А&B, или Как Приручить Мародеров (гет)

Спальня Гриффиндора, раннее субботнее утро

В голове Лили Эванс, тоскливо уставившейся в окно, роились странные, чуждые ей мысли. Она думала ни о чем ином, как о любви. Вернее она пыталась понять, что это такое — любовь, и как именно отличить ее от простой привязанности, влюбленности или же обыкновенной симпатии. Извечный вопрос.

Ветер за окном все больше набирал силу, раскачивая верхушки деревьев, заставляя тех щедро стряхивать листья на холодную и сырую после дождя землю. Проснувшись ранним утром, Лили, мрачно взглянув в окно, уже было подумала о том, чтобы отменить поход в Хогсмид с Северусом и остаться в замке, устроившись где-нибудь в уютной нише на пятом этаже с книжкой и кружкой чая в руках. Но, решила она, в замке их обязательно достанут мародеры. Прошло уже чуть больше недели с тех пор, как она и Северус начали постепенно сближаться. Сначала этот неожиданный разговор, потом несколько посланий друг другу, затем самая настоящая ежедневная переписка, заставившая Лили осознать, насколько сильно она все-таки скучала по своему другу, и вот, наконец, их первая встреча, состоявшаяся пару дней назад. Они лежали на берегу Черного Озера, задумчиво уставившись на проплывающие над ними облака и, как когда-то давно, пытались придумать анимагическую форму для каждого ватного сгустка, плывущего по небу.

Для полного счастья ей не хватало только поездки в Лондон. Как-то так сложилось, что каждые первые пару месяцев в учебном году, ей требовалось немалое количество времени, чтобы привыкнуть к этому закрытому пространству и невозможности просто выбежать на улицу, дабы пройтись по маленьким чудным магазинчикам со всякими разными вкусностями или же симпатичными вещицами. В Хогвартсе для Лили было слишком мало места, но она не умела «искусственно расширять» его, переступая все границы и правила, как это делали те же мародеры.

Единственным минусом во всей сложившейся в ее жизни идиллии были Джеймс и Сириус, которые, сразу заметив неожиданное сближение Лили и слизеринца, будто слетели с катушек. За последние пару дней не было ни одного момента, когда они не поджидали бы Северуса за углом — выходил ли тот из Большого Зала, своей гостиной или же с уроков. Беата, быстро смекнувшая что к чему, теперь неотступно следовала за ворчащим слизеринцем, эффектно похрустывая костяшками каждый раз, когда проходила мимо мгновенно мрачнеющих мародеров. Последние не решались связываться со Спринклс, прекрасно понимая, что Беата, в принципе не имеющая никаких тормозов, без лишних размышлений может пальнуть в них каким-нибудь темным заклятием и свалить раньше, чем появятся преподаватели и мадам Помфри.

Все эти мысли вращались в голове Эванс, но, как только она взглянула на прикроватный столик, к ним прибавилось еще немного головной боли.

На тумбочке лежал великолепнейший букет ее любимых ярко-голубых гортензий. Она обнаружила их утром — сразу же после пробуждения. Пышные, дивно пахнущие цветы будто излучали особенное мягкое сияние. "Мерлин, какая красота", — подумала Лили, нетерпеливо приподнимая букет и зарываясь носом в мягкие лепестки. Записка, спрятанная меж стеблей, упала прямо ей на колени. Девушка, недолго думая, схватила ее, ожидая увидеть знакомый угловатый и косой почерк Северуса, но, вместо него, мягко подрагивая, будто живые, на бумаге сияли буквы. Этот почерк был совсем иным — крупным, размашистым и резким, и девушка узнала бы его из тысячи. Из тысячи тех писем, что Джеймс Поттер прислал ей за все годы обучения в Хогвартсе. «С добрым утром, милая Лили», — гласила надпись.

— Как он узнал? — мрачно пробормотала она себе под нос, впрочем, не очень успешно скрывая улыбку.

— Ух ты! — раздался рядом восторженный голос проснувшейся Марлин. — Кто это такой ушлый?

— Поттер, кто же еще... — слегка скривившись, ответила Лили. — Ума не приложу, откуда он узнал, что гортензии — мои любимые цветы, причем именно такого цвета.

— Ну, подруга... — насмешливо протянула МакКиннон. — Это же Поттер! Не удивлюсь, если он знает, какого цвета твое нижнее белье.

Гриффиндорка весело расхохоталась, без труда уворачиваясь от тяжеленого тома по травологии, пролетевшего над ее головой.

— Не говори такие гадости! — возмущенно воскликнула Лили, отчего-то ярко покрасневшая. — Фу! Я, как это представлю...

— Ммм... уже представляешь себя и Джеймса...

— Марлин! — праведно возопила Эванс, почти пылая, то ли от ярости, то ли от стыда.

Подруга, посмеиваясь, удалилась из спальни, перекинув через плечо полотенце и захватив зубную щетку, напевая себе под нос что-то вроде "Тили-тили тесто, жених и невеста..."

И вот теперь Лили безуспешно пыталась разобраться в жутко переплетенном клубке чувств, страхов и эмоций, забивавших ее голову и сердце в придачу. Северус — ее друг детства, единственный, пожалуй, во всем мире человек, способный понять ее с полуслова, что бы с ней не произошло. Джеймс — задиристый и самодовольный, но всегда бесконечно лучезарный, будто вся грязь и вся боль просто стекали с него, неспособные удержаться на столь солнечном и открытом человеке.

Но Северус всегда такой тихий, темный, таящий внутри себя бесконечное число секретов и не способный доверять людям. Не способный сделать первый шаг. А Джеймс — самовлюбленный и эгоистичный, разделяющий весь мир вокруг себя на своих поклонников и недругов и не имеющий даже смутного понятия о том, что такое отказ и компромисс. Если призадуматься, эти двое были совершенно противоположны друг другу, но, тем не менее, по-своему дороги ей. Да, даже Поттер был ей дорог, как бы отчаянно Лили не хотела этого признавать. Столько лет он пытался добиться ее внимания всяческими мыслимыми и немыслимыми способами. И теперь она и представить не могла, что проведет хотя бы одну неделю, не получив очередное пригласительное письмо в Хогсмид или не поймав на себе его взгляд, пропитанный надеждой и желанием.

И вот сейчас, на седьмом курсе, она внезапно осознала, что остался всего лишь один год, когда они все еще могут быть вместе. Всего лишь один ничтожный год до полного, окончательного расставания, когда их дороги могут разойтись навсегда. И, если не выбрать сейчас, она может лишиться обоих сразу, а Лили Эванс очень-очень-очень сильно боялась остаться одна.

* * *

— Нет, вы видели это?! — разъяренный Сириус Блэк метался по гостиной, снося со своего пути стулья и кресла, а также подвернувшихся под руку учеников.

— Сириус, успокойся, пожалуйста, — устало, но по-прежнему мягко произнес Ремус, повторяя эту фразу, наверное, уже в десятый раз за прошедшие полчаса.

— Вы видели это?! — это Джеймс Поттер, растрепанный и запыхавшийся от быстрого бега, ввалился в гостиную на полном ходу. И, судя по всему, если бы Полная Дама не успела распахнуться вовремя, он бы проломил портрет головой и прошел бы насквозь.

— Да, мы видели это, Джеймс. Успокойся, пожалуйста, Джеймс, — крайне меланхолично отозвался Питер, безмятежно листая страницы какого-то учебника.

— Вам-то, конечно, без разницы! — хором обвиняюще возопили Блэк и Поттер.

