Предел свободы. Часть первая (джен)

Хогвартс, февраль 1992.

Гарри лежал в спальне первокурсников Гриффиндора и размышлял о том, что если события и дальше будут развиваться такими темпами, то этот год принесет в его жизнь еще множество перемен. Все оставшееся до конца каникул время мальчик проводил в изучении того, что он посчитал важным. Подаренная дядей книга проклятий оказалась практически бесполезной. Единственное, что ему оказалось по силам использовать, был темный аналог безобидного жалящего проклятья. Вся разница была в том, что одно заклинание приводилось в действие силой чар, а его темный аналог требовал четко выраженного намерения уколоть соперника. Вот и все. Сам Гарри считал, что различие методик не только ничего не меняет, но и в данном случае разглагольствования о темной магии... несколько лицемерны. Это как «я просто нажимаю на курок» и «я стреляю в человека» — результат один.

Попытки немного разобраться в ментальной магии принесли облегчение, но в то же время и разочарование. Продравшись сквозь языколомные и явно устаревшие речевые конструкции, обильно сдобренные магическими терминами, Гарри уяснил для себя главное — никто не может прочитать его мысли как открытую книгу. Максимум, на что способно единственное условно атакующее заклинание менталистики — позволить заклинателю считывать поверхностные мысли и эмоции. Дальше уже шел высший пилотаж. Следовало установить с жертвой эмоциональную связь , причем эмоции или их комбинации могли быть любыми. Главное — не позволить объекту оставаться равнодушным. В общем, с таким трудом раздобытые книги повествовали о методах психологической раскачки жертвы. Нет, это конечно было очень интересно и наверняка непросто в исполнении, но никаким тайным знанием тут и не пахло. У самого Гарри имелись в коллекции подаренные дядей книги по практической психологии, которые содержали некоторые приемы... Поттер решил, что если он когда-нибудь соберется овладеть менталисткой всерьез, то первым делом начнет с изучения маггловской литературы. Окклюменция была, несомненно, полезна. Гарри прикинул, что хорошо организованный разум будет выполнять многие действия намного эффективнее. Но, поразмыслив, он решил, что игра не стоит свеч. Дело в том, что, перестраивая свой разум в определенном порядке, волшебник буквально стелил ковровую дорожку к своей памяти. Ну а любые ментальные щиты новичка не станут препятствием для опытного легиллимента. В итоге Гарри решил не заморачиваться и до поры плюнуть на все это, понадеявшись на свой уравновешенный характер.

Но были и приятные моменты. Настоящим прорывом стало освоение конфундуса. Заклятья, не изучаемого на младших курсах. Заклятие далось Гарри не с первого раза и даже не с десятого. Безуспешные попытки продолжались до тех пор, пока он не уловил принцип. И самой подходящей аналогией оказался бильярд. Волшебник концентрирует свою волю в один шар и направляет его прямо в «пирамидку» сознания цели. При этом магия играет роль кия. Несмотря на очевидную опасность заклинания, оно не относилось к разряду боевых, и Гарри быстро понял, почему. Стоять на одном месте и концентрировать волю для нанесения одного удара... Не лучшая тактика на поле боя.

Само заклинание выходило у мальчика не слишком хорошо. И дело было даже не в том, что он был слишком юн для подобных заклятий. Продолжая аналогию, у него был надломленный кий и отсутствие постановки удара... Гарри решил довольствоваться тем, что ему удалось условно освоить столь непростое заклинание.

Еще одним открытием стала найденная в сумке книга о рунах. Гарри и раньше увлекали таинственные и красивые магические символы. Но то, что он узнал... До Поттера внезапно дошло, что учебные пособия, которые он начал постепенно изучать, были не более чем азбукой для малышей, с картинками, которые обозначали ту или иную букву. Перед ним открылся настоящий язык магии. Да, палочки позволили творить магию гораздо быстрее и во многом эффективнее. Но это была замена поэтического слога на язык жестов и невнятное мычание. Кроме того, наиболее сложные заклинания требовали движений палочки, очерчивающих определенную последовательность рун. Надо ли говорить, что творить высшую магию без них невозможно вообще? Когда вопросы защиты разума отошли на второй план, Гарри с головой погрузился в изучение кельтского языка магии, забросив ради этого даже изучение новых заклинаний и истории магического мира.

