А&B, или Как Приручить Мародеров (гет)

Хогвартс, кабинет Дамблдора

Неспешно цокали разномастные часики, в разнобой передвигая секундными стрелками. Им вторила пыхтящая золотисто-лимонным колба на дубовом столике. Фоукс, бесконечно прекрасный и слепящий глаза, уютно свернулся в своей клетке, обняв себе длинным огненным хвостом.

— Какого черта мы здесь делаем? — Сириус Блэк вытянул перед собой ноги, разглядывая длинный ворс ковра и заляпанные в весенней грязи брюки.

Напротив него сидела Эмили Паркер в непроглядной черной мантии и с обгрызенными ногтями. Они выглядела измотанной, словно совсем не спала, ни черта не ела и только что и знала, что свои учебники.

Кроме Сириуса и Эмили в кабинете не было никого, включая самого Дамблдора, и если десять минут назад ситуация казалась странной, то сейчас она начинала нервировать в буквальном смысле до нездоровой дрожи.

Дамблдор вплыл в кабинет в длинном шерстяном халате, словно с минуту назад вылез из теплой постели, несмотря на то, что время подходило к послеобеденному перекусу. Он казался добродушным, но Сириус не раз видел, как директор с улыбкой под пушистыми усами выдает новость о чьей-нибудь смерти, и его беспокойство лишь усилилось.

— Я хотел бы побеседовать с вами о Беате Спринлс, — просто сказал Дамблдор, куда-то девая улыбку, будто заправский фокусник прячет монетку в рукаве.

Эмили подскочила на стуле и воззрилась на директора воспаленными огромными глазами. Сириус медленно вздохнул и заставил себя поднять глаза. Дамблдор внимательно посмотрел на него, затем на Эмили, словно бы… подбирал слова.

— Беата Спринклс умерла, ребята.

Вот так просто. Безо всяких подготовительных речей и слов утешения.

Что-то внутри Сириуса рвануло вниз, поэтому громкий вскрик Эмили ворвался в его сознание секундами позже. Появился словно бы из ниоткуда и залил его сознание высокой сокрушающей волной.

Умерла.

Простое слово, будто маленький шарик в невесомости, качалось у него в голове, отскакивая от стенок. Туда-сюда. Тик-так. Голова была пустая, легкая и очень хотелось курить.

Но... этого же…

…не может быть?

— Она последовала на Гонки вслед за Эмили, но по прошествии ночи не пожелала отступать и решила преследовать оборотней до конца. К сожалению, она не справилась.

— Не справилась?.. — сипло прошептала Эмили.

— Мать опознала ее тело. Как и сестра. Как и мать общин.

— Где она? — Сириус вскочил со стула, покачнулся, когда закружилась голова, и почти упал на директорский стол, но успел вовремя выставить перед собой руки. Его большая косматая голова мотнулась перед лицом директора, челка упала на страшные горящие глаза, но Дамблдор не пошевелился.

— Ее тело, мистер Блэк, было забрано матерью. Они проведут обряд по всем правилам.

— А мы что, даже не имеем возможности присутствовать?! А если это ложь?! Я хочу знать, я хочу проверить сам! Если… Беата не могла…

— Именно поэтому я пригласил вас обоих сюда. Конечно же вам будет дозволено присутствовать на прощании, но необходимо обсудить все меры предосторожностей, чтобы по дороге с вами не случилось чего-то непоправимого.

Директор согласился так просто, что Сириус просто «выключился». Он был готов рвать и метать, лишь бы добиться своей цели, лишь бы ему позволили увидеть ее, но когда Дамблдор просто сказал «Да», у него не осталось сил ни на что другое. Блэк рухнул обратно в кресло.

Эмили продолжала молчать.

Молчать и трястись.

— Но я же… Я же виделась с ней последний раз… Я… В Блэкшире… И мы даже не… Мне нужно рассказать ей… Мне нуж…но…

Директор махнул рукой и невесть откуда взявшийся домовик бросился к Эмили с подносом и стаканом какого-то прозрачного зелья. Эмили машинально схватила стакан и залпом опрокинула его в себя, после чего сильно закашлялась.

«Не зелье», — понял Блэк. — «Обыкновенная водка».

К нему подскочил другой домовик с очередным стаканом, и Блэк смог лично удостовериться в своих догадках.

Беата Спринклс.

Когда они прощались у ворот Блэкшира, Сириусу показалось… что-то. Показалось, что это может быть навсегда. Что она уже не вернется. Но между «не вернется» и «умерла» была огромная разница, которая заключалась в очень простой вещи.

В надежде, которой больше не было.

Сириус поднял глаза на Паркер. Та плакала, тихо и безучастно, и совсем без слез. Сириус раньше понятия не имел, что это возможно — плакать без слез. Но у Паркер получалось, и Блэк подумал, каково, наверное, ей сейчас. Сначала изнасиловали ее психику, потом пытали, держали в плену и заставили бегать от оравы бешенных оборотней. А теперь оказывается, что из-за нее погибла единственная подруга. Пусть Дамблдор и сказал, что Беата «решила не отступать», но не нужно быть мудрецом, чтобы понять, ради кого она это сделала.

— Когда прощание? — глухо спросил он.

— Завтра, Сириус.

* * *

В Лесу Дина собралось уйма народу.

Сириус знал Серену и Еву, еще Медведя и пару других колдунов, которых он видел в Хогвартсе. Все остальные казались ему зеваками, забредшими на казнь незнакомого человека в поисках зрелищ. Колдуны переговаривались, пили из высоких деревянных кружек какое-то варево и начисто игнорировали их с Эмили. Может быть, принимали за слуг, а может быть, им просто не было никакого дела.

Беата лежала на расшитом льняном полотне с аккуратно уложенным по обеим сторонам от ее головы заплетенными косами, с раскинутыми руками и в таком же льняном платье. Под нею было сложено огромное кострище.

Природные колдуны сжигали своих ушедших.

Это стало открытием для Сириуса, хотя, наверное, ему стоило догадаться раньше, что языческие обычаи не изжили себя в этих землях.

Беата Спринклс. Яростная, дерзкая, храбрая колдунья. Они обрядили ее в серую тряпку, расшитую какими-то вялыми цветочками, положили на огромное полотенце, которым устилают стол в деревнях к завтраку, и теперь собирались сжечь. Чтобы даже мысли о ней не осталось.

Сириус уважал мертвых, но не уважал обычай хоронить в землю. Он считал, что мертвый воин должен быть сожжен. Но когда дело коснулось Беаты… какого черта?!