— Но как они посмели передвинуть этот дурацкий тест на неделю раньше?! И поставить его в воскресенье? Завтра?! — Сириус, наконец выдохнувшись, устало свалился в кресло, потирая больной глаз. Питер хихикнул. — Чего тебе, Пит?

— Все вспоминаю, как очаровательно ты выглядел с неделю назад с огромным сине-лиловым пятном вокруг глаза.

— А тебе все смешно, да? — тут же взъелся на друга Блэк.

— Ну, согласись, Бродяга, это было забавно. Если бы ты не перепутал Заживляющее и Кровоускоряющее зелья, твой синяк уже давным-давно бы сошел, — хохотнул Джеймс. — А так, ты будешь еще с неделю мучаться. А мы будем подкалывать тебя до тех пор, пока ты не признаешься, кто именно тебя уделал.

— Прекрасно, — мрачно пробормотал Сириус. — То есть, это будет продолжаться бесконечно. Быть может, ты лучше вспомнишь про тест, на который нам не оставили времени для подготовки? Они ведь специально это сделали! Я даже шпоры не успею наколдовать!

— Сириус, — протянул Ремус, усмехаясь, — в том-то вся и суть. Неожиданная проверка.

— Ты знал?!

— Я же староста, — пожав плечами, отозвался Люпин. — И не надо на меня так смотреть!

— А как на тебя смотреть, скажи, пожалуйста? С Паркер ты нам помогать не собираешься, с тестом — тоже. Только ходишь и вразумляешь всех жизни, а сам что? Даже не мог сказать нам, что дату перенесли, хотя прекрасно знал, какая у нас проблемная ситуация! Все, выйди отсюда, — вдруг жестко припечатал Блэк.

— Прости, что?

— Я сказал — выйди отсюда. Мы будем обсуждать идею насчет того, что нам сделать с этим тестом, а ты, судя по всему, не только ничем не поможешь, а только помешаешь.

Питер и Джеймс недоуменно переглянулись, не решаясь вставить слово. Ремус медленно поднялся, в упор глядя на Сириуса, непривычно холодно и отрешенно. И, наконец отвернувшись, вышел из гостиной твердым шагом, сжав в руке книгу и даже не сказав ничего Поттеру и Питеру на прощание.

Последние только осторожно взглянули на Блэка, и когда тот почти дружелюбно, хоть и несколько взвинчено, посмотрел на них в ответ, начали потихоньку обсуждать предстоящий план.

* * *

Библиотека. Единственное, пожалуй, место, где Ремус Люпин чувствовал себя точно на своем месте. Запах пергамента, пожелтевшие страницы книг, толстые тома, наполненные бесконечным количеством информации и возможность выуживать эту информацию по крупицам, любоваться ею и распределять по полочкам в своей голове. Многие ученики во время своего обучения в университете, школе, колледже абсолютно безалаберно относятся к возможности получить множество ценных знаний, которые абсолютно бесплатно преподаватель пытается втолкнуть в их юные головы. И как многие потом, через года, начинают сожалеть о том, что не слушали человека, который стремился безвозмездно обучить их тому, к чему он сам шел, не взирая на препятствия и трудности. Когда вы становитесь взрослыми и начинаете отвечать за свои поступки единолично, безо всякой помощи со стороны, сразу приходит в голову мысль о том, что когда-то рядом был человек, который мог дать столько бесценных советов, но, увы, никто не хотел его слушать. Наверное, это камень преткновения всего учебного процесса, а даже скорее — всей нашей жизни. Что имеем — не храним, потерявши — плачем.

Впервые за последние недели Ремус шел в библиотеку, не заботясь о том, встретится ли ему Паркер рядом с одной из покосившихся от тяжести книг полок или нет. Если быть до конца честным, он даже хотел ее встретить. Он соскучился по ней, в конце концов.

— Амели Паркер, ты — сумасшедшая! — Ремус остановился за углом, прислушиваясь к голосам говоривших. Кажется, это были Регулус и... Эмили? Но почему он назвал ее другим именем?

— Знаю, знаю. Я же когтевранка. И мои идеи всегда прекрасны и восхитительны, — непринужденно отозвалась та, но в ее голосе была слышна ели сдерживаемая улыбка.

Парочка появилась из-за поворота: они как ни в чем не бывало продолжали идти по коридору, все больше отдаляясь от Люпина. Эмили смеялась и периодически хватала слизеринца за руку, удерживая его на месте и не давая тому сбежать. Тот улыбался, несколько неуверенно косился на девушку, но все-таки шел следом за ней.

«Что у этих двоих может быть общего?» — Ремус недоумевал, смотря вслед Эмили. Его настроение стремительно падало со сносно-паршивого до омерзительно-отвратительного. Он никогда не имел ничего против ее общения, например, с Северусом, но в случае последнего всегда можно было быть уверенным, что слизеринец беззаветно и до конца своих дней будет влюблен в Лили Эванс. А Регулус... Регулус был, если так можно выразиться, новым персонажем, с которым Эмили еще не была замечена.

Подавив неожиданное и весьма низкое желание проследить этих двоих, Ремус вздохнул и все-таки поплелся в библиотеку. В субботу здесь было столько же народу, что и в гостиной во время рождественских каникул. То есть, как иногда выражался Сириус Блэк, три с половиной сквиба и Мадам Пинс. Женщина, что-то бормоча себе под нос, ходила между полок, водя пальцем по корешкам книг и сверяясь с длинным списком литературы в другой руке. Обернувшись на скрип двери и заметив в проеме Ремуса, она улыбнулась настолько приветливо, насколько вообще была способна. Он и Питер, пожалуй, были единственными учениками во всем Хогвартсе, к кому библиотекарь благоволила и милостиво разрешала брать книги даже на время летних каникул. Та же Эмили, к примеру, не была удостоена такой честью. Скорее всего, как подозревал Ремус, из-за Беаты Спринклс, славившейся странной манией к заколдовыванию книг и подвешиванию на них всяческих ловушек. Люпин до сих пор помнил, как одна из них пыталась откусить ему ухо на шестом курсе, и как потом Беату заставили за это перемывать все библиотечные полки без помощи магии. Насколько ему было известно, после этой отработки количество книг, которых стоило бы опасаться, существенно увеличилось.

Завернув за очередную полку в поисках фолианта по Чарам (расширенное издание), Ремус удивленно наткнулся взглядом на Малфоя, сидевшего в самом углу, недалеко от входа в Запретную Секцию. Слизеринец, низко склонившись над книгой, водил пальцем по строчкам и что-то тихо бормотал себе под нос. Осунувшийся и похудевший, Малфой выглядел далеко не так элегантно, как прежде. Ремус не видел Люциуса с последнего представления A&B в Хогсмиде. Поговаривали, что слизеринец приходил на завтрак раньше всех, и также стремительно исчезал, как только в зале появлялись первые студенты. Все обеды и ужины он пропускал, а на уроках появлялся исключительно временами и то — садился за дальний стол и мрачно утыкался либо в книгу, либо в свои записи. Преподаватели пока что терпели его отшельническое поведение, в виду того, что, наверное, только мертвый не знал о произошедшем со слизеринцем, но долго так продолжаться не могло. "Он же весь исхудал, бедняжка, — все время повторяла профессор Спраут, лишь только завидев знакомую белую шевелюру. — Если так пойдет, он окажется у Помфри в больничном крыле". На что большинство учеников обычно лишь только фыркали и бормотали что-то вроде: "Туда ему и дорога".

В этот момент Малфой поднял взгляд, натыкаясь глазами на Люпина, и, зло что-то пробормотав, поднялся со своего места, скрываясь между стеллажами. В руках он держал тот самый фолиант, который как раз искал Ремус — видимо, пытался найти способ свести свою татуировку.

