Осколок мира (гет)

После разговора с мамой я двинулся обратно, в палату Гермионы. Хотя заклинание и сообщало мне, что с девочкой все в порядке, но странное чувство, поселившееся во мне после полета сквозь варп, неумолимо говорило мне, что время уже на исходе. Так что я уже почти бежал, когда в коридоре мне встретился Рон. Одна часть моего сознания воспринимала его как близкого друга, а другая... другая испытывала весьма смешанные чувства, проистекающие из воспоминания о том, как именно эта чистокровно-светлая семья относилась к магглорожденной, вышедшей за темного мага. В большинстве случаев это не мешало нам дружить, но иногда... иногда Ронникинс выдавал такое, что его хотелось убить на месте.

Вот и сейчас... правда Рон еще даже не начал говорить, но само его появление было удивительно неуместно.

— Гарри... — потупился рыжий. — Говорят, Гермиона пришла в себя?

— Не совсем. Ей еще очень плохо.

— А ты? — Заинтересовался Рон, но Гарри чувствовал, что интерес этот... неискренний.

— А я, как видишь, — получше. Уже погулять выпускают. Но ненадолго. Так что мне уже пора возвращаться. А то мадам Помфри...

— Хорошо, хорошо. Передавай Гермионе привет!

И Рон умчался по коридору. Вот только с его уходом — чувство ограниченности-во-времени стало почти непереносимым. Так что в палату девушки я почти вбежал.

Когда я увидел бледную девочку, без сил откинувшуюся на подушке, у меня сжалось сердце. Надо было срочно найти более... действенный способ подпитывать ее, чем поить кровью: а если мне придется отлучиться? Но, размышляя об этом, я уже разрезал свою руку и капал кровью на губы девочки: в таком состоянии она просто не смогла бы взять стакан и выпить его. Вливание Силы помогло: щеки Гермионы порозовели, дыхание выровнялось...

Но это все равно было не более, чем паллиативом. Нужно было более... кардинальное решение. И я снова резанул свою руку, и провел ей в воздухе, читая вслух наговор, бывший Древним еще в те дни, когда сыны Дану воевали с Фоморами. Рана зажила почти мгновенно, а успевшие пролиться капельки крови образовали ровное кольцо. Сила текла рекой... но текла она не из меня, а откуда-то издалека... и в то же время источник ее был близок, как ничто другое. Висящие в воздухе капли крови поменяли цвет и начали светиться серебром, а потом — слились в кольцо. Я выдохнул: полдела было сделано. Оставалось самое сложное...

Я сел на кровать Гермионы, держа в руках медленно остывающее кольцо. Интуиция, которой я раньше как-то не отличался, вопила о надвигающихся неприятностях. Гермиона не приходила в себя, и мне оставалось только ждать. Ждать неведомо чего.

Пару раз в палату заглядывала мадам Помфри, но, ничего не говоря, только качала головой и скрывалась за дверью палаты. Ожидание становилось невыносимым.

Ощущение надвигающейся Силы дало знать о приближении Дамблдора. Только... в отличие от обеих прошлых жизней, я не испытал облегчения от возможности рассказать о своих проблемах Великому и Мудрому. Мама успела рассказать, что запрет писать, едва не приведший прошлого меня к разрыву с Гермионой — исходил именно от Дамблдора. Предположить, что он просто не понимал, что делает — не поднималась рука. А значит — он хотел именно того, что чуть было не случилось... и что непременно произошло бы, если бы не два осколка погибшего мира. На мне повисла бы Джинни... а Гермиона — досталась бы Рону. «Плата за верную службу»... Рыжее семейство и вправду многое сделало для Великого Белого. А значит — теперь можно было ожидать нового удара. Если интрига не сработала — можно ведь использовать более тонкую и хитрую интригу... или зелья... или заклятья. Впрочем, у меня была идея как нейтрализовать многое из того, что может придумать старый кукловод... Вот только... согласится ли Гермиона? Майни... Я с улыбкой вспомнил, что она разрешила себя так называть...

К счастью, Майни пришла в себя прямо перед тем, как в палату вошел Дамблдор. Не знаю, что бы я делал, продлись ее беспамятство хоть немного дольше: будить девочку прибегая к магии крови на глазах Великого Белого было бы не слишком разумно. Но она успела.

— Гарри, мальчик мой... — Начал свою речь директор.

— О, господин директор... как хорошо, что Вы зашли. Вы ведь — председатель Визенгамота? Так?

— Да, мой мальчик. Я действительно председательствую в Визенгамоте.

— Замечательно. Тогда... — Я глубоко вдохнул. У меня не было возможности согласовать следующий шаг с девочкой... Оставалось только надеяться... — Гермиона Джин Грейнджер... Я прошу тебя разделить мою жизнь, сколько бы ее не осталось.

И протянул девушке серебряное кольцо, созданное из собственной крови и силы варпа. Все повисло на волоске. Дамблдор уже начал что-то говорить... когда Майни схватила кольцо с моей руки и надела на палец. Я как-то даже не сомневался, что оно подойдет идеально.

— Моя жизнь — в твоих руках. — Произнесла девушка.

Принятия предложения в такой форме я даже не ожидал... Но зато теперь я мог подпитывать любимую, независимо от разделявшего нас расстояния, и всегда буду знать: что с ней. Это было... головокружительно. Меня захлестнула волна счастья...

— И что это такое? — Ворвался в это сияние голос директора.

— Помолвка. — Улыбнулся я. И Вы, как представитель власти — ее засвидетельсвтовали.

— А мнением родителей вы двое поинтересоваться не забыли?

— Я точно знаю, что мама — не против. И надеюсь, что она сумеет уговорить отчима. — Последние слова вызвали изумление у Гермионы. Ну да, я же не успел рассказать ей о моем новом семейном положении...

— Не понадобится. — Раздался от дверей хорошо знакомый голос. — Раз уж эта невыносимая всезнайка обладает талантом заставлять учиться даже такого гриффиндорского обалдуя, как ты — наверное, в ней есть что-то хорошее. — Снейп, как всегда, подошел совершенно неслышно. И даже отблеск его Силы не дал мне знать о его присутствии. Я уже собирался высказать ему все, что думаю о словах «невыносимая всезнайка»... когда зельевар продолжил. — А если вы двое объясните мне, почему было необходимо столь... поспешное заключение помолвки в столь... юном возрасте — я даже буду аргументировать вашу точку зрения перед старшим поколением семейства Грейнджер.

А вот за это я был готов простить Снейпу что угодно... хотя «невыносимая всезнайка» помещалась в это «что угодно» с большим трудом и изрядным скрипом.

— Для этого надо, чтобы мадам Помфри осмотрела Гермиону. А потом, на основании ее выводов я попробую объяснить...

— Хорошо.

Снейп молча развернулся и ушел, оставив директора грозно сверкать на нас глазами.