Вечное сияние чистого чувства (гет)

В тот день мы встретились. Ты стояла у самой воды, я издалека тебя заметил, помню, меня сразу к тебе потянуло. Я подумал: «Надо же, как странно — человек стоит спиной, а меня к нему тянет…»

Джоэл. «Вечное сияние чистого разума»

* * *

август, 1997 год

Гермиона всегда любила музыку, а в далеком детстве, еще до знакомства с волшебством, она даже занималась бальными танцами. И теперь ее разочаровывал весьма скудный музыкальный выбор в магическом мире. Да и маггловские песни нравились Гермионе куда больше, чем, к примеру, очередной хит группы «Ведуньи», который заслушивали до дыр многие студенты Хогвартса.

И вот сейчас, на свадьбе Билла и Флер, играла уже пятая, по подсчетам Гермионы, композиция в исполнении Селестины Уорлок — певицы, которую так любит миссис Уизли, но терпеть не может сама Гермиона. Слишком уж сладкий, даже приторный голосок у этой артистки, мотивы песен скучны, а тексты до невозможности однообразны. Казалось, что все они были написаны за один присест и рассказывали одну и ту же банальнейшую любовную историю, но сюжет при этом менял окраску, отливая то чрезмерным трагизмом, то излишней сентиментальностью. Гермионе было чуждо и то, и другое — она всегда отдавала предпочтение реализму.

Но глупо было выказывать свое недовольство из-за подобных мелочей — ведь здесь, на столь важном и столь редком в теперешнее опасное время празднике, никого не заботил музыкальный фон. Все хотели порадоваться за жениха и невесту, да и просто повеселиться на славу. Поэтому Гермиона, стараясь не обращать внимания на внешние раздражители, самозабвенно оттанцевала с Роном под первые четыре композиции. Ей и самой хотелось забыть о том, что каждому гостю здесь угрожает опасность — пусть неявная, но четко осознаваемая самой Гермионой опасность. Ведь она всегда отличалась особой осторожностью, граничащей с занудством, и это качество ее характера не раз спасало «золотое трио» во время их школьных приключений. Как бы то ни было, сегодня Гермиона действительно старалась развлечься, хотя мысли о «пире во время чумы» не торопились покидать ее голову.

Но беда Гермионы была в том, что она именно старалась веселиться и отдыхать, в то время как ее подсознание в автоматическом режиме обдумывало план действий на случай нападения Пожирателей. Она вальсировала с Роном, который выглядел совершенно беспечным — его настроение омрачило разве что появление Виктора Крама, но он, по всей видимости, уже успел позабыть о небольшом споре с болгарским спортсменом. Ей бы такую забывчивость…

В танце Гермиона краем глаза наблюдала за Гарри, который уже долгое время беседовал о чем-то с неизвестной пожилой ведьмой. «Интересно, кто это?» — размышляла она, в очередной раз ища себе пищу для ума, и тут же сделала в голове пометку — обязательно разузнать у Гарри, о чем же он говорил с этой особой.

Как только закончилась очередная медленная композиция, Гермиона поспешила покинуть танцплощадку, перед уходом одарив Рона лучшей извиняющейся улыбкой, на которую только была способна. Она не привыкла носить обувь на высоких каблуках, а потому ноги жутко ныли, и продолжение танца стало бы для нее настоящей мукой. Искренне надеясь, что Рон понял ее и не держит обиды, Гермиона отыскала свободное место за одним из столиков, чтобы немного отдохнуть и поразмыслить. Благо, за школьные годы она научилась абстрагироваться от окружающего шума и спокойно могла готовиться к занятиям даже в гостиной Гриффиндора, где вечно стоял несмолкаемый гам. Сейчас этот навык пригодился ей, и через пару минут она осталась наедине со своими мыслями, которые тут же вернулись к незримо присутствующим на этой свадьбе Пожирателям Смерти и Волдеморту. Где они сейчас? Караулят неподалеку? Сидят в засаде с палочками наготове? Мерлин, такими темпами недолго и параноиком стать! А Гермионе совсем не хотелось оказаться в одном из отделений Больницы Святого Мунго… Но мысли — самобытны, им нельзя так запросто приказать уйти, даже если ты волшебница.

