Мои миры, твое отчаяние. Танец третий (джен)

После смерти Цицы все изменилось. Эдвин стал запираться в соседней комнате, чтобы, как он говорил, «позаниматься творчеством».

Грегорович в последнее время стал часто появляться в доме Эрстеда, видимо, он полагал, что своим присутствием сможет хоть немного поддержать Гарри. Альберт обычно делал оригами из бумаги, а потом с помощью магии заставлял их летать по комнате. Поттер же уже успел привыкнуть к окружающим его странностям, поэтому мог с абсолютно невозмутимым видом зарываться в книги и не обращать внимания на происходящее вокруг.

О связи Гарри с последней жертвой в Шабаше, знали только Альберт, Дориан и Эдвин. Каждый из них считал своим долгом подбодрить Поттера. Стан писал ему длинные письма, рассказывая забавные истории, а Грегорович целые дни проводил у Эдвина и уходил домой только на ночь.

После произошедшего Гарри стало страшно, что он может ничего не успеть сделать для Готта. Поттер с еще большим рвением зарылся в записи по зельеварению, но все попытки найти хоть что-то, чтобы могло помочь Гилберту, были тщетны. Это вгоняло в депрессию. А еще Гарри чувствовал себя ничтожным, слабым и беспомощным.

Кроме того он стал бояться, что кто-то из его знакомых умрет. Гарри не хотел больше никого терять.

Не меньше Поттер опасался того, что кто-то сможет выяснить, что он провел с Цицей много времени в день ее убийства. И тогда придется объясняться со всеми, и если эта история просочится в прессу, то скандала не избежать. Поттеру казалось, что его снова загнали в какую-то ловушку из неизвестности и неопределенности.

И в этот момент Альберт предложил Гарри заручиться поддержкой Дамблдора и Снейпа. Но сказать — это одно, а получить ее — совсем другое. Грегорович решил выступить посредником между Гарри, зельеваром и директором. И для этого он собирался сказать, что он возродившийся Гриндевальд. Изначально идея показалась Гарри абсурдной, но когда они вдвоем, втайне от Эдвина, начали прорабатывать все нюансы, Поттер осознал, насколько все это опасно.

Это было равносильно хождению по тонкому льду. Альберта могли попытаться убить или изолировать. Ни один из этих вариантов не устраивал Гарри.

Грегорович был упрям и умел убеждать. Если бы не его настойчивость, Поттер точно отказался бы от этого плана. Но он понимал, что лучше уж сам Альберт расскажет Снейпу и Дамблдору о Цице и возможных сложностях, чем сделает это сам. Потому что Гарри даже представить себе не мог, как объяснить им причины своего поступка.

Он просто не смог бы подобрать нужных слов. Для того чтобы они его поняли, Гарри пришлось бы поделиться своими чувствами и переживаниями, вывернуть душу наизнанку, проявить слабость… Нет, это определенно было выше его сил. Он чувствовал растерянность, стыд и злость от того, что столь личные вещи могут быть выставлены напоказ.

Гарри осознавал, насколько сильно рискует Альберт, что может произойти с ним, если его ложь будет разоблачена, но помочь ему ничем не мог. Его сковывали страхи и неуверенность.

Ожидание, когда Грегорович вернется из поместья Снейпа, превратилось для него в муку. Он то и дело вздрагивал от каждого звука и бегал к камину чуть ли не через каждые пятнадцать минут.

Бредали, уже наученные жизнью с Эдвином относиться к любым происходящим вокруг них событиям с долей скептицизма и безразличия, совершенно не удивлялись поведению Гарри.

Паула и Ингела лишь иногда проявляли свое любопытство. Впервые увидев Альберта, они выразили свое недоумение относительно того, как их непутевому кузену удается дружить с людьми, которые носят такие известные фамилии, и как те еще не разбежались от его странностей.

Эрстед на это только сам пожимал плечами и загадочно улыбался, что еще больше раздражало его кузин.

Когда Альберт, слегка пошатываясь, наконец-то вышел из камина, то несмело улыбнулся Гарри и ободряюще сжал его плечо.

