Тень мракоборца (джен)

I wake up in the morning

and the sun begins to shine

the day did sneak up on the night

I see your face and I see myself

and I get a little taste of life

I try to stand it for a while

But I'm in a trance

Hey baby tell me can't you hear me calling

I'm in a trance

I take too much in the Saturday night

Hey... Hey

Hey baby tell me can't you hear me calling

I'm in a trance

I wanna try to stop this life

Scorpions “In Trance”

Май 1987

В гостиной Моуди-Хауса собралось ровно на три разумных больше, чем того хотел бы Аластор. И только Северус из этих «лишних» имел хоть какие-то основания здесь находиться.

— Не дергайся! — Подхватив серебряным пинцетом некрупный синий кристалл из ступки, профессор зельеварения осторожно поднес его к одному из шрамов на лице мракоборца. Стоило ему отпустить крупинку, и кожа мракоборца на секунду посинела в месте соприкосновения, впрочем, тут же вернув свой цвет, а Моуди сжал зубы с такой силой, что скрип было слышно и в противоположном конце комнаты. — Так больно?

— Действуй. Раны — наименьшее, что может болеть у человека. — Через некоторое время, отдышавшись, ответил Аластор.

— Как там Гарри? — Зельевар невзлюбил Поттера с первого взгляда, а последующее обучение окклюменции лишь укрепило взаимную неприязнь, но, разумеется, он беспокоился о мальчишке. В конце концов, Поттер рос на его глазах, и все еще был сыном Лили.

— А ты как думаешь? Подземелья — далеко не то место, где легко быть счастливым и беззаботным... — на половине мысли Моуди был прерван очередным упавшим на поверхность кожи кристаллом. — Проклятье, эта штука не так сильно отличается от пыток!

— Сэру Поттеру плохо. — Донесся до троих тихий голос сидящего за столом домовика.

— Джонни? Ты можешь его чувствовать даже здесь?

— Связь домовика и хозяина очень прочна, сильнее, чем у вассала и сюзерена, но Джонни не человек. С мастером-Поттером я связан даже крепче, чем когда-то с хозяином-Джеймсом. Далеко, подземелья мешают, злые карлики их хорошо защитили, не могу прийти. Но Джонни чувствует, сэру Поттеру плохо. — Говоря тихим спокойным голосом, домовик будто прислушивался к чему-то внутри себя. — Больно и одиноко. Темнота застилает взгляд, хочется убежать, и совсем нет выхода. Страшно.

Рука мракоборца с силой сжалась на резном подлокотнике, отчего он, не выдержав подобного издевательства, радостно треснул. Домовик попал в точку. И возможно, говорил он сейчас не только о Гарри.

— Сэр Поттер справится? — Почему-то домовик задал этот вопрос, глядя с надеждой именно на Аластора. Моуди ненавидел подобные взгляды, и к тому же, ему самому хотелось бы знать ответ.

— У него для этого возможностей больше, чем у любого другого.

— А если нет? То, с чем он столкнулся — слишком много для человека, даже для взрослого, не говоря уже о ребенке. — После слов лорда Блэка все четверо на минуту опустили головы.

— Тогда, Орион, сожжем хоркруксы и я постараюсь достать змеелицего. Сейчас я уже не в той форме, но состояние Риддла наверняка еще хуже. А ты, Северус — повернулся Аластор к застывшему у изголовья кресла зельевару — должен будешь найти оставшиеся, и если у меня не получится отправить к Хель человека-загадку, заняться им придется тебе. Орион прав, на плечах Гарри лежит слишком много, но я сделал все, что мог, и теперь его будущее целиком зависит от него самого.

— А если Дамблдор...

— Что он? Хотел устроить жертвоприношение, старый ублюдок. Даже если Гарри умрет, получая то, что ему причитается, это будет гораздо лучше алтаря, приготовленного для него стариком. — Схватившись за прислоненный к подлокотнику кресла посох, Моуди тяжело поднялся на ноги. Он все думал, как бы лекарство не оказалось страшнее болезни, и его опасения, как всегда претворялись в жизнь. Магия понемногу к нему возвращалась, о чем красноречиво говорила дребезжащая на столе и в шкафах посуда, однако необходимость даже в собственном доме ходить, опираясь на посох, просто сводила его с ума. А ведь ему не было и сорока.

— Мы не спорим, Аластор. Чтобы ни произошло в будущем, род Блэк окажется на твоей стороне.

— И я тоже, учитель.

— Моя сторона... — оглядывая скучающим взглядом гостиную, Аластор горько усмехнулся — поддержите Гарри, когда придет время, а моя борьба, похоже, постепенно подходит к концу.

