Проклятие правды (A Curse of Truth) (гет)

— Готов, Гарри? — Высокий рыжий разрушитель проклятий кладёт руку мне на плечо и подбадривающе улыбается. Молли присоединяется к нему. Ощущаю диссонанс от смеси приступа боли в сердце и ощущения счастья, что они пришли поболеть, как семья.

— Готов как никогда, — отвечаю я честно.

Гермиона озадаченно оглядывает большой зал.

— Где Уильям? Разве он не должен уже вернуться?

Стараясь следить за собой и больше походить на Гарри, незаинтересованно пожимаю плечами. Говорю тоже покороче, хоть я долгое время следил и втихую тренировался в имитации манер и речи Гарри.

— Говорил, что будет занят и придёт позже.

Немного больно от поникшего лица.

— Ладно. Скорее всего он будет там со всеми, но я думала, он присоединится к нам не в последнюю минуту.

Тянет пошутить, но я слишком нервничаю и не хочу говорить рядом с ней. Она что-то чувствует, но всё равно берёт меня за руку по дороге на квиддичное поле вслед за Биллом и Молли среди толпы репортёров и других официальных лиц. Твёрдо игнорирую их с момента предыдущей попытки потерзать меня. Они не удовлетворились моими лаконичными ответами. Фиг с ними, всё равно всё переврут и превратят в перлы фантазии. Я объявил свой вклад в дело освещения турнира достаточным, но всё равно они стараются ко мне прорваться, очевидно надеясь, что я позабыл об отказе. Самых наглых и настойчивых разгоняет матриарх семейства Уизли, и я благодарен ей.

К сожалению, стражи вынуждены покинуть меня на входе в палатку чемпионов, одарив на прощанье парой костедробительных объятий от женщин и крепким рукопожатием с подбадривающим похлопыванием по плечу от Билла. Две женщины ещё раз атакуют меня, принуждая дать им наисерьёзнейшие обещания быть осторожным, и только тогда разрешают мне войти. Беда не приходит одна, и Людо Бэгмену, как судье, вход тоже разрешён. Он сразу меня перехватывает, отводит в сторонку и спрашивает о готовности. Не удовлетворившись ответом, он пытается выяснить, какая помощь мне нужна, и тут же предлагает её обычным для него дурацки-тайном образом. Это слегка сбивает с толку, ведь вряд ли он сможет чему-нибудь научить меня за оставшиеся скупые минуты до начала. Но, о причуда судьбы, когда Людо отходит на пару слов к другим участникам, волнение наваливается рычащим зверем. Хочется его вернуть, просто ради отвлечения. Беспокойство прибывших раньше меня чемпионов тоже не способствует комфорту.

Большая часть моего беспокойства относится к знанию, чем занят угол палатки.

— Что-то ты сильно нервничаешь, Поттер, — с интересом говорит Седрик.

— Жду не дождусь, когда всё закончится.

— Если бы ты сказал йето в начьяле, я бы тьебе нье повьерила. Ты хорьоший парьень, Арри Поттер, и твоей победе я не удивлюсь. Но я тебе не позволю забрать побьеду у меня.

— Не выйграйет он, — говорит Виктор с улыбкой. — Если мой голос будит значение имет.

— Не планируй я выиграть, — искренне смеётся Седрик, — с удовольствием посмотрел бы, как вы втроём рвётесь на пьедестал. Даже не знаю, на кого бы поставил.

Лёгкие дружеские толчки кулаками позаимствованы с наших общих тренировок. На сердце становится спокойней, и я улыбаюсь вместе со всеми. Скоро, чересчур скоро приходит нам зов выйти на стадион. С нашим появлением шум становится буквально одурманивающим. Девчонки вопят имена парней-чемпионов, Флер приветствуют свистом и подражанием крикам зверей, вопят речёвки и даже песни о разных школах... Получается такой ор, что хочется либо закрыть уши и скрыться, либо выпендриться большим бумом, чтобы все заткнулись.

