Шерлок Холмс и Реликвия Рэйвенкло (джен)

За все время моего знакомства с Шерлоком Холмсом я по пальцам мог перечесть случаи, когда тому приходилось оказываться в неловком положении. Поэтому на следующее утро, обводя глазами Главный Зал Хогвартса в поисках моего друга, я позволил себе некоторое злорадное удовлетворение при мысли о собственных превосходных навыках обращения с юношеством.

Я провел восхитительный вечер. Мои юные спутники, отобранные Сортировочной Шляпой за приверженность правилам честной игры и добродушный нрав, приняли меня в общем зале по-дружески. Как только мне удалось рассеять их первоначальное смущение, они оказались великолепной компанией. Юный Стеббинс с гордостью продемонстрировал мне своего бигля*, после чего пришла очередь совы Вайолет Паркер и жабы Боба Макгайра. Дети охотно рассказывали мне о своих подвигах и приключениях. Иные из них напомнили мне о собственных школьных шалостях и проделках, в то время как другие звучали столь фантастически, что, не происходи они в Хогвартской школе чародейства и волшебства, я решил бы, что передо мной случай для алиениста**.

Увидев, что Холмс входит в Главный Зал в окружении трех подростков из Рэйвенкло, я не смог скрыть удивления. По всем признакам, он был в отличном расположении духа.

— А, Ватсон, — сказал он, опустившись на стул напротив меня и накладывая себе кеджери и жареных грибов**, — наконец-то вы явились! Я уже давно встал и занялся делом… но не важно. Позвольте представить вам мисс Хоукс, одаренную юную виолончелистку, — тут он махнул в сторону высокой молодой девушки в голубом по правую руку, и та залилась румянцем до корней волос, — мистера Люкаса, который поведал мне немало интересного о теории и практике волшебства, — пухлый мальчик лет пятнадцати в очках в роговой оправе, прижимавший к груди книгу, похоже, был весьма польщен словами Холмса, — и мисс Робинсон, у которой талант к математике и необычайные дарования в сфере шахматной игры, — костлявая двенадцатилетняя девочка, стоявшая за его стулом, вся просияла от этого неожиданного комплимента. — Вижу, Ватсон, что вы тоже прекрасно провели время и получили немало удовольствия от своей компании. Скажите мне, друг мой, можно ли им доверять?

— Можно ли доверять? — воскликнул я. — Да Сортировочная шляпа лично отобрала их именно за умение хранить верность! Славные молодые люди — я готов рекомендовать любого из них без всяких оговорок.

— Отлично! — отвечал мой друг.— Потому что если дела пойдут так, как я ожидаю, нам потребуется помощь… что-то вроде Хогвартского нестроевого отряда, если хотите…

— Господи, сэр! — вскричал юный Стеббинс, не в силах хранить молчание. — Да я о таком всю жизнь мечтал!

— Ну, — сказал Холмс, — посмотрим. Времени у нас в обрез, а дел много. А вот и Уизелби! Идите сюда, сэр, нечего мешкать! Я уже поговорил с директором. Хотя он, похоже, несмотря на вчерашнее распоряжение действовать незамедлительно, считает, что у него есть более важные занятия. Он отказал мне даже в краткой беседе с глазу на глаз, ссылаясь на неотложные дела, но любезно даровал разрешение осмотреть Хранилище и поговорить с любым студентом или преподавателем, который может пролить свет на исчезновение Реликвии. Как только Ватсон закончит свой завтрак, мы отправимся в Хранилище и начнем расследование. Думаю, дорога вам известна.

И пять минут спустя мы оказались в той же самой комнате, в которой успели побывать предыдущим вечером.

Я много раз видел Холмса за работой, но знал, что для Уизелби это будет в новинку. Поэтому я был вполне готов успокаивать его, как успокаивал многих других, пока Холмс мечется по комнате как одержимый, с лупой в одной руке и рулеткой в другой, втягивая воздух, как чистокровная гончая, взявшая след. Но, к моему изумлению, Холмс ограничился тем, что нагнулся, осмотрел пол, принюхался и выпрямился, не скрывая своего удивления. Потом провел пальцами по каминной полке и оглядел их с недовольным видом.

— Что ж, — произнес он, — директор не скрывает, что не имеет ни малейшего желания со мной общаться, но когда вы его увидите, Уизелби, передайте ему мои поздравления. У вас на редкость умелые уборщики. Они безупречны. Я не могу припомнить, когда еще место преступления было бы так полно очищено от каких-либо улик за такое короткое время.

При этих словах Уизелби заметно расстроился, а Холмс, напротив, повеселел.

— Ладно, ладно, постараемся сделать, что сможем, вот и все. Потеря ключевых улик в таком деле, как это, вряд ли послужит для нас препятствием, не так ли, Ватсон? В любом случае не думаю, чтобы эта экстраординарная аккуратность распространялась на порог и плинтусы.