Понимание того, что он слишком оторвался от происходящего в реальном мире, пришло к нему, когда однажды вечером он услышал четкую, произнесенную на всю гостиную фразу Малфоя:

— Тот-Кого-Нельзя-Называть возвращается! — эта фраза мгновенно породила множество испуганных вздохов и переключила внимание на оратора. — По крайней мере, так считают слизеринцы, которые наглеют с каждым днем!

Дальше, пользуясь наступившей тишиной, Драко толкнул речь о необходимости сплотить ряды и вообще держать ухо востро. Для этого он предложил возобновить совсем уж древнюю гриффиндорскую традицию выставлять часовых на подходах к башне и начать совместные тренировки с тем, чтобы быть готовыми, если вдруг события будут развиваться по худшему сценарию. Гарри решил, что идея бредовая, и её никто не поддержит, и был, в общем-то, прав. Старшекурсники были больше озабочены экзаменами, Вуд и остальные члены команды опасались, что предлагаемые нововведения могут помешать квиддичным тренировкам, а остальным вполне хватало того веяния старых традиций, которое привнес Гарри, предложив всем изучить альманах.

Наверное, не стоило удивляться, что Симус, который помнил, что Малфой без колебаний кинулся к нему на выручку, в результате чего пострадал больше всех, решил выразить свою признательность, поддержав идею блондина. Невилл добавил, что если бы они были достаточно тренированы, то события в Запретном лесу могли пройти более гладко...Этого было достаточно для того, чтобы Дин Томас проявил солидарность и утянул за собой Рона Уизли. Гарри неохотно присоединился к ним, не желая подводить тех, с кем сражался бок о бок против гигантских пауков. Даже Грейнджер неуверенно выразила готовность присоединиться... если эти мероприятия получат одобрение руководства школы. Малфой ответил, что не нужно бояться отстаивать свои права, а вымаливать разрешение у Макгонагал было бы совсем не в духе Гриффиндора. Это заявление вызвало горячую поддержку близнецов Уизли, которые, тем не менее, присоединиться к патрулям отказались. Что заставило второкурсника МакЛагена и шестикурсника Дэррела Локсли поддержать затею, оставалось загадкой.

Так проходили дни. Гарри все так же был погружен в изучение рун, перемежаемое совместными тренировками и, в нарушение всех правил, ночными бдениями возле башни. Как ни странно, за две недели дежурств рядом не появлялась ни миссис Норрис, ни её хозяин. Даже Пивз по каким-то причинам был занят где угодно, только не рядом с Гриффиндорской башней.

Гарри стоял на посту уже час, Рон ошивался где-то поблизости, и, чтобы скоротать время, мальчик решил побеседовать с действительным Хранителем Гриффиндора.

— Простите, мадам, — обратился он к портрету полной дамы. — Мне где-то попадалась информация, что портреты в замке... сотрудничают с текущим директором... Почему он позволяет нам делать все это... пошла уже вторая неделя...

— Вы совсем отстали от жизни, молодой человек. Как раз таки две недели директор Дамблдор отсутствует в замке, — полная дама улыбнулась. — Портреты не обязаны подчиняться его заместителю, а мне лестно, что молодежь все еще помнит наши традиции...

Этот момент стал поворотным. Гарри решил на время сбавить темпы в своем обучении и, так сказать, оглядеться вокруг. Как оказалось, пропустил он многое.

Начать с того, что в хижине Хагрида случился пожар. Директор действительно покинул школу около двух недель назад и, по сообщениям Пророка, безвылазно пропадал в Визенгамоте, который после ареста Малфоя-старшего заседал практически непрерывно. Видимым результатом деятельности Дамблдора стало принятие закона о защите магглов, принятом во втором чтении практически без поправок. Судя по количеству статей, посвященных тем или иным событиям в высшем законодательном органе магической Англии, политическая жизнь страны буквально бурлила. Похоже, арест Люциуса Малфоя сдвинул лавину.