Твёрдая хватка на плече заставляет повернуться к улыбающемуся Седрику. Он наклоняется, чтобы я его услышал сквозь шум, и я, к удивлению, слышу.

— Гораздо громче, чем на квиддиче, правда?

Он дружески хлопает меня по спине на мой кивок и отворачивается, направляясь к своей стартовой платформе. Я только сейчас их замечаю. Его покрашена в жёлтый с чёрной окантовкой, рядом другие цвета: бордовый с золотом Гриффиндора, зеленовато-голубой с серебром Шармбатона и коричневый с красной окантовкой Дурмштранга. Вместе с остальными чемпионами я по примеру Седрика занимаю своё место.

Какой-то человек, как я вскоре понимаю, представитель Министерства, по очереди разговаривает с чемпионами. Каждый из них держит палочку наотлёт, пока чиновник водит по фигуре своей палочкой и произносит совершенно неразличимые в общем шуме слова. Теперь понятно — ищут иные, кроме палочек, магические предметы. Я следую примеру остальных и, облегчённо вздохнув, убираю палочку. Взглядом искоса на трибуне судей вижу говорящего с мадам Максим Дамблдора. Интересно, пользуются они чем-то вроде муффлиато, чтобы слышать друг друга? Повернув голову чуть дальше, замечаю уродливую фигуру Хмури, напряженно рассматривающего лабиринт, но не удивлюсь, если его глаз с дикой скоростью озирает всё вокруг.

Несколько попыток Людо Бэгмана преодолеть рёв толпы неудачны. Но он привлекает общее внимание, и постепенно народ успокаивается достаточно, чтобы мои глаза сосредоточились на тёмном входе и в голове стал слышен хохот ожидающего нас ужаса, берущий верх над всеми остальными звуками. В своём разуме я вижу соплохвостов, сфинксов, акромантулов, двигающиеся стены, иллюзорные ловушки, и собрата-чемпиона под Империо, злорадно пытающего других.

И взгляд Гарри... сквозь предательские слёзы, когда я его связываю и накладываю силенцио, пью один из добытых для меня Гильомом фиалов с обороткой, прихватываю его чемпионскую форму для себя, а его самого одеваю в принесённую школьную мантию. Потом запихиваю в угол чемпионского шатра под мантией-невидимкой дожидаться спасения Гермионой. Я не могу смотреть на него, когда одеваю копию его очков и трансфигурирую мою палочку в подобие его.

Сукин сын, ну почему я посчитал это всё хорошей идеей? На миг даже хочется своей магией отменить действие оборотки, и пусть Гарри всё делает сам. Мешают образы — отвратительная зелёная вспышка, безжизненное тело Седрика, разрез на руке Гарри, омерзительное глумление Волдеморта, друзья Гарри и остальные, кто погибнут от руки монстра... И понимаю, что должен сделать это. Добби уже на месте ждёт сигнала, и я не могу подвести Гарри.

Включаюсь в объявления Людо Бэгмена до его последних объяснений правил, за которыми почти сразу стреляет пушка, как сигнал для меня на вход. Призвав всю свою смелость, я ныряю в лабиринт, и там понимаю, что сдерживал дыхание.

* * *

К счастью, Крауч справляется с работой — держать большинство мерзости подальше от меня. Одна из причин, почему я не хотел позволить Дафне узнать слишком много раньше последнего сигнала. При первом же виде соплохвоста я разворачиваюсь и рву в другом направлении. Уровень адреналина, подпитываемый криками толпы, быстро снижается в лабиринте, защищённом от внешнего шума. А постоянный уровень рассеянного света наводит на мысль о защите от взгляда изнутри. Безотчётно мне становится интересно, а видят ли меня все? Тут же возобновляется накачка адреналином, теперь уже от страха. Я не знаю правильного пути, но могу использовать палочку, иначе бесполезную.

Просьба указать кратчайший путь может оказаться отвратительной идеей. А самый безопасный путь — скорее всего простой призыв долбаного кубка. В конце концов, разве не поступил так Гарри на кладбище? Наверное здесь всё-таки стоит защита от призыва. Неважно, ведь уйти, не выпустив главный сигнал — наихудшая идея.