«Скорее всего, Пожиратели сейчас в Малфой-мэноре, обдумывают очередной план поимки Гарри», — решила Гермиона. Эта версия была и достаточно правдоподобной, чтобы соответствовать истинному положению дел, и достаточно оптимистичной, чтобы, убедив себя в ее реальности, можно было хоть немного успокоиться. Гермиона недавно подслушала разговор Люпина с мистером Уизли, они говорили, что «стоянка» приспешников Волдеморта, вероятнее всего, в поместье Малфоев. Интересно, как это воспринял глава семейства? Как будто кто-то интересовался его мнением… В воображении Гермионы явственно нарисовался Темный Лорд, елейным тоном спрашивающий у Малфоя-старшего: «Люциус, ты не возражаешь, если я поселюсь у тебя? Ну и еще пара десятков Пожирателей в придачу... Что-что? Ты не готов принять таких важных гостей? Ну, так и быть, поищу себе другое поместье. У тебя все равно чрезмерно помпезная обстановка…» Гермиона улыбнулась своим мыслям и встряхнула головой, прогоняя оттуда незваных Волдеморта, Малфоя-старшего и других Пожирателей. Нашла, чему улыбаться — глупейшим мыслям собственного же «производства»! Хотя, возможно, это лучше, чем вечная настороженность и опасения, пусть и имеющие под собой твердую почву.

Гермиона огляделась, увидела, что Гарри уже не занят беседой, и решила составить ему компанию. Она встала и направилась к другу, но на полпути обнаружила в нескольких ярдах от себя большую сверкающую рысь. Это был Патронус.

— Министерство пало. Скримджер убит. Они уже близко, — громкий голос Кингсли Бруствера прорезал внезапно образовавшуюся тишину.

Время словно замедлило свой ход, но лишь на пару мгновений. А затем стрелки часов побежали с удвоенной скоростью, и Гермиона не успела опомниться, как вдруг с разных сторон послышались хлопки аппарации — на них нападали Пожиратели. Раздавались чьи-то крики. Обстановка напоминала Гермионе маггловский фильм в жанре триллер — очень реалистично снятый фильм! «Вот и чума подоспела на пир, пусть и с опозданием», — промелькнула у нее в голове сумбурная мысль. Все было как в тумане. Или это кто-то наколдовал настоящий туман? Вряд ли, но все может быть.

Все вокруг было непонятно, все смешалось, и мысли в голове — тоже. Мир в восприятии Гермионы рассыпался на маленькие кусочки, и собрать воедино перемешанные фрагменты паззла было очень сложно. Гермиона быстро отыскала взглядом Гарри и ухватилась за его руку, словно за спасательный круг. Затем она выудила из этого хаоса и рыжую голову Рона, который, видимо, тоже искал друзей. Гермиона плохо соображала, но теперь хотя бы оба друга были на виду — картинка-паззл начала понемногу складываться. Она видела, что Гарри о чем-то спорит с Люпином, что-то говорит ему, но не могла разобрать слов… Наверное, он хочет сражаться, чувствует себя виноватым, как всегда. Иногда Гермионе казалось, что она попала на Гриффиндор случайно, потому что необдуманная храбрость Гарри (да и Рона тоже) часто была ей непонятна, чужда. А храбрость, смешанная с гипертрофированным чувством вины — это кошмарный коктейль, который и являл собой характер Гарри Поттера. И вот сейчас — опять это чувство вины. Пришел бы тогда сразу в логово Пожирателей и сдался Волдеморту, в настоящий момент тут ему угрожает не меньшая опасность, чем в самом поместье Малфоев.

Гермиона решила, что в данных обстоятельствах нельзя терять ни минуты на глупые препирательства. Свободной рукой она ухватилась за плечо Рона, который успел подойти к ним вплотную, и взмахнула палочкой, намереваясь перенести друзей в безопасное место. Но во время аппарации что-то пошло не так — ей показалось, что они рассекали пространство не несколько секунд, как обычно, а целую вечность, сжатую в одно нескончаемое мгновение. И все это время сознание Гермионы словно раскалывалось на маленькие кусочки. А потом эти кусочки впивались острыми краями в ее голову, в ее мысли, заставляя их дробиться на еще более мелкие части. Замкнутый круг… и бесконечная боль.