— Эмили, — тихо сказал он, не отворачивая лица от кострища.

— Да.

Сириус скосил на нее глаза. Он не задал ей вопрос, но она поняла его мгновенно.

— И плевать на всех, — тихо прошептала она.

 

Серена наблюдала за Сириусом украдкой. Ждала того, что он сотворит какую-нибудь глупость и надеялась, что его от этого удержит Эмили. Но Сириус вел себя нормально. Подавленно, сердито и угрюмо, но сейчас это было нормальным. Серена волновалась, что кто-нибудь может что-то заметить, но пока все шло нормально: неБеата выглядела Беатой, а гости выглядели гостями.

Судьба сама, словно только того и ждала, подкинула миссис Спринклс возможность.

Одна из колдуний была ранена, когда Серена с отрядом выслеживала Сивого. Ранена несмертельно, но очень нехорошо. Когда они дотащили ее до лагеря, было слишком поздно, и тогда Серена так кстати вспомнила предложение Люциуса. Речь она придумала быстро и также быстро воплотила мысль в реальность.

Перед смертью она дала погибшей Оборотное зелье на крови Беаты. И продолжала его вкалывать ей в вену до самого прощания. Девушку звали Анастасия, у нее было несколько дальних родственников, совсем не было близких, и она согласилась. Она сказала, что если ее смерть поможет кому-то, она согласна уйти безымянной. Храбрый поступок наивного юного дитя, и Серена была благодарна ей безмерно.

Так просто…

Гости вошли в дом, чтобы выслушать речь Табаты, выпить меду и взять по цветку белоснежной акации, которые принято было возложить на костер вместе с уходящей. Они тихо переговаривалась, и Серена была уверена, что если кто здесь и упомянул Беату, то только в вопросительном: «Напомните, а кто это?..» Это была дань традициям, но Беата никогда на самом деле не принадлежала этой земле, и эта земля почти забыла ее.

Серену трясло. Проще всего это было списать на трагедию матери, потерявшей дочь, но только Ева с Медведем знали, о чем она думает сейчас. Серена заметила отсутствие Сириуса лишь через несколько минут, судорожно огляделась, но и Эмили нигде не было видно.

Ева, глядя в окно, поверх плеча Серена, лишь присвистнула.

Серена обернулась.

На огромном возвышающемся кострище на льняном покрывале одиноко возлежала ветвь кипариса. И все.

Серена застыла.

— ГДЕ ОНА? ГДЕ МОЯ ДОЧЬ, ВАШУ МАТЬ?! — рявкнула она не своим голосом.

 

Сириус бережно держал Беату на руках, продвигаясь вперед по лесу под надежной защитой магии Паркер. Рука Беаты безжизненно моталась из стороны в сторону, а на лице осталось выражение бесконечного спокойствия и мудрости.

— Они очень скоро найдут нас, — безо всяких эмоций сказала Эмили. — Это их лес.

— К черту. Мы успеем раньше.

— Ты идешь к одному из порталов, да?

— Чертовски верно, подмечено, Паркер. Мы сваливаем отсюда.

Сириус даже не думал о том, почему все так гладко выходит. Он верил в то, что делал, и эта вера вела его стальной рукой прямо к цели.

— Куда трансгрессируем потом?

Сириус помолчал.

— Не хочу, чтобы ее прах топтали ублюдки, которые ее даже не знали.

Когда они прошли через портал, Сириус перекинул Беату через плечо, взглядом показал Эмили, и та схватила его за запястье. Сириус взмахнул палочкой очень время — через мгновение после громкого хлопка, на поляне появилось очень-очень много разозленных колдунов. Которые, к тому же, понятия не имели, куда направляться дальше.

 

Эмили отпустила руку Сириуса и шагнула вперед.

— Господи боже, — тихо выдохнула она.

Ревущее ирландское море окутало Эмили ветрами, грохотом прибоя и необъяснимой, исходящей от воды мощью. Они стояли на вершине утеса острова Мэн, на противоположной стороне от возвышающегося вдали маяка, и вода взлетала до самого краешка утеса, холодя кожу. Страшной силы волны обрушивались на берег под ними, с такой яростью опадая на землю, словно пытались расколоть ее.

— Шторм, — сказал Сириус, опуская Беату на землю перед собой. — То, что нужно для нее.

Эмили обернулась, обняв себя руками.

Сириус опустился на колени перед Беатой, взял ее руку в свою ладонь и начал что-то говорить. Эмили видела лишь то, как скорбно и порывисто шевелятся его губы, слова же заглушал прибой. Ветер трепал его черные волосы, они то падали на глаза, превращая его лицо в черную зловещую кляксу, то взметались в воздух, и тогда Эмили видела, какой болью и ненавистью горят глаза человека, который казался ей сейчас совершенно незнакомым.

В воздухе тянулись бесконечные вязкие минуты, но вот Сириус наконец-то смолк и повернул голову к Эмили. Будто бы окаменевшее лицо с двумя горящими злобой глазами смотрело на Эмили выжидающе, а она именно в этот момент совсем растерялась.

— Что мне сказать? — у Эмили сел голос, и Сириус не должен был ее услышать. Но он, наверное, понял и так.

Он лишь помотал головой, с трудом, будто отрывая кожу от кожи, он опустил руку Беаты рядом. Подтянулся на руках к ее голове и начал остервенело расплетать косы. Эмили смотрела на это без грамма эмоций на лице. В этом море, в этом шторме, в этом Сириусе хватало чувств на них двоих, и Эмили была рада, что он может дать Беате, то чего никогда не могла она. Пусть Беата и была уже… не с ними.

Эмили сделал шажок вперед, и ветер порывом подтолкнул ее в спину, так, что она едва не упала вперед.

И тогда она начала плакать.

— Беата… Прости меня… — Эмили что-то залепетала, заломив руки, часто и судорожно вздыхая, и вдруг вызверилась: — Да какого хрена?! Ты мне была как сестра! Я так тебя любила, господи… Зачем ты ушла?! Какого хрена ты бросила нас всех?! Ты одна черт побери верила, что все выйдет, что мы справимся с этим дерьмом! Как нам без тебя в это верить?! КАК?!

Ее слова прорывались через ветер к Сириусу, и он вздрагивал при каждой фразе.

Расплетенные волосы Беаты взметались над землей, будто пытались поднять ее над всеми и унести прочь отсюда. А Эмили стояла и как дура орала на нее изо всех сил, пока не осипла в конец и все-таки не упала на землю у ее ног.

