Mutus (джен)

Гарри Поттер сидел один в купе Хогвартс-экспресса и, прижавшись лбом к стеклу, безучастно смотрел на оживленный перрон. Еще минут двадцать назад волшебников практически не было, а сейчас, за пять минут до отправления, место рядом с поездом наполнилось многочисленными фигурами, закутанными в мантии всех цветов и фасонов. Меньше было людей, одетых как магглы. Маги поглядывали на таких с неприязнью, которую даже не пытались скрыть. Ну да, все так, как и написано в «Новейшей истории Магического мира». Интересно, к кому причислят Гарри, к магглорожденным, потому что он жил с магглами до этого года, или к чистокровным? Наверное, все же последнее, если для волшебников так уж важна кровь. Хотя вот к Уизли, предателям крови, относились так же брезгливо, как и к магглорожденным, несмотря на то, что они все чистокровные... Да, нужно будет подумать потом об этом или спросить Драко. Хотя у него, скорее всего, будет субъективное мнение. Что ж, придется, видимо, в Хогвартсе поближе присмотреться к отношениям между чистокровными, полукровными и магглорожденными.

В глазах чуть кольнуло, и Гарри испуганно схватился за зеркало, чтобы вытащить соринку, если такая имеется в наличии. Но все было хорошо, контактные линзы никуда не сместились, так что он успокоился.

Хорошо, что Гарри все-таки взял тогда лишние деньги из сейфа, несмотря на бормотание Хагрида. Ну, а что? Деньги-то все равно его. И плевать ему, что уважаемый всеми директор Дамблдор, получив ежегодный отчет о содержании сейфа Гарри, увидит это. Сам-то снял порядочную сумму, будучи магическим опекуном Гарри, только вот сам Гарри не видел этих денег, как своих ушей. Так что он невозмутимо взял в три раза больше оговоренной суммы, да еще и с Крюкохватом премило побеседовал о своем наследстве и опекуне. Ну, как, побеседовал... так, как получилось, то есть в письменной форме.

Гарри, нахмурившись, снова вспомнил тот день, изменивший его жизнь четыре года назад, точнее, превративший ее в кошмар...

* * *

В тот день, четырнадцатого августа, Гарри остался один дома, что бывало крайне редко. Тогда тетя Петунья и Дадли отправились на море на неделю, а дядя остался, потому что ему на эту неделю перенесли особо важную сделку. Поэтому Вернон ходил злой, как черт. Вот и в тот день он, приказав племяннику полить цветы, пропылесосить, помыть полы и приготовить ужин, уехал. Гарри, переделав практически всю работу и очень устав, как раз заканчивал поливать цветы, неудобно держа тяжелую лейку, когда дядя приехал. Сделка сорвалась — это Гарри понял по почти безумному виду мужчины и явственному запаху алкоголя. Он испугался: если дядя бил его и в трезвом состоянии, то, что же будет сейчас, когда тот не контролирует себя... Поэтому Гарри постарался как можно быстрее закончить поливку и юркнуть в свой чулан. Но... не получилось. Не получилось, потому что дядя, увидев племянника, взревел: «Ты еще не закончил, паршивец?», а Гарри, испугавшись окрика, неловко оступился и упал с табуретки, на которой стоял, чтобы полить стоявшие на шкафу цветы. Только вот, падая, он зацепил рукой большую хрустальную вазу, отчего та, покачнувшись, рухнула на пол, разбившись на мелкие осколки. К несчастью, он упал прямо на них. Тетя с этой вазы чуть ли не пылинки сдувала и всегда запрещала Гарри даже приближаться к ней. Лежа на полу, весь в осколках, он с ужасом смотрел на покрасневшее от бешенства лицо дяди.

— Ах ты, ублюдок, — прохрипел тот, вытаскивая из брюк ремень. — Сейчас я проучу тебя, маленький гаденыш.

— Простите, дядя. Пожалуйста, я не хотел, — начал бормотать Гарри, вставая. И почему он так дрожит? В глаза тут же бросились хрустальные осколки, глубоко вошедшие в кожу на боку и, наверное, на спине.

— Ах, ты еще возражать удумал! — взревел дядя. — Да еще и своим поганым языком! — выплюнул он. — Ну, ничего, после сегодняшнего ты говорить долго не сможешь.

И он, подхватив за воротник легкого мальчика, протащил его к кухне. Потрогав электрический чайник, который Гарри только недавно выключил, он удовлетворенно кивнул. Гарри в ужасе распахнул глаза, когда дядя взял чайник и наклонился к нему. Он забился в крепких руках, но хватка не ослабла, а Вернон, ухмыляясь, одной рукой разжал челюсть сопротивляющегося Гарри и наклонил носик чайника надо ртом мальчика. Тот почувствовал резкую боль во рту и горле, его саднило и как будто резало. Гарри выплюнул обжигающую воду и снова начал вырываться, а потом вдруг потерял сознание.