Спустя мучительные для Гермионы минуты, троица аппарировала на Тотнем-Кортроуд. Голова у нее раскалывалась, в глазах потемнело, она еле держалась на ногах — чтобы не упасть, ей пришлось крепко ухватиться за Рона. Она пыталась осмотреться по сторонам, боясь, что могла перенести друзей в какое-нибудь совершенно неподходящее место. Хотя любое место сейчас было лучше того поля боя, где они находились до аппарации.

— Что с тобой, Гермиона? Ты в порядке? — послышался взволнованный голос Гарри.

— Ты ранена? Тебя что, расщепило? Ну же, не молчи! — теперь истеричные нотки угадывались и в интонациях Рона.

Но Гермиона и сама не понимала, что произошло, а потому не могла ничего объяснить. Более того, из-за жуткой головной боли она не могла даже проанализировать ситуацию, чтобы прийти к какому-то умозаключению, как она всегда делала. Но надо было что-то сказать, чтобы предотвратить зарождающуюся панику.

— Я… Я не знаю. Нам нужно… нужно отойти… в безлюдное место. Быстрее.

Гермиона с трудом соображала, но даже в таком состоянии умудрялась руководить шокированными друзьями. Они взяли ее под руки и принялись отыскивать подходящую улочку. Прохожие тем временем без всякого стеснения глазели на них. Конечно, броские парадные мантии, вечернее платье, девушка, чуть ли не теряющая сознание — жителям Лондона было чему удивиться в тот вечер.

Когда троица добралась до темного проулка, Гермиона смогла без опаски, превозмогая острую пульсирующую боль в голове, отыскать в своей зачарованной сумочке необходимое зелье. Не теряя ни секунды, она тут же выпила залпом весь пузырек и прикрыла глаза в ожидании эффекта.

Наконец-то боль отступила, в сознании все прояснилось — сквозь плотную пелену туч начал проступать свет. Теперь Гермиона могла без труда оценить ситуацию и составить план действий. Для начала следует переодеться — при всем параде они слишком привлекали внимание, а в их положении это опасно. Необходимо как можно быстрее слиться с толпой. На глазах у пораженных друзей Гермиона извлекла из маленькой расшитой бисером сумочки две пары джинсов и прочие предметы одежды. «Заклятие незримого расширения — полезная штука», — подумала она, довольная собственной находчивостью и предусмотрительностью.

* * *

август, 1977 год

Люциус Малфой уже не первый год по праву считался хозяином фамильного поместья своего рода. Он жил там совершенно один, если не брать во внимание домовых эльфов — но разве кто-то причисляет их к членам семьи? Разумеется, нет. Домовиков и слугами-то назвать можно лишь с большой натяжкой, ведь их труд не оплачивается. Нельзя сказать, что семья Малфоев могла хоть как-то финансово пострадать, выдавая эльфам по паре галлеонов в месяц, но сам факт беспрекословного, практически рабского повиновения домовиков говорил о многом. Это означало власть, и у Люциуса в подчинении находилось несколько десятков домовых эльфов, каждый из которых был рад услужить хозяину.

Отец Люциуса, Абраксас, умер от драконьей оспы еще в семьдесят четвертом [1]. Став вдовой, Урсула Малфой не сочла нужным тратить много времени на скорбь и спешно перебралась в одно из фамильных имений на континенте, в солнечную Италию, пояснив сыну, что хочет там поправить свое пошатнувшееся в последние годы здоровье. Благосклонное к Малфоям общество решило, что она попросту не смогла вынести обстановки мэнора, которая напоминала ей о скончавшемся супруге. При этом все стороны были вполне довольны случайно родившейся легендой — Урсула могла без угрызений совести отдыхать, не занимаясь делами семьи и благоустройством дома, а Люциус получил абсолютную свободу действий, которой был лишен в годы юности из-за авторитарной линии поведения сурового отца. Сейчас же Люциус крайне редко вспоминал об упокоившемся родителе, у него хватало дел и без того. Скорбь была ему чужда, он считал, и в этом мнении сходился с матерью, что нет на свете более бессмысленного занятия, чем утомляющая печаль по кому бы то ни было, тем более по умершему. Жить нужно для живых, и в первую очередь — для себя.