— Трансфигурируй ее одежду, — тихо сказал Сириус в ухо Эмили, подойдя близко-близко и как-то по-братски придерживая ее за плечи.

— Что? — Эмили так удивилась, что перестала плакать.

— Ты же не хочешь, чтобы последние тряпки, которые были на ней, были похожи на старую простыню Филча? — Сириус усмехнулся, и усмешка вышла криво, как у человека с наполовину парализованным лицом.

Эмили медленно повернула голову к Беате.

Достала палочку.

А вдруг у нее не получится, как в тот раз у Флитвика?..

А вдруг…

Эмили зарычала и не задумываясь о том, как глупо сейчас выглядит, взмахнула рукой.

Платье на мгновение скукожилось и наконец начало меняться. Старые берцы, косуха, черная футболка с AC/DC, рваные штаны. Теперь она стала собой, и ушло это мерзкое ощущение, словно они с Сириусом прощаются с другим человеком.

Сириус достал из карманов джинсов измятую пачку сигарет и зажигалку. Протянул одну Эмили. Конечно, они могли бы, как волшебники, просто зажечь их палочками, но, черт побери, сегодня это было бы неправильно.

Зажигалка не поддавалась, и порывы ветра сносили крохотный огонек. Сириус выпутался из рукавов своей кожаной куртки, накинул ее на голову себе и Эмили, чтобы защититься от ветра, и пока они стояли, прижавшись друг к другу мокрыми от дождя лбами, зажигалка все-таки проявила милость, и обе сигареты наконец затлели.

Сириус откинул куртку в сторону, и та рванулась в потоках воздуха влево и вниз, забранная навсегда морем и ветром.

— За тебя, детка, — прохрипел Блэк, поднимая сигарету, как бокал, и затянулся до головокружения. Эмили кивнула ему и сжала сигарету зубами.

Шторм грохотал за их спинами, усиливался ветер и дождь обрушивался вниз ледяными остриями. По лицу Беаты стекала вода, ее волосы намокли и потяжелели, прибитые к земле.

— Что теперь? — хрипло спросила Эмили, дрожа от холода и боли.

— Теперь немного огонька, — прошептал Блэк.

Он замешкался, пытаясь найти на лице мертвой девушки одобрение, и наконец резко взмахнул палочкой, чтобы не передумать.

— Инсендио!

Огонь вспыхнул и погасать уже не собирался. Он забирал то, что ему предназначено, забирал до конца.

Эмили взвыла, когда вспыхнуло пламя, рванулась было вперед, но тут же остановилась, отделенная ревущим пламенем от тела подруги. Затянулась снова, пошатнулась и, вцепившись в оголенное плечо Блэка, обвисла на нем. Тот стоял недвижно, опустив сигарету и палочку, и пламя плясало в его глазах самый настоящий танец смерти.

Магический огонь действует быстрее, чем обычный. Его не потушить так просто под дождем, не засыпать песком и не затоптать ботинками. Он поглощает магическую энергию, всю без остатка.

Когда Оборотное зелье потеряло силу, выпитое заклинанием, и лицо Анастасии вернуло свой облик, Эмили и Сириус уже не могли разглядеть его сквозь пламя. Но все это было неважным. Неважно как и когда, правильно или нет, но они попрощались с той, кого так любили, и странное, холодящее чувство завершенности пропитало их до самых костей.

Когда огонь погас, дождь стих, превратившись в мелкую плачущую морось. Ветер, дорвавшись до желаемого, жадно рванулся вперед, подхватывая прах девушки и унося его с собой, на свободу…

— Твою мать, я не думал, что мне придется когда-нибудь сделать подобное, — прошептал Сириус, наблюдая, как пепел вместе с землей взвиваются в воздух.

— Украсть труп с похорон или признаться в любви мертвой девушке? — спросила Паркер.

Они серьезно посмотрели друг на друга и вдруг расхохотались. Их трясло, из глаз текли злые слезы, а этот смех разжимал оковы на их сердцах. Он давал им шанс вздохнуть еще и еще раз.

— Последняя шалость Беаты Спринклс, — тихо сказала Эмили, когда истерика отступила. — Даже после смерти она неугомонна.

Сириус хмыкнул, повернулся туда, где раньше была Беата и хмыкнул еще раз. Он достал новую сигарету, показательно поджег ее маггловской зажигалкой, затянулся и выдохнул целую вереницу колец дыма навстречу к только что прибывшим обозленным и промокшим колдунам, впереди которых стояла озверевшая Серена.

И плевать на всех.

 

Хогвартс, через неделю

— Нет, погоди… ты просто обкурил их дымом, после того, как украл труп их дочери и сжег его на богом забытом утесе в Мэне?

— Да.

Трое мародеров, Марлин и Лили смотрели на Сириуса ахреневшими глазами, у Джеймса подергивалось лицо, а Лили сердито поглядывала на них с Сириусом.

— В этом, Сириус, ничего смешного нет, — раздельно произнесла она.

— Нет, — осклабился Сириус. — Это чертовски грустно, Лилс. Я потерял женщину, которую любил и которая, ахренеть, любила меня. Грустно было то, что они собирались с ней сделать.

Сириус пил неделю. Он пил, а Эмили жрала свои таблетки горстями и делилась ими с ним. От этого у него были постоянные галлюцинации, вокруг танцевали голоса и смеялись лица, а Эмили наоборот покачивалась, как сомнамбула и иногда начинала извиняться перед Сириусом, называя его Регулусом. Так они провели целых семь дней в Блэкшире, обдолбанные и почти счастливые, пока туда не пожаловали Джеймс с Лили, и не вытащили их насильно в Хогвартс.

— Дамблдор…

— Я плевать на него хотел, — ощерился Блэк в сторону Лили.

Зачем он начал все это рассказывать, он понятия не имел. Ладно, Джеймсу, но девчонкам? Но в нем что-то боролось. Одна его часть отчаянно желала вырвать изнутри то, что причиняет боль и поделить это с теми, кто способен принять. А вторая вопила, что расскажи им это — они не поймут. Будут смотреть сочувствующе, гладить по руке и пытаться деревянными губами выговорить обещания того, что «все будет хорошо».

Но он сорвался, не смог удержать горе в себе и теперь горько сожалел, что не сдержался.

Сириус подорвался с дивана и вынесся прочь, оглушительно хлопнув портретом.