— Ты не возражаешь, если мы поговорим обо всем у меня дома? — спросил Грегорович. — Я очень устал. Если честно, это разговор вымотал меня куда сильнее, чем весь второй курс вместе взятый.

— Конечно, я только предупрежу Эдвина! — воскликнул Гарри с верхней ступеньки лестницы.

Эрстед опять заперся в одной из комнат и самозабвенно рисовал. После известия о смерти Цицы он стал буквально одержим идеей, как можно скорее закончить картину с ее изображением.

— Я сейчас ухожу к Альберту. Не знаю, когда смогу вернуться, — крикнул Гарри Эдвину через дверь.

Откуда-то из глубины комнаты послышалось какое-то невразумительное бормотание, видимо, выражавшее согласие. Поттер, пожав плечами, поспешил вниз.

Грегорович на клочке пергамента написал свой каминный адрес с транскрипцией и несколько раз, перед тем, как отправиться к себе, заставил Гарри его повторить, чтобы тот точно не ошибся и не попал куда-нибудь не туда.

Несмотря на все страхи Альберта, Поттер добрался до его дома по каминной сети без каких-либо проблем.

Дом Грегоровича поразил его обилием зелени. Что-то подобное он мог легко представить в жилище Беливук, но никак не здесь.

— Зачем тебе столько растений? — поинтересовался Гарри.

— Из листьев и цветов некоторых из них можно приготовить специальный раствор, в котором вымачивается древесина для изготовления волшебных палочек, — устало объяснил Альберт и потянул Поттера за собой.

Комната, в которой они оказались, была сама по себе очень необычной. Круглая, светлая, с множеством часов на стенах. Некоторые из них были с маятниками, другие выделялись причудливой искаженной формой циферблата. На третьих же цифры располагались слева направо и, казалось, что стрелки идут назад. Над дверью висели большие песочные часы со множеством делений. Такое многообразие несколько сбивало с толку.

— Зачем тебе столько часов?

— В мире же много часовых поясов, — спокойно произнес Альберт, будто бы это действительно объясняло хоть что-то.

— Хм…

Практически все остальное пространство стен было завешано рамками разных размеров, но только часть из них была заполнена фотографиями, рисунками, засушенными растениями, газетными вырезками или письмами.

— А зачем столько рамок?

— Я заполняю их своими воспоминаниями и значимыми вещами. Здесь то, что мне дорого, — Альберт тяжело вздохнул. — Очень надеюсь, что к тому моменту, когда я умру, ни одна из этих рамок не будет пустой.

Гарри сухо кивнул. Ему самому не хотелось бы жить в такой комнате. Пустые рамки заставили бы Поттера чувствовать, что его жизнь неполная или незначимая. Это давило бы на психику, и он просто не смог бы расслабиться здесь.

— Как прошел разговор с Дамблдором? — поинтересовался Поттер, устраиваясь на большом зеленом ковре, который сильно походил на типичный английский газон.

— Тяжело, — признался Альберт. — Боялся, что не справлюсь, но мне поверили. Он и Снейп даже дали мне Непреложный обет о том, что без моего разрешения не смогут обсуждать ни с кем эту тему.

— Я боялся, что это все обернется провалом, — Гарри провел рукой по воздуху, обводя контур медленно плывущего облака по светло-голубому потолку. — Меня до сих пор удивляет, что Дамблдор ничего не заподозрил.

— Он обычный человек, — возразил с кровати Грегорович. — И он услышал то, что хотел услышать. И верил в то, во что хотел поверить. У каждого есть свои слабости. Он — не исключение.

Взгляд Гарри прошелся по разным рамкам, пока не зацепился за фотографию Гриндевальда, явно вырезанную из газеты.

— Каким человеком он был? — спросил Поттер, показав на снимок.

— Хм… — Альберт закусил губу. — Он был гением, убийцей, тираном, пусть и в какой-то мере сумасшедшим. Геллерт хотел изменить этот мир, превратить его в утопию. Он искренне верил в то, что править миром должно избранное меньшинство — маги. По его мнению, так угодно самой природе. Волшебники — это верхушка эволюции. Но управлять магглами с помощью одной магии было бы проблематично. Проще было бы заставить их подчиняться какой-то избранной группе, своего рода высшей касте, которая была бы в свою очередь под колпаком у магов. Это гарантировало бы спокойную жизнь. Именно поэтому Гриндевальд активно участвовал в развитии идей фашизма.

