Предел свободы. Часть первая (джен)

Весь зал, похоже, был шокирован распределением Малфоя, так что остальные первокурсники получали не слишком бурные аплодисменты. И даже он, Мальчик-Который-Выжил, удостоился чуть более теплых приветствий, особенно от гриффиндорцев, к столу которых он вскоре и присоединился, после непродолжительной беседы со шляпой.

«Один билет до Гриффиндора, пожалуйста», — подумал Гарри.

«Любишь играть с чужими судьбами, значит? Да тебе самое место в Слизерине... не многим удается провести старую шляпу...»

«Ваша вежливость может соперничать только с вашей компетентностью», — хмыкнул про себя мальчик. — «Только Гриффиндор, это дом моих родителей, моих предков... мой дом».

Шляпа поворчала, но все же огласила нужный вердикт. За преподавательским столом профессор Дамблдор мягко улыбнулся. Лицо Макгонагал оставалось таким же строгим, но её взгляд потеплел, и можно было сказать, что она вспоминает что-то хорошее. Черноволосый преподаватель слева от заместителя директора лишь скривился.

Затем директор сделал объявление о запретном коридоре на третьем этаже, после чего произнес свою сверхсодержательную речь, которую, по-видимому, считал вершиной ораторского искусства, наподобие «Пришел! Увидел! Победил!»

Ужин проходил в молчании. Все находившиеся за гриффиндорским столом бросали любопытные взгляды на юного Малфоя, который был бледен, будто не далее чем пять минут назад у него откачали очень много крови. Однако на него смотрели не только за столом его нового факультета. Очень многие за слизеринским столом смотрели на него презрительно, а иные и вовсе враждебно. Гарри неторопливо насыщался, думая о том, что его эксперимент принес неожиданные бонусы в виде отсутствия ненужного внимания.

Когда пир закончился, старосты повели первокурсников Гриффиндорскую башню. Староста-пятикурсник, брат Рона, вел себя так, словно ему доверили отвести стадо баранов в загон, а он в это время испытывал гордость от того, что выполняет столь важное задание. По пути встретился Пивз, который начал кидаться в них всяким мусором. Угроза позвать Кровавого Барона быстро привела его в чувство.

Когда они уже почти подошли к башне, кто-то дернул его за руку и изо всех сил припечатал к стене. Гарри увидел перед собой Драко Малфоя, глаза его пылали яростью, в правой руке зажата волшебная палочка, которая была направлена прямо в переносицу Поттера.

— Это все твоя вина! — прошипел Малфой.

— И что ты сделаешь? Заставишь умереть со смеху или просто засыплешь искрами? — спокойно ответил Гарри. — В чем твоя проблема? Считаешь себя недостойным самого славного дома в Хогвартсе?

— Нет! Я просто не хочу учиться с чертовыми грифами!

— Наши будущие однокурсники только что скрылись за углом. Можешь пойти и высказать им это.

— Нет, я не это... — Малфоя подобная перспектива, похоже, не радовала.

— Ну, если у тебя нет претензий, тогда нам лучше поспешить, — Гарри буквально отцепил от себя ослабившего хватку Драко и молча отправился следом за остальными гриффиндорцами, которые не успели еще далеко уйти. Его недавний собеседник последовал за ним. К счастью, вход в Гриффиндорскую башню оказался буквально за поворотом, и их отсутствие осталось незамеченным. Староста пустился в объяснения о системе паролей, существовавшей на факультете, и тут же продемонстрировал её на примере, сообщив нынешний пароль полной даме на портрете, охранявшем вход в башню.

Далее была короткая лекция о правилах и распорядке дня. Им сообщили действующий пароль и, пожелав доброй ночи, отправили в направлении спален первокурсников. Гарри немного удивил тот факт, что староста даже и не подумал спросить, имеются ли у них вопросы. Он решил не доискиваться причин, а просто взять ситуацию в свои руки.

— А почему никто не посвящает нас в традиции факультета? Ведь есть же какие то негласные правила и обычаи, так?

Остальные первокурсники, уже направившиеся к спальням, остановились — им стало интересно.

Два рыжих гриффиндорца, на год или два старше, которых Гарри принял за очередных братьев Рона, начали переглядываться с усмешками, не сулившими ничего хорошего бедолаге, которого они вздумают «просветить».