После этого он несколько раз приходил в себя. Первый раз Гарри очнулся в своем чулане. Он лежал на животе рядом с кроватью, горло нещадно горело, резкая боль чувствовалась также в спине и руке, которая как-то безжизненно лежала прямо под ним, неестественно согнувшись. Но он не мог пошевелить ею и как-то сменить позу. Сил не было совсем, даже чтобы переползти на кровать, и он продолжил лежать на полу, через некоторое время снова отключившись.

В следующий раз он очнулся, слыша какие-то голоса и вой проезжающих мимо машин. Его чуть потряхивало, как будто его везли. Интересно, куда он едет и где дядя? Гарри попытался прислушаться, но смысл сказанных слов ускользал, и он через некоторое время снова погрузился в темноту.

* * *

— Но... но Вернон не хотел... он никогда не трогал мальчиш... мальчика. Гарри нам как сын, мой муж просто не мог этого сделать! — услышал Гарри знакомый голос. Говорила тетя Петунья, но он не спешил показать, что уже очнулся. Нужно было выяснить, что же произошло, так как помнил он очень мало.

— Миссис Дурсль, — устало возразил женский голос, — мистер Поттер получил сильнейший ожог ротовой полости, глотки и гортани. Хорошо еще, что желудок практически не пострадал. Помимо этого, у мальчика сломана рука, многочисленные порезы по всему телу и явственные следы от ударов ремня, точнее, железной пряжки. И плюс к этому он провел сутки... слышите, сутки!... в бессознательном состоянии без медицинской помощи в грязном пыльном месте. И вы хотите меня убедить, что эти увечья мальчик нанес себе сам? Вы меня за дуру держите? Нет, никакие бумаги я подписывать не буду, даже не просите. И вообще, час приема посетителей закончился, не могли бы вы...

В ответ донеслось удаляющееся шарканье ног. Странно, тетя так раньше не ходила. И что за бумаги? И откуда взялся ремень? Гарри точно его не помнил.

Он собрался с силами и раскрыл глаза. Ох, какие сейчас ресницы показались ему тяжелыми! Гарри находился, видимо, в больнице, судя по убранству помещения и стоящей рядом капельнице. Он попытался пошевелить левой рукой, но, к сожалению, конечность его совсем не послушалась, а осталась лежать неподвижно. «Да что же это такое», — нахмурился он и дернул правой рукой. Та, к его большой радости, повиновалась, но отозвалась такой резкой болью, что Гарри вскрикнул, правда, получился какой-то хрип.

На звук подбежала женщина, видимо, врач, и, увидев, что мальчик очнулся, тут же стала поить его какими-то лекарствами и сделала укол.

— Обезболивающее, — усмехнулась она на гримасу Гарри после болезненной и неприятной процедуры. — Лежи, малыш, восстанавливайся, — она мягко погладила его по волосам. Гарри от неожиданной ласки вздрогнул: никто и никогда так не делал. Но когда он попытался что-то сказать, женщина прикрыла его рот рукой. — Не говори, молчи, тебе нельзя сейчас, у тебя сильнейшие ожоги в ротовой полости и дальше... не знаю даже, сможешь ли ты вообще говорить, — вздохнула она и отошла, оставив мальчика в ужасе размышлять над ее последними словами.

Его страхи подтвердились через некоторое время: кипятком был причинен такой ущерб гортани и ротовой полости Гарри, что он не мог выговаривать почти никакие звуки. Только хрипел или мычал. Ни логопед, ни лекарства так и не помогли, и мальчик остался немым[1].

А дядю Вернона приговорили к десяти годам исправительной колонии и лишению родительских прав за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью ребенка, да еще и в состоянии алкогольного опьянения[2]. Тетя потом с полгода оплакивала свою горькую судьбу и ругала племянника. Но трогать его опасалась, даже работу по дому не давала и Дадли запретила задевать кузена. Так что немой Гарри Поттер был полностью предоставлен самому себе.

Социальные службы и Петунье пригрозили лишением родительских прав за «недостаточную заботу об опекаемом ребенке», так что тетя почти сразу перевела Гарри во вторую спальню Дадли и накупила ему вещей и недорогих игрушек.

Мальчик понадеялся, что вот теперь, когда ни Дадли, ни тетя Петунья не будут портить ему жизнь, у него все-таки получится наладить отношения со сверстниками или даже подружиться, пусть без голоса, но хоть как-нибудь. Но как только ребята узнали про его немоту, они как будто поделились на два лагеря: одни всячески дразнили и обзывали полуслепого немого худенького мальчишку, а другие только ахали и охали и сочувственно спрашивали, не болит ли у него там. Гарри, ненавидевший проявление жалости к себе, тут же разворачивался и уходил. И через некоторое время снова стал изгоем.