С этими словами он обошел Уизелби и принялся тщательно исследовать порог за дверью. Его спокойная методичность убедила меня, что мой друг напал на след. Потом он внимательно осмотрел плинтус у камина и уделил особое внимание дверному косяку, самой двери и стене рядом с ней. Наконец он встал на ноги и отряхнул брюки.

— Ну, не все еще потеряно, — заявил он с улыбкой. — Пол, понятное дело, безнадежен: со вчерашнего дня все следы были уничтожены. Но дверь позволяет сделать определенные выводы, и особенно любопытны следы чьих-то сильно надушенных волос на стене прямо за косяком. Вы, конечно, заметили, как стоит сундук. Если расположиться вот тут, — он указал место, — то, стоя за дверью и не переступая порог, вы сможете беспрепятственно наблюдать, как открывается сундук с Реликвией. Кстати, о сундуке… Надеюсь, его не трогали. Или ваши уборщики и о нем успели позаботиться?

— Нет, конечно, — пробормотал Уизелби, которого сильно расстроило первое заявление Холмса. — Они знают свое место и никогда бы не осмелились! А что касается уничтожения ключевых улик, — я сообщу привратнику, и этих… м-м-м… существ хорошенько отделают кнутом, уж будьте уверены!

— Кнутом? — в ужасе воскликнул я. — Что за дикость! Сэр, сейчас не Средние века!

— Полностью разделяю ваше мнение, — вздохнул Уизелби. — Но боюсь, что они сами на этом настоят, увы! В любом случае можете не сомневаться, что они оставили сундук в том же состоянии, в каком нашли. Прошу вас, осмотрите его, если от этого будет хоть какая-то польза.

Холмс согнулся над сундуком, тщательно разглядывая его сквозь лупу.

— Во-первых, обратите внимание на состояние замка, — заметил он. — Что бы там ни полагал ваш почтенный директор, ни один профессионал не совершит такой неуклюжий взлом. Замок, может, и защищен от заклятий всякого рода, но, если бы я решил похитить Реликвию из Хогвартса, я обошелся бы шляпной булавкой. Я бы никогда не использовал лом, потому что это громоздкая вещь, присутствие которой трудно объяснить, и, кроме того, треск ломающихся досок, — Уизелби сморгнул, представив эту сцену, — мог бы привлечь чье-то внимание, особенно в ночной тишине. И заметьте, что рядом со взломанным замком имеется три неглубоких вмятины, практически царапины, настолько они слабые и неуверенные. Похоже, что злоумышленнику пришлось собраться с духом, чтобы нанести финальный удар. Нет, сомнений быть не может — действовал явный дилетант, и не исключено, что по принуждению.

Он взялся за крышку сундука и толкнул ее вверх. Крышка повернулась на хорошо смазанных петлях и открылась, явив нашему взору вышитое золотом парчовое полотно, поверх которого лежал большой мешок из тончайшего бархата. Холмс встряхнул оба куска ткани, тщательно их изучил, затем аккуратно свернул и положил обратно в сундук.

— Отличное качество, — продолжал он. — И, как вы заметили, было старательно сложено. Я бы сказал, благоговейно сложено. Можете быть спокойны, Уизелби, каковы бы ни были мотивы вора, никакой ущерб Реликвии не грозит. Она в неприкосновенности, где бы ни находилась.

— Но где она? — спросил я. — И где вор? Кто украл книгу?

— Касательно вора, — ответил Холмс, — нам было четко указано, что, скорее всего, это Годфри Изингволд из Рэйвенкло. Хотя я, как правило, не следую в своих выводах чужим указаниям, думаю, что, посетив его спальню, мы сможем кое-что узнать. Тем более что мы уже в башне.

Под предводительством Уизелби мы поднялись еще на два пролета вверх и через низкую дубовую дверь вошли в комнату, в которой обнаружились четыре кровати под пологами, из которых была полностью заправлена только одна, четыре книжные полки, четыре письменных стола и множество мелочей, являющихся неотъемлемой принадлежностью любой школьной спальни. Что отличало эту спальню от множества иных, мною виденных, это прямо-таки неестественные чистота и порядок, немыслимые в жилище любого школьника, с каким мне приходилось общаться.

Холмс окинул помещение быстрым взглядом. Вид у него был недовольный, но нельзя сказать, чтобы удивленный.

— Кажется, ваши уборщики снова нас опередили, — заметил он. — Неважно. Возможно, письменный стол сумеет пролить свет на исчезновение юного Изингволда.

С этими словами Холмс повернулся к единственному столу, хранившему следы недавних занятий. Он поворошил книги, разобрал пресс-папье, принюхался к чернильнице и порылся в груде перьев и пергаментных свитков, а потом перенес свое внимание на ящики стола. Внезапно Холмс извлек из нижнего ящика кожаный кошелек и бросил его на стол. Из кошелька выкатились серебряные и бронзовые монеты, а одна или две даже показались мне золотыми.