Люпин устало вздохнул, откровенно не понимая, чем он заслужил такой день и такое отношение. Даже здесь, в библиотеке, где он всегда чувствовал себя умиротворенно и гармонично, теперь ему не было места. Совершенно отчаявшись, парень неожиданно для себя решил, что прогулка в Хогсмид, быть может, хоть сколько-нибудь исправит положение. Ветер за окном, словно в ответ на мысли Люпина, задул еще сильнее, с неистовой яростью раскачивая верхушки деревьев, но Ремус решил, что уступить сегодня еще и погоде, будет уже слишком.

* * *

Выйдя за пределы замка, парень задумчиво посмотрел на небо: темные тучи плыли по небосводу, навевая мрачные и такие же тяжелые, как и они сами, мысли. Идти в Хогсмид, если честно, совершенно не хотелось, но иного выбора Люпин не видел — не торчать же ему, в самом деле, в такую погоду на берегу Черного Озера. Бросив взгляд в сторону темнеющего вдали Запретного Леса, он удивленно прищурился: две смутно различимые фигуры направлялись прямиком в гущу деревьев. Что-то подсказывало Люпину, что эти двое — не кто иные, как Эмили и Регулус. Неясное беспокойство захлестнуло Люпина: «Эмили одна, в Запретном Лесу да еще и со слизеринцем, с которым она, в общем-то, и не общалась». Хотя в этом Ремус уже не был так уверен — Паркер всегда была полна загадок и не спешила ими делиться. Парень еще раз неуверенно взглянул в сторону Хогсмида, но, окончательно передумав, он решительно направился в противоположную сторону. Он не собирался не за кем следить, но и бросить Мэл так, не разобравшись что к чему, он не мог.

Парочка уже скрылась в Лесу, потому Люпин здраво рассудил, что пора ему перейти на бег, иначе он никогда в жизни не найдет их в этом мрачном царстве тьмы, населенном странными созданиями. Его нюх был постоянно обострен, тем более сейчас, незадолго до нового полнолуния, поэтому он рассчитывал, что все-таки успеет взять след, если поторопится.

Запретный Лес встретил его промозглым холодом и неожиданной тишиной: стволы деревьев были слишком толстыми, а кроны — слишком густыми, отчего ветру не удавалось пробиться вглубь Леса и потревожить покой его обитателей. Человеческий запах Эмили и Регулуса увел Люпина с единственной поблизости, почти неразличимой тропинки куда-то влево, вынуждая все дальше и дальше заходить вглубь. Оглянувшись, парень понял, что уже не видит просвета между деревьями. Впрочем, Ремус Люпин был не из пугливых — ежемесячные тренировки его силы воли, характера и самоконтроля давали о себе знать. Сейчас он был даже немного благодарен тому, что он оборотень.

Недалеко послышались приглушенные голоса:

— Амэл, ты уверена, что...

— Да, да и еще раз да, Рег! Я точно повесила следящую метку, и я чувствую ее присутствие.

— Это самоубийство, — пробормотал слизеринец. — Самое натуральное, невменяемое и...

— Прекрати ныть, — мрачно отозвалась Эмили, — будь мужиком, в конце концов.

— Я предпочитаю быть мужчиной, Амэл. Рассудительным, логичным и...

— И зачем ты тогда ведешь себя, как ноющая девчонка? — хмыкнула девушка, снова не давая Регулусу закончить фразу. Тот только вздохнул, вяло взмахнув рукой, словно говоря: «Зачем спорить с умалишенными?»

Люпин притаился за деревом, наблюдая за странными пассами руками, которые проделывала Паркер. То, что они кого-то выслеживают в гуще Леса, он уже понял. Но почему вдвоем? И кого? И почему Регулус называет Эмили так странно? «И это у него много секретов, — мрачно подумал Люпин, — как будто она сама — невинная овечка».

Поблизости что-то неожиданно хрустнуло. Все трое подпрыгнули на месте, нервно озираясь по сторонам. Люпин почувствовал странный, ничего общего не имеющий с человеческим, запах.

— Паркер, — зашипел Регулус, — пойдем отсюда сейчас же!

— Это была всего лишь ветка, Регулус, — отозвалась девушка, впрочем, тоже несколько обеспокоенно.

— Это Запретный Лес, Амэл! Здесь нет «всего лишь веток», здесь все заколдовано и хочет тебя прикончить! Он потому так и называется, в конце концов, — Запретный!

— Ре...

Но договорить ей не дали — на поляну, отодвинув мешающие ветви в сторону, грациозно вышел кентавр. Прекрасное, необычное создание — идеальная квинтэссенция лошади и человека. Неожиданный гость мрачно уставился на Эмили и Регулуса.

— Опять ты? — вдруг холодно произнес он, глядя на девушку.

— Вам жалко, что ли? — с вызовом отозвалась та, но голос ее дрогнул.

— Я предупреждал тебя, что если еще раз ты появишься здесь... — кентавр выдержал паузу, мягко вытаскивая стрелы из колчана. Регулус на удивление вместо того, чтобы попятиться или попытаться сбежать, с мрачной решимостью вытащил палочку из-за пояса.

— Рег, не надо! — тут же воскликнула Паркер. — Они не люб...

Но было поздно — разъяренный кентавр встал на дыбы и замахнулся на мага луком.

— Вы! Мерзкие колдуны! Приходите в наш Лес, да еще и угрожаете нам своими жалкими древесными обрубками? — взревел он.

Ремус понял, что пора действовать, причем немедленно, иначе ситуация окончательно выйдет из-под контроля.

— Анкий! Я прошу тебя! — он вышел из-за дерева, поднимая руки над головой и показывая, что в них ничего нет. Кентавр обернулся на возглас и с глухим стуком опустился на все четыре копыта, наклоняя голову набок:

— Ремус... Давно не виделись, — Анкий усмехнулся, все также непримиримо и зло, но лук и стрелу опустил. Эмили и Регулус, ошарашенные появлением еще одного действующего лица, переводили взгляд с одного на другого, безуспешно пытаясь понять, что происходит.

— Я прошу тебя, — Люпин смиренно опустил голову, — отпусти их. Они просто люди. Дети. Неужели Эмили потревожила ваш покой?

Анкий снова усмехнулся:

— Дети? Пусть так. Но сначала придут они, потом — их наставники, потом другие колдуны, а, в конце концов, они выживут нас из Леса, и куда мы пойдем, Люпус? — он намеренно выделил последнее слово, словно говоря: «Я знаю, кто ты». Эмили удивленно прищурилась, тихо произнеся «lupus» себе под нос, пытаясь понять, что хотел сказать кентавр, и что это был за язык.

— Я обещаю тебе, — низким спокойным голосом произнес Ремус, и в глазах его загорелся странный огонь, — что ни она, ни этот слизеринец больше никогда не ступят ногой в твой Лес. И, если я нарушу свое обещание, я смиренно приму наказание от тебя, Анкий.

Кентавр удивленно приподнял голову, с интересом разглядывая человека, а затем разразился странным смехом, отдаленно напоминающим лошадиное ржание:

— Эта девчонка... знает? — глаза кентавра сверкали. — Или нет? Нет? Так я и знал! Что ж... доброго дня тебе, Ремус! Я принимаю твое обещание! Да осветит Луна твою дорогу, брат!

И с этими словами кентавр резко развернулся и скрылся в гуще Леса, лишь перестук копыт был слышен еще некоторое время, но затем стих и он. Ремус устало вздохнул, потирая виски.

— А...

— Давай потом, Эмили, ладно? — устало отозвался Люпин. — Или мне лучше называть тебя «Амэл»?