В итоге я иду по указке палочки. То ли судьба, то ли жульничество Барти Крауча, но, повернув за угол, я вижу какой-то золотистый туман, как мне кажется присутствовавший в книге. Не помню, можно ли его избежать, но чары головного пузыря я всё равно активирую. Бесполезно. Умом я понимаю, что это всего лишь иллюзия перевёрнутой гравитации, но как же тяжело воевать с охватывающей всё твоё существо паникой от страха упасть прямо в бездонную пропасть тёмного неба. Я смог преодолеть чудные ощущения и переставить одну ногу за другой достаточное количество раз, чтобы мир стал привычным.

Я не помню в точности, что случилось с Гарри в лабиринте, да ещё вмешиваются картинки из фильма, но уверен, что он наткнулся на сфинкса с паучьей загадкой краткое время спустя после выхода из тумана. Заклинание четырёх точек, и я мчусь, надеясь на встречу с ним, но всё время попадаю в тупики. Стараюсь побороть в себе ужас от наконец всплывшего воспоминания, что Гарри довольно рано натолкнулся на Седрика, а вот я — ещё нет. Значит случится может всё. Слышу далёкий крик и вижу там летящие в небо красные искры.

Это Флер.

Первое побуждение — бежать к ней. Но здравый смысл сразу говорит, что вряд ли я успею раньше министерских спасателей. Вернувшись к поиску кубка, всё-таки решаю, что не схожу с ума, когда палочка указывает назад. Просто движущиеся стены перекрыли предыдущий путь. Иду по указанию, но опять вспоминается — Гарри пришлось спасать Седрика от участи стать овощем под пыточным проклятьем Виктора! Вновь вызываю заклинание направления с целью указать дорогу к Седрику. Разворачиваться не надо, но после ряда тупиков я расстроен отсутствием прогресса.

Снова страх неудачи гонит меня неотступно вперёд. А сердце всё сильнее стремится вырваться из груди. И вдруг замирает от злобного рыка Виктора где-то рядом:

— Круцио!

Вскрик испуга невольно вырывается из горла, когда меня заносит на вираже вокруг следующего поворота, и я вижу оскаленную морду Крама с убийственным взглядом на извивающегося под его пыткой чемпиона Хогвартса. Моя рука взлетает даже не пытаясь вытащить палочку, и красная искра расплёскивается у Виктора на груди, откидывая и оставляя его лежать навзничь на земле. Опасаясь самого страшного, я падаю на колени рядом с содрогающимся Седриком. Перекатываю его на бок, на случай если слюна в уголках рта от рвоты. Действительно, Диггори отрыгивает часть ужина.

Чёрт! Что мне прикажете делать? По книге ему не было так плохо! Я не могу послать сигнал для него, ведь я пока слишком далеко от кубка для запуска цепи событий намеченного плана. Но если я его хорошо подлечу, он может добраться до кубка первым. К моему удивлению, Седрик выталкивает себя руками в сидячую позицию, невзирая на дрожь и мускульные спазмы.

— С-спасибо, Гарри, — хрипит он дрожащим голосом. — Почти уверен, что он под империо.

Киваю и пристально смотрю на него.

— Что планируешь делать?

— З-запустить искры для него сначала.

Подхожу и забираю палочку Виктора, стараясь прочувствовать её. Никакого отклика, что совсем неудивительно. Возвращаюсь и даю её Седрику.

— Отклика не чувствую.

Он удивляется, но молча берёт, недолго изучает и кивает.

— После искр нам надо убраться отсюда подальше.

Он принимает предложенную руку, и мне удаётся поднять его на ноги. Чуть сам не заваливаюсь вперёд, не просчитав отсутствие обычного рычага от моего нормального роста и веса, но тут уже он успевает меня поддержать. Чёрт, а он силён! Просто встать после такого, пусть и опираясь на меня — обалдеть. Он направляет вверх палочку Виктора, шлёт красные искры и бросает её на грудь чемпиону Дурмштранга. Потом мы с трудом тащимся вперёд — на большее, чем тяжело опираться на моё плечо, Седрик не способен.