Тем временем староста поправил слетевшие на нос очки и уже повторно принялся рассказывать о том, что от них ожидается строгое соблюдение правил, выполнение инструкций и вежливость по отношению к преподавателям и другим студентам.

Гарри заметил, что первокурсников, за исключением девчонки Грейнджер, речь старосты нисколько не заинтересовала. Другие гриффиндорцы принялись поспешно рассасываться по дальним углам общей гостиной. Внезапно его посетило озарение, что если рыжего старосту в ближайшее время не заткнуть, то у него могут возникнуть сложности с однокурсниками, которые могут невзлюбить излишне инициативного товарища еще до знакомства.

— Вообще-то, я имел в виду другое... — Персиваль прервался, удивившись, что его смеет прерывать первогодка. — Наш факультет с самого основания имел свои особенные правила, что логично, учитывая кем впоследствии становились выпускники нашего факультета... Я понимаю, со временем что-то должно измениться, но ведь что-то должно остаться. Чтобы сохранить дух факультета... — Гарри видел в глазах окружающих лишь непонимание. Внезапно его охватила злость. Даже те из учащихся факультета, чьи предки поколениями учились на Гриффиндоре, не понимали. Он очень хотел попасть в Гриффиндор. Не только из-за родителей. Он хотел оказаться среди соратников по духу. Среди людей, которые готовы рваться к своей цели напролом. Он считал, что здесь его будут окружать гордые и сильные люди, которых сложно оболванить. Превратить в послушное стадо. Гарри понимал, что все совершают ошибки, и он не исключение. И все же ему было горько осознавать, что та картина, которую рисовало его воображение, оказалась ложной. Он судил о факультете по книгам, по воспоминаниям людей, которые когда-то сделали Гриффиндор тем местом, в которое он так стремился. Но времена изменились. Люди тоже. Гарри шел в то место, где, как он считал, он встретит родственные души. Это было то самое место, но, похоже, он просто ошибся временем.

Гарри Поттер молча развернулся и отправился в спальни первокурсников, не слушая, что там собирался сказать раздраженный Персиваль.

* * *

Хогвартс, десятое сентября 1991.

С того памятного дня прошло уже больше недели.

В первый же вечер, прежде чем отправиться ко сну, Поттер успел познакомиться со своими соседями по комнате. Единственным магглорожденным оказался Дин Томас, который сообщил, что является поклонником футбола, вызвав недоумение у трех других мальчишек — Рона Уизли, Драко Малфоя и Невилла Лонгботтома. Ирландец Симус Финниган был полукровкой, и потому прекрасно понял, о чем говорил Дин, но сам фанатом данного вида спорта не являлся. Рон Уизли рассказал о том, что у него много братьев и едва не кинулся в драку, услышав комментарий Малфоя о их нищей семейке. Гарри напомнил высокомерному первокурснику о том, что у Рона действительно много братьев-старшекурсников, которые также учатся на Гриффиндоре. Дарко побледнел, чем вызвал у Рона победную усмешку.

Сам Малфой ограничился тем, что его семья хорошо известна, и значит его и так все знать должны. Гарри выражал схожую мысль более тонко, поясняя, что в связи с его статусом многие о нем уже слышали. Последним высказался Невилл Лонгботтом, поведавший остальным, что он живет с бабушкой. На этом знакомство завершилось, и все отправились спать.

Гарри неторопливо поглощал овсянку. Настроение было не слишком радостным. Впечатления о факультете сильно расходились с его ожиданиями. Последующие наблюдения лишь укрепили его мнение. Гриффиндорцы были... обычными, и если и проявляли качества, приписываемые их факультету, то лишь самые, на взгляд Гарри, худшие — вроде безрассудности и высокомерия. Мальчик читал, что для представителей их факультета была характерна преданность. Но это не была лояльность общине, как у хаффлпафцев, а, скорее, верность сюзерену. Так вот, у некоторых эта положительная, в общем-то, черта трансформировалась в совершено уж фанатичное следование правилам. Капитан команды по квиддичу был по-настоящему одержимым. Гарри иногда казалось, что этот человек просто безумен. Некоторые старшекурсницы вели себя как шлюхи, откровенно флиртуя с членами наиболее богатых и влиятельных магических родов. Самого наследника Поттеров от всей этой возни до поры спасал возраст. Однако кроме несбывшихся надежд у него и без того хватало поводов для огорчения.

