Пусть придет что-нибудь (гет)

Автор предлагает читателям поучаствовать в литературной викторине и угадать, откуда появились ведьмы, собирающие звезды; старушка с дочерями-великаншами, замороженные песни, хозяйка цветника и брошь-браслет.

Бирюзовые локоны Тонкс вызывают труднопреодолимое желание самому превратиться в кудрявого блондина. И назваться Гилдероем. Справившись с соблазном, Северус привычно сглаживает углы и спрямляет изломы своего облика, меняет размер и цвет глаз, щедро разбавляет сединой черноту волос. Из зеркала на него смотрит ничем не примечательный маг средних лет в добротной темно-коричневой мантии. Один из множества провинциалов, приехавших в Лондон на праздники. Привез племянницу — он отступает в сторону, пропуская Тонкс — видимо, в родном захолустье житья от нее не стало совсем! Она вертится перед зеркалом в чем-то обтягивающем чешуйчато-блестящем, отделанном белым мехом. А ведь Северус попросил ее сменить имидж: «Что-нибудь менее розовое», — вспоминает он свои слова, скрипнув зубами. Что может быть менее розовым, чем бирюзовые локоны и стальной блеск чешуи? Только серебряная помада! Глаза сияют золотистыми топазами, сапоги блестят лиловым лаком... Колени — единственная часть тела, при виде которой не хочется зажмуриться. Северус с сожалением отрывает от них взгляд и заставляет себя посмотреть в лицо Тонкс.

— Вы готовы, телохранитель?

— Конечно! — в нетерпении она постукивает каблуками, едва не подпрыгивает.

— Мне кажется, не совсем, — Северус задумчиво наклоняет голову. — Вам не хватает броши.

От своих слов становится смешно. Не хватает броши? От ее наряда нужно оторвать половину деталей! Впрочем, Тонкс разглядывает бронзовую змейку с настоящим восторгом. Работа мастера совершенна до последней чешуйки. Свернувшись в причудливый узор, змейка демонстрирует то темно-коричневую спинку, то бледно-желтый живот, кончик хвоста упирается в приплюснутый нос.

— Ее можно носить и как браслет, — замечает Северус.

— Правда? — Тонкс вертит украшение в руках — отблески света скользят по змеиному телу, и кажется, кольца оживают, сплетаются в новый узор.

— Вот так, — неуловимым движением Северус перехватывает змейку и оборачивает вокруг тонкого запястья.

— Красиво! — Тонкс поднимает руку, любуясь.

— К сожалению, не зная секрета браслет невозможно снять.

— Как это? Не может быть!

Она безуспешно пытается справиться с украшением, выхватывает палочку — в ответ на заклинания змейка только шипит.

— Зачем вы так? — недоумение в ее глазах мешается с паникой.

— Мне нужны галеоны, — отвечает Северус, как следует насладившись зрелищем. — Эту змейку стащил Флетчер из дома Блэков, ее можно выгодно продать.

— Но браслет не снимается!

— Ювелир, который снимет его, даст настоящую цену. Почти.

* * *

— Моя племянница купила браслет у какого-то бродяги и не может его снять! — обращается Северус уже к третьему ювелиру. — Вы можете нам помочь? Ваши коллеги спасовали.

— В самом деле? — неискренне удивляется ювелир и вставляет в глаз монокль. — Так, так, так, — бормочет он, — гоблинская работа. На заказ. Изготавливали не у нас. Франция? Быть может, быть может...

Что-то для себя решив, он осторожно прикасается к хвостику и носу змейки — плотно обхватывающий запястье браслет соскальзывает на прилавок, словно шелковая лента. Тонкс шумно вздыхает. Ювелир подхватывает змейку за хвостик и растягивает ее на прилавке.

— Вот и все, — произносит он с гордостью.

— Здорово! — Тонкс придирчиво исследует руку. — А как вы догадались, что нужно сделать?

— Я узнал руку мастера. Когда-то мы сотрудничали. Не лично, через посредников. Лет пятнадцать назад его новые работы перестали появляться на рынке. Во всяком случае, у магов. Я мог бы найти заказчика, — задумчиво проговаривает ювелир, — и предложить ему выкупить украшение, — он делает паузу, которую никто не заполняет. — Если вы продадите его мне.

