пригубили вина, пришло время сплетен.

— Вы слышали, — вдруг тихо-тихо произнес Розье. – Говорят, что Якоб не такой уж и чистокровный сынок Эйвери. Говорят, что если он отведает сего зелья, сваренного Снейпом, то двинется так же, как и все грязнокровки.

Все переглянулись, но никто не спешил подхватить обсуждение. Обвинение в грязнокровности было слишком серьезным, чтобы обсуждать это вот так.

Но каждый жаждал подробностей.

— У тебя есть аргументы, Даниэль? – Сириус с трудом вспомнил имя ублюдка и во время сообразил, что пора изогнуть бровь, как всегда делал Малфой, выражая презрение.

— Не знаю, — Розье пожал плечами, несколько смущенный такой реакцией. Но тут же ухмыльнулся: — Но если случайно зелье попадет к нему в руки, мы это сразу узнаем.

Все, как по команде, посмотрели на Люциуса, и Сириус понял, чего они ждут. Одобрения! Если Малфой не выскажет явного недовольства, сплетня наберет силу, а это явно было ему на руку.

— Случайно? – Сириус-Малфой хмыкнул, и все сразу расслабились.

— Ты же знаешь, как это бывает, — Розье позволил себе тонкую улыбку. – Капля там, капля здесь.

Все сразу заулыбались, кивая головами.

— Но Снейп уже работает над противоядием, разве не так? – Регулус оглядел «друзей».

— Работает, работает… — Покивал Мальсибер, поправляя золотой ролекс на руке. — Только вот у него ничего не выходит. Ведь зелье, что он сотворил, само по себе ядом не является. Сдается мне, Снейп просто тратит время впустую.

— Но он и не для своих его варит, — заметил Розье. – Как это не прискорбно. Все знают, что он хочет спасти грязнокровку Эванс.

— Точно. Ведь даже Лорд позволил ей остаться в живых. Невиданное дело! Говорят, это было что-то невероятное, Люциус? Ты же присутствовал при этом?

Сириус оглядел всех оценивающим взглядом, судорожно соображая на ходу. Информации было огромное количество, и ему приходилось одновременно анализировать сказанное, все запоминать, следить за собственными реакциями, а заодно и за снующими вокруг волшебниками.

— Да, это было крайне необычно, — деревянно ответил он, вызвав несколько удивленные взгляды. Он поджал губы и ледяным тоном произнес: — Я что, похож на сплетничающую девку? Или вы желаете представления в лицах?

Все сразу расслабились и согласно закивали головами.

— Прости нас, Люциус, — Регулус едва-едва улыбнулся. – Просто случай экстраординарный, мы все были очень заинтересованы, когда услышали.

— Когда вы удостоитесь чести присутствовать на собраниях Лорда, тогда и будете узнавать все из первых рук.

Мальсибер выглядел так, будто его щелкнули по носу. Даниэль напротив уважительно склонил голову, и Регулус повторил его маневр. Внезапно они все подобрались, отбрасывая с лиц лишние эмоции и почтительно склонили головы, но уже не перед Люциусом.

Сириус обернулся и едва не вскрикнул – его собственная мать смотрела на него колючими черными глазами и улыбалась.

Они никогда так не улыбалась ему, Сириусу, своему родному сыну, как сейчас – Малфою.

— Миссис Блэк, — Сириус чуть не сказал «Вальбурга». Он тоже склонил голову и поцеловал тонкую руку в перчатке.

Аромат излюбленных духов Вальбурги вызвал в нем тошноту. Он помнил и то, как она стегала его перчаткой по лицу за неподобающее поведение, и как кричала, кривя красивое лицо, и как заставляла таскать за собой ее тяжелые шубы, будто ее сын был домовиком. И каждый раз этот запах преследовал Сириуса.

С тех пор он ненавидел черные розы.

— Я довольна вами, Люциус, — из уст Вальбурги это прозвучало как неслыханная щедрость.

— Благодарю вас, мадам.