— Подожди, мы ушли достаточно, — очевидно, ему всё ещё больно двигаться. С моей поддержкой он садится на землю, скрестив ноги в подобие лотоса. Интересно, что он в точности хочет сделать? — Я тут немного... — Седрик резко замолкает и смотрит на что-то за моим плечом. Я разворачиваюсь.

Там, метрах может в тридцати, триволшебный кубок. Я мгновенно понимаю, что стены раздвинулись и показали нам его. Иначе я давно бы заметил.

— Это...

-...твой кубок, Гарри, — заканчивает он за меня.

Не отвечая, вытаскиваю палочку для поддержания маскировки, выталкиваю поток магии для левитации коллеги и бегу вперёд, к кубку. Едва на полпути прямо позади кубка вижу ожидаемого, но такого нежелательного персонажа — здоровенного акромантула.

В-общем, в большинстве случаев в реальной жизни я не боюсь пауков. Просто не стану добровольно брать в руки большой и волосатый экземпляр и оставлю его в покое. Но с этим здоровенным и уродливым ублюдком придётся разбираться. Я опускаю Седрика на землю на колени — вряд ли он сможет даже просто удерживать равновесие на ногах.

— Что ты предпочтёшь, Седрик? — я удивляюсь и горжусь ровным голосом, когда душу заполняет абсолютный страх, а размеры ледяных мурашек на спине даже не хочется определять. Я говорю тихо, может это тоже помогает? — Вряд ли ты владеешь заклинанием призыва василиска, так?

В знак согласия он хмуро ухмыляется.

— Будем надеяться, что тварь сбежит... Огонь! Конфринго! Конфринго! Инцендио! — Его первое заклинание бьёт атакующую зверюгу в глаз. От боли та откидывается назад и получает второе взрывное в живот. Я добавляю мои собственные молчаливые взрывные, стараясь делать их как можно более похожими по мощности на гаррины. Но я трачу время на прицеливание, поскольку не могу себе позволить извести слишком много магии. Мы с Седриком оба проявляем твёрдость, его впечатляющие пузыри огня не дают монстру приблизиться, а я стараюсь нацеленными взрывными выбить глаза. Под нашим натиском акромантул опрометью бросается прочь, а из него капает кипящая пурпурная жидкость, возможно смесь крови и яда. Остаётся только вонь от палёных волос и плоти.

Мы глядим друг на друга с удивлением и облегчением, а потом он возвращает взгляд на кубок.

— Ты снова спас меня, Гарри... Я бы точно не смог убежать, — говорит он, садясь поудобнее из стойки на коленях. — Он твой.

— Ты бы выиграл, Седрик, — смотрю я вниз, — если бы в этом мире была справедливость.

— Если бы ты сам бросил в кубок собственное имя, Гарри, — усмехается он, — то чемпионом Хогвартса выбрали бы тебя.

— Мы никогда не узнаем, — говорю я, одновременно призывая его палочку.

У него такое же потрясение в глазах, как у Гарри. Забитый по рукоять в живот пыточный нож проворачивается ещё раз.

— Что такое?

— Прости, Седрик, — слёзы жалят глаза при мысли о Гарри. — Был бы здесь Гарри, он предложил бы тебе взяться за кубок вместе для общей победы Хогвартса.

— Г-гарри? — отрицательно кручу головой.

— Я Уильям. Под обороткой.

— Почему? — челюсть у него падает на грудь.

— Кубок — это портключ, — морщусь я. — Подготовлен отправить Гарри к Ты-Знаешь-Кому, где тот собирается исполнить в каком-то смысле воскресающий ритуал, используя кровь Гарри. Нельзя позволить ему заполучить её. — Седрик смотрит на меня скептически. — Я не уверен, что готов прямо сейчас.

