Мистерия жизни (гет)

Гермиона всегда считала себя сильной личностью. Стремилась совершенствовать не только свой ум, но и характер. Избавлялась от вредных привычек — таких, как излишняя впечатлительность, неукротимая воинственная справедливость, а так же болтливость и всезнайство. Избавлялась безуспешно, на протяжении многих лет. И, наконец, избавилась. Разом. Тем самым ярким июльским днем, когда Рон предложил ей «просто пожить вместе», пока она не найдет себе работу или не поступит куда-нибудь еще, раз уж в школу авроров ее не взяли.

Она готовилась к другому разговору. О том, что теперь свадьбу можно и не переносить. И совсем не думала, что выглядит жалко и глупо, задавая Рону прямой вопрос. Вопрос, на который так и не получила ответа.

Тогда Гермиону совсем не волновало, что последним воспоминанием, которое она оставит бывшему возлюбленному, будет ее кулак, летящий прямо ему в глаз. И сейчас, сидя на полу в запретной секции библиотеки и судорожно сжимая в руках полученное утром письмо, Гермиона размышляла о том, как нелепо будет выглядеть Рон в свадебном костюме. И как счастлива будет Лаванда рядом со своим рыжим рыцарем. А еще Гермиона думала о том, кому пришло в голову прислать ей приглашение на свадьбу бывшего парня.

В послеобеденное время расписание начинающей преподавательницы ЗОТИ было свободным. Это означало, что никто не помешает ей упиваться неудачами своей личной, и не только личной, жизни. Для приличия разобрав еще один стеллаж с кое-как сваленными фолиантами, Гермиона решила все-таки упиваться по всем правилам. Она собралась без сожаления оставить секцию, в которой раньше готова была поселиться навечно, и вернуться в свою комнату. Словно в отместку за то, что бывшая верная читательница относится к ним с таким безразличием, сверху на голову девушки тут же посыпались…

Фолианты это или свитки — понять было трудно, так как все они оказались невидимыми. Пока Гермиона ползала на коленях и чертыхалась, пытаясь нащупать на пыльном полу бесценные источники запретных знаний, ее желание упиться своими неудачами только усилилось. А когда очередная невидимая книга больно, до крови, уколола ей палец, Гермиона выругалась так громко, что, казалось, тысячелетние своды Хогвартса задрожали от такого неуважения.

Гермиона замерла, соображая, показалось ли ей, или дрожь недовольного здания ощущалась на самом деле.

— Да ладно, можно подумать! — неуверенно фыркнула нарушительница порядка. — Все ругаются, а мне нельзя, что ли?

Только потом она заметила, что теперь держит в руках не невидимый том, так коварно поранивший ее палец, а вполне наблюдаемый фолиант «История Основания Хогвартса». Правда, очень старый экземпляр, с серебряным переплетом и защелкой, напоминающей клыки вепря. Похоже, книга только что самым неожиданным образом обрела видимость.

— Ни хрена себе… — пробормотала Гермиона, не особо заботясь о том, как оказавшийся столь впечатлительным замок ответит на грубоватое маггловское выражение.

Девушка задумалась, не закапать ли собственной кровью и остальные невидимые книги, чтобы в следующий раз не мучиться, разыскивая их. Но, справедливо решив, что нечего облегчать кому-то жизнь такой ценой, отказалась от этой затеи.

Взвесив тяжелый том в руке, Гермиона не без удовольствия представила себе, как со всей силы опускает его на рыжеволосую голову своего бывшего парня. Вздохнув, она передумала немедленно аппарировать в Нору. Спрятала «Историю» в складках мантии и успокоила себя тем, что проведет прекрасный вечер за чтением.

Очистив колени и подол мантии, Гермиона отправилась в свою комнату. Упиваться хересом, захваченным по дороге на кухне, и, может быть, немножко почитать.