Пусть придет что-нибудь (гет)

— Я буду вашим телохранителем!

Северус отступает ошеломленный. Он зажмуривается на секунду, открывает глаза — нет, не почудилось! Это не говорящая рождественская елка, украшенная разноцветными гирляндами — аврор Тонкс! Она пользуется его заминкой и входит в номер, предсказуемо спотыкаясь о порог. Северус разглядывает пурпурные завитки волос, нежно-лиловый шарфик, лимонно-желтое пальто с крупными перламутровыми пуговицами, лаковые ботфорты вино-красного цвета. Один каблук подвернулся, и Тонкс неустойчиво балансирует, цепляясь за стойку для зонтиков.

— Нет, — озвучивает он вывод из своих наблюдений. — Не думаю.

— По программе защиты свидетелей я буду охранять вас!

Каблук ломается, и Тонкс падает, увлекая с собой стойку для зонтиков.

Северус наблюдает, как она выбирается из-под стойки, садится на пол и пытается вытащить из узкого рукава пальто волшебную палочку. Когда ей это, наконец, удается, лицо Тонкс озаряет победная улыбка, она ликующе произносит:

— Репаро!

И ничего не происходит.

Тонкс озадаченно разглядывает свой каблук, палочку, морщит лоб и что-то высчитывает, шевеля губами.

— Репаро, — звучит неуверенно, почти умоляюще.

Безрезультатно.

Вздохнув, она поднимается с пола, держась за стену. Упрямо произносит:

— Я буду вашим телохранителем. Это распоряжение министра.

— Вам нужно переобуться, Дороти, — замечает Северус, — но у меня вы не найдете серебряных башмачков. Аппарируйте домой.

Тонкс, не слушая, проговаривает на одном дыхании:

— Ваши показания чрезвычайно важны для судебного процесса и крайне опасны для Пожирателей смерти и тех, кто сотрудничал с ними, в том числе чиновников Министерства; они непременно попытаются заставить вас замолчать, а мы не можем этого допустить, потому, что ваши показания...

— Чрезвычайно важны, — прерывает ее Северус. — Я понял. Мне не нужен телохранитель. Даже если бы опасность, действительно, существовала, а не была плодом воображения отдельных переработавших авроров, я бы сам прекрасно с ней справился.

Она мотает головой:

— Опасность есть — ваш дом уже сожгли!

— Мой дом сожгли не Пожиратели, — кротко поправляет Северус, — а добропорядочные граждане, расстроенные отсутствием моего трупа.

— А теперь вам угрожают опытные убийцы! Ой!

В руке Северуса появляется палочка. Резкий взмах, невербальное заклинание — Тонкс рефлекторно отскакивает в сторону и хлопает ресницами, обнаружив, что уверенно стоит на двух ногах.

— Как? — она садится на корточки и ощупывает целые каблуки. — Как вы это сделали?

Северус не считает нужным давать очевидный ответ, только пожимает плечами. Палочки в руке уже нет, и Тонкс понятия не имеет, куда она делась.

— Каблуки стали ниже, — задумчиво произносит она. — Цвет — другой, темнее... Вы их трансфигурировали, да?!

* * *

В ней все слишком. Слишком яркие волосы, слишком звонкий голос, слишком размашистые движения. Как будто в комнату влетела стая попугаев. Ее пальто свешивается со спинки кресла, сумочка брошена на сиденье, шарфик висит на стойке для зонтиков, пояс от пальто — на дверной ручке, одна перчатка — на подоконнике, другая — на полу. Сама Тонкс сидит на столе, сдвинув ветхую рукопись к самому краю. Рядом с ней бокал ярко-оранжевого сока и пакет с печеньем. За ухом у нее перо, которым он делал пометки, павлинье перо, золотисто-зеленое с темно-синим, почти фиолетовым «глазом»— видимо, позаимствовано в качестве аксессуара. Тонкс болтает ногами, хрустит печенюшкой, запивает ее соком и безостановочно тараторит в зеркало двусторонней связи. Северус не вслушивается, он пытается смириться с неизбежным. Его разговор с министром ничего не дал — Шеклболт непреклонен. Он, впрочем, согласился заменить телохранителя, но от этого предложения Северус отказался: в Аврорате не было никого, с кем он добровольно согласился бы проводить двадцать четыре часа в сутки, а Тонкс, по крайней мере, она безобидна.

— Как вы представляете свои обязанности, мисс? — сухо осведомляется он.

«Безобидная» Тонкс подскакивает, роняет зеркальце и сок, сбивает на пол рукопись. Листы пергамента с тихим шелестом разлетаются по комнате.

— Эванеско!

Капли сока исчезают прямо в воздухе, не успев попасть на листы рукописи.

— Я не слышала, как вы вошли! — восклицает Тонкс. — Нельзя же так подкрадываться!

Даже если бы он топал, как слон, за хрустом печенья и болтовней она бы его не услышала.

— А зеркало не разбилось! — она радуется, словно школьница.

— Может быть, вы все же пойдете домой? — с надеждой спрашивает Северус.

«У нее же ребенок, маленький. Неужели, она его оставит, ради этого задания?»

Лицо Тонкс приобретает строгое выражение, даже губы становятся тоньше, а брови прямее.

— Я буду находиться рядом с вами двадцать четыре часа в сутки, начиная с этого момента, вплоть до окончания суда!

Звучит это очень решительно, но Северус не верит.