When the Levee Breaks (гет)

Джинни не могла уснуть. Вот уже которую ночь подряд.

Мадам Помфри только смотрела на нее с жалостью и сожалением, качая головой: «Это просто шок, дитя. После того, что вам пришлось пережить, не удивительно, что у тебя бессонница. Я могла бы снова дать тебе зелье Сна-без-сновидений, но оно вызывает привыкание, так что... Ты приходи через неделю, ладно? Если не полегчает».

Джинни знала, что не полегчает. Ни через неделю, ни через две. Причина, по которой она не может спать глубже, чем просто стресс после битвы в Министерстве. Хотя и напрямую связана с тем, что произошло.

Последние дни в Хогвартсе перед летними каникулами тянулись приторной конфетой-ириской. Ученики бродили по коридорам с перепуганными лицами, из рук в руки переходили последние выпуски Пророка с кричащими заголовками: «Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся!». Рон еще отлеживался в больничном крыле — его травмы были самыми серьезными. Гермиона, как заведенная, носилась по школе, ни на секунду не забывая о своих обязанностях старосты и пытаясь хоть так спрятаться от мыслей о том, что они все чуть не погибли. И только Гарри Поттеру, казалось, на все и всех плевать.

Хмурый и безразличный, он садился каждое утро за стол Гриффиндора, жевал свой завтрак и невпопад кивал на редкие приветствия однокурсников. Все чаще Гарри убегал ото всех, пропадая где-то на целые часы, чтобы остаться одному. Он... Джинни задыхалась, глядя на него.

За годы знакомства она видела его разным. Видела радостным, напуганным, злым. Сосредоточенным, растерянным, и просто спокойным. Она знала, как он трет глаза, сдвинув очки на лоб, когда устает. Помнила каждую черточку плотно сжатых губ, сигнализирующих об упрямстве и напряжении. Знала даже тяжелый взгляд исподлобья, почти кричащий о недоверии. Но она никогда еще не видела Гарри таким безразличным. Он был истощен. Казалось, внутри него просто не осталось чувств, не осталось веры, не осталось любви. Последние недели во взгляде Гарри Поттера плескалось только мертвое, соленое море утраты.

Конечно, Сириус Блэк был для него не просто крестным. Он стал ему другом, наставником, учителем. Он был тем, кто принимал крестника как равного, всегда готовый выслушать и помочь советом или делом. Сириус Блэк стал для Гарри тем, кого так не хватало — он был ему отцом. И потеряв его, Гарри оказался не готов это принять. Он снова был одинок, по-настоящему, глубоко и горько одинок, отгородился от всех и вся за стеной своего горя, и никому, даже Гермионе и Рону, не удавалось эту стену пробить.

Джинни хмурилась и кусала губы, Джинни не спала ночами и не могла нормально есть. Джинни рассталась с Майклом Корнером, не слишком об этом сожалея. Когда-то, когда она была маленькой, мама сказала ей, что ничто в этой жизни не случается просто так. Любое происшествие, что происходит с тобой на жизненном пути, имеет свои причины. Каждый день судьба дает шанс, а мы предстаем перед выбором: изменить мир вокруг или же испугаться, пройти мимо, сделав вид, что никакого шанса не было. Когда-то, когда Джинни была маленькой, мама сказала ей, что шанс всегда нужно использовать.

И когда Джинни смотрела на Гарри, который, не замечая людей, впивался безразличным взглядом в горько-синее небо, она думала, что этот шанс лежит у нее в кармане.

Вечер сражения в Министерстве ей почти не запомнился — только обрывки и чувства. Все было слишком сумбурно, слишком суетно и слишком страшно. Пожиратели, много Пожирателей, вспышки, крики, паника, что накатывала волнами. Осколки сыпались на нее со всех сторон, удушливый дым разбитых пророчеств, веселый, почти счастливый блеск глаз Беллатрисы Лестрейнж. Срикошетившее заклятие, угодившее в стенд с хроноворотами, и снова бьющееся стекло, прямо у нее над головой, и собственное падение, попытка закрыть лицо руками от осколков и невыносимая, подавляющая все мысли, боль в ноге.