Предложенная цена не может не впечатлить скромного провинциала, намаявшегося с приобретением племянницы. Северус соглашается, даже не пытаясь изобразить колебания. Он внимательно следит, как помощник ювелира отсчитывает полновесные галеоны, и старается не упускать из вида Тонкс — заскучав, она отправилась на экскурсию по лавке.

— Дорогая безделушка, — Северус качает головой, не одобряя бессмысленных трат.

— О-о! — в глазах ювелира вспыхивает фанатичный огонек. — Это — истинный шедевр! Совершенство! Мастер мог бы вставить драгоценные камни вместо глаз, позолотить более светлые чешуйки, но он не унизился до потакания сорочьему вкусу. Ничего лишнего! Достоверность и естественность.

— Кажется, здесь что-то есть, — Северус слегка переворачивает змейку, на боку, где встречаются более светлые и темные чешуйки, они складываются в узор, орнамент... — Это же надпись! Кажется, греческий.

— В самом деле, — ювелир вставляет в глаз монокль и склоняется над змейкой. — «О домашних питомцах следует заботиться и не оставлять без присмотра. Сигнус», — читает он.

— Наверное, это и есть заказчик.

— Да, видимо, да, — рассеянно отвечает ювелир, явно вспоминая всех Сигнусов, которые в обозримом прошлом могли позволить себе такие украшения.

Интересно, как скоро он дойдет до Сигнуса Блэка? Северус прячет деньги и направляется к выходу. Заказчик давно умер, две его дочери вряд ли заинтересованы выкупать украшения. Впрочем, когда это останавливало ювелиров? Миссис Малфой, даже стесненная в средствах, может на что-нибудь обменять.

* * *

Короткий зимний день догорает закатным пламенем. Островерхие крыши домов нависают над Диагон-аллеей горными пиками, пряча ее от света последних солнечных лучей. Над их темными вершинами оранжевое небо выцветает до прозрачно-золотистого тона белого вина, наливается зеленью больной бирюзы, чтобы растворится в глубокой синеве надвигающейся ночи. Улица тонет в густеющих тенях, вспыхивают фонари и подсветка витрин, колдовской свет изгоняет мрак наверх, под крыши.

Тонкс вертит головой по сторонам, ежесекундно рискуя упасть или сбить с ног невинного обывателя. Северус ловит ее, когда она спотыкается, засмотревшись на призывно горящую вывеску аттракциона: «Спаси грифона!» Больше он ее не отпускает — вести под руку эту женщину — не способ ухаживать, а мера безопасности. Видимо, Тонкс думает также, она никак не реагирует на мужскую руку, сжимающую ее локоть, разве что окончательно перестает смотреть под ноги. Ее широко открытые глаза возбужденно блестят, серебряные губы полуоткрыты — она готова броситься сразу во всех направлениях, но безропотно позволяет вести себя. Они уходят от центра, от торговых представительств «с именем и репутацией», к началу Диагон-аллеи, где, словно грибы, за одну ночь выросли киоски, торгующие мишурой, сувенирами, бенгальскими огнями.

Северус придирчиво выбирает самый раскупаемый товар — аляповатый, небрежно изготовленный, фальшиво подвывающий популярные песенки, с простенькими одноразовыми чарами.

— Упакуйте, — бросает он расторопной продавщице и сосредоточенно перебирает открытки. Собственно, все они в достаточной мере слащавы, а поздравительные надписи противоречат, как правилам стихосложения, так и здравому смыслу. Северус выбирает глянцевый кусок картона с выпуклым изображением седобородого отца семейства, окруженного разновозрастными домочадцами.

«Уважаемый профессор Слагхорн, — стремительно скользит перо, — я прекрасно понимаю, что не принято дарить рождественские подарки до праздника, но мне хотелось бы внести посильный вклад в создание соответствующей атмосферы на традиционной вечеринке Слаг-клуба. Потому, я посылаю вам эти замечательные украшения, которые, без сомнения, создадут должное настроение у ваших избранных учеников. Поздравляю с наступающими праздниками вас, а также моих бывших и ваших настоящих коллег по Хогвартсу и передаю самые искренние пожелания всем, кто учится и учился на нашем с вами факультете. Северус Снейп».