— Я просто хотела сказать, что Дамблдор уладил вопрос с Сереной, и никто из ее семьи не станет мстить Сириусу, — тихо сказала Лили в пустоту, и Джеймс сжал ее руку своей.

Сириус вышагивал по длинным коридорам Хогвартса, засунув руки глубоко в карманы и чувствовал всеобъемлющее безразличие.

Они еще будут читать ему мораль…

Дамблдор, Филч, МакГонагалл, все вместе… да что они такого теперь могут ему сделать, чего он должен испугаться? Отработка, исключение, поставят «О» на экзамене?

Вот это да! Вот так проблема!

Все боятся перемен, все боятся кого-то потерять. Но когда это происходит, ты чувствуешь, что в этой зыбкой жизни вокруг нет ни капли стабильности. Случиться может все что угодно. В любую секунду. Да хоть сейчас!

И тогда ты перестаешь бояться.

Сириус понятия не имел, чего еще ему бояться.

Лили и Джеймс, неразлучные и счастливые. Ему не хотелось бы потерять еще и их, но странное чувство спокойствия обволакивало его, когда он думал о них. Пока они вместе, ничто не может причинить им вред. Они дополняют друг друга, усиливая и укрепляя.

Они же с Беатой лишь разрушали друг друга.

И вот итог.

Сириус с разгону пнул показавшуюся из-за поворота миссис Норрис, и та с отчаянным визгом отлетела вперед по коридору. Откуда-то послышалось ворчание, прерывистое дыхание и назойливые быстрые шажки.

— Ах ты мерзкий мальчишка!.. — орал Филч, еще даже не выйдя из-за поворота, будто заранее знал, с кем имеет дело. — А-ну стой!

Но Сириус уже рванул вперед, оттолкнувшись рукой от одной стены, вписался в крутой поворот, легко перепрыгнул с лестницы на лестницу, перемахнув через перила, потом спрыгнул еще ниже и через несколько минут стремительного бега оказался на ступенях главного входа.

Весна дохнула ему в лицо острым свежим запахом, солнечным, смешанным с ароматом цветущих растений из оранжереи Стебль, вскружила голову. Запах прорывался сквозь стекла теплицы и приоткрытые верхние окна, разносясь с ветром по всем угодьям Хогвартса.

Волшебное время.

Сириус не любил весну с ее бесконечными дождями, грязью, холодными ночами и буйным ветром, от которого он все время простывал, потому что в застегнутой куртке было жарко, а без нее — холодно. А когда он болел, он не мог курить, и это раздражало еще больше. Сириус не любил, когда лапы увязали в грязи и вся шерсть потом была в серых засохших пятнах, но вбегать в холодные лужи, разметая брызги на прохожих, все же было весело. Да и девчонки начинали раздеваться, становясь такими хорошенькими, дышащими чистотой и радостью.

Сегодня был один из таких чудесных дней. Из тех самых, которые не стыдно преподнести в подарок кому-нибудь, кого очень любишь. Забавно.

Сириус быстро сбежал по ступеням вниз, зыркнул на группку младшекурсников, с важным видом смолящих маггловские сигареты у самых ворот. Они встрепенулись, услышав шаги, увидели, что это не преподаватель, а всего лишь Блэк, и снова надели на лица скучающее выражение. Блэк усмехнулся.

Ноги сами понесли его к Черному Озеру.

Он вспомнил, как целую вечность назад сидел там, чувствуя себя эгоистичным, обиженным на весь мир ребенком, а Эмили Паркер топталась за деревом. Теперь его черед, выходит?

Сириус не ошибся. После последнего возвращения из Блэкшира Эмили стало не узнать. Она всегда, в любую свободную минуту была у Озера, будто оно рассказывало ей что-то, чего не слышали другие, и даже Ремус был не в силах вытянуть из Эмили хоть слово.

Сейчас она сидела на самом берегу, на округлых скользких камнях. Огромные, смешанные юбки ее платья были похожи на вороньи перья. Из-под полы выглядывали жуткие грубые ботинки со шнуровкой, а на плечи была наброшена куртка Беаты. Вся в заплатах и каких-то пятнах.

— Здорово, — сказал Сириус и упал рядом на камни. Они были чертовски холодные.

Эмили к нему не повернулась.

Она смотрела на воду спокойным взглядом, и покачивающаяся гладь отражалась у нее в зрачках. Меж ее губ тлела сигарета, скуренная почти до фильтра, и пепел круговертью опадал вниз на платье.

— Я рассказал Джеймсу и Ремусу, что случилось, что мы сделали. И Лили и Марлин тоже… Тебе больше не придется делать это самой.

Сириус достал свои сигареты.

— Мне с тобой сейчас говорить проще, чем с лучшими друзьями. Наверное оттого, что ты молчишь все время. Ты чертовски странная, Паркер. Но я уважаю тебя за твою стойкость.

Эмили качнула головой вниз, и весь пепел разом обвалился на ее юбки.

— Ты вообще причесывалась с прошлой недели? Выглядишь премерзко. Хорошо, что ты не красишься, иначе бы вся тушь размазалась, — Сириус сделал быстрое движение и вытащил окурок из губ Эмили.

— Спасибо, — сказала она. — А то он, кажется, прилип к губам.

Эмили произнесла что-то вслух. Это было великим событием, но Сириус сделал вид, что ничего особенного не произошло.

Ее руки были опущены вниз, словно прикованные к земле, и поднять их для Эмили было непосильной задачей. Сириус знал это ощущение — когда у тебя нет сил даже пошевелиться, когда ты почти боишься этого. Как будто, если сделаешь одно, даже самое крохотное движение, весь мир вокруг тебя начнет обваливаться, как карточный домик.

— Что будешь делать теперь? — спросил Блэк.

Эмили медленно повернула к нему голову и черные глаза обратились на него. Стало немного жутко, но она всего лишь не поняла вопроса.

— Что будешь делать с Мальсибером и прочими? Регулус нам многое рассказал. Да мы и сами побывали на Гонках. Несложно догадаться, что этот псих способен на страшные вещи хотя бы потому, что он чертов чистокровка.

— С чего ты решил, что я буду с ними что-то делать?

— А что еще остается? — он горько усмехнулся и сплюнул на камни. — После того, что случилось, тебе нужна цель, чтобы выкарабкаться. Неужели просто поплачешь пару месяцев в подушку, а потом будешь жить, как обычно?

— У меня есть Ремус, Блэк.