Джинни пришла в себя в больничном крыле Хогвартса, где над ней, охая и причитая, выписывала в воздухе кончиком палочки странные фигуры мадам Помфри. Там она узнала о переломе левой ноги и множественных порезах на лице и руках, а так же о том, что «не волнуйся, дитя, личико твое я уже подлатала, на руках порезы глубокие были, потому сейчас на них бинты, но не бойся, шрамов не останется. На вот, выпей это зелье, поможет костям скорее срастаться...» Голова была тяжелой, выпитое зелье горчило во рту и мешало связно думать. Только какие-то обрывки мыслей, фрагменты фраз вертелись в голове, упорно не складываясь в целостную картину, и Джинни снова погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Проснулась она уже почти здоровой. Повязок на руках не было, боли в ноге — тоже. Мадам Помфри отпустила ее под честное слово, что «дитя» зайдет ближе к вечеру, чтобы проверить ногу еще раз. И когда Джинни наконец доплелась до своей спальни и бросила на кровать грязную помятую школьную мантию, в которой была тем вечером в Министерстве, из кармана выпало что-то маленькое и блестящее. Жалобно звякнув, это что-то закатилось под кровать, а когда Джинни, чихая от пыли, наконец выудила неожиданную находку, сердце испуганно и восторженно забилось в груди — на ладони лежал хроноворот.

А следующим утром она спустилась в Большой зал на завтрак и увидела Гарри. То, что от него осталось.

Случается, что судьба дает нам шанс. И каждый день мы стоим перед выбором: изменить мир или сделать вид, что ничего не случилось. Джинни учили свой шанс использовать.

Когда она попросила Гермиону о серьезном разговоре, та согласилась сразу же. Но слушая Джинни, все больше и больше хмурилась и мрачнела. Когда рыжая наконец закончила свой рассказ, Гермиона помолчала минутку, а потом промолвила, тщательно подбирая слова:

— Прошло уже почти две недели. Пока нам удастся попасть в поместье Блэков, пройдет уже почти три. Хроноворот не сможет забросить тебя так далеко.

— Сможет. И ты прекрасно это знаешь. То, что этого не рекомендуют делать, еще не значит, что это невозможно, — упрямо ответила ей Джинни, скрестив руки на груди.

— Джинни, со временем шутки плохи!

— Я только туда и обратно!

— Ты забыла или притворяешься? Хроноворот не сможет вернуть тебя в будущее, пойми наконец! Ты должна будешь прожить все это время в прошлом и ни разу не попасться никому на глаза. А что будет, если случайно в одном из переулков наткнешься на саму себя?

— Я буду очень осторожна. Всего лишь две с половиной недели. Я справлюсь!

— Джинни!

— Разве хроновороты изобрели не для того, чтобы сделать вероятное — возможным? Если я вернусь в день сражения, приду на Гриммо и не дам Сириусу выйти из дому, он не появится в Министерстве, а значит, не умрет от Авады. Мне предоставили шанс, Гермиона! Шанс спасти от смерти невинного человека. И я им воспользуюсь. Я просто не могу смотреть на то, как Гарри изматывает себя мыслями о том, что это он виноват в смерти крестного.

Гермиона сидела на кровати и по-прежнему хмуро смотрела на подругу. Джинни умоляюще посмотрела ей в глаза, и продолжила уже тише:

— Ты сама спасла Сириуса с помощью хроноворота, когда тебе было всего тринадцать. Теперь — моя очередь. Я знаю, что должна сделать это сама. Помоги мне! Пожалуйста! Я очень тебя прошу. Без тебя я не смогу правильно рассчитать количество оборотов, и меня в результате занесет, Мерлин знает, куда. Без тебя я не справлюсь.

Гермиона Грейнджер всегда считала себя рассудительной девушкой. В важных вопросах она старалась никогда не делать необдуманных поступков и тщательно анализировать каждый свой шаг. Гермиона понимала, к каким ужасным последствиям может привести любой, даже самый незначительный на первый взгляд, поступок Джинни в прошлом. Но... но подруга смотрела на нее одновременно умоляюще и упрямо, и Гермиона поняла — если сейчас она откажется помогать Джинни, та все равно не отступится, все равно отправится в прошлое спасать Сириуса Блэка почти наобум, а это может привести к последствиям еще более ужасающим. Гермиона долго молчала, вглядываясь в сосредоточенное лицо Джинни. Может — действительно судьба дает каждому из нас шанс изменить мир?