С этими словами парень развернулся и пошел обратно, направляясь к выходу из Леса. Благо, запах людей еще не выветрился, и он без труда находил дорогу. Регулус и Эмили, не решаясь произнести ни слова, поспешили за ним. У кромки Леса, Регулус пробормотал что-то вроде: «Ну ладно, вы тут сами... пошел я, в общем» и унесся на всех парах по направлению к Хогвартсу. Люпин только задумчиво посмотрел на небо, еще более потемневшее и тяжелое, чем около часа тому назад.

— Ремус...

— Теперь и у тебя, и у меня есть тайна, Эмили. Так что, мы квиты, — спокойно отозвался парень.

Эмили закусила губу, глядя на Люпина, в ее голове происходила напряженная мысленная борьба. Наконец, девушка на миг прикрыла глаза, а затем, собравшись с духом, произнесла:

— Я думаю, что кое-кто... хочет меня убить.

Ремус закашлялся, ошеломленно переводя взгляд на подругу. Хуже всего было то, что ее глаза были совершенно серьезны, и Люпин не знал: то ли она свихнулась, то ли это правда, и что из этих двух вариантов хуже.

— Эмили, ты... с тобой все в порядке? — Ремус подозрительно прищурился, наблюдая за девушкой.

— Я не сумасшедшая, Ремус! Возможно, я слишком жестко выразилась... — Паркер вздохнула. — Не убить, а, скажем, как минимум, отправить в больничное крыло.

— Уже лучше. У тебя есть, гм... аргументы? Доказательства?

— Меня преследуют, — мрачно отозвалась Паркер, — мои вещи пропадают, утром в своем чае я обнаружила Веритасерум. Вернее, не я обнаружила, а Беата, когда поняла, что на все ее вопросы я отвечаю с поразительной честностью.

Эмили поморщилась, вспоминая, как подруга, не преминув воспользоваться ситуацией, начала расспрашивать ее о Ремусе. Разговор обещал закончиться очень плачевно, ибо Паркер не любила откровенничать, но ситуацию спас Северус, собравшийся выйти из Большого Зала, а Беата просто не могла бросить его на произвол судьбы и отправилась за ним в качестве то ли конвоя, то ли эскорта.

— Потом, — продолжила девушка, — кто-то заколдовал мои книги, и одна из них чуть не откусила мне палец.

— Быть может, это была Беата? — хмыкнул Ремус, вспоминая проделки слизеринки.

— Я подумала об этом, но, — Эмили показала парню свою перебинтованную руку, — это было бы слишком даже для нее. Тем более она сказала, что она бы не повесила настолько бездарное заклинание, которое развеивается уже после третьего укуса.

— И у тебя есть подозрения, кто это может быть? — Эмили в ответ лишь задумчиво взглянула на Ремуса, закусывая губу. — Брось, мне-то ты можешь сказать!

— Это Малфой, я думаю, — осторожно произнесла она.

— Малфой? — Люпин удивленно приподнял брови. — Зачем ему это?

— Это же очевидно, Рем! Скажи, пожалуйста, есть ли в Хогвартсе хоть один человек, который не подумал бы на нас с Беатой, увидев подпись АВ? Вот именно, — кивнула Эмили, заметив задумчивое выражение Люпина. — Наверняка Малфой думает, что это была я — там, у Озера.

— Неужто у тебя есть причины для подобной мести? — Люпин попытался уменьшить беспокойство подруги, но, судя по всему, только еще больше усугубил ситуацию. Эмили нахмурилась и неопределенно пожала плечами:

— Не то чтобы у нас с ним хорошие отношения. У нас с ним были разногласия... давно.

— То, что вы друг друга недолюбливаете...

— Я не недолюбливаю его, Ремус, — мягко остановила Люпина девушка. — Я ненавижу его.

Парень застыл, не зная, что и сказать. Голос Эмили пробрал его насквозь, такой обманчиво мягкий и тихий, но наполненный леденящей, всепроникающей, воистину — самой черной злобой.

— И ты видела, как он преследует тебя? — осторожно спросил Люпин, наконец отважившись нарушить напряженное молчание.

— Не совсем... Скорее, это был волк или собака, или... — девушка замолчала, странно вздрогнув.

— Или кто? — несколько тускло спросил Ремус, тут же подумав на оборотня, то есть, — на самого себя. Но полнолуние было давно. Не превращается же он, сам о том не зная, посреди бела дня? Это было бы слишком. Быть может, только если Бродяга неудачно столкнулся с Эмили...

— Неважно, какой-то жуткий зверь, — прервала его размышления девушка. Но Ремус чувствовал — что-то она недоговаривает.

— И? Почему ты не попросила о помощи Беату? Или меня, по крайней мере? Почему Регулуса? — Люпин почувствовал, как странное жгучее чувство то ли раздражения, то ли злости наполняет его.

— Тебя? Извини, но мы с тобой не разговариваем, если ты помнишь. Ну, не разговаривали, по крайней мере, до сегодняшнего дня. А Беата... Скажем, у нее есть некоторые предрассудки.

— Беата боится волков? — удивленно спросил Люпин, слегка остывая.

— Беата боится оборотней, — хмыкнула Паркер, заставляя Ремуса непроизвольно вздрогнуть. — Я не знаю корней этого страха, а она в ответ всегда очень ненатурально ухмыляется и говорит, что это — психологическая травма детства. Поэтому, если хочешь выбрать ночь, когда ты точно не встретишь ее за пределами гостиной — это за три дня до и после полнолуния. Ну и во время, конечно, тоже. В общем, как только я сказала ей о волке, она сразу подумала о самом худшем.

«По крайней мере, она не зря боится», — мрачно подумал Люпин.

— И ты пошла в Лес...

— Чтобы выследить его, конечно же. Я вроде бы успела повесить на него Следящее Заклинание в прошлую нашу встречу, но было темно, и я могла промахнуться. Однако метка привела меня в Запретный Лес, и мне показалось неразумным идти туда одной.

— А Регулус, значит, оказался тут как тут?

— Рем... — Эмили осторожно коснулась руки Люпина, пытаясь поймать его взгляд, но тот упорно отводил глаза. — Ты чего? Я просто знаю Регулуса, и он, в общем-то, не такой уж и плохой парень.

— Нет, ничего... — глухо отозвался Ремус и вдруг, неожиданно для самого себя вспылил: — Да нет! Что значит — чего я? Чего я? Ты идешь одна! В Запретный Лес! Никого не предупредив, никому не сообщив! И вместо того, чтобы попросить помощи у своих друзей, ты просишь слизеринца, который «не такой уж и плохой парень»?!

Эмили удивленно отступила от Ремуса, наблюдая этот необычный для него приступ ярости, и, наконец, вкрадчиво произнесла, слегка наклонив голову:

— Что-то случилось, Ремус?

— Ничего.

— Так что случилось?

— Да ничего не случилось!

— Да ну? Серьезно?

— Да. Серьезно! — Ремус гневно уставился на Эмили, лицо девушки дрогнуло, и Люпин с беспокойством подумал, что, наверное, довел ее до слез. Однако в следующую секунду Эмили рассмеялась.

— Прости... Прости, пожалуйста, — отсмеявшись, произнесла она, — но ты очень... забавный, когда злишься.

— Очень приятно думать, что я тебя забавляю своим беспокойством о тебе, — весьма холодно отозвался парень, отчего Эмили вновь посерьезнела.

— Не обижайся. Просто я устала от этих бесконечных загадок, и мне надоело оглядываться через плечо всякий раз, когда я выхожу из замка. Немного искреннего смеха мне не повредит.