Люциус сидел в фамильной библиотеке, покачивая в руке бокал, на дне которого плескалось красное вино, и просматривал одну из книг о темных искусствах. Он был облачен в белую рубашку и черные брюки классического покроя, распущенные волосы струились по плечам и придавали его облику легкий налет романтичности, свойственный героям английских романов восемнадцатого века. Если бы в библиотеку в эти минуты зашел безымянный художник, он бы, скорее всего, вдохновился образом молодого волшебника, погруженного в чтение.

Хотя, честно говоря, последние полчаса Люциус перелистывал страницы на автомате, даже не пытаясь вчитываться в текст, где детально описывались мудреные темномагические обряды, редкие боевые заклинания и составы сложнейших зелий и ядов. Но стоит отметить, что он не вникал в суть не потому, что ему все это было непонятно, вовсе нет — Люциус еще с раннего возраста проявлял интерес к книгам из запретной секции школьной библиотеки. Просто сейчас его мысли были заняты совершенно другим.

Сегодня он получил письмо от матери, которая отчаянно стремилась поскорее женить его на какой-нибудь юной особе, несомненно пребывающей в восторге от самого Люциуса. Оно и неудивительно — во всей магической Британии едва ли можно было отыскать женщину, которая не симпатизировала бы красавцу-аристократу. Он был умен, хорош собой, имел доверху наполненные волшебным золотом сейфы, к тому же, являлся единственным потомком древней знатной фамилии. В общем, его описание (с колдогафией — для наглядности) можно было бы опубликовать в книге под названием «Идеальный жених для юной чистокровной ведьмы», если бы такая книга существовала, конечно. Поэтому-то Люциус и не торопился связывать себя узами брака — слишком велико предложение, а критерии спроса были чересчур размыты. Кто она — идеальная леди Малфой? Пока что Люциус не мог дать ответа на этот вопрос, да и не стремился, считая, что всему свое время. А до того времени, когда состоится его предполагаемая свадьба, часам еще тикать и тикать.

Но Урсула, по всей видимости, не поддерживала позицию сына. Она, не жалея ни бумаги, ни чернил, ни даже собственного времени, расписывала Люциусу в своих нескончаемых письмах всевозможные достоинства, к примеру, юной мисс Блэк. Причем делала она это настолько мастерски, что Люциус уже даже смирился с участью стать когда-нибудь мужем Нарциссы, не такая уж она и плохая кандидатура на роль его невесты, как, впрочем, и любая другая девушка, ранее расхваливаемая его матерью. Но, право, упоминать в каждом письме о необходимости скорой помолвки было совершенно необязательно. Люциус и видел-то свою предполагаемую невесту всего пару раз после окончания Хогвартса, на светских приемах. А во время учебы у него хватало пассий и без Нарциссы.

Поразмыслив, Люциус решил известить мать о том, он уже давно не ребенок, может сам разобраться со своей жизнью и явно не нуждается в ее помощи при решении данного вопроса. Более того, он пояснил, что считает ее вмешательство крайне неуместным. Возможно, Урсула сочтет тон письма несколько грубым, но зато, пусть и оскорбившись, она должна будет немого остудить свой пыл. Ведь Люциусу и в самом деле было нужно еще пару лет прожить в свободе, а женитьба ассоциировалась у него с какими-никакими, но все же оковами — неспроста же жених и невеста кольца надевают.

Из размышлений Люциуса выдернул донесшийся из гостиной хлопок аппарации — в плотной тишине библиотеке этот звук раздался особенно громко, даже резанул слух. Люциус поначалу решил, что ошибся, определяя природу шума, или что ему послышалось — ведь на мэноре всегда стоял прочный антиаппарационный барьер, и только он один мог аппарировать в пределах поместья. Даже его мать была лишена этой привилегии, впрочем, она в ней и не нуждалась, потому что вообще не покидала пределы Италии в последние годы, а если бы в этом появилась необходимость — она спокойно могла бы воспользоваться каминной сетью. Но, как бы то ни было, Люциус отложил книгу и быстрым шагом направился в гостиную, не забыв прихватить с журнального столика волшебную палочку.