Позже, уже развязав войну, он с головой ушел в исследование тех областей магии, которых никто до этого не касался. Вновь вспомнили об алхимии и зельеварении с использованием различных, ранее запрещенных компонентов. Он изучал душу, и тело. Мечтал создать непобедимую нацию, дать ей большую физическую силу и практически наделить бессмертием, и параллельно разрабатывал программу просвещения.

Гриндевальд верил в то, что понять и принять его идеи могут только относительно развитые народы. Именно поэтому в его планы входило уничтожение стран третьего мира, как отстающих. По сути, они были для него ненужным балластом, местом, где могла бы зародиться искра революции.

Чудовищные планы, не так ли? Но размах не может не удивлять, — Альберт щелкнул пальцами. — Он мечтал об идеальном мире, даже если бы на пути к нему пришлось бы утопить весь мир в крови. Еще ни одна попытка создания утопии не увенчалась успехом. Гриндевальду стоило отдать должное, он не брезговал маггловскими технологиями. Наоборот, выделял на их развитие огромные средства. Его интересовало все: Антарктика, космос, археология, искусство, древние артефакты и высокоразвитые технологии передачи зашифрованной информации.

Это был человек с абсолютной жаждой к знаниям. Не знаю такой области научного знания, на которую он не обратил бы свой взгляд, но вникал Гриндевальд далеко не во все.

Как ученый — он был гением. Но вот моральных составляющих ему не хватало. Он никогда не применял заклинание Авада Кедавра, но отдавал приказы о его использовании своим подчиненным. Гриндевальд искренне верил, что если заклинаниями, например, режущими, он наносит повреждения, несовместимые с жизнью, то он все равно не убивает, потому что дает шанс на то, что произойдет чудо. Полагаю, это был еще один его бессмысленный эксперимент.

Но у него, как и у всех, были свои слабости. Одной из них являлся Дамблдор — первый его настоящий друг, а позже возлюбленный. Тот, кто не осмеял его идеи и даже поддержал их, хотя и не участвовал в последующем в их воплощении. Альбус стал для него стартом.

Он не смог его убить и именно поэтому сдался ему. Дамблдор оказался для него значимее всех планов и идеального мира. И как итог: заточение в собственноручно построенной тюрьме. Он так долго искал для нее дементоров камень… Злая шутка, не правда ли?

— Я его не понимаю, — покачал головой Гарри. — Так долго идти к воплощению своих гениальных идей. Усеять свой путь трупами, и ради чего? Чтобы остановиться в конце? Ведь не обязательно убивать, есть масса проклятий, способных вывести противника из игры на долгое время.

— Их дуэль была очень долгой, — Альберт подполз к краю кровати и улегся на живот, чтобы лучше видеть Поттера. — Каждое заклинание — это расход энергии. Чем сложнее заклинание, тем быстрее истощаешься. В Дурмстранге не зря заботятся о нашей физической подготовке. Так вот, они оба были уже на том пределе, что еще немного — и им пришлось бы уже драться врукопашную. Вариантов оставалось не так много: или Авада Кедавра, или сдаться и признать поражение. Он выбрал второе. Скажи, допустим, если сейчас кто-то из нашего отряда пойдет по темному пути, то позже, столкнувшись с ним, ты сможешь убить?

— Не знаю, — неуверенно ответил Гарри и попытался представить это, но от мыслей о чем-то подобном внутри все сжалось. — Думаю, что вряд ли. Это так страшно.

— Он считал так же, — Альберт сдул со своего лба прядку волос, которая лезла ему в глаза. — Гриндевальд был чудовищем, который не брезговал ничем, в том числе и человеческими экспериментами. По его вине погибли тысячи людей, и магглы, и маги. Но он был человеком. Волдеморт, если судить по информации из разных источников, давно перешагнул свой рубеж человечности. Он стал Темной Тварью, даже не существом. Его жестокость была бессмысленна, а политика, если на то пошло, глупа. Гриндевальд стремился к идеальному миру, Волдеморт же лишь жаждал разрушения. Я очень не хотел бы, чтобы кто-то из них в действительности вернулся и пришел вновь к власти.