— Да. Согласен, — Люпин нахмурился и попытался перевести разговор: — А что насчет твоего имени?

— Имени? А... на самом деле мое имя Амели, — девушка развела руками. — Я сменила его на Эмили почти сразу же после поступления в Хогвартс. Надеялась, что люди перестанут называть меня «Эй», если первая буква изменится на другую, но... видимо, все хотят думать, что A&B — это мы с Беатой.

— Значит, ты — Амели Паркер?

— Амели Вивиана Паркер, — прикрыв глаза, продекламировала девушка. — Иногда мне кажется, что это звучит жутко пафосно. А ты, значит... Люпус?

Люпин дернулся, как от удара. И нехотя произнес:

— Да, я знаю этого кентавра, но это давняя история. Очень давняя. И...

— И ты снова ничего мне не расскажешь? Ладно, — вдруг беззаботно пожала плечами Эмили, отряхивая с себя листья, прилепленные к мантии очередным безумным порывом ветра.

— Ладно?

— Ага. Надоело, честное слово, носиться с тобой, как с малым ребенком. Захочешь — расскажешь. Нет — твои проблемы.

— Если я и расскажу тебе, то знай — это не из-за той информации про АВ.

— Я знаю, Ремус, — кивнула Эмили и вдруг хитро улыбнулась. — Пожалуй, это было даже некоторой проверкой. Ну, обменяешь ты нашу дружбу на информацию или нет.

Ремус ошеломленно уставился на нее.

— Эмили!... Ты знаешь, ты... ты.... Да из тебя бы вышла неплохая слизеринка! — закончил он неожиданно для самого себя. Эмили несколько помрачнела, что не осталось для Люпина незамеченным, но все же снова улыбнулась.

— И ты не первый, Рем, кто говорит мне об этом... Хотя, стой. Кто бы говорил! Не ты ли проследил за нами с Регулусом от библиотеки? Я заметила тебя за углом, когда мы выходили из-за поворота, — Эмили внимательно уставилась на друга.

— Я не следил, — устало отозвался Ремус. — Ну, вернее, не сразу решил. Просто увидел, что вы направляетесь к Лесу и подумал, что для тебя... для вас это может быть небезопасно.

— Так для нас или для меня? — хитро прищурилась Паркер. Ремус в ответ только неопределенно покачал головой, избегая прямого взгляда. — Ладно, скрытный ты наш. Пойдем в замок, пока нас не снесло вместе с ветром. Я отпою тебя чаем и расскажу о том, как Спринклс сегодня конвоировала Сева и Лили в Хогсмид.

— Пойдем, — все еще подозрительно косясь на девушку, отозвался Ремус, несколько удивленный такой резкой переменой настроения. Та сделала самые невинные глаза, на которые была способна и, обхватив Люпина за локоть, потащила его в замок. Откуда бедняге Люпину было знать, что в это время в голове Эмили Паркер уже медленно возникал план. И первым пунктом было вспомнить, в каком же именно языке она видела это слово — «Lupus», и что именно оно значит для Ремуса.

* * *

Визжащая хижина, после полудня

— Хвост! — Сириус Блэк возбужденно ходил вокруг Питера, по нескольку раз за минуту подглядывая тому через плечо. — Оно готово? Оно точно готово?

Джеймс в это время нервно грыз ногти, мрачно косясь на Блэка и с непередаваемо отчаянной надеждой глядя на Хвоста. Питер сосредоточенно помешивал зелье, слабо дымящееся над большим черным котлом.

— Оно будет готово, Сириус, — скрипя зубами, отозвался Питер. — Если, конечно, ты перестанешь мне мешать!

— Ну, извини, извини... нам и так пришлось пробраться к Слагхорну за ингредиентами, не говоря уже о том, что часть из них пришлось закупать у совершенно подозрительных личностей за бешеные деньги в Кабаньей Голове.

— Кто же знал, что тест перенесут? Слава Мерлину, что мы вообще успеваем его доварить до завтрашнего дня, — Джеймс тяжело вздохнул и взъерошил волосы на голове.

— Мы? — скептически приподнял бровь Хвост.

— Ты варишь, мы — достаем ингредиенты. Все честно. Главное — никто не должен проболтаться Ремусу! — Сириус внимательно посмотрел на обоих друзей. — Я надеюсь, это всем ясно?

— Всем-всем... Только лично мне не ясно, с чего это ты взъелся на Лунатика? Что он тебе такого сделал, Бродяга?

— Ровным счетом ничего, — буркнул Блэк, отворачиваясь. — Дело вообще не в нем.

— А в ком тогда?

— Нюниус, — зло произнес Блэк, — он снова принялся за старое. Бегает хвостом за Эванс, но теперь его не достать! Спринклс таскается за ним повсюду! И что они все в нем находят?

— Бродяга, меня это тоже не радует, но это не повод срываться на лучшем друге, — Джеймс продолжал подозрительно наблюдать за Блэком. — Тем более, какое тебе дело до Лили со Снейпом?

— Мне? — Сириус встрепенулся. — Да мне вообще плевать на них! Хвост ты еще долго?

Питер со вздохом прикрыл глаза, продолжая помешивать зелье, одновременно пытаясь не сорваться и не треснуть Блэка ложкой по лбу.

— Да, Бродяга. Я уже почти закончил, — мягко произнес он странным пугающим голосом, пресекая все дальнейшие вопросы. Блэк только поежился и от нечего делать подошел к окну: погода все больше ухудшалась, из-за облаков стемнело гораздо быстрее, чем обычно, а дом, в котором они обустроили свою импровизированную лабораторию, угрожающе поскрипывал. Впрочем, это все равно было наилучшим местом для тех, кто хочет тайно сварить запрещенное зелье. Особенно оно хорошо было тем, что Ремус не сунулся сюда бы не при каких обстоятельствах. Он вообще категорически избегал приближаться к Визжащей Хижине в любое время за исключением полнолуния.

— Ладно, ребята, мне пора, — Джеймс вдруг поднялся с пола, отряхиваясь и пытаясь привести себя в более-менее благопристойный вид.

— Куда? — удивленно, хором спросили Блэк и Петтигрю.

— Туда, — неопределенно махнул рукой Поттер и быстро выскочил за дверь, ведущую в коридор, где находился вход в подземный переход.

— И что это было? — мрачно произнес Сириус Блэк, оглядываясь на Питера. Тот в ответ не менее удивленно пожал плечами, не зная, что и ответить.

* * *

Неопределенное местоположение, ночь

Лили очнулась от зябкого дуновения ветра и пробирающей ее насквозь дрожи. Ей было сложно представить, как она вообще умудрилась замерзнуть в гриффиндорских спальнях, где всегда была уютная печка, а домовики заботливо подкладывали грелки в постели обитателей башни. Медленно приходя в себя после пробуждения, Лили с удивлением обнаружила, что в спальне действительно стало непривычно холодно, а вместо уютной кровати и теплого одеяла, она сидела на чем-то твердом, завернутая во что-то шерстяное и несколько колючее, очень похожее на плед. Не открывая глаз, девушка попыталась вспомнить, где она умудрилась заснуть, но память услужливо подсовывала только воспоминания о довольно зябкой прогулке в Хогсмид вместе Северусом, а затем о возвращении в башню Гриффиндора.

Лили наконец осмелилась открыть глаза, вяло озираясь по сторонам. Через секунду она испустила наполовину негодующий, наполовину панический вопль. Вокруг было темно, но недостаточно, чтобы ей не удалось разглядеть проплывающие мимо верхушки деревьев и стенки повозки в полуметре от нее. Оглянувшись назад, она заметила вдали очертания замка — Хогвартса. Что она делает здесь?!