— Мы сделаем это в первый день каникул. Отправимся на площадь Гриммо сразу после прибытия Хогвартс-экспресса на Кингс-Кросс. Мне все еще не верится, что я говорю это, но — да. Я помогу тебе.

Джинни с радостным визгом сорвалась с кровати, налетела на Гермиону и заключила ее в объятья. Грейнджер лишь улыбнулась и обняла подругу в ответ. Потом прошептала очень тихо:

— Ты только пообещай, что не будешь ввязываться ни во что, кроме спасения Сириуса. Пообещай, что кроме него за эти две с половиной недели, что ты проведешь в прошлом, тебя не увидит ни одна живая душа. Пообещай мне, что ни один волшебник, волшебница или маггл не столкнется с тобой на Косой Аллее или в коридорах Министерства Магии. Ты можешь открыться только Сириусу Блэку, слышишь меня?

— Обещаю, — ответила Джинни твердо. — Я вернусь назад живой и здоровой — и притащу с собой Сириуса Блэка. И он будет живее всех живых, или я не Джинни Уизли!

Приторная ириска дней тянулась все более мучительно. Она застревала в зубах, и от нее во рту оставалось неприятное послевкусие. Одинаковые рассветы, закаты, одинаковое небо и стены вокруг, одни и те же разговоры... Джинни нервничала. Она переживала так, как никогда в жизни — сон вернулся, но ночи были полны дурных видений. Вскакивая посреди ночи, Джинни глубоко дышала, пытаясь справиться со страхом и внушая себе, что ничего еще не потеряно. Шанс нельзя упускать, она просто не имеет права сделать это. И если уж ей в карман упал последний целый хроноворот, значит, это не просто так.

Дорогой к каретам обе девушки молчали, а Рон явно не знал, куда себя деть, посматривая то на безразличного Гарри, вынырнувшего откуда-то почти в последний момент, то на хмурую Гермиону и напряженную Джинни. Последние были так погружены в свои мысли, что, даже подходя к поезду, не сразу заметили высокую худую фигуру в ярко-фиолетовой мантии, расшитой золотыми звездами. Профессор Дамблдор стоял на перроне и улыбался своей лукавой и многозначительной улыбкой, кивая на приветствия учеников и вопреки всему желая им веселых каникул. Когда подруги приблизились к нему, директор, казалось, усмехнулся в бороду и произнес:

— Мисс Грейнджер, можно вас на минутку? — Гермиона удивленно переглянулась с Джинни, пожала плечами и подошла к директору. Уизли посмотрела на странную парочку, но очень быстро отвлеклась. Сердце ухнуло, ударилось о ребра и болезненно сжалось — по перрону в ее сторону шли Гарри и Рон, которых — она осознала только сейчас — может уже никогда не увидеть, если сделает что-то не так.

— Ну что, поищем свободное купе? — как-то уж больно оживленно спросил брат, но в глазах у него плескалась безнадежность. Гарри лишь неопределенно пожал плечами.

— Подождите Гермиону, с ней Дамблдор разговаривает, — предупредила Джинни, то и дело посматривая в ту сторону. Гарри поднял голову, и впервые за последние две с половиной недели в его глазах блеснуло что-то, похожее на заинтересованность:

— Чего это они?

— Не знаю. Мы вышли на перрон, и Дамблдор попросил ее подойти на два слова, — директор улыбнулся Гермионе, и та улыбнулась в ответ, и они вместе подошли к друзьям, ожидавшим у входа в вагон.

— Веселых каникул вам. И приятного путешествия, — директор смотрел прямо на нее, и у Джинни осталось ощущение, что последняя фраза была обращена именно к ней. Нервно поежившись, она попыталась успокоиться — ведь не рассказывала же о своем плане никому, кроме Гермионы. Дамблдор не мог знать. Это просто разыгравшаяся фантазия и паранойя.