— Было бы хорошо, если бы никто не лез в Тёмные лорды. Даже само по себе звание комично: кажется, что если ты считаешь себя злым, агрессивным, сумасшедшим, жестоким убийцей, то можешь с гордостью принять этот титул.

Альберт расхохотался.

— Вообще-то, обычно люди начинают так называть тех, кто обладает жаждой убийства и имеет реальную силу и власть. Они сами дают титул.

— Думаю, так оно и есть. Вряд ли кто-то осмелился бы вывести строгие критерии соответствия должности Темного лорда, — Гарри хмыкнул. — Это даже смешно звучит.

— Угум… — Альберт прикрыл глаза и мечтательным тоном протянул: — Я сегодня видел Старшую палочку. Мне даже удалось подержать ее…

Гарри приподнялся с пола и с удивлением уставился на Грегоровича.

— Как тебе это удалось?

— Легко. Я просто вырвал ее из рук Дамблдора, — блаженная улыбка озарила лицо Альберта. — Только я тоже ничего не понял. Обычно, чтобы сказать состав палочки, мне достаточно посмотреть на нее или взять в руки. Но все, что мне удалось ощутить — что она из бузины. Я так и не смог почувствовать, что же именно находится в сердцевине.

— Вряд ли Дары Смерти — легкая загадка. Эдвин мне рассказывал об одном некроманте, прототипе среднего брата из сказки, Кадме Перевелле. Эрстед полагает, что Воскрешающий камень — это артефакт, который он изобрел сам. Возможно, с волшебной палочкой та же история.

— Весьма сомнительно. Если средний брат был ученым, то старший — типичный задира и вояка. Человек, обремененный интеллектом, никогда бы не стал так открыто говорить о своем оружии, делая себя приманкой для всяких проходимцев. Скорее, я поверю, что Старшая палочка была у кого-то украдена, чем в то, что он ее изобрел, — Альберт тяжело вздохнул. — И еще… От Старшей палочки пахнет Гранью. Это невозможно не почувствовать.

— Интересно, почему я не ощущаю в других присутствие Грани?

— Потому, что не хочешь этого, — Грегорович потянулся на постели. — Ты предпочитаешь отгораживаться от всего мира, и твоя магия тебе помогает в этом. Будь иначе — чужие эмоции свалились бы на тебя потоком. Полагаю, это не самое приятное чувство.

— Я никогда не задумывался об этом, — ответил Гарри.

— Любой, кто побывал на Грани, чувствует ее в других, — Альберт грустно улыбнулся. — Я просто не могу найти другого объяснения, почему ты не реагируешь на нее. Не принимай мое мнение как данность, я всего лишь выдвигаю предположения.

— Как ты думаешь, Снейп и Дамблдор окажут мне поддержку, если я попаду под подозрение? — Гарри все-таки смог озвучить терзавший вопрос.

Альберт широко улыбнулся.

— Эти двое постараются сделать так, чтобы о твоих отношениях с Цицей вообще никто не узнал. Что-то мне подсказывает, что у большинства тех, кто видел вас в тот день, будет подчищена память.

Внезапно комнату наполнила разномастная какофония звуков, начиная от соловьиного пения и кукования до металлического лязга, смешанного с мелодией из музыкальной шкатулки.

В спальню вплыл большой пузатый чайник, из носика которого шел разноцветный пар. Следом за ним влетели чашки и сахарница.

— Время пить чай, — невозмутимо заметил Альберт. — Когда я что-то делаю, то часто забываю о том, что мне требуется есть. Эти чары такое подспорье для меня.

Гарри шокировано наблюдал за тем, как Грегорович извлек из-под подушки, словно фокусник из шляпы, блюдо с печеньем и конфетами. В который раз подивившись тому, какими странными людьми являются его друзья, Поттер пододвинул к себе чашку и сделал один глоток.