Тем временем, в отсутствие директора, дела в школе шли не лучшим образом. Нет, что касается учебной работы или там хозяйственных дел, то тут все было по-прежнему. Однако вражда факультетов после каникул вспыхнула с новой силой. Напряжение начало копиться сразу же по возвращении школьников в замок, однако открытых проявлений вражды не было. Возможно, дело было в том, что в Слизерине проходили какие-то свои, скрытые от остальной школы процессы, а может быть, присутствие Дамблдора остужало горячие головы. Как бы то ни было, с отъездом директора начались и первые стычки. Не слишком серьезные поначалу, они внесли значительное смятение в умы гриффиндорцев. Все дело в том, что разбор полетов проводили, как водится, Снейп и Макгонагал. Заместитель директора всегда была за справедливость. Снейп за слизеринцев. Справедливость. Слизеринцы. Гриффиндорцы были сами по себе. Столкновения становились все ожесточеннее. Представители обоих факультетов регулярно мелькали в больничном крыле. Понимание ситуации пришло к гриффиндорцам не сразу. Но с каждым днем и с каждым представителем их факультета, отправленным в больничное крыло... с каждой отработкой, с каждым потерянным баллом факультет сплачивался все больше. Альманах , работы, посвященные факультету львов, и труды его выдающихся выпускников зачитывались по вечерам в едва ли не торжественной обстановке. Все стало восприниматься очень серьезно. Есть мы, и есть они. Даже глупая, как считал Гарри, затея Драко с патрулями получила своих сторонников. Очень многие стали присоединяться просто из чувства солидарности. Разумеется, Макгонагал не могла оставаться в неведении вечно, и однажды, видимо, какие-то слухи достигли её ушей, она застала ночной патруль вне башни, лишила факультет около тридцати баллов и разогнала всю эту самодеятельность.

На следующую ночь очередная смена как ни в чем ни бывало охраняла вход в гостиную факультета. Даже Перси Уизли не осмелился пожаловаться декану.

Гарри с удовольствием наблюдал, как дом его предков возвращается к истокам. Но поначалу даже он воспринимал все это скорее как игру, имеющую цель укрепить командный дух. Малфой достиг своей цели, заработав некоторое уважение среди однокурсников, в то время как старшекурсник Локсли формально возглавил их тренировочное движение. И вроде бы все шло не так уж и плохо. До двадцатого февраля.

Элизабет Стоун, магглорожденная пятикурсница-гриффиндорка, возвращалась в башню факультета вместе со своим парнем из Рэвенкло, который решил её проводить, когда они наткнулись на компанию старшекурсников-слизеринцев. Все они были из семей пожирателей и мысль поразвлечься за счет грязнокровки не казалась им противоестественной.

Всего через пару минут рэвенкловец с перебитым носом и сломанной челюстью валялся без сознания, а Элизабет была подвешена в воздухе за лодыжку. Они не делали ничего непоправимого, но издевались максимально жестоко.

Назад в башню Элизабет возвращалась абсолютно голой.