— Ты не говорила с ним неделями. Ты хоть помнишь, как он выглядит?

Эмили наклонила голову, глядя на Блэка, не мигая и похожая от этого на большую разбуженную сову.

— Что ты делаешь?

— А что?

— Ты провоцируешь меня.

— Я тебя тормошу. Тебе плохо, тебе нужно из этого выбраться, но всю помощь, что тебе предлагали, ты отвергла. Родители пытались вернуть тебя к жизни с помощью лекарств — ты отказалась. Ремус обивал твои пороги целыми днями — ты игнорировала его. Учителя пытаются подбадривать тебя и не нагружать заданиями — ты отворачиваешься от них. Выходит, ты реагируешь только на меня, уж не знаю почему, но я принимаю правила игры и пытаюсь что-то сделать.

Эмили помолчала, потом издала нехороший смешок.

— Это что, благотворительность?

— Нет, — Блэк отвернулся к воде. — Я не оставлю это так, Паркер. То, что они сделали. Тех, кто устроил эти Гонки. И ты не оставишь.

— Если организуешь отряд мстителей, это не ко мне, — отрезала Эмили.

— Почему?

Эмили покачала головой туда-сюда, словно пыталась взбултыхнуть мысли в своей голове, чтобы они шевелились быстрее.

— Потому что мстить — неправильно, Сириус. Месть всегда приводит в никуда, месть всегда забирает все, что у тебя было, есть и может быть. Она отбирает все твои возможности и превращает их в ненависть.

— Это значит, что ты ничего не будешь делать?

— Это значит, что я ничего не буду делать вместе с кем-то. Я не стану это ни с кем делить и никого не стану впутывать.

Эмили приподняла руки и оправила юбки. Руки ее были жутко худые, испещренные синими венами и алыми царапинами. Сириус всерьез опасался, что она что-нибудь с собой сделает.

— Например, ты, — продолжила она монотонно. — Например, ты хочешь отомстить, Сириус. Это в твоей природе. Но ты не говоришь об этом с Джеймсом, твоим лучшим другом. Или Ремусом. Или Марлин и Лили, которых ты знаешь лучше, чем брата и своих родителей. Нет. Ты приходишь ко мне. Потому что меня тебе не жалко. Ты почти не знаешь меня, но то, что ты видишь, порождает в тебе мысль, что мной можно пожертвовать. Также ты относишься и к себе. Но разве ты можешь быть уверен, что в моей жизни больше не может быть чего-то хорошего? Будущего? Нет, ты не можешь быть уверен. Но тем не менее ты желаешь разделить свое мщение со мной. Вдвоем умирать проще. Спокойнее. Появляется мысль, что если еще кто-то делает то же, что и ты, значит, ты поступаешь верно. Значит, в этом есть смысл. Но я не могу, Сириус. Я не могу просто решить за тебя, что у тебя нет будущего и отобрать твою возможность ради своего мщения. Поэтому я буду действовать в одиночку. Без тебя, без твоей помощи. Не потому что я горда. И не потому что я одиночка. Просто я не считаю, что имею право втягивать кого-либо в это. Ты понимаешь?

Сириус кивнул.

Они сидели у воды, наблюдая, как растолстевший по весне осьминог томительно медленно шевелит щупальцами, слово прихорашивается, прежде чем вынырнуть. Вокруг, танцуя в легком ветерке, покачивались деревья, где-то звонко и задорно засмеялись студенты, выбегая на улицу на перемене, звонко распевали птицы, похожие на крохотные колокольчики.

Сириус поднялся, отбросил бычок на камни. Постоял молча за плечом Эмили и также молча отвернулся. Уходить было сложно, но еще сложнее было не оборачиваться.

Но они оба сделали свой выбор, теперь уже навсегда.

 

— Если еще хоть кто-нибудь скажет мне про ТРИТОНы, я превращу его в двухвостку, — Лили рассерженно влепила книгой по столу.

— Глупости, тебе не стоит переживать об этом, — Джеймс лежал на двух стульях, свесив вниз ноги и заложив руки под голову. Его голос раздавался из-под парты и был несколько приглушен.

— Я и не переживаю! Но они просят моей помощи в подготовке, и эта «подготовка» заключается в «Лили, ты же дашь нам списать, правда?». Бездарные, ленивые, неблагодарные…

— Вы слышали новости? — за стол приземлилась Марлин, как ни в чем не бывало усевшись Джеймсу на живот, тот только охнул.

— Какого рода? — Лили вздернула голову, и Джеймс с удовольствием отметил милые рассерженные веснушки у нее на носу.

— Вся школа бурлит. Знак «А&B» появился в главном холле, в гостиной Слизерина и над квиддичным полем. Все ждут развития ситуации, но никто не знает, что же последует дальше. Профессора бьются в попытке его убрать, но чары очень хороши. МакГонагалл даже пошутила о том, что засчитает ТРИТОН по трансфигурации тому, кто сможет с этим справиться и тому, кто это наколдовал.

— Неподходящее время, — Лили наморщилась и отложила перо. — Как бы не вышло глупости.

— Глупости? — Джеймс попытался сесть, и Марлин тут же взвилась со «стула». — Мне кажется, это связано.

— Связано?

— Ну… связано, — Джеймс пожал плечами.

Марлин разом притихла, опасливо оглянулась, но Сириуса рядом не было.

— С ней?

— Именно.

— Я не понимаю, — Лили посмотрела попеременно на Джеймса и Марлин.

— Кто-то знает о том, что с ней случилось, — понизив голос, ответила Марлин.

Они не договаривались об этом, но так вышло, что имя Беаты они больше не произносили. Любое ее упоминание делало Сириуса настолько мрачным, что все окружающие замирали, опасаясь взрыва. А если уж кто-то проходил мимо и откликался: «Что? Беата? А вы, кстати, не в курсе, где она?», то эффект был сравним с приходом цунами.

— И, конечно, не сложно догадаться, что ее олицетворяют с «А&В», — Джеймс сложил руки и помотал головой.

— Прощание? — догадалась Лили. — Они хотят устроить прощание?

— И это приводит нас к тому, что у А&B есть доступ к этой информации, потому что в школе не так уж и много людей, кто знает о…

— Господи, Джеймс! — вскричала Лили, и соседние студенты шарахнулись в стороны. — Сколько можно?! Мы не о соревновании сейчас говорим! Мы говорим о… — голос Лили ухнул вниз. — Мы говорим об очень важной традиции, ритуале. В школе всегда проводится прощание с погибшими. Всегда. И только Беата лишена этой участи, потому что никто не хочет афишировать подробности ее… ее ухода. Ее собственная семья запретила директорату поднимать эту тему.