В состав чая явно входило множество разнообразных трав, которые в совокупности составляли гармоничный букет. От напитка по всему телу стало расходиться приятное тепло.

— Альберт, для чего тебе требовалось Зелье памяти? — борясь с дремотой, спросил Гарри, вспомнив о составе, который тот попросил приготовить перед разговором с Дамблдором.

— Чтобы не забыть о том, кем я действительно являюсь, — грустно улыбнулся Грегорович. — От Гриндевальда меня отличает одна существенная вещь: в отличие от него, я вижу истину, которую он искал всю жизнь, но так и не нашел, — большой клетчатый плед, похожий на поле шахматной доски, укрыл Гарри сверху. — Отдыхай. Мы оба сильно устали. Покой — это то, что сейчас необходимо и мне, и тебе.

— Хорошо… — пробормотал Поттер. Перед тем, как он уснул, ему показалось, что-то подхватило его и уложило на кровать.

* * *

— Вас сюда не звали, — Эдвин неприязненно взирал из-под челки на Снейпа, который стоял со скрещенными на груди руками около камина.

Гарри же растерянно наблюдал за ними из другой части комнаты. Вряд ли появление опекуна было для него неожиданным, но он все же не рассчитывал, что оно произойдет так быстро.

— Кажется, кто-то совсем загостился, — Снейп пропустил мимо ушей слова Эрстеда и обратился исключительно к Поттеру.

— Вот именно, загостился, — насупился Эдвин. — Именно поэтому вам пора на выход.

Снейп изогнул бровь и усмехнулся.

— Что вам нужно? — наконец-то поинтересовался Гарри, потирая лоб. Сильная головная боль, не унимавшаяся уже несколько дней, постоянно беспокоила его.

— Чтобы ты вернулся домой. Полагаю, что не стоит так беззастенчиво использовать чье-то гостеприимство.

Хищная улыбка промелькнула на лице Эдвина. Откуда-то из-за рамок выскочили маленькие бумажные куколки. Их головы были повернуты в сторону Снейпа. Гарри прекрасно понимал, что эти поделки совершенно безобидны, но почему-то они заставили его почувствовать себя неуютно.

— Двери моего дома всегда открыты для друзей. Я предпочел бы, чтобы Гарри постоянно здесь жил.

— А ваши родственники будут не против?

— Они не в том положении, чтобы возражать мне, — резонно заметил Эдвин.

Только немного присмотревшись к куколкам, Поттер понял, что на каждой из них была нарисована маленькая руна. Если исходить из познаний Реддла, то они чаще всего использовались для создания защитного купола.

— Эдвин, успокойся, — попросил Гарри. — И, пожалуйста, говори тише.

— Это зелье тоже не подействовало? — обеспокоенно спросил Эрстед.

— Нет, — вяло ответил Поттер. — Профессор, чего вы от меня хотите?

— Чтобы ты вернулся в поместье. Это же очевидно! Стоило оставить тебя одного — и ты уже наломал столько дров! Это просто невероятно! — Снейп тяжело вздохнул. — Что за зелье?

— От головной боли, — пробурчал Эдвин. — Третий день ни одно не помогает. Ни снадобье из аптеки, ни то, что мы сами сварили. Я собирался вызвать ближе к вечеру колдомедика.

Гарри вяло кивнул. Боль была такой сильной, что казалось, будто бы что-то изнутри давит на его черепную коробку. Ныли все зубы разом, перед глазами все немного расплывалось, а мысли в голове путались.

Жара не было, давление находилось в норме. Поттер не понимал причину этой боли, но казалось, что она лишь возрастает с каждой минутой.

Снейп прошептал несколько диагностирующих чар.

— О да, как же это мы не догадались их использовать, — саркастично заметил Эдвин, наблюдая за безуспешными манипуляциями своего гостя.

— Это еще один повод для того, чтобы забрать его домой.

Эрстед настороженно посмотрел на него, а потом все-таки согласно кивнул. Бумажные куколки вновь вернулись за фотографии и цветочные горшки.