— Слагхорн? — заглядывает в открытку Тонкс. — Я думала ему лучше всего дарить коллекционный коньяк.

— Несомненно. К сожалению, чтобы купить достойный Слагхорна коньяк в количестве достаточном для праздничной вечеринки его клуба, пришлось бы продать все драгоценности Блэков, а у меня был только один браслет. Но в винную лавку мы зайдем.

Тонкс смешно морщит нос. Открытку закрепляют на коробке, и все упаковывается в золотую оберточную бумагу, щедро сбрызнутую якобы бриллиантами.

— Доставить в Хогвартс, послезавтра утром.

Тонкс расплачивается за гроздь хрустальных колокольчиков, чем ставит Северуса в тупик: она обнаружила в груде хлама по-настоящему достойную вещь, но приняла за чистую монету подарок Слагхорну. Неужели, подозревает в отсутствии вкуса его самого?

* * *

На иссиня-черном небе блестят капли света — далекие, равнодушные звезды, а внизу плещется целое море огней. Безыскусную мелодию шарманки заглушают смех и гомон, зазывные выкрики громовещателей, визг неумелых наездников, оседлавших почти настоящих единорогов и гиппогрифов. До винной лавки они не доходят — на полпути Тонкс замирает перед плакатом с позолоченным грифоном. Огненная надпись призывает сразиться с рыцарями Ночи и спасти из плена несчастных зверей. Пленников изображают заколдованные игрушки, судя по выходящим спасителям, в основном зайцы. Тонкс рвется в бой, но Северус успевает встать между ней и дверью:

— Зачем вам понадобился грифон?

— Его нужно спасти!

— Он не настоящий, — указывает Северус на очевидный факт. — Игрушка.

— Для Теда!

— Не создавайте у ребенка ложных представлений о мире. Лучше купите анатомически точную модель или Атлас Скамандера.

— Вы ничего не понимаете! С этим грифоном можно играть.

— С моделью тоже.

— Он теплый, мягкий, почти живой!

— Купите ребенку полностью живую морскую свинку, — Северус указывает на разрисованную дверь птичьего рынка.

— Мне не нужна свинка!

— Мне нужна, — он решительно пересекает улицу.

* * *

— Вы не знаете, белые павлины у Малфоев еще живут? — осведомляется Северус, даже не оборачиваясь — он уверен, что телохранитель следует за ним.

— Павлины? Не знаю. В поместье работают эксперты, Малфои живут в каком-то коттедже. Вряд ли там есть возможность разводить павлинов.

— К тому же белые павлины — это так вызывающе. То ли дело канарейки!

— Вы хотите подарить Малфоям канареек?

— По-моему, прекрасная идея, — разъясняет Северус. — Шесть канареек вместе с клеткой занимают меньше места, чем один павлин.

— Но вам нельзя с ними контактировать! С Малфоями, то есть. Вы же свидетель.

— Тогда сделайте заказ сами. Любые шесть птиц, — Тонкс смотрит недоверчиво. — Можно пять или семь. Клетку на ваш выбор. Никаких записок и открыток, заворачивать тоже не надо.

* * *

Выйдя на улицу, Тонкс опять устремляется к грифону и его товарищам по плену.

— Вы ведь не Гриффиндор заканчивали, что же вас так тянет сражаться? Вы должны создавать красоту, например, такую, — Северус разворачивает ее к плывущему по воздуху ледяному узору.

— Это замороженные песни, — Тонкс не выказывает ни малейших признаков заинтересованности.

— Прекрасно, — Северус тянет упирающуюся Тонкс в переулок. — Спойте о грифоне — и у вас будет собственный, единственный и неповторимый.

— Я не пою! Я совершенно немузыкальна.

— Не может быть. Все Блэки рождаются с серебряной флейтой.

— Я — не Блэк!

Переулок ныряет в арку между домами. Вероятно, весной и летом внутренний дворик утопает в цветах, но сейчас кусты ощетинились колючими ветками, а под ногами скрипит снег. Маги и ведьмы окружают круглую сцену, залитую зачарованным светом.

— Ни за что не поверю, что вас не учили играть.

— Учили, — признается Тонкс. — На пианино. Здесь его нет.

На небольшом возвышении едва хватает места для одного исполнителя.

— Не надо играть — достаточно спеть.