Мальчик, полностью отдалившийся от ребят своего возраста, стал искать себя в чтении. Книги стали его друзьями, и, по мнению Гарри, это были самые лучшие друзья. Они не упрекали и не жалели его, а лишь милостиво раскрывали перед ним все новые тайны, дарили ему новый мир, в который он погружался с головой, забывая о реальности и своей немоте.

* * *

В то памятное утро, когда почтальон принес письмо из Хогвартса, Гарри и тетя Петунья были дома одни: Дадли гостил у своего друга, Пирса Полкисса. Поэтому за почтой пошел Гарри, так как Петунья стояла у плиты и не могла отойти. А Гарри, только увидев толстый желтоватый конверт, адресованный ему, тут же сложил его пополам и сунул в растянутый карман. Какой бы терпимой ни была тетя, но вот письмо точно отберет, Гарри был в этом уверен.

Поэтому после завтрака он заперся в своей комнате наверху и дрожащими руками распечатал конверт. Только вот увиденное сильно его разочаровало. Очевидно, чья-то глупая шутка. А Гарри-то надеялся, что это пишет какой-нибудь его родственник, который, только сейчас узнав о существовании мальчика, решил забрать его к себе.

«Глупые мечты», — отшвырнул конверт Гарри и улегся на кровать, обреченно вздыхая. Ну, вот зачем было так разгораться? Знал же, что никого у него нет, иначе его бы давно нашли, почти десять лет ведь прошло. Ан нет, надежда умирает последней, и в сердце Гарри она еще жила — надежда на то, что когда-нибудь он уедет из этого душного дома, от тети с ее вечными причитаниями о сидящем за решеткой муже, от школы, в которой учителя вечно бросали на него сочувственные взгляды, а ученики сторонились, от всего этого!

Гарри в расстроенных чувствах схватил со стола очередную книгу о путешествиях и углубился в нее, стараясь тем самым успокоиться и отвлечься от неприятных мыслей.

Дни снова потекли однообразные и немного скучные. Гарри в основном сидел в своей комнате, уткнувшись взглядом в очередной томик, или гулял, выбирая наименее оживленные места.

Вскоре наступило 31 июля, его одиннадцатый день рождения. От праздника Гарри не ждал ничего особенного. Опять будет находиться в своей комнате весь день, и тетя только лишь недовольно буркнет: «С праздником», как она делала это вот уже четыре года.

Она все еще винила Гарри в том, что случилось с ее мужем, поэтому вечно ходила хмурая, часто бормотала себе под нос и одаряла всех злобными взглядами, даже родного сына. Гарри не нравилось поведение тети, но что он мог сделать? Дадли все еще от Пирса не вернулся — сынок сам маму избегал.

Гарри тяжело вздохнул и начал одеваться. Не то что бы он собирался куда-то идти, но мало ли, кто тетю знает?

Спустившись вниз, он осторожно сел за стол и получил тарелку с яичницей, хмурое поздравление и просьбу побыть пока у миссис Фигг, так как тетя собралась навестить дядю Вернона. Гарри пожал плечами и, выйдя во дворик, стал ждать тетю. Не то что бы он не мог сам дойти до соседки, но тетя считала, что нужно передать племянника из рук в руки. Странная она: то есть гулять, где попало, ему можно, а самому дойти до соседнего дома — нет?

Он присел на ступеньки и посмотрел в пасмурное небо. Опять дождь, видимо, будет? Ох, только не сегодня, Гарри не радовала перспектива промокнуть и подхватить простуду в свой день рождения.

Вдруг совсем рядом раздался громкий хлопок. Гарри от неожиданности подскочил и взглянул в сторону неясного звука. Прямо посреди двора Дурслей стоял огромный человек, вдвое выше обычного мужчины и раз в пять шире. Гарри, испугавшись, осторожно, чтобы его не услышали, встал и только собирался отступить в дом и предупредить тетю Петунью, как гигант развернулся и, радостно вскрикнув, направился к нему.

Парализованный страхом, Гарри стоял, не двигаясь, глядя в спутанные черные волосы и бороду великана. Его рот странно кривился. Улыбается он так, что ли?

— Гарри, это ведь ты? Ты чего, испугался, небось? — и маленькие черные глазки уставились на него.

Гарри помотал головой. Этот великан что, не собирается с ним ничего делать? Да и в самом деле, ну чего он испугался? Ну, подумаешь, гигант... заросший весь... всякое бывает....

Тут, на его счастье, из дома вышла тетя Петунья. Заметив великана, она вскрикнула и уставилась на него, ее руки дрожали.

