От ненависти до... любви? (гет)

Если и была добродетель, передававшаяся Малфоям по наследству, то это терпение. Люциус, как мне не раз говорил Драко, воплощал в себе все те качества, которые за тысячу лет помогли Малфоям стать богатейшим и влиятельнейшим родом в магической Британии: расчётливость, изворотливость, хладнокровие, ненависть к магглам и магглорождённым, умение выживать и... терпение. Малфои умели ждать. Пять лет Люциус терпеливо ждал, когда ему представится возможность получить власть надо мной. Пять лет! Не недели. Не месяцы. Годы! Годы терпения. И когда возможность добиться своего появилась, он её не упустил.

В умении Люциуса ждать я убеждалась не раз и каждый раз поражалась этому. После наложения родовой печати я ждала, что он не замедлит воспользоваться своей властью. Но нет, он в очередной раз не оправдал моих ожиданий.

Гарри как-то сказал, что в первую войну Люциус возглавлял бригаду пожирателей, пытавших магглов. Разумеется, сам Люциус сделал всё, чтобы об этом забыли. И ему это удалось. Во время его процесса в Визенгамоте ни разу об этом не упоминалось. Я знаю это точно, потому что читала протоколы всех заседаний суда. И за время нашего брака я об этом не вспоминала. Совершенно.

Но когда он стоял, безразлично глядя, как я мучаюсь, в моём сознании как будто молния сверкнула, и я вспомнила об этом. Он знал, как заставить жертву страдать. В этом он был мастером. Но что было ещё хуже, мастерски он умел заставить страдать не только физически.

По словам Люциуса, заклинание должно было действовать, только если кто-то прикоснётся непосредственно к моей коже. Понадеявшись, что удастся этого избежать, я решила носить платья с длинными рукавами и тонкими перчатками. Но Люциус разгадал мой замысел.

— Ты считаешь меня глупцом? — спросил он, когда увидел мои новые наряды.

— О чём ты? — спросила я. Я жила в постоянном напряжении, потому что не знала, каким образом он собирался использовать змею. Он говорил о наказании — но ничего о том, за чем оно должно последовать. Поэтому я опасалась, что могу спровоцировать Люциуса даже нечаянным словом.

— Как ты считаешь, могу я допустить, чтобы высокопоставленный чиновник или важный деловой партнёр, едва поцеловав по правилам этикета руку моей жене, тут же почувствовал укус змеи?

— Разумеется, нет, — пожала я плечами. В моей голове тут же возникло несколько версий, что означают его слова, но начать я решила с самой безобидной: — Змея их не будет кусать?

— Остроумно, — уголок его губ слегка дёрнулся. — Будет. Но не сразу.

Этих слов было достаточно, чтобы я отказалась от идеи носить перчатки — получалось, что заклинание начинало действовать, только если кто-то задержит мою руку в своей дольше, чем это требуется для вежливого поцелуя, и вряд ли из этого правила были исключения. А платья с длинными рукавами мне не позволил носить муж. Как только о нашем браке стало известно, я на себе испытала правило «у Малфоев должно быть всё самое лучшее», и моя одежда, как того желал Люциус, подчёркивала мой статус. Теперь же ему и этого было мало: ему нравилось демонстрировать, что я принадлежу ему.

Первый раз Люциус воспользовался своей властью надо мной через пару месяцев после проведения ритуала. Вечером, когда мы вернулись с очередного приёма, я, как обычно перед сном, собиралась принять ванну. Люциус зашёл вслед за мной. Обняв меня сзади, он начал неторопливо целовать мою шею и между поцелуями произнёс:

— Милая, я думал, что ты достаточно умна, чтобы понимать: о нашей сделке никто не должен знать, кроме нас с тобой.

— Я никому не говорила, — удивлённо ответила я, глядя на него в зеркало, перед которым мы стояли.

— Ты можешь и не говорить, — ответил Люциус, — но достаточно твоего неверного поведения, чтобы люди сами поняли, в чём дело. Сегодня ты отшатнулась от кого-то из твоих бывших сокурсников и этим дала повод для слухов. Неприятных слухов, — добавил он.

Я не заметила, как Люциус поднёс палочку к запястью, но в следующую секунду боль скрутила меня, и я согнулась в объятиях мужа, пытаясь прекратить её. Боль не была такой сильной, как в первый раз, когда он демонстрировал мне возможности волшебной татуировки: видимо, он умел варьировать её. Продержавшись какое-то время, я всё же умоляюще простонала:

— Люциус, пожалуйста!