«Неужели для похищения нельзя было найти более комфортабельное средство передвижения, а не эту развалившуюся телегу, уже несколько лет украшающую Хагридов двор, — с тоской подумала Лили, поплотнее кутаясь в плед, пытаясь согреться и успокоиться».

Перед Лили, на расстоянии вытянутой руки, сидела темная фигура, удерживающая поводья, однако же ни лошадей, ни каких-либо других существ, несущих повозку по небу, не наблюдалось. Фигура, закутанная в плащ и шарф, кашлянула и крайне знакомым жестом взъерошила жесткие черные волосы на голове. Лили почувствовала так кстати согревающий, а скорее даже обжигающий, прилив чистой незамутненной ярости.

— Джеймс Поттер! Потрудитесь объясниться! — закутанная в плащ фигура вздрогнула, резко подпрыгивая на своем сидении и выпуская поводья из рук, отчего повозка опасно накренилась на мгновение, и Лили пришлось со всей силы вцепиться в деревянные бортики, дабы не выпасть из нее.

— Лили? Ты проснулась? Все в порядке? — раздался обеспокоенный голос гриффиндорца. Парень обернулся, проверяя на месте ли девушка.

— В порядке? Ты сошел с ума?! Я всегда знала, что у тебя не в порядке с головой, Поттер! Но чтобы настолько... — Лили кипела, горела и разве что не извергала лаву.

— Лили, милая, подожди, я все...

— Милая?! — девушка осторожно поднялась, покачиваясь и пытаясь удержать равновесие, и направилась к Джеймсу с очевидной попыткой придушить его тут же — в этой повозке. Что она будет делать потом, без своего возницы, ее мало волновало.

— Лили, сядь! — неожиданно громко рявкнул мародер, отчего девушка ойкнула и, будто по команде, резко опустилась обратно. — А теперь, пожалуйста, выслушай меня.

Голос Джеймса оказался на удивление убедительным. Она вообще никогда не думала, что он может говорить так. Не как самодовольный, безответственный мальчишка, который в ее присутствии всегда превращался в наивно улыбающегося идиота, а как молодой мужчина, способный отвечать за свои поступки, а также быть требовательным и непреклонным, когда это было необходимо.

— Села, — тихо отозвалась Лили, не зная — начинать ли ей бояться или лучше подождать объяснений.

— Честно говоря, — голос Джеймса вновь стал привычным, несколько смущенным и дружелюбным, — я не думал, что ты проснешься так рано. Хотел сделать сюрприз, но ты проснулась раньше, чем мы до него доехали.

— Ну, — недобро усмехнулась Лили, снова постепенно приходя в себя, а вернее в состояние безудержной ярости, — положим, сюрприз удался.

— Подожди несколько минут, сейчас ты все поймешь.

Лили задумчиво смерила затылок Джеймса взглядом, отчего тот ощутимо вздрогнул, будто почувствовав на себе ее горящие недобрым огнем глаза.

Погода по сравнению с утренним буйством стихии явно улучшилась. Ветер дул не так сильно, а плед (в который Лили была очень заботливо укутана) оказался не таким уж и колючим, и вполне себе теплым. Не то чтобы это была эквивалентная замена ее любимой уютной кровати и пуховому красному одеялу, но и мерзнуть она перестала. Оторвавшись от созерцания окружающих ее вещей, Лили вгляделась в горизонт — вдалеке уже виднелась сеть маленьких ярких огоньков. Сначала девушка с удивлением приглядывалась к этим светлячком, но затем до нее постепенно начало доходить:

— Это же... — выдохнула она.

— Ага, — тут же отозвался Джеймс, и в голосе его слышалась неподдельная гордость. — Лондон.

Лили прижала ладонь ко рту, не зная радоваться ли ей и кидаться на шею к Поттеру, дабы обнять его и благодарить, либо же устроить последнему разнос с допросом: откуда он узнал про ее желание, и как посмел похитить ее с территории замка. Решив подождать момента, когда они все-таки спустятся на твердую землю, Лили с предвкушением смотрела на приближающиеся огни города. Повозка постепенно пошла на снижение, ветер засвистел в ушах, а к горлу резко подкатил ком, и девушку слегка затошнило. Невидимые кони, наконец, опустились на землю и, переходя с полета на бег, начали постепенно замедляться, остановившись в итоге в небольшой роще на окраине Лондона.

Лили, слегка покачиваясь, попыталась подняться и вылезти из повозки, но Джеймс тут же спрыгнул на землю и, не слушая возражений девушки, обхватил ее за талию и аккуратно поставил рядом с собой.

— Так вот...

— Лили, — оборвал ее еще не начавшуюся гневную тираду гриффиндорец, — неужели ты не рада?

— Конечно, я рада, — смутилась девушка, — но, согласись, то, что ты сделал — это... это безумие!

— Я знаю, — гордо кивнул Джеймс, лучезарно улыбаясь.

— Это был не комплимент, Джеймс Поттер!

Парень несколько посерьезнел и попытался ответить, но девушка тут же прервала его:

— Это безответственно и глупо! Завтра у тебя, например, важный тест, а ты здесь... я даже не знаю, где это — здесь! И на чем мы летели! И как ты вообще узнал...

Парень, до этого скептически слушавший тираду разгневанной девушки, вдруг тряхнул головой и шагнул по направлению к Лили, наклоняя к ней голову настолько близко, что между их лицами осталась только пара-другая сантиметров. Гриффиндорка удивленно замерла, чувствуя, что неумолимо краснеет, и поблагодарила Мерлина за то, что вокруг было достаточно темно, и Поттер не мог этого заметить. Первой ее мыслью было немедленно оттолкнуть Джеймса и еще раз высказать ему все, что она думает о подобном своевольном поведении. Но эта самая мысль совершенно отказывалась согласовываться со странным необъяснимым желанием Лили видеть Поттера как можно ближе.

Джеймс, наслаждаясь близостью девушки и ее широко распахнутыми, несколько смущенными глазами, вдруг жарко прошептал:

— Я читал твой дневник, — и ухмыльнулся, довольно подмигивая и отодвигаясь от Лили на безопасное расстояние.

До гриффиндорки не сразу дошел смысл сказанного, она все-таки ожидала несколько иных слов и действий, а уж тон, которым Поттер произнес эту фразу... Лили внезапно стало жарко. Однако сознание ее постепенно прояснялось: «Читал... дневник... — обрывки слов кружились в голове девушки. — Дневник... мой... Он читал мой дневник?!» Джеймс, словно ощутив, чем все это для него может закончиться, быстро отпрыгнул от девушки и замахал руками:

— Не весь! Только ту часть...

— Только ту часть?! Да что с тобой такое, Поттер? С чего ты взял, что имеешь право так спокойно влезать в мою личную жизнь и так непринужденно мне об этом сообщать? — разгневанная Лили надвигалась на парня. — Ну и черт с тобой!

Она вдруг остановилась, секунду раздумывая, и яростно зашагала вперед, пройдя мимо парня. Джеймс, опомнившись, быстро накинул поводья на ветку, покрепче завязав узлы, и бросился вслед за Лили.

— Лилс! Ну, подожди же! Я хотел сделать тебе подарок — что в этом плохого?

Девушка, все также игнорируя Джеймса, упрямо шла, сама не зная куда, тихо бормоча себе под нос все то, что она думает о ненормальных эгоистичных самовлюбленных болванах.