— В-вы кто? — заикаясь, спросила она.

— Так Хагрид, — человек пожал плечами, как будто одно это имя должно было все им объяснить. — Смотритель и хранитель ключей Хогвартса. К Гарри вот приехал, — добавил он, видя, что его слова ясности не вносят. А Гарри замер: какой еще Хогвартс? Это ведь была шутка! Ведь правда?... И что за странная должность — хранитель ключей?

— Пойдемте в дом, — дрожащая Петунья махнула в сторону двери.

Гарри нахмурился: тетя никогда не приглашала незнакомых людей к ним в дом. А потом он вспомнил про соседей. Ох, ну конечно! Репутация Дурслей и так пострадала, когда дядю посадили, поэтому тетя теперь пуще прежнего избегала всяких казусов.

Пройдя в гостиную, Гарри махнул гиганту на диван, а сам устроился в кресле. Тетя заняла соседнее, а гигант, прежде чем усесться, успел раз пять удариться о потолок и пару раз чуть не смахнул цветы в горшках.

— Ну так, Гарри, — обратился радостный великан к нему. — Письмо-то ты получил?

После кивка Гарри, он выглядел немного растерянным, но быстро взял себя в руки.

— Какое письмо? — напряглась Петунья. — Ты что, получил письмо из этой дрянной школы, мальчишка? — закричала она.

Гарри только снова кивнул и заинтересованно посмотрел на тетю. То есть, если даже она знает об этой школе, то Хогвартс на самом деле существует?

Мальчик быстро вытащил блокнотик и ручку, что вечно таскал с собой, и, нацарапав большими буквами записку — мало ли какое зрение у великана — сунул ее удивленному Хагриду.

Простите, сэр. Вы хотите сказать, что Хогвартс действительно существует? Получив письмо, я решил, что это шутка.

— Это еще зачем? — бросил великан, держа маленький листок бумаги на пальце.

— Он так общается, — ответила Петунья, бросив хмурый взгляд на записку. — Он говорить не может.

— Как не может?! — взревел Хагрид, отчего и Гарри, и Петунья инстинктивно сжались.

Но великан быстро осекся и теперь только изумленно разглядывал мальчика, который отвечал ему спокойный взглядом. Вдруг Хагрид начал подозрительно всхлипывать, и по его лицу потекли слезы размером с грецкий орех.

— Гарри... миленький... как же так, — ревел великан, — я ж тебя вот этими руками сюда принес... и вон оно как... я ж не хотел, чтоб так вышло... Дамблдор сказал, а значит, надо так...

Гарри встал и начал поглаживать гиганта по руке, успокаивая. Ему было очень неприятно, что и Хагрид начал жалеть его. Неужели, кроме жалости и сочувствия, Гарри ничего не вызывает? Да и что за Дамблдор, интересно. Почему великан говорит о нем с таким уважением и даже преклонением? Гарри точно где-то видел это имя... Не в пригласительном ли письме из волшебной школы? Да, вроде бы Дамблдор был ее директором. Тогда еще любопытнее: какое отношение имеет директор Хогвартса к Гарри и тому, что его оставили у Дурслей?

Хагрид тем временем достал из одного из многочисленных карманов своей куртки огромный носовой платок и громко высморкался. Немного успокоившись, он посмотрел на Петунью.

— А как это случилось-то? — махнул он рукой в сторону вновь севшего в свое кресло Гарри.

— Несчастный случай, — спокойно ответила тетя, одарив вздрогнувшего племянника хмурым взглядом.

Но Хагрида, казалось, удовлетворило такое объяснение. Он только кивнул. А Гарри, видя, что великан позабыл о записке, снова указал на нее.

— Ах, да, — великан смотрел на листок, задумчиво расчесывая спутанную бороду. — Конечно, Гарри. Хогвартс существует. Твои мама и папа его закончили. Великие волшебники были, да-а-а.

Гарри тем временем начеркал еще одну записку.

То есть, и я волшебник? Я смогу творить магию?

— Конечно, — снова кивнул Хагрид. — И станешь сильнейшим волшебником, помяни мое слово, — хохотнул он. — И сегодня нам с тобой это... за учебниками нужно будет сходить...

Тут Петунья неожиданно встала, и Гарри, уже позабывший про нее, теперь глядел на тетю с опасением.

— Ну и забирайте его, — фыркнула она. — Видеть его больше не могу. Забирайте и уходите!

Хагрид, казалось, был ошарашен таким отношением, но Гарри, знавший, что с тетей в таком настроении лучше не спорить, быстро кивнул и понесся наверх. Схватив письмо из Хогвартса со списком необходимых для учебы вещей, он быстро переоделся в парадную одежду: почти новые брюки и бежевую рубашку.