Джеймс виновато замолк.

— Собственная семья?

— Да! — теперь Лили была еще более рассержена. — Немыслимо!

Она переложила еще одну книгу из покачивающейся башни «необходимо повторить» в маленькую стопку «изучено». Джеймс, подперев подбородок рукой, с уважением уставился на книги, которые каким-то чудом еще не обрушились на стол.

— Это несколько странно, — Марлин вздохнула, — устраивать подобное в такое-то время.

— А по-моему здорово, — отозвалась Лили, почти утыкаясь носом в трехметровый конспект. — Все подавлены, школа стоит полупустая. Даже ради экзаменов многие не вернулись. Это повод всех взбодрить.

— Ты же староста, Лилс, — Джеймс усмехнулся и осторожно потрогал книги пальцем, за что тут же получил по рукам.

— И как староста, я понимаю, что есть время для веселья, а есть для дела. Ты, кстати говоря, тоже староста!

Марлин с улыбкой покачала головой.

— Стоит ли Сириусу присутствовать на этом прощании?

— Безусловно, — мгновенно отозвался Джеймс. — И ему, и Эмили. Кто-нибудь видел Эмили?

— Она пропускает занятия и почти не случается в гостиных Когтеврана. Ни в медпункте, нигде ее нет. Один раз я видела ее на Черном озере, но мне кажется, она просто блуждает туда-сюда, — Лили вздохнула, водружая на нос новенькие очки в квадратной толстой оправе.

Она начала их носить, чтобы глаза не так уставали, а не потому, что Джеймс назвал ее в них сексуальной, конечно же.

— А…

Джеймс цокнул на Марлин и состроил свою фирменную лыбу навстречу подошедшему Ремусу.

— Кому перемываете кости на этот раз? — невинно поинтересовался он.

— До тебя еще не дошли, Лунатик.

Лили и Марлин уставились на Ремуса сочувственными выжидающими взглядами. Он опасливо обошел их и встал рядом с Джеймсом с другой стороны. Головы девушек совершили поворот, точно соответствующий траектории Люпина.

— Так и будете смотреть, да? — вздохнул он.

— Именно, — кивнула Лили.

— Мне нечего вам рассказать.

— Мы все беспокоимся, Ремус, — Лили наклонила голову вбок и стала жутко похожа на молоденькую дерзкую журналистку Риту Скитер. Только волосы полыхали рыжим.

— Я просто хочу дать Эмили время, потому что моего общества она явно избегает, а я не сторонник навязываться. В любом случае я просто пришел позвать вас на ужин, только и всего.

 

Большой Зал стоял полупустой, а столы ломились от яств. Выглядело это так, будто время ужина не подошло и не все студенты вернулись с занятий. На самом деле возвращаться было просто некому.

Лили сглотнула, прижав к себе сумку. Чувство тоски распустилось внутри нее, коготками царапнуло по сердцу и поднялось к горлу ватным комком. Сколько раз она приходила в этот зал, сопровождая маленьких, изумленных и испуганных первокурсников. Сколько раз она назначала здесь отработки шалопаям и сколько раз они спорили с ней и пытались подшутить, пока неусыпный Джеймс не устраивал им взбучку.

Столько воспоминаний, от которых сейчас остались лишь стены и тихий шорох усталых голосов.

Лили опустилась на скамью с самого края стола. Сидеть в центре, осознавая, сколько вокруг пустоты, было невыносимо.

Питер сидел чуть поодаль, совсем подавленный, с запавшими, словно заплаканными глазами, и нигде не было видно Элизы. Так же, как и не было Эмили, Сириуса, Беаты и многих других.

Джеймс повернулся к друзьям и пошел спиной вперед, приложив палец к губам. Ремус вопросительно приподнял бровь.

Сохатый дошел до Питера, взъерошил ему волосы, опуская свою огромную лапищу прямо тому на макушку и что-то тихо сказал, наклонившись к самому уху. Питер встрепенулся и посмотрел в ответ благодарно. Потом скользнул блеклым взглядом по друзьям и неуверенно начал перебираться к ним поближе. Лили ему вымученно улыбнулась.

— Честное слово, если так пойдет, я предпочту ужинать в спальнях, — тихо сказала она, глядя в пустую тарелку и в свое отражение в ней.

— Ты не можешь, — Джеймс придвинул к себе блюдо с индейкой и судя по всему собрался съесть ее в одиночку. — Что? Все равно никого толком нет.

— Почему я не могу, Джеймс? — надавила Лили.

— Потому что ты — староста. Ты пример для подражания. Ты лидер. Лидеры не имею право ныть, лидеры должны вести людей за собой. Если захочешь поплакаться, то я к твоим услугам, — Джеймс потянулся к кастрюльке с дымящимся супом. — Но, скажу тебе, здоровый секс гора-а-аздо лучше.

Лили закрыла лицо рукой, Марлин рассмеялась, Ремус фыркнул, а Питер даже немного порозовел.

— Будто я сказал что-то смешное, — хмыкнул Джеймс. — Мы же все здесь взрослые люди! Ты будешь? — он взглядом указал на индейку, потом на Лили.

— Нет. Я не хочу есть.

— Бедняжка.

Ремус вдруг дернул головой.

— Смотрите.

Сириус вошел в Большой зал спокойной твердой походкой. Было видно, что он трезв и вполне прилично выглядит. Он оглядел зал черными впалыми глазами и помрачнел как туча, подумав, наверное, о том же, о чем и Лили. Его глаза остановились на друзьях, он смотрел на них с секунду, а Джеймс в упор смотрел в ответ.

Они скрестили взгляды.

Сириус потоптался на месте, но все же принял мужественное решение и пошел вперед. Взгляд Джеймса смягчался с каждым его новым шагом. Сириус без слов опустился рядом с Марлин и безо всякого интереса окинул глазами еду.

— Ты тоже в отряде голодающих? — вежливо уточнил Джеймс, зорко наблюдая за другом.

— Вроде того, — скучающе ответил Сириус. Он пах табаком и машинным маслом.

— Снова летал над Хогсмидом? Или перебирал кости в своей железяке?

— Да и да. — Сириус помолчал. — Один раз меня почти догнали авроры, но министерство явно не финансирует покупку их метел.