Олливандер оказался прав, и учеба, за исключением трансфигурации, давалась ему невероятно трудно. Подтвердилось и другое утверждение продавца палочек: у Гарри был просто невообразимый талант к трансфигурации. Свое первое задание — превращение спички в иглу — ему удалось выполнить в первые пятнадцать секунд, что привело в восторг Макгонагал и принесло их факультету десять баллов. Его очевидную одаренность признавала даже Грейнджер, не прекратившая, однако, соревноваться с ним в этой области. Возможно его успехи и вызывали у нее ревность, но Гарри считал, что его тотальный провал в чарах, позволил ей отчасти примириться с тем, что она не может быть первой во всем.

А дела в Чарах шли действительно неважно. Достаточно сказать, что простейший Люмос, который его сверстники осваивали со второй-третьей попытки, ему удалось наколдовать лишь к концу недели. Другие предметы также шли не слишком хорошо. То, что преподавалось им под видом истории, Гарри, большой любитель этого предмета, считал профанацией и, к неудовольствию Гермионы, занимался самоподготовкой прямо во время лекций Биннса.

Гербологию Гарри невзлюбил. Даже дома его помощь в саду не выходила за рамки подай-принеси. А здесь приходилось все занятия ковыряться в земле без всякой видимой пользы. Нельзя сказать, что вся его учеба состояла из одних провалов — помимо трансфигурации он здорово преуспел и в астрономии. Секрет успеха был прост — обычный маггловский телескоп и парочка современных справочников. Все это вызывало неодобрение Гермионы, но ему удалось убедить её не распространяться о его маленьком секрете, искусственно привив ей чувство вины за то, что даже с её постоянной помощью ему нисколько не удалось продвинуться в чарах. Иногда он спрашивал себя, а не становится ли он манипулятивным подонком? Он боялся честно ответить на этот вопрос даже самому себе. В конечном итоге он решил, что даже если и да, то это только его дело, и пока он не переходит определенных границ — все в порядке.

Еще одним предметом, в котором Гарри не блистал, стало зельеварение. И хотя Гарри признавал, что не обладает талантом в данной области, он считал, что основной причиной его неуспеваемости является предвзятое, мягко говоря, отношение преподавателя.

* * *

Хогвартс, четвертое сентября 1991.

Гарри шел чуть в стороне от остальных гриффиндорцев. Рон и Гермиона шли по бокам и обсуждали чары. Однако беседа как-то не складывалась, поскольку Гарри молчал, а ребята, считающие себя друзьями Гарри, отчего-то предпочитали общаться исключительно с ним, по возможности избегая друг друга, и поэтому их текущая беседа больше напоминала два не связанных между собой монолога, направленных в никуда.

— Не волнуйся, приятель! У меня вот тоже не сразу получились эти красящие чары! Да и кому они нужны? Я знаю, что тебе поможет, — уверенно и слегка самодовольно заявлял Рон, — давай сыграем в шахматы после уроков?

— Посмотрим.

— Гарри, если ты будешь больше внимания уделять учебе, я уверена, у тебя все получится, — вставила Гермиона.

— Спасибо за поддержку, но не думаю, что это поможет...

— Да ладно тебе, приятель, расслабься, подумай о чем-нибудь другом...

Гарри кивнул.

Так они подошли к аудитории в подземельях, где должен был проходить урок. Слизеринцы и большая часть гриффиндорцев уже были там, рассевшись в соответствии с факультетской принадлежностью. Гермиона села на первую парту, а Гарри с Роном отправились на предпоследнюю парту в гриффиндоской части класса. Чуть погодя в класс вбежал запыхавшийся Малфой, получивший кучу презрительных взглядов со слизеринской стороны и ни одного приветствия с гриффиндоской. Гарри только закончил раскладывать на столе все необходимое для урока, как в комнату ворвался запомнившийся еще во время распределения преподаватель с сальными волосами. Его мантия эффектно развивалась при ходьбе, что, на взгляд Гарри, только усилило сходство преподавателя с вампирами из фильмов. Учитель прошелся по классу, а затем вернулся к своему столу.

— Меня зовут Северус Снейп. И я буду обучать вас высокому искусству зельеварения, — преподаватель чеканил каждое слово, его ровный, холодный голос заставил многих беспричинно поежиться. — Здесь не будет глупого махания волшебной палочкой. Я научу вас, как разлить по флаконам славу, приготовить любовь и даже закупорить в сосуде смерть. Если, конечно, вы хоть немного отличаетесь от того стада баранов, которое мне каждый год приходится учить...