— Не надо, — выпаливает он. — Не надо тогда. Мы выберемся отсюда и...

— Нет, — прерываю я. — Я готовил эту ловушку слишком долго и слишком много сил потратил. Не могу позволить ему выйти сухим из воды. Не убьёт он меня, пока считает, что я Гарри. Кстати говоря... — Вытаскиваю ещё пузырёк оборотки Гарри, выпиваю за один глоток и отбрасываю пустой. — Блин, какая мерзкая фигня.

— Уильям, ты не можешь, — умоляет Седрик. — Слишком опасно.

— А как иначе? Он тоже не готов, поэтому сейчас — идеальное время для удара. Как только я пошлю искры для тебя, это станет сигналом, и через полчаса придёт помощь туда, куда меня перенесёт кубок, — при мысли об искрах, шарю глазами по небу, удостовериться, что никто не приближается.

— Тогда возьми меня с собой, — предлагает он. Голос у него дрожит, а я испускаю вздох благоговения перед проявлением храбрости у парня, который считанные минуты назад даже не знал об оживлении Волдеморта. Он просится со мной, чтобы я не был один. Невзирая на то, что ни разу не говорил со мной. Лицо Гарри влияет, конечно, но вряд ли сильно. Седрик действительно потрясающий парень, настоящий чемпион школы. Я удивлён, что он не на Гриффиндоре, но это просто доказывает, что Хаффлпаф — это не факультет ошмётков, не имеющих никаких ценных для других факультетов черт.

Закрываю глаза, борясь с побуждением принять его предложение, и отрицательно мотаю головой.

— Отправишься со мной — погибнешь. Я рассчитываю, что Волд... Ты-Знаешь-Кто завершит ритуал с моей кровью и, призовёт упивающихся смертью. А потом их всех уничтожат или захватят. Сегодня ночью.

Он тяжело дышит, возможно перебирая возражения и надеясь найти доводы заставить меня изменить мнение.

— Но... это — безумие!

— Да, — киваю, — есть проблемы со временем. Если помощь придёт слишком рано, то они не смогут поймать упивающихся. Слишком поздно, и я умру без пользы, — вздрагиваю. Это самое тонкое место моего обширного плана, остаётся просто надеться на призыв Волдемортом упивающихся до появления кавалерии. — Поэтому я сижу здесь, с тобой болтаю. Мне нужно время на подзарядку магии. — Не могу же я сказать, что наш разговор — способ мне побыть собой на время нескольких вздохов перед нырком вглубь.

Он обхватывает голову ладонями, то дёргая себя за волосы, то с силой потирая виски.

— Откуда ты всё знаешь?

— Гарри с Гермионой пытали меня на этот счёт ещё с начала года, — мрачно улыбаюсь я. — Я не мог им сказать правду. А ты в неё просто не поверишь.

— Пожалуйста, — молит он.

— Знаешь, я не лгал. Гарри предложил бы тебе взяться за кубок вместе, вы вдвоём перенеслись бы к Волдеморту, и ты бы умер. Смертельное проклятие. Без предупреждения, как лишнего, ненужного.

Он становится бледным, как смерть.

— Ты... ты — видящий?

— Что-то типа, — пожимаю я плечами. Уже неважно, что я рассказываю — всё выйдет наружу завтра. Гарри знает большую часть. Я много чего поведал ему, уже укрыв мантией-невидимкой — трусил смотреть в глаза. Седрик рассматривает дрожащие руки, прежде чем находит силы поднять голову.

— Где Гарри?

— В безопасности. Спрятан. Не могу сказать больше, его выход на сцену состоится позже. Как я сказал, должно пройти время...

Его передёргивает, то ли от мысли, то ли эффект от пыточного, не знаю.

— А что мне делать? Я не могу позволить тебе лезть во всё это!

— Успокойся, ты не можешь ничего изменить, — морщусь я.

— Не могу же я просто сидеть и ничего не делать, когда ты рискуешь всем!