Гарри же было совершенно все равно, что происходит вокруг. Ему просто хотелось лечь в кровать, выпить какое-нибудь сонное зелье и попробовать хоть немного отдохнуть.

Поттер заклинанием призвал свой сундук из комнаты Эрстеда и поставил его около камина.

— Мы уходим? — сухо спросил он.

— Да, — в голосе Снейпа послышалась усталость. — Как давно у тебя был магический выброс?

— Последний случился во время конфликта с Малфоем, — нахмурился Гарри.

Снейп некоторое время колебался, но, видимо, решившись, уточнил:

— После смерти этой девицы было что-то?

— Нет, — вяло ответил Поттер.

— Что ж, нам действительно пора. Есть много вещей, которые нам стоит обсудить.

Гарри, пошатываясь, поднялся с кресла и подошел к камину.

— Эдвин, передай Альберту, что я вернулся домой.

— Хорошо, — кивнул Эдвин. — Может, мне стоит пойти с тобой?

— Не стоит, но спасибо за заботу.

Снейп возвел глаза к потолку и цокнул языком.

— Если бы я действительно хотел бы причинить вред Поттеру, то сделал бы это невзирая ни на кого-либо.

— Хотел бы я на это просмотреть, — зло произнес Эрстед.

Эта перепалка уже стала утомлять, и Поттер поспешил попрощаться. По крайней мере, в поместье было тихо и прохладно.

— До свидания. Спасибо, что позаботился обо мне.

— Приходи сюда в любое время, — улыбнулся Эдвин.

— Спасибо еще раз.

Гарри подхватил свой чемодан и нырнул в зелёное пламя камина. В этот раз перемещение было для него особенно тяжелым. Постоянные блики перед глазами, скручивающее, сминающее ощущение во всём теле... Коснувшись ногами земли, Гарри не выдержал и повалился на колени.

Поттера сильно вырвало. Казалось, что его просто вывернуло наизнанку. В руках и ногах почувствовалась сильная дрожь.

— Экскуро, — сзади послышался тихий голос Снейпа.

Он помог Гарри подняться и дойти до кресла.

— Так плохо?

— Да, — шепнул Поттер. Его ни на секунду не отпускало ощущение железных тисков, которые будто бы сомкнулись на черепе.

Снейп прошептал еще одно заклинание. Насколько помнил Гарри, это были диагностические чары для определения состояния магического поля.

Внезапно зельевар отшатнулся в сторону, а потом подался вперед.

— Несколько неожиданные результаты, — прошептал он. — Хотя я подозревал, что что-то подобное возможно.

— Что именно? — Гарри потер виски. Ему сейчас было тяжело вникать во что-либо или разгадывать чьи-то хитромудрые загадки.

— В доме Эдвина ты себя постоянно контролировал, не так ли?

— Да, конечно, — удивился Поттер. — А что?

— Возможно, в этом и причина твоей головной боли — магия ищет выход. Твой потенциал резко возрос. Я ожидал, что это произойдет позже, но когда речь заходит о тебе, многие законы магии перестают действовать, — сварливо произнес Снейп. — Полагаю, что будет лучше, если ты выпустишь магию вне поместья. Не хотелось бы увидеть его в руинах.

Гарри было абсолютно безразлично, что делать, лишь бы боль прошла. Он осторожно встал из кресла и побрел к выходу из дома.

Выпустить свою магию… Но только как? Обычно выбросы происходили сами собой, и Гарри их не контролировал. Сейчас же ему казалось, что он не сможет и самого простого заклинания использовать, что уж говорить про что-то другое!

— Вряд ли мне удастся освободить свою магию, — признался Поттер, как только оказался на улице.

— Почему же?

Этот вопрос показался Гарри в высшей степени глупым.

— Не чувствую, что у меня сейчас хватит на это сил, — раздраженно ответил он.

Снейп усмехнулся.

— Тогда давай сыграем с тобой в простую игру: кто дальше кинет камень, — и указал на два больших булыжника, которые лежали на лугу около поместья.

— Хорошо, — пожал плечами Поттер.