— Лил! — Джеймс наконец догнал девушку и схватил ее за локоть, пытаясь остановить и развернуть к себе. Та зашипела, словно рассерженная кошка, и отскочила от парня как от прокаженного. Впрочем, вид гриффиндорца был настолько печальный, смиренный и виноватый, что ее губы сами по себе начали растягиваться в улыбке, несмотря на все усилия их хозяйки сохранить грозное выражение лица.

— Вот видишь! — обрадованно воскликнул Поттер. — Ты уже улыбаешься! Пойдем, я приготовил нам чудесную прогулку по Лондону, но сначала...

Джеймс вдруг загадочно улыбнулся и, все-таки развернув Лили к себе, крепко обхватил ее руки своими.

— Держись крепче и не отпускай, — произнес парень в ответ на вопросительное и настороженное лицо девушки. Та лишь недоуменно нахмурилась, но просьбу выполнила. В следующую секунду раздался громкий хлопок, и пара исчезла, растворившись в воздухе. Еще через секунду Лили Эванс открыла глаза, голова ее слегка кружилась от внезапной трансгрессии.

— Это же... — произнесла вновь ошеломленная девушка, озираясь вокруг. Впрочем, на этот раз ее шок был приятным, можно даже сказать, — восторженным.

— Ага, кондитерские Valerie, — кивнул Джеймс, поначалу выглядевший слегка обеспокоенным. Но теперь, видя искреннюю радость на лице Лили, он облегченно выдохнул. — Мы на Пикадилли.

— Я знаю, что мы на Пикадилли! — возбужденно отмахнулась Лили, оглядываясь вокруг. — Это же мои любимые кондитерские! А это...

Столик, стоявший по центру, был сервирован на двоих: изящные тарелочки из костяного фарфора, кофейные и чайные чашки с элегантным золотым узором и керамическая ваза с пышным букетом ярко-голубых гортензий. Но даже не это привлекло внимание Лили, ее взгляд был прикован к невероятному количеству ее любимых вкусностей, расставленных как на столике, так и на ближайших столешницах. Абрикосовый франжипан, кофейные эклеры, заварное пирожное с орехом-пекан, а также пирожные с малиной, ванилью и шоколадом. Ее любимые торты: классический «Черный Лес» — не тот, который можно найти в любом магазине города, пресный и безвкусный, а самый настоящий, испеченный не позднее, чем сутки тому назад в знаменитых французских кондитерских PatisserieValerie. А также торт «Джиотто» с шоколадным муссом и кремом тирамису, в составе которого присутствовал терпкий вкус настоящего темного какао. И всю эту восхитительную композицию венчали три ее любимых набора от Valerie: по два кусочка вкуснейшего пирога, эклера, простых заварных, а также фруктовых пирожных в каждом. Лили изумленно застыла, все еще недоверчиво озираясь по сторонам. Наконец ее взгляд столкнулся с икрящимися глазами Джеймса — тот залюбовался искренней улыбкой на лице Лили и не мог отвести взгляд. Его распирала гордость и почти что эйфорическое счастье от осознания, что именно он смог так обрадовать девушку. Лили несколько мгновений смотрела Джеймсу в глаза, постепенно осознавая, что перед ней не один из ее любимых тортов, а один из совершенно неадекватных гриффиндорцев. Вдруг, испустив восторженный визг, чем изрядно испугав Джеймса, она бросилась к нему на шею, крепко обнимая. Поттер застыл столбом, боясь пошевелиться и спугнуть гриффиндорку. Но та, совершенно безо всякого стеснения чмокнула его в щеку, и также стремительно отступила назад, уже забывая про парня и снова переключаясь на свои любимые сладости. Поттер словно онемел, смотря на Лили так, будто она была богиней, сошедшей с небес и одарившей его своим благословением, а вернее — поцелуем.

Где-то через полчаса, когда Лили блаженно развалилась на стуле, прикрыв глаза и чувствуя себя сытой и совершенно счастливой, а Поттер сидел на стуле напротив и все также с тихим восхищением смотрел на нее, к ним подошла девушка-официантка:

— Будете еще что-нибудь заказывать? — с улыбкой спросила она. Лили с неохотой приоткрыла один глаз и покачала головой.

— Не сейчас, может, чуть попозже... — мечтательно закончила она, обводя ленивым взглядом полупустые тарелки, и, словно вспомнив что-то, подозрительно уставилась на Джеймса: — Но... кондитерские ведь закрыты ночью?

— Закрыты, — кивнул тот в ответ, выходя из оцепенения. — Но владелец этой — один мой знакомый волшебник. Именно благодаря магии, некоторые его рецепты настолько шедевральны, что никто не может их воспроизвести. Я попросил его об одолжении, и он согласился открыть ее только... только для нас.

Лили восхищенно уставилась на Джеймса, в ее голове в нижнюю часть воображаемых песочных часов только что упала внушительная горсть алых рубинов, как раз под надписью — Джеймс Поттер.

— И ты это все сделал для... меня? Все это? — она неопределенно махнула рукой в сторону тортов и пирожных на соседнем столике.

— Ну да...

— Но ты прочитал мой дневник! — вдруг возмущенно произнесла девушка. Джеймс только пожал плечами с крайне виноватым выражением лица, глядя на гриффиндорку исподлобья. Девушка снова почувствовала, как ее губы против воли расплываются в улыбке, хоть она и прекрасно осознавала, что Джеймс не чувствует и половины той вины, которую так старательно изображает.

— Хорошо, — вдруг решительно кивнула она, — ты скажешь мне, как ты получил мой дневник, и я забуду о том, что ты вообще когда-либо его брал.

— Я не брал весь дневник! — тут же воскликнул Джеймс. — Только его часть... вернее эту часть я тоже не брал, это все Марлин. Она сказала, что ей надоело смотреть, что я верчусь как уж на сковородке, пытаясь впечатлить тебя. И вот...

— Вот ведь... — Лили уже было хотела сказать нечто не особенно цензурное, но, заметив заинтересованный взгляд Джеймса, тут же поправилась: — Хитрая вредина, я хотела сказать.

Поттер только покивал головой, словно говоря: «Конечно, я так и подумал». Впрочем, его улыбка стала еще более нахальной и одновременно — лучезарной.

— Быть может, еще чаю... — задумчиво протянула Лили. — А то я совсем...

Джеймс тут же подорвался с места, исчезая за стойкой в поисках официантки. Через пару минут он уже спешил обратно с подносом, на котором стоял фарфоровый чайник с изящным насыщенно-синим цветочным узором.

Они начали пить чай, за обе щеки уплетая остатки тортов и пирожных, и беседа постепенно становилась все более непринужденной и радостной. Лили заливисто смеялась или же смущенно хихикала в зависимости от того, о чем именно шутил гриффиндорец. А тот в ответ радостно улыбался и все больше входил в раж, припоминая все их наиболее безобидные с мародерами шутки, дабы поведать их девушке, такой теплой и открытой сегодня.

Пожалуй, на данный момент он мог с уверенностью сказать, что эта ночь — лучшая в его жизни.

* * *

Коридор рядом со слизеринскими спальнями, около одиннадцати вечера

— Что. Здесь. Происходит?! — Беата вылетела из-за поворота, яростная и рассерженная, и остановилась перед Блэком, чеканя слова. Северус Снейп неподалеку от них вжался в угол, выставив перед собой волшебную палочку, и смотрел на Блэка, словно загнанный в угол зверь. Побитый, уставший, но несломленный.

Сириус развернулся к Беате, не убирая, впрочем, свою палочку и держа Снейпа на прицеле:

— Забыл тебя предупредить, Спринклс, — манерно протянул он. — Ты же у нас теперь личный телохранитель Нюниуса?