— Поттер! — внезапно почти выкрикнул он, отчего вздрогнул весь класс. — Где вы будете искать безоар. если я попрошу вас его принести?

— Понятия не имею, — спокойно ответил Гарри, пришедший в себя после эффектного вступления профессора Снейпа. — Очень надеюсь, что смогу узнать это на ваших уроках...

— Минус десять баллов за незнание элементарных вещей. Еще минус пятнадцать за вашу дерзость, Поттер.

* * *

Хогвартс, десятое сентября 1991.

В общем, с зельеварением дела как-то не пошли. С защитой дела обстояли так же, как и с чарами. Возможно, Гарри, помимо заклинаний, мог бы почерпнуть некоторые общие принципы защиты, но профессор Квиррел, преподававший предмет, оказался не лучшим учителем. Мальчик проводил много времени в библиотеке, к немалой радости Гермионы, однако занимался вовсе не попытками улучшить свои оценки, которые, по мере того, как Поттер стал уделять меньше внимания уже и письменным работам, неуклонно скатывались к Т, что удивляло даже не блиставшего Рона.

* * *

Хогвартс, двадцать пятое сентября, 1991.

Наконец-то. Его усилия наконец-то принесли плоды. Последнее время Гарри проводил большую часть времени либо в библиотеке, либо в Гриффиндорской башне, читая привезенные с собой справочники. Гермиона одобряла такой подход, но была расстроена отсутствием внимания со стороны одного из двух людей, которых узнала еще до Хогвартса... С остальными сверстниками подружиться ей так и не удалось, отчего девочка явно чувствовала себя одинокой и в последнее время находилась в расстроенных чувствах. Похожая история произошла и с Роном, который поначалу шутил, что Гарри больше подошло бы Рэвенкло, а затем как-то отдалился и стал проводить много времени с Дином Томасом. Обычно они обсуждали спорт. Рон выслушивал истории Дина про футбол, не понимая многое из сказанного, а затем говорил:

— Классная история, друг! — и начинал рассказывать про квиддич.

Гарри даже отклонил приглашение Хагрида, которое пришло во время его второй недели обучения. Но он все-таки добился, чего хотел. Из всевозможных справочников по истории заклинаний и колдомедицине ему удалось понять, на что он в принципе способен. Выходило не густо.

Во-первых, это были так называемые ментальные чары — конфундус. Заклинание, вводившее объект в замешательство и ступор одновременно. Еще оно снижала внимание и критическое восприятие жертвы до минимальных величин. Изучалось не раньше четвертого курса Хогвартса.

Обливиэйт — заклятье модификации памяти с различными вариациями. В Хогвартсе не изучалось вообще. Также в его распоряжении были чары призыва, изучаемые на четвертом курсе. Из защитных заклинаний он мог рассчитывать только на отталкивающее заклинание и его более сильную вариацию — сногсшибатель. Изучались на первом и втором курсе соответственно. История колдомедицины показывала, что люди с такой же, как у него, болезнью не испытывали проблем с Непростительными. Гарри не нашел ссылок на описания или произношение заклинаний, однако слова «убивающее», «пыточное» и «подчиняющее» говорили сами за себя. Он сомневался, что в ближайшее время сможет получить доступ к подобным знаниям. Но тут на ум пришла сумка дяди Вернона, которую тот добыл в Лютном. Гарри не успел изучить содержимое как следует и решил, что этим стоит заняться во время зимних каникул. Кроме того, существовало заклинание Патронуса, вполне подходившее ему. Загвоздка была в том, что далеко не каждый взрослый волшебник мог выполнить его, не говоря уже о первокурснике. Поттер подозревал, что у него может получиться и так называемая темная магия. Однако мальчик не видел в её изучении особого смысла, так как считал, что она носит слишком... агрессивный характер. Зачем навлекать на себя неприятности ради того, что, может, вообще не пригодится?

Теперь, когда неизвестность перестала тяготить его, Гарри решил помириться с Роном и Гермионой. Младший Уизли легко поверил отговорке, что ему нужно было время — чтобы справиться с проблемами, которые обрушились на него в последнее время. Гермиона, крайне серьезно воспринимавшая учебу, с пониманием отнеслась к тому, что текущие проблемы Гарри вогнали его в депрессию. И когда он пообещал, что будет работать над собой еще усерднее — мир был восстановлен. Затем Гарри вспомнил о записке Хагрида и пригласил друзей присоединиться к нему. Те с радостью согласились. Гарри немного беспокоила мысль, что он изначально собирался выведать у Рона информацию о Дамблдоре. В конце концов он решил, что в этом нет ничего плохого, и пообещал себе проводить с Роном и Гермионой больше времени. Это его успокоило.