Он был немало удивлен, увидев прямо посреди гостиной девушку. Она стояла спиной к Люциусу, но он при этом все же мог детально рассмотреть ее стройную фигурку, легкое платье из сиреневого шифона и каштановые кудри. Девушка, видимо, не заметила его появления, а потому продолжала демонстрировать ему свою спину, упорно смотря в противоположную сторону. Некоторое время Люциус завороженно любовался незнакомкой, которая так и стояла, застыв на месте — словно фарфоровая куколка. Казалось, стоит включить музыку, и она оживет, начнет двигаться, покружится на месте, сделает реверанс…

Стоп. Какого дьявола он любуется неизвестной девушкой, которая каким-то немыслимым образом проникла в его дом, так тщательно охраняемый? Люциус поспешил скинуть с себя наваждение, и теперь «гостья» была для него просто незнакомкой — подозрительной, потенциально опасной ведьмой. Кто знает, что может скрываться за столь очаровательной внешностью? Оборотное зелье еще никто не отменял, а Малфои весьма состоятельны и обладают достаточно высоким статусом в обществе, чтобы иметь недоброжелателей.

Люциус уже было решил обнаружить свое присутствие, собираясь громко кашлянуть или сказать слова приветствия, но тут девушка, видимо, все же почувствовала его долгий заинтересованный взгляд и резко обернулась, отчего легкий ветерок заиграл у нее в волосах. Красиво. Люциус чуть было опять не залюбовался, но вовремя взял себя в руки и строго взглянул на незваную гостью, при этом как бы между делом направляя на нее свою палочку. Это был не жест угрозы, скорее предупреждения, но и он возымел свои результаты — незнакомка взирала на хозяина поместья с нескрываемым удивлением. Или даже со страхом. Сам Люциус был поражен не меньше, но он всегда умел скрывать свои эмоции, а потому, выждав паузу, спросил с чрезвычайным спокойствием:

— Кто вы такая, мисс? И что делаете в моем доме?

Но «мисс», похоже, не собиралась отвечать — она все так же стояла и вопрошающе, причем с явной опаской, смотрела на Люциуса, будто это он без приглашения заявился к ней в поместье, а она в свою очередь спросила его о чем-то.

— Мисс? — на этот раз более настойчиво спросил он.

Ответом вновь стала лишь тишина, которая становилась уже почти осязаемой. Люциус даже начал переживать, нет ли у этой девушки каких-то проблем. Быть может, она немая? Или глухая? Или находится под действием каких-то чар? Но слишком долго гадать ему не пришлось.

— Где я? — наконец-то выдавила из себя миловидная гостья, опровергнув все опасения Люциуса. Конечно, это было не совсем то, что он желал услышать, но уж лучше это, чем изрядно надоевшее молчание, сопровождаемое испуганным взглядом.

— Вы в моем поместье, мисс, в Малфой-мэноре, в графстве Уилтшир, — отозвался он, а затем добавил снисходительным тоном: — Теперь, может, соизволите ответить на мой вопрос? Как вы сюда попали?

— Я… Я не знаю, — пролепетала она, выглядя при этом донельзя растерянной.

Люциусу даже стало жаль ее. Девушка была либо очень хорошей актрисой, либо действительно не понимала, как оказалась в мэноре. Он в очередной раз внимательно осмотрел незнакомку — выглядела та довольно презентабельно, выходит, она перенеслась сюда с какого-то торжества. Вот только с какого? Люциус получал приглашения на все значимые празднества в пределах магической Британии, и он не мог припомнить, чтобы на сегодняшний вечер был назначен какой-либо прием. Скорее всего, «гостья» прибыла издалека.

— Как ваше имя? Откуда вы? — продолжил допрос Люциус, обрывая собственные размышления.

И вновь молчание. Казалось, она готова вот-вот расплакаться. Люциус отвел палочку в сторону, показывая, что не намерен нападать — он не смог придумать ничего лучше. Конечно, он еще не до конца убедился, что незнакомка не прячет под мастерски проработанной оболочкой злой умысел, но у него больше не было сил наставлять оружие на беззащитную растерянную девушку. И, похоже, его стратегия была верна, поскольку вскоре он все же услышал ответ:

— Не знаю… Я… Я не знаю, — быстро моргая и жалобно глядя на него, едва слышно прошептала незнакомка.

«Нет, ну это никуда не годится! — думал раздосадованный Люциус. — Если она еще и разрыдается в моем доме…» Он, как и большинство мужчин, жутко боялся женских слез и истерик, так как не знал, как с ними бороться. Следовало немедленно ее успокоить.