Невысокая полная матрона взбирается на сцену, смущенно улыбается, поправляет скромную темную мантию. У нее круглое невыразительное лицо, нос картошкой и маленькие карие глазки.

— Лживый сэр Джон промотался дотла, — низкий глубокий голос легко покрывает весь двор, стихают разговоры, смешки, шуршание мантий, — ждет нищета молодца. А Мэй наследницей была богатого отца...

В легком облачке пара оживает баллада, выплывая из круга света, застывает морозным узором...

— Если петь, то не хуже, — вздыхает Тонкс, когда сэр Джон находит свой конец в волнах, а Мэй благополучно возвращается домой.

В благоговейной тишине раздается робкий хлопок, потом еще один и еще... Ошеломленная бурей аплодисментов певица неуклюже кланяется и, подхватив подол мантии, спускается со сцены, чтобы затеряться в толпе.

* * *

Над печальным, лишенным растительности цветником загораются разноцветные фонарики, гномы торопливо расчищают снег и возводят ограду из камушков. Пожилая дама в платье с кринолином и соломенной шляпе, украшенной живыми цветами, приглашают желающих попробовать силы в «настоящем колдовстве» и разбудить цветы зимой.

— Какой цветок на твой призыв откликнется, — приговаривает она, — бледный гиацинт или огненная лилия?

Юноша, почти мальчик, опускается на колени и сосредоточенно шепчет заклятия, под его ладонями разгорается свет. Слишком короткие обтрепанные манжеты обнажают худые запястья, кожа сухая, обветренная, ногти неровно обкусаны, в заусеницах . Та, для которой он старается, очень красивая, со вкусом одетая девушка стоит рядом и смотрит с хорошо знакомым Северусу выражением — готовностью разочароваться. Под таким взглядом опускаются руки, пропадает голос, холодеет сердце. Лицо юноши покрывается красными пятнами, на лбу выступает испарина. Из земли не показывается ни росточка. Он продолжает шептать с упрямством отчаяния, сбивается, закусывает губу, в голосе проскальзывают умоляющие интонации. Свет под ладонями мигает, гаснет. Юноша поднимается с колен, тщательно отряхивает брюки. На бледном лице застывает кривая усмешка. Тонкс улыбается ему сочувственно и принимается колдовать над цветником.

Северус не сомневается в том, что подопечная мадам Спраут цветок разбудит. Но какой? Будет забавно, если — бледно-голубой подснежник.

Под ладонями Тонкс поднимается нежно-зеленый росток, наливается цветом, выпускает несколько узких листочков и распускается пушистым розовым шариком. Маргаритка!

— Похоже, розовый — это ваша суть.

Хозяйка цветника вплетает маргаритку в локоны Тонкс, та светится от счастья, и Северус не может не вмешаться:

— Теперь вы просто обязаны спеть. Гимн Хаффлпаффа в ознаменование победы.

— Сами пойте! Гимн Слизерина.

— Это невозможно, — театрально вздыхает Северус и, дождавшись вопрошающего взгляда, поясняет, — у гимна Слизерина нет слов.

* * *

Сбить у Тонкс боевой настрой не удается. Окрыленная победой, она решительно направляется к распорядителю и платит за участие в аттракционе. Чтобы спасти грифона из плена нужно пройти три уровня, в каждом по три этапа. Биться предстоит с фантомами. На каждом этапе добавляется по одному противнику. Дожидаясь выхода Тонкс, Северус отмечает, что первый этап проходят почти все, даже дети, второй и третий тоже не вызывают особых затруднений. Мало кому удается справиться с четырьмя, тем более, пятью противниками. Потерпевшие поражения покидают аттракцион, но выигранные на первом уровне зайцы, белки и ежи остаются за ними.

Тонкс легко проходит первый уровень. У нее хорошая скорость, реакция. Пожалуй, она несколько прямолинейна, в сражении с фантомами это не страшно, а вот в реальном бою может оказаться фатальным. На втором уровне Тонкс действует осторожней, старается усложнить рисунок, что оборачивается потерей темпа. С пятью противниками ей удается справиться, но следующий бой она проигрывает. Горностай и лисица отправляются назад, в клетки. Тонкс стискивает зубы и отправляется к началу второго уровня. Ее снова выбивают на шестом этапе. С третьей попытки Тонкс проходит второй уровень и получает песочно-желтого льва.