— Что он хотел? — спросил негромко Рон у Гермионы, когда директор своей странно прыгающей походкой скрылся в конце перрона.

— Дал книгу почитать, сказал, что это мое домашнее задание на каникулы. Странно, — ответила Грейнджер, вертя в руках довольно толстый том в кожаном переплете. — «Мгновения невозможного. Теории и догадки о временных перемещениях». Может, мы будем учить какой-то предмет на шестом курсе, связанный с временными парадоксами?

— Тогда почему он дал книгу только тебе? Мы ведь тоже осенью шестикурсниками станем...

— Можно подумать, дай профессор Дамблдор книгу вам, вы бы притронулись к ней на каникулах! — Рон досадливо крякнул, и Гермиона рассмеялась, заталкивая том в сумку. — Ну что, поищем купе? Не хочется опять тесниться, может, еще найдем свободное.

Купе нашлось довольно скоро. Затолкав в него свои чемоданы и сумки, они расселись поудобнее и замолкли. Разговор не клеился. При Гарри и Роне девушки не рисковали обсуждать план, да и тот столько раз обговаривался за последние дни, что уточнять было практически нечего. Гермиона рассчитала количество поворотов, чтобы вернуть Джинни в полдень 18-го июня 1996 года. В тот день в поместье Блэков не было никого, кроме Сириуса, поэтому никто не мог ее увидеть или заметить. Но вот ему так или иначе придется открыться, рассказать все как есть, а в случае необходимости сковать Петрификусом, чтобы не улизнул из особняка. Ведь в то, что Сириус Блэк будет спокойно сидеть и ждать, пока в Министерстве кипит сражение, где, возможно, проливают кровь его друзья и крестник, верилось с трудом. Джинни нахмурилась и покрепче прижала к себе небольшую сумку с самыми необходимыми вещами, которую собиралась взять с собой. В купе было неимоверно душно, лето обещало быть очень жарким, и дышалось с трудом. Это не от волнения, нет!

— Рон, скажи маме, что Гермиона попросила меня пройтись с ней по магазинам в маггловском Лондоне, помочь выбрать летнюю одежду. Заберешь мои вещи? — спросила она как можно более непринужденно, стараясь не выдать ничем свои страх и напряжение. Но Рон только кивнул беспечно:

— Хорошо, если ты с Гермионой, волноваться нечего. Домой-то вернешься к ужину?

Грейнджер бросила быстрый взгляд на подругу и отвернулась. Джинни вздохнула. Если она допустит сегодня хоть малейшую ошибку, то эта поездка на Хогвартс-экспрессе может стать для нее последней.

Улизнуть с платформы 9 ¾ оказалось на удивление просто. Крепко держа Гермиону за руку, Джинни ловко пробралась сквозь толпу студентов и встречающих их родителей, и лишь у самого барьера оглянулась через плечо — отыскала глазами маму и папу, успела заметить, как они обнимают Рона, нагруженного своими и ее вещами, здороваются с безразлично стоящим, опустив голову, Гарри. Что-то тревожно защемило в груди — а вдруг, больше никогда?.. Но Гермиона нетерпеливо дернула ее за руку, и мысль, не успев оформиться, даже еще не мысль — так, ощущение, — вылетела из головы, и Джинни решительно шагнула вперед, оставляя позади переполненную платформу 9¾.

Маггловский Лондон накрыл ее волной суматохи и хаоса. Люди, слишком много людей, и все куда-то спешат, бегут, обгоняя друг друга на поворотах, сосредоточенные, целеустремленные, такие... одинаковые. Мельтешение лиц, футболок, кед и начищенных ботинок, нескончаемые потоки автомобилей, стон клаксонов и визг тормозов... Джинни уже приходилось бывать в немагическом Лондоне, но всегда с родителями, да и тогда они лишь проходили до нужного места, и впечатления оставались какими-то смазанными, нечеткими... Теперь же столичная жизнь захватила ее целиком и полностью, затянула в свой водоворот, закружила и понесла. Дорога к площади Гриммо от вокзала Кингс-Кросс заняла чуть больше получаса, а Джинни совсем не заметила, как пролетело время. И только когда они остановились нерешительно возле дверей поместья Блэков, возникающего из пространства, раздвигая в стороны соседние дома, вновь вернулись сомненья и страх. Гермиона взглянула на нее и глубоко вдохнула, набирая побольше воздуху в грудь, чтобы сказать...