— Меня зовут Люциус Малфой, и я, как уже сказал, являюсь хозяином этого поместья, — уверенно начал он. Девушка не сводила с него внимательного, но вместе с тем испуганного взгляда. — И я немало удивлен тем, что вы появились здесь, в моем доме. Признаться, я не ждал гостей, — Люциус намеренно решил не упоминать о невозможности аппарации в мэнор, дабы еще больше не напугать ее. Тем не менее, он продолжил попытки разузнать хоть что-нибудь: — Насколько я понял, у вас провалы в памяти? Что последнее вы помните? Знаете, пожалуй, вам стоит присесть, — он кивнул в сторону дивана и, подождав, пока девушка последует его указаниям, сам «приземлился» в соседнее кресло. Усевшись, он поднял на относительно успокоившуюся гостью вопрошающий взгляд, давая тем самым понять, что все еще ждет объяснений.

— Я действительно не помню, как здесь оказалась, — чуть помедлив, начала незнакомка. — И я вообще не помню… ничего, — она взглянула на Люциуса своими большими карими глазами, которые, как ему почудилось, выражали какую-то запредельную тоску. Не было поводов не доверять этой девушке, ведь у нее даже палочки с собой нет — нет вообще ничего, даже дамской сумочки, с которой женщины вообще редко расстаются. Правда, это еще больше осложняет возможное объяснение того, как она перенеслась в Малфой-мэнор. Сплошные загадки.

— Пожалуй, вам стоит переночевать здесь, в поместье, мисс. Возможно, ваша амнезия стала следствием шока, — вслух рассуждал Люциус, стараясь хоть как-то успокоить девушку. Как бы он сам себя чувствовал, если бы не помнил своего имени? Да уж, сомнительное удовольствие. — Возможно, к утру ваша память частично восстановится, и вы сможете отправиться домой, — он ободряюще взглянул на нее.

Ему не приходилось раньше вести себя подобным образом с представительницами противоположного пола, коих он знал в избытке. Да, он всегда был предельно вежлив и обходителен с женщинами и никогда не скупился на комплименты и подарки… Но утешать? Нет, этого делать ему не доводилось. Но все когда-то происходит впервые.

И его усилия принесли свои плоды. Девушка уже не выглядела такой шокированной, и опасность того, что она устроит тут второй всемирный потоп из своих слез, отошла на второй план. Вместо этого она смотрела на него с некой долей любопытства и удивления — так, словно впервые увидела единорога… или, что куда хуже, фестрала.

— Я прикажу домовику приготовить спальню для вас, — сдержанно улыбнувшись, Люциус закончил беседу. Было ясно, что сегодня он вряд ли сможет добиться от безымянной гостьи чего-то путного. Та в ответ лишь благодарно кивнула.

«Мерлин, чего только не случается… Непонятно, чего ждать со дня на день, сюрпризы прямо на голову падают, словно бладжеры!» — думал Люциус, направляясь в свою комнату десятью минутами позже. Он уже распорядился, чтобы его новой знакомой приготовили спальню, и даже приказал домовикам наложить на полагающиеся ей покои защитные и запирающие чары, чтобы гостья не смогла выйти оттуда до утра. Мало ли, лишняя осторожность никогда не повредит, а сегодняшняя ситуация была крайне странной. Но разобраться со всем этим следовало завтра, на свежую голову.

А сейчас Люциус планировал поразмыслить о случившемся, в одиночестве. Что уж скрывать, эта особа определенно внесла некоторое разнообразие в его спокойную и размеренную жизнь, и данное обстоятельство в какой-то мере даже радовало Люциуса. Незваная гостья заинтересовала его. Конечно, ему было очень любопытно, он хотел узнать, кем же является эта девушка, и, самое главное, каким образом она очутилась в мэноре.

Стоило, наверное, самому проводить гостью до спальни, чтобы еще больше расположить ее к себе, но это было бы уже чересчур. Не в его правилах тратить на кого бы то ни было свое обаяние и гостеприимство сверх нормы, а Люциус не привык изменять своим привычкам. То, что он не прогнал ее на улицу на ночь глядя, уже дорогого стоит.

____________________________________

[1] На самом деле (по канону) Абраксас Малфой умер много лет позже.