Боль тут же прошла, а я оказалась сидящей на краю ванны, прижатая к груди мужа, который успокаивающе гладил меня по волосам. Дождавшись, когда я перестану плакать, он приподнял мой подбородок и сказал:

— Ты должна себя вести так, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что мы счастливы в браке. То, как ты сегодня отшатнулась, было замечено окружающими. Угадай, что я услышал вслед за этим. — Воспоминание о пережитой боли было ещё свежо, поэтому я промолчала, и он продолжил: — Надеюсь, ты поняла, в чём твоя ошибка?

Я кивнула, но чуть позже, уже ложась спать, всё же сказала:

— Я могу держаться подальше от мужчин, если тебе это не нравится, но я не могу обещать, что они не будут прикасаться ко мне.

— Милая, если они прикоснутся к тебе, то для того, чтобы они больше этого не делали, и существует змейка. Почувствовав её укус один раз, в другой они подумают, прикасаться ли к тебе снова.

— Но ведь тогда все точно узнают про это заклинание!

— И пусть знают, — хмыкнул Люциус. Я непонимающе посмотрела на него, и он пояснил: — Поверь, общество вполне благосклонно отнесётся к тому, что на тебе родовая печать, если будет видеть, что тебе это не доставляет никаких неудобств.

— А ты?

— Что — я? Про меня скажут, что я... Как это выразился твой дружок? Подобно дракону, охраняю своё сокровище. На сокровище ты, правда, не тянешь, но то, что ты принадлежишь мне, ни у кого не будет вызывать сомнений.

* * *

Воспользовавшись разрешением Люциуса, я прочла книгу родовых заклинаний. Моя любознательность с возрастом не исчезла, и упустить возможность узнать что-то новое для себя я, конечно же, не смогла.

Я поняла, почему муж сделал то, что он сделал. Родовая магия и в самом деле была более сильной, чем обычная. Если бы во время нападения МакЛаггена на мне было заклинание, он просто не смог бы ко мне прикоснуться. Но для наложения любого родового заклинания на члена семьи требовалось его согласие — это было правило без исключений. Как я поняла, именно потому, что подобные заклинания не только защищали, но и позволяли контролировать чужую волю. Человек должен был сознательно и добровольно отдать власть над собой главе рода. Тем более что со временем эта связь становилась всё сильнее, в чём я смогла убедиться на собственном опыте. Стоит ли говорить, что это принесло мне новые неприятности?

После того нападения на Малфой-мэнор Люциус старался не уезжать из имения. А если поездки избежать не было возможности, старался отсутствовать не более пары дней.

После одной такой поездки я, как обычно, вечером расспросила о ней Люциуса. Так повелось ещё с того времени, когда в имении поселилась Мелисса: стремясь выразить свою благодарность за сестру, я старалась проявлять больше внимания к мужу. Когда он вечером садился в спальне в кресло около камина, я присаживалась на полу рядом с ним, положив ему на колени руки, а на них — голову. О своих делах Люциус никогда не рассказывал, но о том, где он был или каких-то забавных случаях во время поездки — обязательно.

Утолив моё любопытство в этот раз, он внезапно спросил:

— Тебе было хорошо сегодня ночью?

Я смутилась, вспомнив о прошедшей ночи. Иногда случалось, что я во сне возбуждалась и, по всей видимости, ещё не проснувшись, неосознанно прижималась в это время к мужу. Это случалось редко, но секс в такое время был особенно приятен для меня и — я точно знала это — для Люциуса тоже. Предыдущей ночью я тоже возбудилась во сне. А когда проснулась, то поняла, что муж почувствовал моё состояние и помог мне снять напряжение с помощью татуировки. Я с нетерпением ждала вечера, чтобы отблагодарить его за доставленное удовольствие. Однако то, что он заговорил об этом первым, стало для меня неожиданностью.

Но моё смущение Люциус истолковал по-своему. Схватив меня за волосы, он, побелев от ярости, приблизил своё лицо к моему и медленно, делая паузу после каждого слова, произнёс:

— Кого ты представляла себе вместо меня?

— Люциус, пожалуйста, — вскрикнула я. Но в этот раз он не стал мучить меня с помощью змеи. Вместо этого он, распахнув полы своего халата, прижал моё лицо к своему паху, не позволяя отодвинуться ни на йоту, и отпустил только тогда, когда кончил. Отшатнувшись от него, я упала на пол рядом с креслом, держась за горло, пытаясь восстановить дыхание. Чудо, что я не задохнулась и связки не были повреждены. Всё-таки чтение маггловской литературы по сексологии сослужило мне добрую службу. И то, что в своё время я рискнула применить эти знания, стремясь доставить удовольствие мужу — тоже.