— Любопытно! — сказал Холмс. — Изингволд очень дурно подготовился к отъезду. Конечно, человек, спешно покидающий школу с приобретенным нечестным путем сокровищем, может позабыть про свой плащ, — он показал на черный форменный плащ, свисающий с крючка на двери, — но вряд ли он позабудет про деньги.

— Почему же? — возразил Уизелби. — Это волшебные деньги. Если он намеревался скрываться среди магглов (прощу прощения у присутствующих), волшебное серебро ему было ни к чему. Даже билет на поезд он мог купить заранее…

— Верно, — согласился Холмс, — и если бы это было все, вы были бы правы. Но как вы объясните это?

Он извлек из нижнего ящика второй кошелек, открыв который, продемонстрировал нам самые обычные британские фунты, шиллинги и пенсы с хорошо знакомым профилем королевы Виктории.

— Так что, — продолжал он, — дело обстоит так. Изингволд бежал посреди ночи, в сильную непогоду, без плаща и без денег. И на поезд он не садился — на одинокого перепуганного ученика, прибывшего в поздний час, обязательно обратили бы внимание и сообщили вам. Он не мог уйти далеко.

— Но тогда куда он делся? — спросил Уизелби, нервно ломая руки. — И куда делась Реликвия? И кто тот злодей, что ее похитил?

Холмс испытующе посмотрел на молодого профессора.

— Ваш директор, — сказал он, тщательно подбирая слова, — предпочел бы, чтобы Годфри Изингволд был единственно возможным подозреваемым. Правильно ли я понял из ваших слов, что вы не разделяете мнение высокоученого джентльмена?

На сей раз Уизелби бестрепетно встретил пронизывающий взгляд Холмса.

— Я ведь не дурак, мистер Холмс, — спокойно ответил он. — Я видел, как вы работали, и слышал, какие вопросы задавали, и мне совершенно ясно, что вы далеко не убеждены в виновности несчастного Годфри. Я был бы счастлив, если бы ему удалось оправдаться, потому что он самый обещающий студент из всех, каких я учил. Известно ли вам, что он был главным кандидатом в старосты школы? Реликвию надо вернуть в Хогвартс, вернуть непременно, потому что она — часть нашего наследия. Но еще важнее, чтобы восторжествовала справедливость. Я знаю, что у вас мало резонов мне доверять, особенно учитывая нашу первую встречу. Но я — не марионетка директора, мистер Холмс, и не его шпион. Если вам понадобится моя помощь, чтобы обелить Годфри и призвать виновного к ответу, я — на вашей стороне, чего бы это мне ни стоило!

Несмотря на жалкий, потрепанный вид Уизелби, в этот момент в нем появилось странное трогательное достоинство. Холмс, убежден, тоже это почувствовал, потому что протянул руку и похлопал Уизелби по спине.

— Ну-ну, — сказал он. — Надеюсь, до такого не дойдет! Поверьте, я оценил ваше благородное предложение. Но не будем опережать события. Теперь нам надо поговорить с учителями юного Изингволда. Время не терпит, поэтому мы разделимся. Ватсон, которому мои методы известны лучше, чем кому-либо, потолкует с профессорами Драммондом и Бленкинсоп, а я побеседую с Биннсом, раз уж он пока выполняет обязанности декана Рэйвенкло, и с профессором О’Коннеллом. Не могли бы вы предупредить их, Уизелби?

— С охотой! — ответил профессор и бросился вниз по лестнице.

— Но, дорогой мой Холмс, — воскликнул я, едва убедившись, что мы остались одни. — Я думал, что вы полагаете Годфри Изингволда невиновным. Зачем тогда вы продолжаете идти по его следу? Не лучше ли было бы заняться подлинным злоумышленником?

— Я не верю, что он виновен, — отвечал мой друг. — Но Годфри Изингволд по уши запутался в этом деле и выведет нас на Реликвию так же точно, как если бы нарисовал нам карту своею собственной рукой. А сейчас за работу, Ватсон! Слишком много ценного времени было бездарно растрачено, и мы не можем терять больше ни минуты!

Примечания:

*Бигль — собака, разновидность гончей. Основная примета — длинные мягкие уши, которые по правилам должны доходить до кончика носа. Обладают хорошим нюхом — были выведены для охоты на кроликов и зайцев.

**«Aliniests» были предшественниками современных психотерапевтов. Подробнее см. роман Калеба Карра с этим названием.

**Кеджери — отварной рис с рубленым яйцом и кусочками копченой рыбы. Английская вариация на индийские темы. Входило в состав традиционного английского завтрака. Блюдо довольно пресное, но сытное, и, по мнению Терри Пратчетта, идеально подходит для строительства империи: наелся с утра, и весь день можно вести завоевания, вершить правосудие и т.п. Сейчас в составе завтрака встречается очень редко, в отличие от жареных грибов.