— Достаточно! — Северус решает вмешаться. — Дайте другим попробовать.

Взмокшая и растрепанная Тонкс яростно мотает головой.

— Забирайте своего трусливого льва, Дороти, и пойдем.

— Я не... — она замолкает, не закончив опровержения. Вспомнила, что сейчас она именно Дороти, племянница мистера Эллиота?

— Я выиграю грифона!

Тонкс бросается в бой, но семеро противников для нее — слишком много. Дважды потерпев поражение, она вынуждена смириться. Игрушки уменьшены и упакованы в сумку, Тонкс печально оборачивается на грифона, с точки зрения Северуса совершенно не стоящего внимания.

— Он необходимый элемент аттракциона, до конца каникул его никто не выиграет.

— Он такой красивый! — вздыхает Тонкс.

Красивый?! Северус еще раз оглядывает грифона — большего всего он похож на перекормленного барсука с головой куропатки.

— Что в нем красивого?

— Он — золотой!

Кое-что проясняется. Если для нее «красивый» тождественно «яркий», «блестящий», выбор одежды не лишен логики. А вот, почему человек, безупречно владеющий своим телом в сражении, спотыкается на ровном месте, остается непонятным.

Северус уже привычно берет Тонкс под руку, распахивает дверь и едва сам не запинается о порог — улица погружена во мрак. Не горят фонари и цветные гирлянды, блестят черным стеклом витрины, лишь одна ярко освещена, на удивление пыльная, украшенная выцветшими бумажными цветами. В квадрате падающего из витрины света кружится маленькая хрупкая старушка, на ее платье звенят серебром кружочки.

— Только для ведьм, только для ведьм! — приговаривает она тоненьким голоском. — Не проходите мимо, девочки, соберите себе звезды!

Золотые звезды на черном бархате неба кажутся неправдоподобно близкими. Старушка подскакивает к Тонкс, на ее сморщенном, как печеное яблочко личике, лукаво блестят маленькие глазки.

— Ты ведь хочешь собрать звезды, милая моя? — выпевает она, пританцовывая. — Прикрепи к моему платью серебряную денежку и бери метлу!

Тонкс достает сикль и прикладывает к воротнику, монетка приклеивается.

— Фанни! — рявкает старушка, и от темной громады дома отделяется гигантская тень. — Что ты мешкаешь, дурища!

Тень наклоняется к Тонкс и оказывается очень печальной великаншей, в огромной ладони она сжимает разноцветные метлы. Фанни аккуратно двумя пальцами достает одну метлу — малиновую с розовыми прутьями.

— Спасибо!

— Не за что, — отвечает великанша уныло.

— Долго ты собираешься стоять столбом? — осведомляется старушка.

Вздрогнув, великанша поспешно отступает в тень. С другой стороны улицы раздается печальный вздох. Северус вглядывается в темноту — вторая великанша замерла с корзиной в руках.

— Ну, девочки мои, полетели! — старушка хлопает в ладони, и ведьмы на разноцветных метлах взмывают ввысь.

Они мечутся по ночному небу, словно светлячки, а звезды ускользают у них из-под рук, выписывая вензеля.

Северус с детства ненавидел метлы, и они отвечали ему взаимностью, наотрез отказывались повиноваться, взбрыкивали, сбрасывали, зависали в воздухе, теряли управление. Урок полетов был для него настоящим кошмаром, а квиддич — гнуснейшим изобретением человечества. Позже он заставил себя научиться летать на метле и выучить правила глупейшей, лишенной логики игры, но маг на метле по-прежнему казался ему таким же нелепым, как кавалерист, оседлавший палочку.

Другое дело ведьмы! Ведьма на метле — прекрасна! Самая грубая, неженственная особа преображается, становится созданием воздушным и поэтичным. Наверное, именно поэтому Роланда Хуч стремилась проводить в воздухе как можно больше времени. Единственным известным Северусу исключением была Амбридж, впрочем, думать о ней, как о существе женского пола, ему удается лишь волевым усилием.