Тем же вечером все трое сидели в общей гостиной и обсуждали историю Хогвартса и их факультета в частности. Гермиона постоянно ссылалась на «Историю Хогвартса», Гарри на «Гриффиндорский альманах», а Рон на опыт его родителей и братьев. В камине весело потрескивал огонь. Яркие языки пламени на фоне красно-золотого факультетского знамени на стене напомнили Гарри о том разочаровании, которое он испытал в свою первую минуту.

— Гарри? — Гермиона обеспокоенно смотрела на него. — С тобой все в порядке?

— Простите... просто задумался.

— В чем проблема, приятель? Все грызешь себя из-за учебы? — добавил Рон. Гермиона нахмурилась.

— Нет... Я просто... — Гарри смотрел на людей, сидящих в общей гостиной. На многочисленные портреты, размещенные в гостиной. Затем он резко встал с кресла. Гермиона встревоженно смотрела на него.

Гарри вышел на середину комнаты, некоторые обитатели башни начали оборачиваться в его сторону. Около десяти секунд он стоял неподвижно, а затем произнес:

— Внимание, у меня есть небольшое объявление.

Теперь уже все, кто присутствовал в гостиной, обратили на него внимание.

— Прошло чуть меньше месяца с тех пор, как я поступил в Гриффиндор, — ученики молча смотрели на него. — Я долго думал над тем, что собираюсь вам сказать. Сэр Николас де Мимси. Лорренция Прюэтт.

Гриффиндорцы переваривали услышанное, пока один из близнецов не воскликнул:

— Почти Безголовый Ник?

— Вот пример не слишком удачной шутки, дорогой братец. Пообещай мне, что мы никогда не опустимся до столь искрометных шуток, — вставил второй.

— Да погодите вы, — оборвал их третьекурсник Вуд. — Что ты хочешь этим сказать?

— Сэр Николас де Мимси был казнен в тысяча шестьсот сорок девятом году. Топор палача был тупым и перерубить ему шею удалось лишь с третьего раза. Он был казнен министерством магии за то, что сохранил верность королю Карлу Первому. Он был волшебником. Стоило ему отречься от потерпевшего поражение короля, и министерство спустило бы дело на тормозах. Он остался верен уже проигранному делу. Потому что был истинным гриффиндорцем, который хранил верность сюзерену до самого конца.

— Причем здесь какой то маггловскиий король?

Гарри проигнорировал вопрос. Остальные хранили молчание, с интересом ожидая продолжения.

— Лоренция Прюэтт была деканом Гриффиндора в конце пятнадцатого века. Она погибла у входа в эту самую башню, когда сторонники Йорков вошли в Хогвартс и вознамерились вырезать детей сторонников Ланкастеров. Лоренция дала ученикам время запечатать башню с помощью охранных чар Гриффиндора.

Многие недоуменно переглядывались, не понимая, к чему все это. Между тем, Гарри продолжил:

— С тех пор вход в башню охраняется её портретом, — послышались изумленные возгласы. — К чему я говорю вам все это? Да потому что, похоже, никто здесь этого не знал.

Никто не издал ни звука.

— Мы все гордимся тем, что мы гриффиндорцы. А спросите себя — могут ли наши предшественники гордиться нами? Что сказал бы сэр Годрик, если бы увидел нас? — Гарри обвел взглядом собравшихся. — Я оставлю в общей гостиной все, что мне удалось разузнать о традициях нашего факультета. Берите. Читайте. Мы можем даже устраивать совместные чтения. А потом мы поговорим о том, что должно быть сделано, и что мы должны изменить, чтобы называться истинными гриффиндоцами, достойными своих предшественников, — стояла полная тишина, все задумчиво слушали Мальчика-Который-Выжил. — Я чувствую, что так будет правильно.

Гарри повернулся и уже двинулся к спальне, как вдруг вход в башню отворился, и в нее вошел Перси. Окинув взглядом притихших гриффиндорцев, он спросил:

— Что здесь происходит?