А если подумать? Может ему что-то поручить? Задействовать как резерв на разоблачение Хмури-самозванца? Не в его состоянии. Отрицательно кручу головой.

— Прости, Седрик. Возвращайся, полечись, поцелуй свою девушку, обними отца. При удаче я навещу тебя утром, и ты сможешь надрать мне задницу. — Опять морщусь. — Если от неё что-то останется после Гарри, Гермионы и Дафны.

— Они не знают?

Мотаю головой и от избытка чувств с невесёлой усмешкой прищёлкиваю языком.

— Ты думаешь хоть кто-то из них позволил бы мне крутить всё в одиночку? Я до сих пор в диком изумлении, что забрался так далеко. — Это точно, особенно глядя назад, когда меня едва не раскалывали Гермиона и Дафна... Мне везло.

Мы оба дёргаем головами в направлении слабого шороха, но ничего не появляется.

— Тебе наверное стоит послать искры для меня. Ты не сохранишь много магии, если появится ещё одна тварь.

Верно, я не могу позволить ему самому послать их. Пусть и призрачный, но есть шанс, что он попытается устроить глупость и задержать меня. Не давая себе задуматься, создаю те же искры, что Седрик посылал для Виктора. С интервалом в пару секунд, дважды, для уверенности, посылаю свой сигнал — три разноцветные искры, скорее даже сигнальные ракеты. До Седрика доходит — жаль нельзя его уморительную гримасу сфоткать.

— Ты колдовал молча и без палочки! А говорили, что на втором задании тебе просто повезло.

— Не стоит петь осанну и кричать на всех углах, просто это — моё единственное преимущество.

Я жду у кубка. Седрик в смятении — никак не может понять и принять происходящее. Открывает рот что-то сказать, но пара фигур на мётлах отвлекают его.

Вздрагиваю, не успев утихомирить себя заранее.

— Заставь их прочитать записки, Седрик, — бросаю ему палочку. Ещё до того, как он её ловит, хватаюсь за ручку кубка и чувствую резкий рывок в животе пониже пупка. Мелькает мысль, что путешествия с портключом становятся понятней — именно там располагается моя магия.

Меня кувыркает сквозь нечто, где проходят пути внепространственного перемещения, и в итоге я растягиваюсь на земле, едва избежав углов мраморных надгробий. Это было бы плохо. Сидя, я отряхиваюсь и оглядываюсь, но не вижу никого. Тогда внимательно прислушиваюсь, но на кладбище тихо кроме едва уловимого шелеста листвы в деревьях вокруг него. Встаю и чувствую в сердце укол опасения, что какое-то моё изменение разрушило капкан. Но чу, что-то скребёт и шуршит, двигаясь к центру кладбища, и немедленно мои глаза привлекает источник звука — фигура в наглухо надвинутом капюшоне.

Иррациональное чувство облегчения быстро подавляется ожидаемым и более обоснованным парализующим ужасом. Не успеваю вытащить палочку, когда фигура наставляет на меня свою:

— Ступефай!

Я могу создать щит и, возможно, побить Хвоста, но от приближения красной массы закрученной энергии я ощущаю лишь удовлетворение, что не буду находится в сознании во время следующего акта.

* * *

Жар от острой боли в руке заставляет меня очнуться в достаточной мере, чтобы рассмотреть туманную, но всё равно омерзительную рожу Питера Питегрю с блистающими безумием глазами и дёргающимися от страха другими частями лица. Непроизвольный крик вырывается из горла перед тем, как я успеваю стиснуть зубы на дёргающую боль из сочащейся кровью раны. Боль обостряет мысли, и я ощущаю себя всё ещё в теле Гарри, а значит был без сознания меньше часа. Это неудивительно, ведь никто больше тоже не появился... Факт, одновременно успокаивающий и пугающий.

— К-кровь врага... силой взятая... ты... воскресишь своего недруга. — Петигрю скрипит сжатыми зубами, когда держит пузырёк у моей руки, набирая в него вытекающую кровь. Отстранённо размышляю, что долг жизни Гарри не должен так сильно на него воздействовать. И вижу обрубок вместо кисти его правой руки. О, это, наверное, больно.