Вингардиум Левиоса — достаточно простое заклинание, которое, впрочем, требовало немалой концентрации. Камень Гарри пролетел до самого леса. Булыжник же Снейпа затерялся где-то в самой чаще.

— Поттер, вы смешны. Даже с помощью магии не можете откинуть камень. Мне кажется, что вы идиот, если не способны даже на такую малость! Разве это так сложно закинуть его как можно дальше? Ты никчемен.

Гнев закипел где-то внутри Гарри. На Снейпа злиться было легко, не нужно было даже ограничивать себя в проявлении подобных чувств.

Иногда Поттеру казалось, что он действительно ненавидит своего опекуна.

Горячая волна поднялась в нем. Он никогда не был идиотом. Гарри всегда стремился быть хорошим и умным, но только ни Дурслям, ни Снейпу это не было нужно. Они не хотели замечать его успехи, не спешили хвалить. Они не дали ему совсем ничего. Ни капли доброты. Ему пришлось нанять Цицу, чтобы ощутить хоть толику иллюзорной заботы и тепла.

Цицу… которая сейчас мертва. Которую нашли завернутой в подаренную Гарри красную мантию.

Цица… Красная шапочка, которую все-таки настиг волк. Только в отличие от сказок, ее некому было спасти.

Из-за смерти Цицы Гарри не чувствовал боли. Правильнее всего сказать — он испытывал горечь. Сильную, едкую, противную, разъедающую его изнутри, но способную со временем исчезнуть окончательно, не оставив после себя следа.

Снейп же стремиться нанести как можно больше ран, унизить, растоптать, показать свое превосходство. И в тоже время он уже желал завоевать доверие младшего Малфоя, покровительствуя ему, улыбаясь, выражая свою благосклонность…

Лжец. Ничтожество.

Магия поднялась в нем, и Гарри не стал сдерживать ее, как делал до этого в доме Эрстеда после смерти Цицы. Он выпустил эту силу на волю, наблюдая с каким-то отстраненным спокойствием, как отброшенный им к границе леса и луга камень обращается в прах. Как падают стебельки трав, будто бы скошенные косой жнеца.

Освобождение… Гарри почувствовал, как боль вместе с магией покидает его тело. Мысли в голове обрели подвижность. Дышать снова стало легко, хотя слабость оставалась до сих пор.

— Полегчало? — поинтересовался Снейп.

Гарри совершенно забыл о том, что рядом с ним находится кто-то еще.

— Да, гораздо, — отозвался Поттер. — Боль будет возвращаться постоянно?

— Нет, — покачал головой Снейп. — Полагаю, что она была вызвана резким ростом магического потенциала. Обычно это происходит постепенно. Формирование заканчивается в среднем к четырнадцати годам. После, с помощью разных тренировок можно расширить свои резервы, но все равно изменения будут не столь значительны. Магический потенциал — это то, что определяется природой. Не всегда у сильных родителей рождаются такие же дети. Чистота крови тут ни при чем. Скорее, это дело везения, — Снейп засунул руки в карманы и подковырнул носком ботинка землю. — В обычной жизни потенциал мага не имеет большого значения. Простейшие заклинания в сфере быта способны использовать все. А со сложными чарами, которые требуют большей отдачи, обычно работают взломщики проклятий и артефактов. Даже в аврорате потенциал мага давно потерял какое-либо значение.

— Вы же специально вывели меня из себя? — Гарри скорее утверждал, чем спрашивал.

— Да, — подтвердил Снейп. — Это было не сложно.

Какое-то время они в полном молчании постояли на улице, а потом направились в дом. Викли принес большой стакан с соком. Гарри, внезапно ощутив сильную жажду, чуть ли не залпом осушил его. От тошноты и головокружения не осталось и следа.

— Полагаю, что сегодняшний день был непростым. Будет лучше, если мы обсудим серьезные вещи позже, — с этими словами Снейп удалился в свою лабораторию, оставив Гарри в одиночестве.

Впрочем, Поттер был совсем непротив отложить разговор на потом. У него тоже имелась тема для обсуждения. Ампула с кровью Готта лежала у него в сундуке, дожидаясь своего времени.