— Вы достойно держались, — она будто и не слышала его. – Вы истинный потомок своего отца.

Сириус знал эту улыбку. Мать всегда улыбалась так, когда лгала, но Малфою это не должно было быть понятно.

— А теперь мне пора, Люцис. Дела не ждут, — она не извинялась за свой ранний уезд, просто констатировала факт, тем самым снова и снова указывая Люциусу на его место.

Вот бы она удивилась, если бы знала, с кем разговаривает на самом деле!

Вальбурга улыбнулась снова и отвернулась.

— Собрание начнется через пятнадцать минут, Люциус, — к компании подошел Эйвери, провожая взглядом спину Вальбурги. Регулус, еще когда они с Сириусом разговаривали, часто смеялся над тем, с каким обожанием Эйвери смотрит на их мать. Едва ли он был в нее влюблен, но то, что дрочил – это точно.

— Я спущусь, — Сириус кивнул. – Прежде мне нужно подготовить кое-какие сведения.

Эта фраза, к счастью, не вызвала иных вопросов, и Сириус ретировался прочь. Каждый шаг давался с ощутимым трудом, ему казалось, будто все оборачиваются ему вслед и думают: «Мы знаем, кто ты. Мы просто выжидаем наиболее благоприятный момент для атаки».

Но нет, Сириус благополучно миновал залу, поднялся по лестнице и скрылся в длинном холе. Привалившись к холодной стене, он отдышался, только сейчас осознав, сколько сил у него забрал этот короткий разговор, и чуть не свалился в обморок.

— Пообщаешься с этими ряжеными девицами и сам таким же становишься, — тихо вымолвил он во тьму. Ехидничать все еще получалось.

Сириус с огромным облегчением нащупал мантию-невидимку на прежнем месте. Она была спрятана в нише за статуей изысканной девушки с жемчужным ожерельем в руках. Набросил ее на себя и устремился к лестнице, ведущей в подвалы. Оставалось только вернуться на кухню, проникнуть в погреб и исчезнуть в чернильной темноте апрельской ночи.

* * *

— Сукин сын, — тихо матерился Джеймс, прыгая то на одной ноге, то на другой. – Долбанный ублюдок.

Он засунул руки в карманы и пытался согреться и успокоиться. Малфой-мэнор горел теплыми зазывными огнями арочных окон, но, по мнению Джеймса, именно так и выглядит настоящая опасность – она таится за фасадом таких вот деланно дружелюбных домов.

Появившиеся на снегу следы он заметил не сразу, и Блэк, возникший прямо из воздуха, стал для Джеймса полной неожиданностью.

— Ах ты ж Мерлиновы трусы! – громко прошептал Джеймс, в последний момент сдержав крик.

— Это не трусы, это я, — Блэк выглядел хмурым и уставшим.

— Я вижу. Ну и как?

— Удивительное ощущение. Будто я засунул башку в банку со скорпионами. А ведь они называют себя семьей.

— Знаешь, что я мечтал сделать, пока торчал здесь, как замерзший бомж?

— Что?

— Вот это.

Джеймс размахнулся и врезал ничего неподозревающему Сириусу прямо в левый глаз. Блэк врезался спиной в сосну, помотал лохматой головой, приходя в себя, и немедленно бросился в атаку. Они покатились по снегу, позабыв про поместье Малфоя под самым боком. Будь здесь сейчас Лили, она бы обязательно молвила презрительно-обеспокоенное «Мальчишки!» и бросилась их разнимать.

Ничего эти глупые девчонки не понимают в хорошей драке.

Они молотили друг друга с нескрываемым удовольствием, лицо начало заплывать, костяшки болели, снег был повсюду — в зубах, глазах и под одеждой, но это было здорово. Как в детстве.

— Нам надо валить, — сказал наконец Сириус, лежа рядом с Поттером на земле и пьяно глядя в черное небо. После драки стало легче и теплее.