Все за столом притихли, чувствуя, что этот ничего не значащий с первого взгляда разговор, очень важен для Сохатого и Бродяги. И что говорят они о чем-то таком, чего не разглядеть так просто в их словах.

Лили пробила дрожь, и Джеймс мгновенно переключился на нее.

— Ты чего, Лилс?

Лили помотала головой из стороны в сторону. Она вся раскраснелась, будто от дикого волнения, на мгновение вскинула глаза на слизеринский стол, но так быстро уткнулась обратно в тарелку, что Джеймс ничего не успел определить.

— Лилс?..

— Просто… просто не мешайте! Хорошо? — в ее голосе смешалась требовательность и жалость.

Что-то вокруг переменилось, словно некое затаенное во времени событие было готово наконец произойти. Так случае перед хорошей шалостью, за мгновение до ее кульминации.

Лили медленно перекинула ноги через скамью и встала. Нетвердым шагом она направилась в сторону преподавательского стола, не взяв с собой сумки.

— Что происходит? — Джеймс вцепился в полированное дерево стола, но не знал — то ли бежать за Лили, то ли последовать ее просьбе.

— Просто дай ей сделать то, чего она хочет, — сказал Сириус, наблюдая за ней с задумчивым интересом, как за занимательным зверьком в зоопарке. — Она же тебя попросила, доверяй ей.

Слышать от Блэка это было странно, но Джеймс послушался.

Лили медленно поднялась к преподавательскому столу, что-то сказала Дамблдору, заломив руки. Тот кивнул, блеснув очками. Потом подступилась к МакГонагалл, снова что-то сказала и получила в ответ такой же кивок.

Потом Лили повернулась к Большому Залу.

Она выглядела такой маленькой, хрупкой, совсем беззащитной, что Джеймс едва держался, чтобы не ринуться туда, к ней. Но Джеймс напоминал себе, что это его Лили, и ее так просто не возьмешь. Лили же чего-то ждала, но только ей было известно чего.

В зал стекались последние ученики, отзвенели тяжелые часы в холле, и последние горстки студентов рассеялись по своим столам. Среди прочих была и Эмили, и Элиза. Ремус проводил Эмили взглядом, но она прошествовала мимо, не повернув головы, и он со вздохом опустил голову.

— Я…

Джеймсу показалось, что Лили пытается что-то сказать, но не может совладать с голосом. Он уже начал приподниматься из-за стола, когда Блэк решительно хлопнул его по руке, взглядом говоря: «Не надо».

Лили совсем разволновалась, но на помощь ей неожиданно пришел Дамблдор. Он важно поднялся с кресла и негромко постучал по своему кубку.

— Прошу вас, мисс Эванс.

Лили снова повернулась к ученикам. Теперь все, все до последнего смотрели только на нее. С любопытством и недоверием, с презрением и неприязнью, с надеждой и улыбкой. Сейчас она была лидером, как и сказал Джеймс. Осталось лишь не упустить эту возможность.

— Я… Я хочу кое о чем вам всем рассказать! — ее голос трясся и звенел. — Эт-то будет длинная история, но вам всем стоит ее выслушать.

Лили несколько раз глубоко вздохнула, прикрыла глаза, что-то пробормотала себе под нос, и вновь вернулась к публике.

— Одна из нас не вернулась с пасхальных каникул в школу. По правде говоря, не вернулись очень многие. Испугались, спрятались, бежали. И мы не можем их за это винить! — Лили кашлянула, затем о чем-то вспомнила и поднесла палочку к горлу. Ее голос усилился. — Мы не можем винить их, потому что никто не должен, не обязан быть храбрым перед лицом войны! Не все из нас могут быть воинами, но многие из нас могут быть просто хорошими людьми. И один такой хороший человек ушел, покинул нас. Погиб.

Сириус прикрыл глаза, отклоняясь назад.

— Этот человек был храбрым воином. Этот человек рискнул жизнью, отправившись на битву, победу в которой было бы очень сложно одержать. Но он желал спасти дорогих ему людей и не собирался отступать. Этим человеком была Беата Спринклс.

Повисла гробовая тишина. Лили оглядывала зал, безмолвно взывая к душам, до которых она пыталась достучаться.

— И несмотря на то, что семья Беаты желала укрыть в секрете ее гибель, я хочу, чтобы все мы попрощались с ней как должно, как принято в нашей общей семье под названием Хогвартс.

Кто-то начал потихоньку поддакивать и кивать, что-то быстро и тихо говоря своим друзьям. Шепот в зале начал нарастать, и к облегчению Лили он не был рассерженным. Слизеринцы неуверенно смотрели на Лили, но речь шла об их бывшей сокурснице и они слушали, хотя бы не перебивая и не отворачиваясь.

— Поэтому давайте сегодня, после ужина отправимся к озеру и запустим фонарики в небо в честь еще одного воина, павшего в жестокой и неправильной войне.

Лили сглотнула, обернулась к Дамблдору и рывком отпила из его кубка. Она вся раскраснелась от волнения и от того, что все продолжали ее слушать.

— Но это еще не все! — прервала она нарастающий гул голосов. Студенты снова уселись на скамьи и притихли. — Теперь же я хочу рассказать о том ценном, что Беата привнесла в нашу школу, что она подарила нам. Возможно, у меня получится всех вас удивить.

Джеймс прищурился, и его лицо начало приобретать странное очумевшее выражение, Сириус ухмылялся, Ремус же сидел с ошарашенным лицом. Он тоже догадался.

Лили избегала смотреть на друзей, ее потряхивало, как после прыжка в ледяное озеро, она торопилась, и ее речь была несколько сумбурна.

— Несколько лет назад две чудесные девушки — с Когтеврана и со Слизерина — придумали новую захватывающую игру. «A&B». Но! — Лили подняла руку, удерживая готовую прорваться волну голосов. — Не только они приняли участие в этой игре. Беата Спринклс и Эмили Паркер были нашими Робин Гудами. Они хотели действовать тайно, творить шалости и следить за тем, чтобы в школе было меньше тех, кого не по праву обидели или унизили. Но не всегда тот, кто придумал идею, может ее воплотить. Поэтому когда первое поколение A&B, если вы позволите мне так их называть, отошло на второй план, появилось второе.

Лица студентов были краснее лица самой Лили.

Все слушали жадно, затаив дыхание. И если приглядеться, можно было увидеть подобное выражение в глубине глаз преподавателей.

— Первым представителем второго поколения стал… Регулус Блэк!