— Блэк... — нехорошо начала слизеринка, вытаскивая свою палочку и направляя ее на гриффиндорца. — Тебе явно не помешает еще одна воспитательная беседа.

— Ничто не заставит меня принять этого слизняка, Беата! — неожиданно взорвался Блэк. — Не твои слова, ни слова Паркер, ни Ремуса! Хватит защищать его, как невинную жертву! Как будто, он ни разу не поджидал нас с Джеймсом за углом, исподтишка кидая в нас свои мерзкие проклятия!

— Как будто вы оба его на это не провоцировали! — рявкнула Спринклс в ответ. Снейп в углу переводил ошарашенный взгляд с одного на другую: ему было непривычно слышать, чтобы кто-то ругался из-за него так.

— Мы всегда деремся честно и открыто! Мы никогда не станем вынюхивать и выслеживать этого ублюдка, а просто подойдем и возьмем свое!

— Вот именно! Просто подойдем вчетвером при всей школе, поднимем его в воздух, перевернем вниз головой и возьмем свое! Так, Блэк?! Отвечай!

Губы Сириуса дрожали, а сам он весь трясся от ярости и гнева. Он не хотел причинять Беате вред, но сейчас она стояла между ним и Нюниусом, и он не знал, что делать.

— Ну?! — в ярости Беата преображалась. Она переставала быть насмешливой и неуклюжей, она становилось самой настоящей фурией, и даже Снейп не мог не отметить, что сейчас и он сам боялся ее, несмотря на то, что она была на его стороне.

Блэк, сплюнув, опустил палочку, бросив взгляд, полный черной ненависти на слизеринца:

— Объясни мне, Спринклс, и я уйду. Просто объясни мне. Почему вы защищаете какого-то сморчка, который сам выбирает себе путь изгоя и отталкивает от себя людей? Он оттолкнул от себя даже Лили, единственного человека, кто вообще когда-либо с ним нормально разговаривал!

— Потому что, Блэк, — холодно промолвила Беата, — что все люди с рождения разные. Кто-то способен пойти по чужим костям к великой цели, считая, что он имеет право отбирать у людей то, что ему хочется. Например, ты. А кто-то с детства не имел понятия о том, что существует дружба или доверие. Кто-то уже и не помнит, что такое — искренний смех и улыбка. И когда такие люди, как Северус, впервые видят такую, адресованную им улыбку, они сделают все, чтобы уберечь ее.

— Ты оправдываешь все его скользкие, мерзкие поступки?

— Нисколько. Но Паркер была права — называя кого-то чудовищем слишком долго, в итоге ты и только ты будешь виновен в том, что это чудовище увидело свет. Не думаешь же ты, Блэк, что каждодневный страх увидеть тебя, выходящего из-за поворота с твоим дружками, делает человека открытым и общительным? — Спринклс тоже опустила палочку, в упор смотря Сириусу в глаза. Парень молчал, не отводя взгляда, будто пытался выстоять в этом безмолвном поединке воли.

— Я не понимаю, что ты и Лили находите в этом... — он скривился, — в этом слизеринце.

— Не говори мне об Эванс, Блэк, — еще холоднее отозвалась Беата. — Ваша гриффиндорская принцесса не сделала ничего, чтобы защитить Сева. Все, что она делала, она делала из жалости к нему.

— Беата, ты не знаешь, о чем...

— Не нужно, Северус. Быть может, это твоя первая и единственная любовь, но она больше подходит Поттеру, чем тебе. Такая же самовлюбленная, как и он, так же мнит себя совершенством, а на деле — она всегда стоит в стороне. И все, что у нее есть — это ее слова. И ни одного поступка.

Северус удивленно воззрился на Беату, Блэк смотрел не менее изумленно. Затем взгляд слизеринца помрачнел, наполнился странно-пугающей злостью, и он прошипел в ответ:

— Мне не нужна не ты, не твоя паршивая забота, — и с этими словами Северус Снейп развернулся и не глядя ни на Беату, ни на Блэка, хромая, устремился к гостиным Слизерина.

— Ну и? — невесело усмехнулся Блэк, когда Снейп скрылся за поворотом, и они с Беатой остались одни в темном коридоре. — История повторяется, а?

— Нет, Блэк, — безмятежно отозвалась Беата. — В этом-то и разница. Северус гордый, и я уважаю его за эту гордость. Но еще больше я уважаю его за эту идиотскую, но такую невероятную любовь к Эванс. Он мог бы молча стерпеть мои слова, зная, что только я одна стою на пути между ним и вашими мерзкими шуточками. Но он снова предпочел идти сложной дорогой — один против всего мира. А это значит, что его чувства к милашке Лилс не померкли за прошлый год. А это значит, что я буду защищать его, невзирая на все его жалкие попытки меня оттолкнуть. Его поступки многого стоят Блэк, ты, например, на такое не способен.

Сириус застыл изваянием, плотно сжав губы и смотря на Беату уничтожающим взглядом.

— Откуда тебе знать, на что я способен, а на что — нет? — тихо и как-то устало произнес он, убирая палочку и теряя весь свой боевой пыл. Беата удивленно подняла на парня глаза, задумчиво наблюдая за произошедшей с ним трансформацией.

— Подожди-ка... — вдруг тихо произнесла слизеринка. — Что я и Лили находим в нем... Я и Лили? Серьезно, Блэк? — она вдруг усмехнулась и шокировано уставилась на Блэка, сраженная невероятной догадкой.

— Что? — Сириус мрачно взглянул на Спринклс. — Чего ты на меня так подозрительно смотришь, а?

— Значит, Поттер заметил ее раньше, да? А ты просто не смог признать, даже перед самим собой, что влюбился в девчонку? А потом стало поздно, и ты не захотел вставать на пути у друга, так?

Сириус отшатнулся от слизеринки, панически глядя на нее.

— Не нужно отрицать, Сириус. Я не скажу. Никому, — Беата беззаботно пожала плечами, хотя взгляд ее оставался серьезным и нацеленным на Блэка.

— Это... это в прошлом, — вдруг тихо отозвался парень. — Джеймс... Пусть она будет с Джеймсом. Но не с Нюниусом, ему я не позволю...

— Ха, вот как? Неужели ты способен отдать что-то, дорогое тебе, кому-то, кроме себя? В таком случае, Джеймс и вправду твой лучший друг... — задумчиво отозвалась Беата, скорее сама себе, нежели Блэку. — Но, если это в прошлом, то что теперь тебя раздражает в Северусе? Или это дурная привычка — задирать людей по старой памяти?

Блэк мрачно нахмурился и отвернулся, не желая дальше продолжать этот откровенный разговор и собираясь уйти, как и полагается англичанину — не попрощавшись. Беата вдруг резко подняла голову:

— Я и Лили?... Я?

Но Сириус уже почти бегом удалялся по коридору, не дослушав конечный исход размышлений Беаты Спринклс. Слизеринка удивленно приподняла брови, глядя вслед Сириус Блэку. Поверить в то, что теперь Блэка стал волновать кто-то другой, помимо Лили Эванс, было сложно. Особенно при учете того, кто именно это был. И, честно говоря, особо верить в это даже не хотелось.

— И все-таки не зря меня называют лучшей ученицей Слизерина, — с наслаждением протянула Беата, улыбаясь сама себе. — Какая же я все-таки умная!

И, усмехнувшись скептическому взгляду старого волшебника на портрете, она бодро зашагала в сторону своей гостиной, напевая под нос что-то из репертуара AC/DC. Волшебник на портрете только покачал головой, услышав вдалеке грохот — ну не могла Беата Спринклс не навернуться хотя бы один раз за день, удачно вписавшись в очередной косяк.