— Пошли, — оборвала непроизнесенное предложение все бросить Джинни, уверенно кивнула и пошла вперед, собирая все свои силы и уверенность. — У нас все получится.

Тяжелая дверь негромко и жалобно скрипнула, открываясь. Войдя внутрь, они стараясь ступать как можно тише и не разбудить портрет Вальбурги Блэк. Осторожно пробираясь к лестнице, Джинни поймала себя на мысли, что старый дом, который и прошлым летом не выглядел уютным, сейчас и вовсе смотрится угрюмо и мрачно. Почему-то ей показалось, что особняк переживает потерю хозяина почти так же сильно и явно, как Гарри. Поместье не просто горевало, поместье выглядело тусклым, померкшим, полным какой-то непреодолимой тоски и одиночества. Казалось, оно безразлично взирало на непрошенных гостей, что тихо крались его коридорами и поднимались по лестницам.

Они остановились перед входом в комнату Сириуса. Переглянувшись с Гермионой, Джинни потянула тяжелую дверь на себя, и та неожиданно легко открылась, словно впуская их, не сопротивляясь. Комната выглядела запущенной. Немытые окна в серых разводах от пыли наглухо закрыты, воздух затхлый и спертый, в нем чувствовалось то же отчаянье, что и повсюду здесь. На улице стояла необычайная жара, и тут, внутри, было очень душно. За выцветшим гриффиндорским флагом, что висел на стене, похоже, сплело себе дом семейство пауков, и тот висел оборванный и весь был опутанный паутиной. На столе кучей свалены какие-то пергаменты, поломанные перья, мятые страницы «Пророка», еще какой-то хлам... Даже не верилось, что Сириус Блэк — живой, улыбающийся, веселый Сириус — мог жить в таких условиях.

— Ну что, готова? — медленно спросила Гермиона, оторвав наконец взгляд от окружающей унылой обстановки. Джинни уверенно кивнула, еще раз проверяя, все ли необходимое взяла с собой. Волшебная палочка в заднем кармане коротких джинсовых шортов, небольшая сумка с одеждой и набором самых необходимых вещей — вот и все, что собиралась она взять с собой в прошлое. Ведь, собственно, ей нужно было прожить там всего-навсего две с половиной недели, что еще могло пригодиться?

— Готова, начинаем.

Вытащив из сумки хроноворот, Джинни надела тонкую золотую цепочку себе на шею. Гермиона взяла его в руки, взглянула взволнованно на подругу еще раз.

— Ты все помнишь? Тебя не должны увидеть!

— Меня не увидит ни один человек, кроме Сириуса Блэка. Я тебе обещаю.

Гермиона кивнула, перевела сосредоточенный взгляд на хроноворот и сделала первый оборот. Раз, два, три... Вращались маленькие стрелки, падали песчинки в крохотных песочных часах. Семь, восемь, девять... Стучало сердце, сбилось дыхание, подрагивали едва заметно руки. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать... Оглушало собственное дыхание, а воздух обжигал легкие, словно раскаленная лава. Нет права на ошибку, нет права на невнимательность, нет права на промах. Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре...

— Мерзкие грязнокровки!!! Как вы посмели осквернить дом моей хозяюшки, как вы осмелились и шаг ступить за порог поместья благородного дома Блэков?! Убирайтесь вон, немедленно убирайтесь, чтобы духу вашего здесь не было!!! — Кричер, внезапно появившийся посреди комнаты, дрожал от ярости и злости, кричал, брызгая слюной, и в его больших глазах пылала ненависть, настоящая, неразбавленная ненависть. От неожиданности Гермиона выпустила хроноворот из рук, и тот повис на цепочке у Джинни на шее, а стрелки продолжали вращаться, а песок в часах продолжал сыпаться... Мир вокруг закрутился безумным водоворотом, Джинни смотрела на мелькающие стены, освещаемые быстро сменяющимися Солнцем и Луной широко раскрытыми от страха и потрясения глазами, не в силах даже пошевелиться. Все пошло не так, все с первой же минуты пошло наперекосяк!