Спустившись, он наткнулся на Хагрида, стоявшего в прихожей, и тетю, злобно зыркавшую глазами на великана.

Взяв гиганта за руку, он повел его к выходу, чтобы тетя смогла закрыть дом.

Очутившись на улице, Хагрид смущенно посмотрел на Гарри. Тому казалось, что великан просто не знает, как ему вести себя с ним в связи с его немотой, и от этого было еще неприятней.

— Тут это... далеко до станции-то...

Гарри наклонил голову.

— Может, мы... это... аппарируем? — и, заметив вопросительно поднятые брови мальчика, добавил:

— Переместимся сразу на место?

Гарри радостно закивал, и Хагрид взял его за руку. Через мгновение он почувствовал, как его будто протягивают через узкий шланг. Вскоре неприятные ощущения кончились, и Гарри огляделся. Они стояли перед маленьким невзрачным баром, вывеска которого гласила: «Дырявый котел». Гарри поднял брови. Кто в здравом уме будет называть так свое заведение? Но Хагрид, не дав больше мальчику времени на размышления, потянул его внутрь.

Внутри бар был темный и неприглядный. Гарри даже показалось немного странным, что кто-то может питаться или даже снимать комнату в таком заведении. Но мало ли, кто этих волшебников знает. Когда они вошли, все голоса сразу смолкли, Хагриду махали руками и приветствовали.

Но великан, почему-то не задерживаясь, потянул мальчика за руку куда-то в глубину бара, по пути отмахнувшись от бармена со словами: «Извини, Том, сейчас не могу, дела, дела». Прежде чем выйти в другую дверь, Гарри услышал ответ бармена: «Постой, Хагрид... это что, Гарри Поттер?!» Но его вопрос остался без ответа, и дверь за великаном и мальчиком захлопнулась.

Гарри удивленно смотрел на Хагрида. Вопросы роились у него в голове, и он не знал, как задать их великану. Наконец он достал блокнотик и, пока гигант сосредоточенно считал кирпичи в стене, начеркал записку. Хагрид уже постучал своим розовым зонтиком по какому-то примечательному месту, и стена раздвинулась, формируясь в арку и открывая за собой мощенную булыжником извилистую улицу.

Как только они ступили на нее, Гарри протянул Хагриду записку. Тот хмуро прочитал ее. Было видно, что ему неудобно с ним, Гарри чувствовал какую-то внутреннюю неловкость великана и стремление быстрее покончить с его делами.

Простите, сэр, у меня есть несколько вопросов. Не могли бы мы посидеть где-нибудь в спокойной обстановке, чтобы я мог задать их вам, прежде чем совершать покупки?

— Хорошо, пойдем, — пробурчал Хагрид, как-то обреченно потянув Гарри в сторону какого-то заведения. — Мороженое как раз поедим, ты не против?

Гарри против не был. Они прошли в ближайшее непримечательное здание, и он успел увидеть вывеску: «Кафе-мороженое Флориана Фортескью». Хагрид завел мальчика в самый уголок зала, огороженный от остальных. Пока великан делал заказ, Гарри сосредоточенно крапал список вопросов, стараясь не упустить даже самые мелкие. Закончив, он протянул его Хагриду.

Мои мама и папа правда были волшебниками?

Но как тогда они погибли? Тетя говорила, что они разбились в автокатастрофе... Откуда тогда у меня шрам в виде молнии на лбу?

Дамблдор — это ведь директор Хогвартса? Как он связан с тем, что я оказался у Дурслей?

И как я смогу купить все предметы для школы, если у меня нет денег?

И что это у вас за зонтик, сэр? Извините, если я спрашиваю что-то личное, но маги же колдуют волшебными палочками? Где же ваша?

Почему бармен знал мое имя?

Великан, прочитав записку, сразу нахмурился, а потом и смутился. Гарри стало даже интересно, что же так его взволновало.

Но Хагрид начал свой рассказ, и, по мере того, как Гарри слушал, ему становилось все тоскливей и тоскливей. Он узнал про злого волшебника, который пришел к ним в дом десять лет назад в Хэллоуин и, убив его родителей, попытался наслать и на Гарри убивающее проклятье, только вот не вышло у него, вместо этого он исчез. И поэтому Гарри Поттер знаменит — потому что стал первым человеком, пережившим смертельное проклятье, и шрам его оттуда же взялся, как след от него.

— Я тебя вот этими руками из развалин вынес, Дамблдор меня туда послал. А потом я привез тебя этим Дурслям, — Хагрид снова заглянул в листок. — Ах да, сейчас как раз Дамблдор... — и великан начал рассказывать про самого великого волшебника этого столетия, которого даже Тот-Кого-Нельзя-Называть боялся и к которому сам министр магии все время за советами обращается. Потом великан переключился на тот самый день, Хэллоуин, когда Дамблдор приказал Хагриду привезти маленького Гарри к Дурслям и оставил его на пороге.