* * *

Страшнее всего мне было от того, что получилось в результате сочетания мастерства Люциуса мучить свою жертву с терпением, свойственным Малфоям. Люциус не был похож на Волдеморта, которому ярость застилала глаза, и он начинал вымещать свою злость на окружающих. Люциус умел ждать и причинял страдания тогда, когда мог не спеша наслаждаться их созерцанием. Как я уже говорила, после проведения ритуала до первого моего наказания прошло около двух месяцев. Всё это время я думала только о том, что мне делать, как вести себя, чтобы никто не узнал о родовой печати и чтобы не вызвать неудовольствия Люциуса. Он, как я сейчас понимаю, всё это прекрасно видел и наслаждался моими метаниями.

Вернувшись однажды с Мелиссой из маггловского Лондона, я, как всегда, зашла в гардеробную. Чтобы не злить лишний раз мужа, я сразу же переодевалась в одежду волшебного мира. Увидев позади себя в зеркале Люциуса, я испуганно прикрылась: я была в одном нижнем белье. Бельё было дорогим и красивым — раз Люциус выделял мне средства на посещения маггловского мира, я решила не мелочиться. Впрочем, того, что я получала от Министерства магии, и того, что выручала за перевод текстов, написанных древними рунами (сестру я твёрдо решила содержать на свои собственные деньги), вполне хватало, чтобы я могла существовать безбедно. Однако на покупку (хотя бы для себя) маггловских вещей тратить деньги чистокровного Малфоя было гораздо приятнее. Сначала я хотела как можно быстрее одеться, но поймала в зеркале взгляд мужа — и отбросила в сторону одежду, которую прижимала к себе. Медленно, как он любил, я спустила бретельку полупрозрачного неглиже, не забывая при этом ласкать себя и в зеркале не сводя взгляда с Люциуса. Я добилась, чего хотела: в два шага он преодолел разделявшее нас расстояние, развернул меня к себе и, прижав к ближайшей стене, разорвал бельё и быстро овладел мною. Затем он молча оправился и ушёл, не поцеловав и не приласкав меня, как это обычно бывало. Но только меня это совсем не задело. После его ухода я медленно сползла по стене на пол, испытывая настоящий восторг. Не только потому, что получила физическое удовлетворение, нет. Я чувствовала торжество! В тот день я смогла понять, почему Люциус так любил власть и стремился к ней. Ощущение власти пьянило! Когда я увидела в зеркале, как потемнели его глаза, я поняла, что в этот миг не я ему, а он подчиняется мне. И вместе с этим исчезла моя давняя убеждённость, что я не способна заинтересовать мужчину. Я смогла заставить мужчину потерять от страсти голову, да ещё какого мужчину — всегда выдержанного и не действующего без выгоды Люциуса Малфоя! И пусть ненадолго, но и я получила над ним власть!

Однако поняла это не только я. Вечером, едва я вошла в спальню, Люциус наложил на комнату звукоизолирующие чары и подозвал меня к себе. Сам он сидел в кресле.

— Можно узнать, что это сегодня днём на тебе было? — спросил он.

— Маггловское бельё, — удивлённо ответила я, сумев не выдать овладевшего мною страха.

— У магглов не принято скрывать нижнее бельё? — наигранно удивился Люциус.

— О чём ты? — пытаясь предугадать его следующий ход, ответила я.

— О том, что если то, что было на тебе, надевается под одежду, я не понимаю, к чему нужна такая роскошь, — ответил он. — Поэтому мне приходит на ум только то, что ты это бельё намеревалась демонстрировать кому-то. Не мне, разумеется.

— Маггловское бельё всё сейчас такое, — сказала я. Я чувствовала, что то, о чём он говорит, — это всего лишь повод, причина была совсем другой, но всё же попыталась успокоить мужа. — Я не могу надевать под маггловскую одежду волшебное бельё. Это сразу привлечёт внимание и будет просто нелепо.

В следующую секунду Люциус молниеносно прижал к запястью палочку, и я упала на ковёр перед ним, сжавшись в комок от боли, но пытаясь не кричать.

— Возможно, в таком случае лучше будет не посещать мир магглов? — спросил он. — Раз уж у них нет пристойной одежды. Такой, которую обязана носить моя жена. Кстати, о том, что ты моя жена, ты часто забываешь.

Боль всё нарастала, и я не могла уже больше терпеть её. Я прекрасно понимала, что Люциус наказывает меня не за то, что я надела такое бельё, а за то, что стала свидетелем его слабости. Но всё же я пыталась убедить мужа, что мне нужно заботиться о сестре, и только ради этого я бываю в маггловском мире. Но он как будто не слышал меня. Сидя в кресле, Люциус равнодушно наблюдал за моими мучениями. Наконец, я провалилась в спасительное беспамятство.

