Жёлтые жирафы (гет)

Ретроспектива (19 сентября 2001)

Если бы Гермионе кто-нибудь сообщил, чем всё это закончится, она бы не за какие коврижки не поехала на ту конференцию. Ну, что тут скажешь: знал бы, где падать, — соломки подстелил. А вот теперь они с Малфоем бредут по проселочной дороге, незнамо где, причем палочка у них одна на двоих и к тому же сломанная. Драко что-то шипит, ещё бы с лодыжкой, распоротой ножом, то ещё удовольствие, по кочкам прыгать.

Маленький научный городок был одним из тех редких мест, которое исторически населяли только волшебники. Грейнджер и Малфой, направленные сюда на конференцию от Академии как лучшие студенты, надеялись вернуться домой до вечера. У Драко, кажется, было свидание, а Гермиону ждал портал до Лондона, чтобы вместе с друзьями в Норе отметить свой день рождения. Но планы пошли кувырком из-за милой компании бандитов, называвших себя не то «Новыми Упивающимися смертью», не то «Потомками Гриндевальда великого», в пылу драки на заднем дворе университета было не разобрать. Когда палочку Малфоя выбили, Грейнджер, схватив его за руку, рванула в спасительную аппарацию. А вслед им полетели зачарованные ножи, один из которых добил и палочку Гермионы, а другой распорол лодыжку Драко. Сломанная палочка, наверно, как-то «подправила» вектор перемещения, и вот они здесь. Кто бы сомневался, что они даже в скучном провинциальном местечке отыщут приключений на свою задницу!

— Нас ведь найдут? — грустным голосом спросила девушка, пытаясь подстроиться под медленные шаги приятеля.

— Ну, рано или поздно, — скрипнул зубами Драко, — Грейнджер, давай присядем, хоть на пять минут.

Когда парень опустился на пень, Гермиона вздохнула: вряд ли раненная нога являлась бы для них серьезной причиной для остановок, когда они скрывались по лесам во время террора Темного Лорда. Но тут же себя одернула, в конце концов, в битве Малфой не рванул прочь, хотя у него была такая возможность, остался с нею.

— Пойдем, там вон какие-то дома, попросимся на постой. И давай сюда руку, — вздохнула Гермиона.

Драко хотел гордо отказался, но, помедлив, всё же принял помощь. Его бледное лицо выражало смесь боли, злости и чего-то непонятного.

Но дома оказались магловскими дачами, закрытым уехавшими в город хозяевами. Малфой помянул всех родственников Мерлина до пятого колена, при этом подробно пояснив, кто и с кем состоял в сексуальной связи — Гермиона даже заслушалась ругательствами.

— Отличный день рождения! На улице в холодную сентябрьскую ночь без палочки я ещё никогда не справляла.

— Подожди. Глянь-ка в конце улицы что-то вроде маленького флигеля, может, в него сможем попасть.

— Да, там тоже, скорее всего, замок.

Но парень уже решительно захромал по узкой полоске асфальта.

Замок был простеньким, но без палочки, увы, не преодолимым.

— Грейнджер, шпилька есть?

А вот этого добра навалом, она ведь к празднику такую сложную прическу сделала! Подождите, Малфой, что собирается... так и есть, блондин уже сосредоточенно ковырялся в замке. Накрапывал противный дождь, и потомственного дворянина совершенно не устраивала перспектива ночевать на улице. Когда начинающие взломщики оказались в доме, у девушки просто не было слов:

— Откуда ты это умеешь?!

Драко, со стоном упавший на диван, лениво протянул:

— У нас в замке всё заперто заклинаниями, а я был маленьким и жутко любопытным. До Хогвартса палочку мне давали только под присмотром взрослых, в итоге у меня было море свободного времени, чтобы узнать, что многие запечатанные сложными заклятьями двери поддаются обычной шпильке. Ну, разумеется, при определенном таланте, — поспешил самодовольно добавить блондин.

Домик оказался маленький и очень просто, если не бедно, обставленным, Драко, с презрительной ухмылкой оглядев подранный диван, предположил, что тут вероятно останавливались какие-нибудь бродячие хиппи. Но главное: здесь было тепло, тускло горела лампа, а в углу имелся закопченный камин, который они разожгли, лежащим рядом запасом дров. А потом Гермиона решительно задрала брюки Малфоя и, сняв наскоро наложенную повязку, осмотрела поврежденную ногу.

— Надо зашивать.

Драко испуганно посмотрел в её глаза, горевшие фанатичным блеском.

— Грейнджер, нет! Без палочки я не позволю тебе себя лечить!

— Успокойся, лечат же магловские врачи без магии.

Девушка проворно сновала по комнате, разыскивая необходимое. Малфой опасливо подтянул ноги на диван:

— Да, но ты не магловский врач, ты не умеешь.

— Мои родители — врачи, я знаю, как это делать... теоретически, — подумав, добавила она.

Парень побледнел:

— Грейнджер, твои родители — дантисты! Я знаю, кто это. Я читал учебник по магловедению.

Гермиона уже нашла аптечку, и с иголкой наперевес двинулась на Драко.

— А анестезия?

— Обойдешься.

— Ты её хоть продезинфицировала?

— Да, там виски несколько бутылок.

— Что?! И ты зажилила анестезию, ну ты и садистка!— заявил Драко и захромал к холодильнику.

Виски и впрямь было много. Благородный аристократ несколько раз отхлебнул из горла, хотел ещё, но Гермиона суровым тоном рявкнула:

— Обезболил?! Марш на диван!