Тонкс на метле превращается в розовоперстую Аврору, до некоторой степени примиряя Северуса с одноименной профессией. Сейчас она рассекает черное небо, чудом избегая столкновений с соперницами. Коварные звезды ускользают прямо из-под носа ведьм, заставляя их проделывать головокружительные кульбиты. Сообразив в чем дело, Тонкс хватает те звезды, которые оказываются сбоку от нее.

Внезапно вспыхивают фонари, витрины, вывески, разноцветные огни гирлянд, улицу заливает теплый яркий свет, небо лиловеет, а звездочки золотым дождем сыпятся в корзину великанши. Ведьмы спускаются на землю, отдают метлы. Старушка подсчитывает их добычу.

— Пять... Две... Семь... Десять! Неплохо, совсем неплохо. Четыре... Одна... Тринадцать! Чертова дюжина! — радостно кружится она вокруг Тонкс. — Чертова дюжина! Деточка, ты заслужила приз! Ах, какая умница!

— Анни! — грозный окрик заставляет великанш вздрогнуть. — Где пряники?

— Но, я думала... — робко начинает Анни, судорожно сжимая корзину в исполинской руке.

— Ах, ду-у-умала, — ядовито-сладким голоском тянет старушка. — О чем же, позволь спросить, ты думала?

Анни дрожит, словно затравленный кролик, Фанни лепечет:

— Я хотела отдать пряники.

Старушка мгновенно разворачивается на каблуках:

— И кто же тебе позволил распоряжаться моими пряниками?!

— Никто, — огромная великанша съеживается под яростным взглядом.

— Анни, возьми пряники и отсчитай чертову дюжину. И впредь постарайся не думать!

Старушка подлетает к Тонкс, сияя ласковой улыбкой:

— Прилепи на них звезды, красавица, — певуче произносит она.

Звезды из золотой фольги приклеиваются к имбирным пряникам. Вся чертова дюжина уложена в корзинку. Глаза Тонкс победно горят, а нос покраснел.

— Греться! — Северус решительно берет ее за локоть.

Тонкс чихает, вероятно, в знак согласия.

* * *

Горячий глинтвейн пахнет гвоздикой, мускатным орехом и апельсином. Северус наслаждается пряным запахом и темно-рубиновым цветом, в котором разгорается алый огонь отраженного пламени. Тонкс грызет имбирный пряник, прихлебывая глинтвейн.

— Не забудьте сохранить звездочку.

Тонкс кивает и разглаживает золотую фольгу.

— Интересно, — задумчиво произносит она, — из них и делают падающие звезды? Те, на которые нужно загадывать желание.

— Об этом знает только мадам Кори, — отвечает Северус.

Он делает крошечный глоток и прикрывает глаза, отдаваясь чувственным ощущениям. Тонкс догрызает третий пряник, запивая вторым бокалом глинтвейна. Она отогрелась, ее нос приобрел нормальный цвет, а щеки заалели. Тонкс не пьяна, то есть, не пьяна от вина — ей кружит голову ярмарочное веселье, близость праздника и ожидание чуда.

За соседний столик садится пожилой маг и водружает напротив себя игрушечного льва. Так, следует готовиться к очередной схватке за грифона. Тонкс пружинисто вскакивает из-за стола.

— Зачем вам этот грифон? — спрашивает Северус с безнадежностью.

— Он — красивый! Очень!

— Ну, если он вам так нужен...

Северус давно забыл, что от сражения можно получать удовольствие. Много лет бой для него был смертельным противостоянием или головоломной игрой, в которой он не имел права нанести серьезный ущерб противнику или погибнуть сам. Невозможность наносить удары всерьез и пропускать их опротивела настолько, что в последнюю встречу с Темным Лордом Северус даже не пытался изображать сопротивление. Позже он размышлял, как истолковал его пассивность Волдеморт? С него бы сталось решить, что слуга добровольно пожертвовал жизнью, дабы вооружить господина перед решительной схваткой. Эта мысль не возмущала и не веселила — она подводила итог всему, что Северус знал о глупости и близорукости.

Фантомов не нужно оберегать, и пропустить удар — не страшно. Хоть и не хочется. Ему не слишком нужен похожий на перекормленного барсука грифон, но жалко прекращать бой. Северус стремительно атакует и мгновенно ускользает, успевает развернуться, закрыться щитом и нанести удар. Он беззвучно смеется — сражение должно быть радостью! Должно наполнять душу восторгом, как полет, как песня!