А Гарри слушал эти хвалебные речи и все больше недолюбливал «великого волшебника», как-то уж это все звучало ненатурально, возникало впечатление, что Хагрид долго репетировал этот рассказ. А уж когда речь зашла про оставление его, маленького, на пороге дома глубокой ночью в начале ноября, так Гарри вообще начал внутренне ненавидеть Дамблдора. Почему именно тот решал его судьбу? Неужели помимо родителей никто не согласился бы его забрать? Неужели у них не было близких друзей или других родственников? И почему именно Дурсли, люто ненавидевшие любое проявление колдовства? И почему смертельное проклятье его не убило? Ох, казалось, вопросов только прибавилось, но больше расспрашивать верного директору великана он не стал.

— Есть у тебя деньги, Гарри, — говорил дальше Хагрид. — Родители тебе оставили, не волнуйся. Зайдем сразу в Гринготтс, банк наш, и возьмем. Хм... про свою палочку... э-э-э... не могу тебе сказать... О, а про Тома — бармена ты, как я понимаю, уже понял?

Дождавшись ответного кивка, Хагрид расслабился.

Гарри, тем временем доев мороженое, достал из кармана черный шейный платок, который вечно носил с собой — подарок одного из учителей. Он перевязал им голову, чтобы ткань закрывала лоб, и на удивленное лицо Хагрида только пожал плечами. Он не хотел, чтобы его замечали и узнавали, а его шрам, как он понял, служил самой яркой приметой Мальчика-Который-Выжил.

Расплатившись за мороженое, гигант потянул Гарри дальше за покупками.

Гарри вертел головой по сторонам, стараясь не упустить из вида ничего интересного. Всюду друг на друга нагромождались большие и маленькие магазинчики, аптеки, мрачного вида заведения... Он просто не успевал все рассмотреть, поэтому, когда они наконец подошли к гигантскому по сравнению с остальными белоснежному зданию, судя по табличке, Гринготтсу, он вздохнул с облегчением.

Подойдя к свободному гоблину, Хагрид поздоровался и протянул тому золотой ключик. А Гарри снова нахмурился: почему его, судя по всему, ключ оказался у Хагрида? И не Дамблдор ли дал его ему? Это было неприятно, особенно, если вспомнить о том, что до семи лет у Гарри вообще не было своих вещей, лишь старые растянутые предметы одежды и сломанные игрушки кузена. Но еще большую обиду и злость на директора Хогвартса Гарри почувствовал, когда увидел находящееся в его сейфе богатство: горы золотых монет, кучи серебряных и колонны бронзовых. И имея все это, он недоедал у Дурслей целых десять лет?

Гарри решительно выхватил блокнот и, нацарапав записку, протянул его сопровождавшему их гоблину.

Сэр, дело в том, что я немой и не могу разъясняться обычным способом. Но у меня к Вам есть несколько вопросов, и желательно, чтобы о них не узнал Хагрид. Не могли бы Вы ответить мне также в письменной форме, если это вас не затруднит?

Крюкохват удивленно прочитал записку и, вернув Гарри блокнот, важно кивнул. Пока Хагрид стоял у входа и отходил от головокружительного путешествия на тележке, мальчик начал строчить, а гоблин, взяв у него ручку, отвечал ему там же широким каллиграфическим почерком. Гарри стало даже немного стыдно за свои каракули.

Сэр, до этого момента я рос у людей, не являющихся волшебниками, и не знал о Вашем мире. Во сколько у магов наступает совершеннолетие, то есть когда я смогу полностью пользоваться данным сейфом, или же я и сейчас имею такое право?

Совершеннолетие наступает в семнадцать лет, и до этого момента Вы, мистер Поттер, можете пользоваться сейфом только в пределах, оговоренных банком с Вашим магическим опекуном. И, кстати, простых людей волшебники называют магглами.

Да, спасибо. Каков этот предел, и кто является моим опекуном?

Профессор Альбус Дамблдор, директор школы Хогвартс, является опекуном всех несовершеннолетних волшебников Британии, у которых нет родственников среди магов, либо тех, у кого эти родственники отказались от опеки, в том числе и Вашим. Но предел суммы, которую вы могли бы изымать из сейфа, им не оговорен, а потому в данный момент Вы можете снимать, сколько считаете нужным.

Разве у Вас нельзя оформить опеку над сиротой, к примеру, друзьям погибших родственников?

Такая возможность имеется. Подобное дело рассматривает Визенгамот, магический суд, при наличии желающих магов, но, видимо, в Вашем случае желающих не было.