На следующее утро первый урок зельеварения у старшекурсников не состоялся. Одна насмешка со стороны слизеринцев кончилась потоком опасных заклинаний. Трех гриффиндорцев и двух слизеринцев в тяжелом состоянии доставили в Сент-Мунго. Профессор Макгонагал немедленно связалась с Дамблдором, извещая того о ситуации. Тот ответил, что дела особой важности не позволяют ему вернуться в школу, но он приложит все усилия, чтобы ситуация не вышла из под контроля. Заместитель директора поняла, что её шеф имел в виду, когда опознала в одном из прибывших авроров Кингсли Шеклбота. Опрос свидетелей показал, что два факультета видят ситуацию абсолютно по-разному, и показания, где каждая из сторон обвиняет другую, тому свидетельство. Макгонагал начала призывать львов признаться, кто начал драку, и ответить по справедливости. Снейп молчал. Слизеринцы воспряли духом, а гриффиндорцы почуяли, куда дует ветер, и мрачно смотрели на своего декана. Не заговорил никто. В итоге дело решили спустить на тормозах, тем более, что всем более-менее крупным политическим фигурам было не до Хогвартса — в Визенгамоте до сих пор делили политическое наследие утратившего влияние Люциуса Малфоя, а в Совете попечителей не осталось никого, кто взялся бы разбираться в ситуации, поскольку такие люди также кинулись в схватку за власть. Вражда факультетов переросла в ненависть.

Двадцать четвертого февраля Гарри и Рон спустились к завтраку, где за столом собралась уже большая часть их факультета. Как оказалось, несмотря на то, что пришли они довольно поздно, последними первокурсники все-таки не были. Буквально через две минуты в дверях Большого зала показался капитан гриффиндорской квиддичной команды Оливер Вуд, судя по виду, настроение у него было не из лучших. На беду, вслед за ним в зал вошел извечный соперник, капитан слизеринской команды Маркус Флинт, который, пользуясь случаем, толкнул гриффиндорца плечом.

Гарри не слышал их разговор целиком, но, судя по отдельным репликам, обсуждали они отнюдь не тенденции современного искусства. К Флинту на помощь подоспели остальные игроки его команды. К Вуду — Фред и Джордж Уизли, Ли Джордан и несколько старшекурсников во главе с Дэррелом.

Преподаватели не были наивными людьми и, в свете последних событий, понимали, чем может обернуться дело. Гарри видел, как Снейп и Макгонагал поспешили к своим факультетам. Они не успели буквально чуть-чуть. Пьюси воспользовался моментом и послал проклятье в Ли Джордана.

В дальнейшем, когда Гарри вспоминал этот момент, у него возникало ощущение, что все до единого гриффиндорцы и слизеринцы готовились к чему-то подобному. Не было ни замешательства, ни сомнений. Оба стола обменялись залпами, словно военные корабли парусной эпохи. Дальнейшее напоминало тюремный бунт, как их показывают в фильмах. В зале воцарился хаос — хаффлпафцы немедленно сбились в кучу, рэвенкловцы, наоборот, разбежались по углам, полагаясь на свое индивидуальное знание защитных чар. Гриффиндор и Слизерин сцепились в яростной схватке, не стесняясь пускать друг в друга довольно опасные заклинания. Гарри швырял сногсшибатели с максимально возможной скоростью,порой сбивая с ног целые группы слизеринцев, не задумываясь о том, какие попутные повреждения те могут получить. Справедливости ради стоит заметить, что к тому моменту в ход пошли уже костоломы и секо, так что заклинание Поттера было вполне безобидным.

Преподавателям не понадобилось много времени, чтобы сориентироваться в обстановке. Флитвик и Снейп «замиряли» слизеринцев слева, Макгонагал и Спраут — гриффиндорцев справа. Заместитель директора была в ярости, и ей не потребовалось много времени, чтобы смять ближний к преподавательскому столу фланг гриффиндорской линии.

Гарри никогда не нравился Снейп. Но вот чего он не мог ожидать, так это того, что он оставит профессора чар утихомиривать своих змеек, которые не прекращали огня, а сам бросится давить сопротивление гриффиндоцев.

Поттер видел, как плавными отточенными движениями профессор зельеварения посылает заклятье. Рон, Вуд, Дэррел и парочка четверокурсников пали от ступефаев Снейпа за считанные секунды. В этот момент Гарри искренне ненавидел Снейпа.

— Фортитер Вентилабис! — воскликнул он, чувствуя, что вложил слишком много сил. Последнее, что он увидел перед тем, как сознание покинуло его — нескладная черная фигура, расшвыривая слизеринцев словно шары для боулинга, с большой скоростью летит в противоположный конец зала...