Стол слизеринцев взорвался первым, не выдержав накала. Эмоции детей смешались, и никто и сам не мог разобрать, что же он чувствует — гордость, осуждение или просто изумление?

— Регулус первым написал письмо, предлагая A&B вернуться. И те в ответ предложили ему взять дело в свои руки. Он не был уверен в своих силах, но он принял эстафету и далее передал ее новым участником. Может быть, он не присутствовал при всех шалостях, но он не раз помогал основным участникам.

Лили подождала, пока все немного успокоятся, чтобы продолжить. Она все еще избегала смотреть на Джеймса, у которого из раскрытого рта почти что свесилась ниточка слюны.

— Прежде чем я расскажу об основных участниках второго поколения A&B, позвольте мне сказать, кто помогал им в последний год. Это не займет много времени. Всего один человек. Всего один… преподаватель.

Теперь Лили рассказывала, выдерживая паузы, добавляя драматические нотки и немного играя на публику. Она действительно вошла во вкус.

— Итак… — Лили повернулась направо. — Прошу вас, профессор, встаньте!

Поднялась… Минерва МакГонагалл.

Секунда тишины.

— Нет! Быть этого не может! — громогласно проревел Джеймс, вскакивая со скамьи.

Его рев отлично сочетался с выражением лица Дамблдора, описать которое известными людям словами было решительно невозможно.

— Только не вы! — продолжал надрываться Джеймс.

МакГонагалл молчала и улыбалась, и в ее глазах тлели хитрые угольки бывшей гриффиндорки и охотницы квиддичной команды.

Поражены были абсолютно все. У многих были догадки о личности A&B, но подумать о том, что сама МакГонагалл будет помогать им!.. Это было немыслимо, обескураживающе… что и говорить, если сам Дамблдор до сих пор не смог свыкнуться с этой мыслью, судя по выражению его лица!

— Ну конечно, — пробормотал Ремус, — как бы еще они смогли выволочь ее кровать в Большой зал? Только с ее же помощью!

— Кто? — зал почти скандировал. — Кто основные участники?

Лили подняла руку. Власть над толпой. Удивительное ощущение, но увлекаться не стоит.

— Я прошу, — громогласно объявила она, — я прошу всех участников A&B подняться, чтобы вместе сотворить нашу общую подпись! В честь Хогвартса, в честь Беаты!

— Нашу? — прошептал Джеймс. — Она сказала нашу?

Регулус Блэк медленно направился к ступеням, над которыми стояла Лили. За ним на деревянных негнущихся ногах пошла Эмили. Она выглядела немало потрясенной происходящим и действовала больше по инерции.

Регулус, Эмили, МакГонагалл, Лили…

И вот они уже вчетвером стоят на своем импровизированном помосте.

Нарцисса конечно же не удержалась. Она не могла позволить себе, слизеринской королеве, просто подняться наверх вместе со всеми. Поэтому она дождалась, пока взгляды всех четверых, а затем и всего Хогвартса обратятся на слизеринский стол, и только потом — чинно поднялась со скамьи. Степень обожания, полыхавшего в глазах ее факультета, достигла своей верхней точки и успешно продолжила расти, перебивая рекорды один за одним.

Нарцисса изящно, придерживая мантию тонкой ручкой в браслете из белого золота, прошествовала вперед. Какими бы неприязненными ни были провожающие ее женские взгляды, зависти в них было больше. И нестерпимо сверкающее кольцо на правой руке, кольцо, подаренное в честь помолвки с Люциусом, делало Нарциссу еще более недосягаемой и прекрасной. Отсутствие ее короля ей нисколько не мешало.

И вот их стало уже пятеро.

Зал ожидал развития событий, но Лили продолжала молча смотреть на тот же самой слизеринский стол, словно говоря: «Ну же! Не бойся!»

— Ну же! Ты последнее наше звено, и без тебя мы не начнем! — не выдержала она.

И тогда из-за слизеринского стола поднялся третий и последний участник второго поколения A&B.

Северус Снейп.

Зал замер.

Многие откровенно думали, что Северус просто решил выскочить в туалет и конечно же выбрал неверный момент. Или он был возмущен происходящим и решил покинуть зал. Или… Да все что угодно, но только не это!

Но Северус пошел. Медленно, сгорбившись, сжавшись под своей мантией и опустив глаза, в которых было нестерпимо много ликования, он шел вперед, к помосту, на котором стояли люди, за два года ставшие очень известными в этой школе. Он шел, чтобы присоединиться к ним.

И пусть они в страшной ссоре с Лили.

И пусть он Пожиратель.

И пусть большая часть Хогвартса презирает его.

Сегодня он один из них! Сегодня он один из победителей!

У Джеймса был удар. Ремус с саркастичной улыбкой обмахивал его платочком, но рука Люпина тряслась. Он и сам не в силах был полностью осознать происходящее.

Лили? Догадаться было просто, поверить — сложнее. Нарцисса? Про нее им было известно давным-давно, и сама девушка не отрицала этого. МакГонагалл и Регулус? Не полноправные участники, а просто помощники, а это почти не считается. Но Северус?..

У Сириуса было такое выражение лица, как будто ему в лицо с размаху только что вылили ушат с фестральим навозом.

Марлин смотрела на Лили и только на Лили. В ее глазах сияло немое восхищение. Она чувствовала гордость не только за подругу — за всю женскую половину Хогвартса, которая смогла сделать парней. И черт побери, пусть среди этой половины и была Нарцисса, это нисколько не умаляло их победы.

— Теперь все здесь, — спокойно сказала Лили, обводя взглядом замерший, изумленный, пораженный и парализованный происходящим зал. — И я уверена, что и Беата, тоже сейчас здесь с нами.

Грусть тут же пробежала по лицам волшебников, смягчая их удивление и порождая целую гамму эмоций, среди которых был и гнев, и ярость, и простая человеческая любовь.

Лили вскинула палочку, тем самым подавая знак остальным. Все шестеро подняли палочки вслед за ней, приготовившись к произнесению заклинания.

Всего лишь за мгновение до ослепительной вспышки магии, за мгновение до того, как в воздух взвились семь разноцветных нитей, превращаясь в роскошную, насыщенную сине-зеленым аббревиатуру A&B, Лили все-таки не выдержала.

Ее лицо вспыхнуло и осветилось, как солнышко, хитрой улыбкой. И она звонко прокричала на весь зал:

— Мы сделали тебя, Джеймс Поттер! Я сделала тебя!