Что мной двигало тогда, я так и не могу понять. Не знаю, где после пережитого я смогла взять смелость. Но неделю спустя, готовясь ко сну, я демонстративно встала возле кровати, привлекая к себе внимание мужа. Когда он посмотрел на меня, я скинула с себя пеньюар и осталась... в красивом маггловском белье.

— Видимо, прошлый урок тебя ничему не научил, — сказал Люциус, садясь в постели и с интересом разглядывая меня.

Забравшись на кровать, я аккуратно села на него верхом, и, проведя рукой по его щеке, сказала:

— Тебе же понравилось. И оно соблазнительнее волшебного белья. Я подумала, что тебе намного приятнее видеть меня в этом.

Обняв меня за талию, он усмехнулся:

— Ты же понимаешь, что от него ничего не останется.

Легко поцеловав его в уголок губ, я посмотрела ему прямо в глаза и ответила:

— Я купила целую кучу комплектов. Рви сколько угодно.

Усмехнувшись ещё раз, он резким движением подмял меня под себя и впился в мои губы поцелуем, на который я вполне предсказуемо ответила.

Однако это был единственный случай, когда я выиграла.

* * *

Я часто думаю: как я смогла пережить то время? Впервые в жизни я ничего не могла сделать, чтобы помочь себе. В книгах о родовой магии почти ничего не говорилось, а те сведения, которые мне всё же удалось найти, были весьма скудными. Единственное, что я смогла понять — целью всех родовых заклинаний было укрепление семьи, её сплочение, усиление связей между всеми её членами. Создавать родовые заклинания могли не все семьи — только те, история которых насчитывала не менее семи сотен лет, поэтому это была редкость даже среди чистокровных семейств. И хотя заклинания различных семейств и имели сходные названия и сходные принципы действия, всё же каждый род создавал своё заклинание, которое отличалось от аналогичного заклинания другого рода. Так что найти какую-то информацию о родовой магии Малфооев я могла только в Малфой-мэноре. Но даже в библиотеке Малфой-мэнора, в которой я всегда находила ответы на все вопросы, которые меня занимали, единственной книгой, в которой говорилось об этом, оказалась та, которую разрешил прочесть мне Люциус — а в ней не рассказывалось о том, как преодолеть действие заклинания тому, к кому это заклинание применили, лишь описание самих заклинаний и для чего они предназначены.

Вы спросите меня, почему я никому ничего не рассказывала? Я не могла. Люциус был умён. Он ненавидел меня все годы нашего брака, но, не имея возможности использовать волшебство, чтобы заставить меня мучиться, он даже не пытался причинить мне вред без магии. Хотя теоретически это было возможно. Но, во-первых, Люциус знал, что я не стала бы молчать, если он позволил бы по отношению ко мне хоть какое-то рукоприкладство, а ссориться с Гарри и Роном в его планы не входило. Во-вторых, — и это я поняла много позже, — он считал применение грубой физической силы ниже своего достоинства. Он же всегда гордился, что магия отличает его от всех людей на земле — поэтому просто заставить свою жертву страдать ему удовольствие не доставляло. Ему нужно было обязательно показать своё превосходство. Когда же такая возможность появилась, он сделал так, чтобы я сама отдала ему власть над собой.

Не знаю, сколько времени я смогла бы выдержать. Я почти отчаялась. Почти. Не позволили мне этого сделать постоянное напоминание о том, что благодаря этому жива Мелисса, и, как ни странно... мой мучитель. Всё дело было именно в родовой магии, вернее, в соблюдении условий, при которых её можно было использовать. Как я уже сказала, все родовые заклинания были предназначены для того, чтобы сплотить семью, сделать её сильнее. Любым способом, в том числе и таким варварским. Но если применялось заклинание, способное причинить вред здоровью члена семьи, то действовал своеобразный магический контракт и своеобразное лекарство: глава рода (а применять эту магию мог только он) обязательно должен был показать, что использовал родовую магию только в интересах семьи. Сначала подобный парадокс вызывал у меня горечь. Но со временем я... смирилась. Я привыкла, что, прекращая меня мучить, Люциус поднимал меня на руки и усаживался вместе со мной в кресло или укладывал меня на постель, а сам ложился рядом и обнимал меня до тех пор, пока я не успокаивалась. А если этого не случалось сразу, то я знала, что вечером он обязательно перед сном обнимет меня и будет гладить, как ребёнка, которого укладывают спать. Наверное, и в самом деле родовая магия помогала укреплять отношения в семье. А, возможно, всё дело было в том, что Люциус, несмотря на такую возможность, использовал свою власть не так уж часто — всего несколько раз.