— Надо, — согласился Джеймс. Он окончательно утихомирился, отмечая, что со всеми этими проблемами славного мордобоя у него не было уже с полгода как.

— А то они скоро спохватятся моего будущего родственника.

— Спохватятся.

Хотелось лежать вот так вот, на развороченном мокром снегу под пушистыми еловыми ветвями и смотреть вверх – в глубокое, бесконечно свободное небо, в котором не было ни Пожирателей, ни слизеринцев, ни идиотской войны.

— Вставай, старая коряга, — Джеймс поднялся одним рывком, подал руку Сириусу, и их ладони соединились с крепким хлопком.

Ливень к тому времени уже прекратился, и лететь стало гораздо приятнее и проще. Несмотря на то, что места эти было больше знакомы Блэку, он отдавал себе отчет, что в полете совершенно бесполезен, в то время как Джеймс ориентировался в небе, словно почтовая сова.

Сириус почувствовал дрожь, не сразу поняв, что это Охранное заклятье Малфой-мэнора начало раздуваться вокруг, распуская повсюду длинные невидимые щупальца. Он быстро оглянулся – поместье замигало окнами, захлопало дверьми, послышались испуганные и раздраженные крики – это охрана начала обыскивать кареты уезжающих господ, пытаясь найти нарушителя, посмевшего связать Люциуса прямо на похоронах отца.

— Удивительно, а ведь это ты сопли жевал и говорил, чтобы мы не трогали Люльчика в такое тяжелое для него время, — съязвил Сириус. Он отвернулся от поместья и подставил лицо ветру – тот бил ему в лицо, но это было приятное ощущение, ведь сейчас они возвращались домой, в Хогвартс.

— Это было до того, как в нашей гостиной повесилась третьекурсница.

Произнесенные слова разом поумерили веселье Блэка.

— Кстати говоря. Они травят нас зельем.

— Вот как?

— И угадай, кто его варит.

Джеймс выругался, даже не пытаясь строить предположений. Ну конечно же, Снейп!

— Сучье отродье, — прошептал он. – Ничего святого у этой мрази не осталось.

— А еще у них есть какие-то хреновы распространители и таинственный шпион, которого Малфой сегодня привел в поместье. Кажется, я даже видел парня, но разглядеть не смог.

— Если это зелье, — Джеймс пропустил все мимо ушей, — должно быть и противоядие, так?

— Они и об этом порассуждали. Сказали, что это зелье само по себе ядом не является, а значит… — Сириус многозначительно промолчал.

— А значит, мы в дерьме, — закончил Джеймс, и Блэку оставалось только кивнуть.

* * *

Малый приемный зал Малфой-мэнора казался почти точной копией слизеринской гостиной, отчего сразу становилось ясно, кто был основным спонсором факультета. Выполненный в оригинальном серебристо-зеленом стиле, щедро украшенный узорами из изумрудных камней, он был обезображен десятком гнилых пятен – лицами присутствующих.

Ни окон, ни каких-либо еще дверей – вытянутая прямоугольная зала с камином из белого камня, громоздкими, не зажженными сейчас люстрами и уходящим во тьму длинным узким столом. Над камином распростерлась огромная, во всю стену, мозаика – наследие средневековья и широких связей тогдашнего главы рода Малфоев в области искусства. Мозаика, словно бы зеркально, отражала залу, и Питеру на мгновение почудилось, что это на самом деле и есть зеркало. Однако задумка гениального мастера была такова, что в мозаике был с точностью до последнего камешка изображен весь зал и даже расплывчатые тени присутствующих. По центру мозаики возвышалась фигура человека, стоящего к смотрящим спиной, и его волосы отливали безупречно белым.

Все правильно. Во главе стола всегда должен быть Малфой.

Питер фыркнул. Наверняка, даже рассадка Пожирателей сейчас точь-в-точь отвечала изображению на мозаике. Сменились имена, но не фамилии, и некоторых должно было здорово возмущать то, что несмотря на заслуги, они все равно остаются в самом конце стола. И все это – только из-за дурацкой настенной картинки.