При этих словах Гарри как-то сник. Никто его не захотел... никто... почему?

Но ему нужно было спросить у гоблина еще кое-что, пока Хагрид рылся в своей куртке.

Скажите, сэр, мой магический опекун ведь имеет право снимать деньги с этого сейфа? Если да, то сколько он снял за истекшие десять лет?

На этих словах гоблин достал откуда-то из складок своей одежды толстенный фолиант, который физически ну никак не мог там уместиться, и, что-то шепнув ему, начал внимательно изучать первую страницу. Потом он начеркал ответ.

Да, Альбус Дамблдор имеет право снимать деньги с Вашего счета. За десять лет он снял около ста тысяч галеонов, это примерно двадцатая часть сейфа.

Такой ответ возмутил Гарри, и он стал, зло надавливая ручкой на бумагу, писать дальше.

Опекун как-то узнает о снимаемой мной сумме?

Да, в предоставляемом ему ежегодном отчете о содержании сейфа.

Я больше ничего не унаследовал, кроме этого сейфа? Я имею в виду недвижимость.

Помимо этого сейфа у рода Поттеров также имеется в наличии другой сейф, который они закрыли паролем. Насколько я знаю, они хранили там золото на черный день. Это особый вид сейфов, с них нельзя ничего брать, а класть можно. Собрав определенную сумму, волшебник консервирует его и открыть сможет либо при помощи пароля, либо кровью. Вы сможете сделать это только при достижении совершеннолетия вторым способом, если не знаете пароль, в чем я практически уверен. Что касается недвижимости, Вы унаследовали разрушенный дом в Годриковой Впадине, где произошло убийство Ваших родителей. Но жить там невозможно, одни руины, из которых маги сделали своеобразный мемориал.

Все ясно, спасибо Вам огромное.

Начеркал Гарри последние слова и показал гоблину, который снова кивнул и даже чуть улыбнулся. Он нравился мальчику все больше и больше.

— Гарри, ну, ты чего? Идти ведь надо... — видимо, Хагриду наскучило стоять и ждать, пока мальчик пообщается с Крюкохватом.

Гарри послушно кивнул и взял протянутый гоблином красивый черный мешочек с вышитой эмблемой банка. Он удивленно взглянул на Крюкохвата, и тот, усмехнувшись, выдал:

— За счет банка, мистер Поттер. Мы надеемся, что вы станете нашим частым клиентом... теперь.

Мальчик радостно улыбнулся и стал собирать монетки разного номинала в мешочек. Когда Хагрид заявил, что для покупки учебников и школьного инвентаря этого достаточно, тот только выразительно помотал головой и продолжил свое занятие. Наконец, собрав монет, казалось, раза в три больше, чем сказал великан, Гарри удовлетворенно кивнул и повернул к выходу.

Навестив сейф номер семьсот тринадцать и захватив какой-то маленький сверток, они наконец-то оказались на улице. Хагрид повел мальчика покупать мантии. Пока они шли, Гарри засунул руку в полный денег мешочек и на ощупь вытащил три разные монетки. Положив их на ладошку, он подергал великана за край куртки и показал на них. Тот сначала нахмурился, не понимая, чего от него хотят, а потом просветлел:

— А, так ты о номинале спрашиваешь? — Гарри энергично закивал. — Ну так, золотые — это галеоны. Один такой галеон — это семнадцать сиклей, серебряные такие монетки. А один сикль — двадцать девять кнатов.

Гарри задумчиво рассматривал монетки. И зачем такие сложности? Пойди, сосчитай сразу сдачу, в уме, что ли, такое цифры перемножать? Нет, конечно, Гарри был хорош в математике, но не настолько же! «Ну ладно, — решил он, — дома потренируюсь».

Наконец, они подошли к магазину с вывеской «Мантии на все случаи жизни», и Хагрид отпросился в «Дырявый котел». Гарри, разумеется, согласился отпустить великана, но он немного беспокоился, поймет ли его продавщица. Не очень хотелось и с ней объясняться на бумаге.

К счастью, опасения Гарри не подтвердились. Как только он вошел в магазин, к нему тут же подскочила чуть полненькая улыбающаяся волшебница.

— Едем учиться в Хогвартс? — и, прежде чем Гарри успел кивнуть, проводила его вглубь магазина и поставила на высокую скамеечку рядом с бледным мальчиком с тонкими чертами лица. Вокруг Гарри сами собой закрутились измерительные ленты.

Его сосед с любопытством взглянул на соседа.

— Привет! Тоже в Хогвартс? — дружелюбно начал он.

Гарри только кивнул, разрываясь между двумя желаниями: пообщаться с ним и показать свою немоту или же сделать вид, что не хочет разговаривать. Но белокурый мальчик ему понравился, и Гарри решил все же попробовать наладить с ним контакт.