* * *

— Hey baby tell me can't you hear me calling I'm in a trance. I take too much in the Saturday night. Hey... Hey baby tell me can't you hear me calling, I'm in a trance. I wanna try to stop this life... — рассеяно перебирая гитарные струны, Гарри во всю мощь своего не слишком музыкального, то и дело срывающегося детского голоса, с упоением тянул слова старого хита Scorpions, наблюдая за никогда не замирающим городом с края обрыва. Он прикладывал весь свой немалый талант, чтобы как-нибудь разозлить гоблинов, в чем ему немало помогали «Sonorus» и спаренный с колонками усилитель “Marshall”, вот уже почти десять лет лежавший без дела на дне сундука. Однако судя по одобрительным взглядам мчащихся по своим делам внизу и вверху коротышек, им его пение нравилось. Благодаря различиям в слухе зеленокожих с людьми, Гарри не знал, стоит ли воспринимать это, как комплимент.

Что-то темное и ужасное постоянно росло у него в душе, пока он был в подземельях. Понадобилось полгода, чтобы он смог полностью ощутить силу этого места, и она ему совершенно не нравилось. Тяжелая, вязкая давящая пелена окутывала здесь все, и он чувствовал себя, будто муха, попавшая в паутину.

Отвечая магии подземного города, где-то глубоко внутри ворочалось то существо, что в детстве часто глядело на него из зеркала, то, с чем он встретился в Хеороте. Гарри было тоскливо и жутко. И даже музыка не облегчала его состояние, как он ни старался сыграть что-нибудь жизнерадостное, мелодия, будто сама собой получалась лишь мрачная и безрадостная, становилось только хуже. Он изо всех сил стремился показать гоблинам, что не является одним из них, но сам все меньше и меньше чувствовал разницу. Старый Explorer Фабиана под рукой, придавал какую-никакую уверенность, но Гарри знал, что как только он отправится в кузню, город снова возьмет свое. Все чаще ему казалось, что здешняя магия скоро окончательно одержит над ним верх, и ему придется остаться в подземельях навеки.

Поттер старался держаться, ведь там, на поверхности его ждали; почему-то он вспоминал не отца и мало чем отличающийся от того, что было здесь, мир, а Драко и Тонкс, с которой перед отъездом не захотел мириться. Гарри не считал, будто в чем-то ошибся, познакомившись с хаффлпаффцами, но сейчас он уже был готов принять извинения. В любом случае, под землей все это не имело никакого значения.

Лица людоедов мерещились ему в каждом темном углу, а шепот давно умерших гоблинов даже во сне преследовал их древнего врага. Поттеры с карликами не воевали, но по иронии судьбы, как раз Поттером он был в наименьшей степени.

— Какого здесь происходит? — Разбуженный довольно мелодичными, однако, чересчур громкими звуками, Дитрих, преодолел полукилометровую дистанцию между его собственным и домом Моуди в рекордно короткие сроки. И настроение его было далеким от радужного, надо признать, преждевременная побудка после семнадцатичасового рабочего дня — явление достаточно неприятное.

— Да вот, захотелось принести в этот город еще немного металла. — Ухмыльнулся Гарри, взяв последний аккорд. Спрыгнув с камня, нависающего над самым краем обрыва, Поттер с удовольствием потянулся и положил гитару к только-только опустившимся на землю спаренным колонкам и усилителю

— По-моему, его и так здесь с избытком. И это уж точно не повод будить человека, когда он мог спать еще... — не успело последнее слово сорваться с уст Дитриха, как под сводами гигантской пещеры раздался оглушительный звон гигантского колокола. Мимолетно взглянув на башню, Дитрих повернулся к Поттеру, обнаружив на лице последнего гнусную ухмылку.

— Все равно, это не повод... — Скривившись от ужасного звука, Дитрих все же попытался продолжить нравоучительную беседу. Не то, чтобы он ждал какого-то результата, но в подземельях было слишком мало развлечений для человека, чтобы упускать даже возможность по-человечески поругаться.

— Да-да, понял уже, нам пора собираться, помнишь? Гриммболг с тебя за опоздания шкуру снимет. — Самодовольно заявил Поттер, красноречиво поглядывая на часовую башню.

— С тебя тоже.

— Да, только в отличие от тебя я умею летать.

— Гад. — Как всегда, не найдя иных аргументов, Дитрих перешел к самому главному.

— Попробуй на гобблидуке, что ли. То ли ты такой странный, то ли у вас, немцев, вообще никакой изобретательности. Все время одни и те же слова повторяешь.

Одинаково презрительно хмыкнув друг другу, узники подземелья, сохраняя достоинство, развернулись каждый в свою сторону, и чинно отправились собираться, признавая, что в этот раз вышла ничья. Хотя, Поттер, конечно, точно знал, что победа в очередной раз осталась за ним. Оба с удовольствием попрепирались бы еще час другой, но увы, Гриммболг действительно не любил опозданий.