— Сюда, Питер, — тихо молвил Эйвери, аккуратно подталкивая Петтигрю к одному из стульев.

Питер постарался разглядеть своих новых «друзей», но половина из них скрывала лица под чудовищными серебряными масками и, кроме того, была закутана в непроницаемые черные плащи. Очевидно, что Питеру не доверяли, раз согласились на плотную маскировку в этой душной, без окон комнате. Подрагивающие язычки огня над тонкими стеблями свеч зловеще плясали на лицах тех, кто пожелал быть узнанным.

За спиной Питера шел Якоб Эйвери, и, совершенно неожиданно, Петтигрю почувствовал к нему зыбкое противоречивое чувство благодарности. Эйвери, так или иначе, был своим и не выказывал острой враждебности – только отвращение – по отношению к Питеру.

— Где Люциус? – Якоб удивленно оглядел комнату, но не заметил во главе стола знакомой белой шевелюры.

— Он должен был подготовить некие документы, — Мальсибер в черном смокинге, развалившись, сидел на стуле с зеленой подушкой и высокой спинкой. Он откровенно забавлялся, наблюдая за сжавшимся гриффиндорцем.

– И с тех пор прошло не менее получаса, — крайне недовольно поддержал его Даниэль Розье. – Этот день сложен для Люциуса, мы понимаем, но…

Но смерть близкого человека, пусть даже и отца, не являлась оправданием.

Взгляды сидящих людей, скрытых в полутьме, вцепились в Питера. Им было нечего делать в ожидании Малфоя, а оттого Петтигрю казался вкусным кратковременным развлечением. Питер продолжал стоять не шелохнувшись, ожидая указаний Эйвери, но тот позволил себе помедлить, чтобы в полной мере насладиться безмолвным унижением старого врага.

Дверь в комнату распахнулась до неприличия резко и широко, и свет, не найдя преграды, облил сидящих за столом Пожирателей желтым и оранжевым. Они сразу завозились, поплотнее запахиваясь в мантии и плащи, и заворчали, как потревоженные вампиры. Питер успел выхватить несколько знакомых лиц, прежде чем чужая массивная фигура загородила дверной проем.

— Люциус был найден оглушенным в своем кабинете, — произнес хмурый голос. — Вещи не тронуты, сейф не взломан, но, возможно, недоброжелатели похитили что-то, о чем мы еще не знаем.

Грубый вязкий голос Питеру был незнаком, как и сообщенная информация. Однако она взволновала многих, Пожиратели и их подобия начали подниматься со своих мест, коротко, неуверенно переглядываясь. Эйвери за плечом Питера задышал тяжело и часто, как в припадке. Прошло лишь мгновение, как все взгляды, будто призванные Акцио, притянулись к Питеру. Позади стоял неизвестный бугай, огромный и неповоротливый, впереди – толпа голодных шакалов. Питер оказался между молотом и наковальней, прекрасно понимая, неважно, виноват он или нет — важно, что он гриффиндорец и полукровка, и для того, чтобы раскроить ему череп, причины не нужны, достаточно просто повода.

— Какое удивительное совпадение, — Мальсибер стремительно шагнул вперед, и вся стая немедля замерла за его спиной. Слизеринец оправился от первого шока и без промедления захватил временное лидерство. – Люциус был оглушен на похоронах собственного отца, прямо в то же время, как небезызвестный Питер оказался в его поместье. Вот уж удивительная неожиданность!

— Я все время был с Эйв… Якобом! – выкрикнул Питер. Страх захлестнул его и вместо того, чтобы презрительно сплюнуть под ноги слизеринцу, как это сделал бы Джеймс, или холодно промолчать, как Сириус, он совершил страшную ошибку. Начал оправдываться.

— Неправда! – Якоб отскочил от Питера, как от чумного. – Ты оставался с ним наедине какое-то время!

— Но ты видел его! Видел! Он привел меня и закрыл за собой дверь. Сам!