— Мой отец сейчас покупает мне учебники, — в голосе мальчика явственно слышалась гордость. — А мать смотрит волшебные палочки. Жаль только, первокурсникам нельзя иметь метлы, я все же думаю убедить отца купить мне новую модель, может, и получится протащить ее в школу... А ты играешь в квиддич?

Что такое квиддич, Гарри не знал, но в том, что в него он точно не играл, был уверен, а потому энергично помотал головой.

— А я играю. Я не столько люблю саму игру, сколько ощущение полета. Если я и буду пробоваться в команду, то только на позицию ловца! А ты уже знаешь, на какой факультет попадешь?

Гарри снова отрицательно покачал головой.

— Ты чего молчишь-то? — глаза у мальчика расширились. — Ты что, немой?

Гарри спокойно посмотрел на него и кивнул.

— Понятно, — протянул мальчик и, казалось, задумался, о чем же теперь можно сказать. Но, так как портниха пока оставили мальчиков в покое и готовила одежду в соседней комнате, он слез со скамейки и протянул Гарри руку. — Я Драко Малфой. Будем знакомы.

Гари тоже спустился на пол и крепко пожал его руку.

— Давай, я тебя буду спрашивать, а ты в зависимости от ответа кивай или мотай головой, хорошо? Если не хочешь говорить, жми плечами. Ты не против пообщаться таким образом?

Гарри против не был, а потому с радостью согласился. Драко ему нравился. Прежде всего тем, что не жалел его, не кудахтал над ним, а с достоинством принял как равного.

— Твои родители — магглы?

«Нет», — Гарри стало интересно, почему он спросил вначале об этом, и мальчик выразительно кивнул на Драко.

— Что, мои? Нет, я чистокровный. Но, судя по твоему виду, ты впервые услышал мою фамилию, а она довольно известна в магическом мире, из чего я делаю вывод, что о волшебном мире ты не знал?

«Нет».

— Хм, получается, ты полукровка, — и, заметив вопросительно поднятые брови Гарри, пояснил:

— Значит, у тебя один из родителей — маг, а другой — маггл. Хм, снова нет? Да ты полон сюрпризов. Получается, ты чистокровный. Ты о магическом мире узнал только в этом году?.. Но, если да, то я вообще ничего не понимаю, — Драко задумчиво потер затылок и бросил чуть обидчивый взгляд на веселящегося соседа. — Ну, ничего, сейчас разгадаем тебя... М-м-м, прости за такой вопрос, но твои родители живы? О, нет? А воспитывали тебя волшебники? Нет? Магглы? О, все, теперь я понял! Воспитывали тебя магглы, но ты чистокровный. Хм, ладно оставим семью. Факультет-то ты выбрал? — и, заметив вопрос на лице Гарри, снова стал пояснять:

— Ну, в Хогвартсе существует деление на четыре факультета: Слизерин, Когтевран, Пуффендуй и Гриффиндор. Я знаю, что буду в Слизерине, вся моя семья там училась, так что другой вариант даже не рассматривается... Ой, посмотри на него! — внезапно воскликнул Драко и указал на стоящего за окном Хагрида. Тот, видимо, ждал Гарри.

Мальчик кивнул ему и бросил взгляд на мадам Малкин, которая уже начала упаковывать предназначенную ему одежду.

— Это с тобой, да? — спросил Драко.

Гарри кивнул и неуверенно уставился на него.

— Слушай, до учебы еще куча времени... может, мы могли бы пообщаться остаток лета? У меня есть сова, так что я напишу тебе? Ты не против?

Гарри понятие не имел, причем тут сова, но так радостно закивал, что Драко сразу почувствовал себя счастливей. Чем-то ему приглянулся этот странный мальчик, одетый в магловскую одежду. Может, спокойным и выразительным взглядом, как будто все понимающим, или каким-то внутренним стержнем? Но Драко чувствовал, что с ним нужно дружить, а своим чувствам он привык доверять.

— А как тебя зовут-то? Моя сова найдет тебя только по имени.

Вместо ответа Гарри только подвинул повязку на лбу, открывая шрам. И усмехнулся, глядя на шокированное лицо Малфоя. Потом расплатился с мадам Малкин и, захватив упакованную одежду и легонько хлопнув взирающего на него во все глаза Драко на прощание по плечу, пошел к выходу.

[1] Честно, не знаю, могут ли ожоги кипятком причинять именно такой ущерб, у меня нет медицинского образования. Но так как мальчик провел еще сутки в чулане без медицинской помощи, то вполне можно ожидать осложнений, в моем случае — немоты.

[2] Тоже в точности не уверена, какие в Англии законы и какое наказание могли дать за такое, так что всё придумано автором.