И когда мир, наконец, остановился, Джинни ухватилась рукой за стену, чтобы не упасть. Она дрожала всем телом, а в голове билась единственная мысль. «Со временем не шутят!», — отдавался эхом в воспоминаниях голос Гермионы. Джинни нерешительно подняла голову и осмотрела комнату.

Она была пуста. Это была все та же комната Сириуса Блэка, вот только намного чище. Не было паутины на гриффиндорском флаге и пыли на полках. Обои не казались тусклыми или выцветшими, вот только окна все так же оставались плотно закрытыми, а на столе царил все тот же хаос из пергаментов, книг, перьев, вскрытых конвертов... Куда она попала? Какой сейчас день, месяц? Может быть — какой год? Насколько далеко ее отбросило во времени?

Немного успокоившись, Джинни присмотрелась внимательней. За окном явно лето — высокое ярко-синее небо и зеленая листва близ растущих деревьев не оставляли сомнений в этом. Но лето какого года? Комната более-менее убрана, в ней нет того противного запаха запустения. Может, ее отбросило на год назад? Но это значит, что сейчас ее двойник со всей семьей чистит портьеры в гостиной на втором этаже... Джинни похолодела от ужаса.

— Это еще что за новости? — раздался удивленный голос за спиной, и Джинни резко обернулась, выхватив волшебную палочку. Обернулась — и застыла. Перед ней стоял Сириус. Опершись о косяк двери, склонив насмешливо голову к правому плечу, глядя удивленно и заинтересованно. Перед ней стоял Сириус — живой. Сириус, которому никак не дашь больше семнадцати лет. — Ты еще кто такая?

Джинни резко стянула с шеи цепочку хроноворота и поспешно спрятала его в карман. Она глядела на Сириуса во все глаза, и в голове творился такой бардак, что выловить хоть одну связную и дельную мысль казалось невозможным. Что же теперь делать? Как действовать в такой непредвиденной ситуации? Тому Сириусу, к которому она собиралась вернуться, Джинни могла бы рассказать все — о путешествии во времени, о грядущей битве в Министерстве, о Гарри... Но что она должна ответить Сириусу, который, похоже, еще даже Хогвартс не окончил? Хроноворот перенес ее слишком далеко, так далеко, что она уже никогда не вернется к прежней жизни, к родителям, к Гарри...

— Эй, ты глухая, что ли? — Сириус подошел к ней и легонько коснулся ее ладони. Джинни отдернула руку, словно ошпаренная, зыркнула исподлобья, ответила резко:

— Ничего я не глухая!

— Что ж тогда орешь? — ухмыльнулся Блэк, скрестив руки на груди и глядя на нее сверху вниз. Джинни сдула с лица непослушную прядь рыжих волос, нахмурилась еще больше.

— Хочу и ору.

— Ты, между прочим, у меня дома. Хорошим манерам тебя не учили? И кто ты, черт возьми, такая?

— Я Джин... — начала было она и замолкла на полуслове. Со временем шутки плохи, и упомянутый Гермионой какой-то страшный «эффект бабочки» грозил чуть ли не разрушением мира. Одно было ясно со слов подруги: одна незначительная деталь в прошлом может изменить всю будущую жизнь. Нужно быть осторожной, очень осторожной, вдруг есть еще хоть малейшая возможность вернуться назад?

И Джинни, несмело улыбнувшись, пожала плечами немного смущенно, протянула Сириусу для рукопожатия ладонь:

— Я Джилл. Джилл Маллиган. Магглорожденная.

Сириус с предельно серьезным видом пожал ладонь, а потом улыбнулся ослепительно:

— Будем знакомы, Джилл Маллиган. Ну, как меня зовут, ты, небось, знаешь, раз уж оказалась как-то в моей комнате?