— Откуда я знаю! Может, ты воспользовался зельем замедленного действия? Или у тебя здесь были сообщники?

Питер задохнулся от возмущения и обиды. Он так боялся всего этого собрания, собирался с духом, уговаривал себя в правильности действий, а они… они были готовы расправиться с ним, как с надоедливой мухой безо всяких оснований! Разве он заслужил такое отношение?

Но Питер понимал и другое. Игры в благородство – это для Гриффиндора. На Слизерине иные порядки, и если ты хочешь выжить, тебе придется выучить новые правила и принять их.

— Откуда я знаю, сколько недругов может быть у Люциуса? – вызверился он, и с неожиданной, несвойственной Питеру яростью, пришла и храбрость. – Может быть, это кто-то из его окружения решил воспользоваться моментом, чтобы свалить всю вину на подходящую жертву?!

В зале мигом установилась абсолютная тишина. Пожиратели заозирались, глядя друг на друга еще более недоверчиво и враждебно.

Если бы эти слова прозвучали на Гриффиндоре, все бы тут же начали защищать друг друга, обвинять Питера во лжи и в том, что он посмел подумать такое про своих друзей.

На Слизерине это восприняли как данность.

— Хватит, — произнес все тот же грубый голос за спиной Питера. – Мы обыскиваем гостей.

— Но это неслыханно! – Нотт чуть ли не подпрыгнул на месте.

— Ваша реакция кажется мне странной, господин Нотт.

Клац! Стрелки повернулись вновь, и теперь они указывали на нового козла отпущения.

— Я просто не желаю, чтобы репутации семьи Малфой было нанесено оскорбление. Подобное отношение к гостям… — он съежился и отступил в тень.

— Семья Малфой, господин Нотт, способна разобраться со своими делами самолично, — молвил тот же голос.

Из обращения к Нотту Питер предположил, что человек за его спиной – слуга высших ступеней. Возможно, начальник охраны, которому Малфой доверял достаточно, раз подобные решения, как обыск гостей на приеме, мужчина принимал сам.

— А ты, Питер, — Эйвери улыбнулся, — останешься с нами. До выяснения обстоятельств. Ты же понимаешь?

На это Петтигрю возразить было нечего.

* * *

Библиотека Хогвартса, поздняя ночь

— Эмили? – сказать, что Снейп был удивлен – значило ничего не сказать.

Он должен был, как и все, присутствовать на собрании Пожирателей, но Люциус не захотел подставлять под удар главного распространителя зелья Подмены Памяти, поэтому Северус остался в школе.

— Эмили, это правда ты? – что-то жалкое блеснуло в его глазах, но достучаться до сердца Эмили было нелегко.

— Я, — подтвердила она.

Они стояли друг напротив друга в окружении высоченных библиотечных стеллажей, горы книг и плотного облака пыли.

— Со мной давно никто из вас не разговаривает, — Снейп ссутулился и отступил. – Я удивился. И обрадовался.

— Немудрено.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты еще можешь передумать.

— Что?

— Передумать Северус. Ты еще можешь передумать. Выбрать правильную сторону.

— Я выбрал правильную сторону! – выкрикнул Снейп и тут же сжался. – Ты тоже пришла учить меня, да? Я теперь очень хорошо понимаю Регулуса, — зашептал он. – Понимаю, каково ему было постоянно выслушивать нотации брата.

— Вот как? – Эмили изогнула бровь. Она не спешила садиться, не верила до конца, что у этого разговора есть смысл. Но и уйти не могла – ведь это был ее Северус, старый добрый ботаник, которого никто не жаловал за нелюдимость и нездоровую страсть к науке.

— Вот так, — Снейп упер указательный палец в стол, а другой рукой пригрозил Эмили. – Вот так! Ты пришла умничать, как все? Учить меня жизни? После того, как тебя трахнул один из Мародеров, ты стала куда смелее!