Руки у неё чуть подрагивали, и Малфой решил прихватить бутылку с собой, на всякий случай.

Было зверски больно, но Грейнджер справилась, а Драко изжевал себе весь рукав дорогой рубашки. А потом Гермиона положила иголку и решительно забрала бутылку к себе. Еды особой не было, пришлось довольствоваться сухарями и несколькими вялеными рыбками, висящими на окне.

— Малфой, — неожиданно спросила уже захмелевшая Гермиона, — сколько же у тебя за эти два года девушек сменилось? Мне даже интересно.

Драко с интеллигентным видом икнул и задумался:

— Много.

— А почему?

— Понимаешь, Грейнджер, я такой человек, что мне надо видеть в людях нечто особенное, в каждом своем партнере — новую планку. Иногда мне попадаются такие личности, которые своими талантами, умом, красотою, какими-то качествами, приводят меня в восторг, и это просто экстаз, когда они обращают на тебя внимание! Ты кружишься вокруг них как орел, высматривающий козленка, ты обхаживаешь их, как Казанова не обхаживал ни одну из своих любовниц, ты завоевываешь их с тем же изощрением, с каким великий полководец осаждает неприступный город. Дело не только в постели, нет, это далеко не всегда именно любовницы. Просто ты раскрываешь душу человека, ты пьешь дыхание его души, ты учишься у него, припадая, словно ученик, к плащу наставника, а потом ты перерастаешь его. И конец — пьедестал превращается всего лишь в ступеньку, на которую ты шагнул.

Гермиона неосознанно покачала головой.

— Ты осуждаешь меня? Но это выше моих сил. С этим даже нельзя бороться, потому что ничто не вернет восторг, экстаз и солнце, которое загорается в груди, ничто... только новая планка. Аморально? Честно — не знаю. Но кто из нас безгрешен? А я действительно не очень хороший человек. Ты ведь знаешь, Грейнджер, какой я трус. Сколько раз я проклинал ту ночь, когда поддался ужасу и бросил Поттер в Запретном лесу рядом с Темным Лордом и раненным единорогом. А ведь стоило только остаться. Уизли глуп и расхлябан, но он бы не бросил, — Малфой прикрыл пьяные глаза, сверкавшие лихорадочным блеском.

Гермиона промолчала. Она поняла, что отражалось на лице Драко, когда они шли сюда — страх, тщательно скрываемый, но всё же рвущийся наружу, искривляющий тонкие черты лица. Малфой словно прочел её мысли:

— Я никогда не оставался без защиты магии, это оказалось тяжелым испытанием. Наверное, твоя идея продвигать достижения магловской медицины не так уж и сумасшедшая. То есть, кончено, она безумная, но для нас — в самый раз.

— Спасибо, — улыбнулась Гермиона.

Они вплотную сидели на драном диване. Темные брюки, подвернутые выше колен, открывали светлые и стройные ноги Малфоя. Его волосы отрасли уже до плеч, но они были слишком тонкие и мягкие, чтобы падать тяжелой волной, поэтому распушались как одуванчик.

Бутылка наполовину опустела.

— Эх, а мой подарок тебе, Грейнджер, в общежитии остался, — вздохнул Драко.

— Да чего уж там, не до подарков теперь, — пожала плечами Гермиона и выдернула оставшиеся шпильки из полуразрушенной прически, волосы рухнули на плечи.

— Но всё равно, с днем рождения. О, я кое-что придумал, — неожиданно обрадовался Малфой, на его щеках заблестел подозрительный румянец.

Опасно покачиваясь, парень подошел к стене и снял гитару со словами:

— Щас спою.

Гермиона не знала, что её поразило больше: Малфой с гитарой или Малфой, говорящий с неожиданным деревенским акцентом.

Голос у Драко оказался красивым, временами чуть хрипловатым. Странно, что он никогда не пел на студенческих посиделках.

Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.

Напраслина страшнее обличенья.

И гибнет радость, коль ее судить

Должно не наше, а чужое мненье.

Как может взгляд чужих порочных глаз

Щадить во мне игру горячей крови?

Пусть грешен я, но не грешнее вас,

Мои шпионы, мастера злословья.

Я — это я, а вы грехи мои

По своему равняете примеру.

Но, может быть, я прям, а у судьи

Неправого в руках кривая мера,

И видит он в любом из ближних ложь,

Поскольку ближний на него похож[1]!

Музыка ещё звучала в голове, гитара лежала на столе, а руки Драко почему-то на коленях именинницы. Несмотря на то, что гриффиндорцы всегда думали, что в жилах Малфоев течет какая-нибудь ледяная кровь, чистейшего голубого цвета, сам он оказался горячим, немного костлявым и порою очень смешным, особенно когда терял контроль и забавно сопел. Таких сладких поцелуев как с этими двумя: с Малфоем и виски, у неё ещё никогда не было. Наверное, тогда бы и сорвало крышу, которую Гермиона так заботливо оберегала с момента помолвки с Роном, хоть они и дали друг другу свободу на несколько лет, чтобы проверить чувства, но не сорвало. Они просто отрубились с Малфоем в обнимку на старом диване.

А на память ей остались расплывчатые воспоминания о чем-то сладком, пахнущем виски, свободой и яблочным Малфоем, а еще слова:

«— А если какой-то человек всегда будет зажигать в твоей груди солнце?

— Тогда я поверю, что любовь существует...»

[1] У. Шекспир, «Сонет 121» (пер. С. Маршака)