Эмили не шелохнулась – ни от крика Северуса, ни от прозвучавших слов. Точно так же он когда-то назвал Лили Эванс грязнокровкой в порыве ярости, и клял себя за эту ошибку до сих пор.

— Я пришла просить о помощи, — просто сказала она. Северус смотрел на нее огромными злыми глазами, но ярость медленно стекала с его лица, как черная краска. Он вновь становился удивленным и таким же робким, как в начале разговора.

— По…помощи?

— Да. По замку гуляет какое-то проклятье, и мы с Беатой рискнули вломиться в кабинет к Дамблдору, чтобы взять образцы крови той девочки. Но мои исследования мне ничего не дали. Я подумала, что, может быть, ты…

Внутри у Северуса похолодело.

Он, выходит, разминулся с ними? Может быть, даже на пару минут?

Липкий страх начал нашептывать чужие мысли: а вдруг это подвох? Вдруг Эмили уже знает, что он был там, и просто ждет, когда он расколется? Играет с ним?

— Северус?

— Что? – вышло чрезмерно резко, и Эмили смутилась.

Нет, это был не розыгрыш, она ничего не знала.

— Я уже сказала…

— Я не буду в это ввязываться, — отрезал Северус и отгородился руками. – Мне хватает проблем.

— Но это же происки Волдеморта! – воскликнула Эмили. – И они не могут не коснуться Лили Эванс!

Воскликнула искренне, не веря, что после такого Снейп станет сопротивляться, и была права.

Короткое звонкое имя обрушилось на Снейпа грохочущим молотом. Он замер оглушенный, будто задавленный под толщами воды, понимая, что здесь не найдет ни отговорок, ни оправданий даже для себя.

Он их и не искал. Но и противоядие сделать не мог – просто не получалось. Потому что не может быть у зелья, подменяющего память, никакого противоядия. Потому что воздействие, которое оно оказывало, искусственным не было – оно лишь усиливало определенные мысли в мозгу человека, если эти мысли были там изначально.

И только сейчас Северус понял, как чудовищно изящно все просчитал Лорд.

Какие могли быть шансы у наивного Северуса спасти Лили от действия зелья, если один из распространителей «случайно» подкинет ей его? Северус просил повелителя о возможности исцелить Эванс, если та будет больна, но не о том, чтобы оградить ее от заражения. О других распространителях он просто не подумал. Идиот!

Кроме того, любой сторонник Лорда, неуверенный в своей чистокровности и праве служить Хозяину, должен был понести урон. А это было простым и почти безболезненным способом устранить все слабые звенья в цепи. Слишком человечным был Северус до сих пор, слишком верил в людей, а потому просто не смог предположить, что за, казалось бы, благотворительным жестом Хозяина кроется жестокий расчет.

Снейп не заметил, как долго он молчит, обдумывая ситуацию, а потому не успел вовремя среагировать на Эмили.

— Ясно, — ледяным голосом сказала она и отвернулась. Неверно растолковав молчание бывшего друга, она посчитала его предателем.

Северус вытянул руку ей вслед, будто безмолвно молил о помощи, но рука его медленно опустилась. Если Паркер так просто поверила в его предательство, имеет ли смысл доказывать ей что-то? Переубеждать? Если минутного молчания ей хватило, чтобы разувериться в Северусе, поддерживающим ее все эти года, то зачем возвращать такого «друга»?

Северус молча глядел на удаляющуюся прямую спину в черной мантии и вспоминал недавно сказанные слова Люциуса.

«Нет в этом мире никакой дружбы, Северус. Все остаются друг с другом, пока им это удобно. Запомни это, и жить станет гораздо проще, а может быть, и приятнее».

Отец-пьяница, глупая безвольная мать, Беата, легшая под Блэка, Эмили, отвернувшаяся от него, как только нашла себе новых покровителей…

Люциус был тысячу, нет — миллион раз прав.

И только в Лили Эванс, в этот сияющий на далеком берегу белый святой огонь, он верил беззаветно.

И все еще любил.