Трусливый прислужник пятится к котлу, прижимая культю к телу. Спешно опорожнив мою кровь в котёл, он падает рядом с ним. Перевожу взгляд на кипящую жидкость в момент превращения в серебристо-белую, начавшую раскалённым маслом шкворчать, шипеть и выплёскиваться через край на окружающую траву. Писк Хвоста при попадании жгучего содержимого, прекращает его хныкающие поскуливания, и он откатывается от котла. Лёгкие струйки дыма от разлетевшихся капель быстро перестают быть различимыми, когда содержимое котла перестаёт светиться и начинает испускать белесый туман. Напрягая глаза, вижу тёмную тень в тумане, постепенно обретающую плотность. Тень осветляется и становится материальной. Видна натянутая на позвоночник, рёбра и круглый череп бледная кожа. Оказаться лицом к лицу с пугающе могущественным Тёмным Лордом-садистом даже в теории хреново, но вид его тела возносит ужас на иную ступень.

— Одень меня, — скрипучие слова раздражённо вылетают изо рта твари.

Петигрю ноет. Но остается неожиданно безнаказанным со стороны Риддла. Скорее всего он просто наслаждается хоть чьим-то страхом перед ним. Но, конечно, такое вот хныканье надоест ужасно быстро. Как ни странно, звуки подпитывают мою собственную смелость, сколько бы её ни осталось.

Скелетообразная фигура вытягивает руки перед собой, очевидно изучая своё новое тело, а затем, шагнув из котла, поворачивается ко мне. Светящиеся красные глаза и щёлки для дыхания пугают гораздо сильнее в натуре, и вся моя храбрость в очередной раз прощально машет ручкой. Не рискую меряться взглядами, ведь Риддл как минимум на уровне Дамблдора в легилименции. Вместо этого я гримасничаю — что не слишком сложно, учитывая пульсирующую боль открытой раны — и смотрю на свою привязанную кисть. Притворно дёргаю верёвки, надеясь,что психопат поторопиться призвать упивающихся смертью до появления подмоги. Конечно, я сказал им повременить до окончания массовой аппарации в Литтл Хэнглтон, но будут ли они меня на самом деле слушать? Надеюсь на Амелию и на убедительность Сьюзан. Кнут намёка на Риту Скитер, которую я тоже припахал, может поспособствовать сообразительности и расторопности аврората.

В конечном итоге, краем глаза я наблюдаю его облачение и получение пепельно-белой палочки от Хвоста. Он наставляет её на хныкающего труса и кидает его прямо к надгробью, к которому я привязан. Когда Питер начинает громко плакать, Риддл разражается безжалостным смехом. Наконец Питегрю между всхлипами умудряется выдавить из себя несколько слов.

— Мой господин... мой господин, вы обещали... вы дали обещание...

— Вытяни руку, — говорит змееподобная тварь, почти лениво. Похоже, он в хорошем настроении.

— О, мастер, — захлёбывается от облегчения отвратительная крыса, вытягивая культю. — Благодарю вас, мастер...

— Другую руку, Хвост.

Моё сердце бешено стучит в груди, тому есть сразу две причины. Первая, после этого обмена фразами я наконец убеждаюсь, что практически всё идёт пока по плану. И вторая, упрямо прилегавший к земле туман рассеивается, и медленно скользящие кольца Нагини появляются в зоне видимости первый раз. Приходится мысленно обуздывать себя от желания уничтожить её немедленно, ведь мои путы магии не помеха. Рано, всё ещё слишком рано. Когда я отрываю взгляд от самой важной мишени, Хвост падает на землю и опять начинает хныкать, а тёмная метка на его предплечье видна гораздо отчётливей. Волдеморт опять смотрит на меня и начинает выбалтывать историю про своего маггловского отца и смерть матери. Тем временем я избегаю смотреть на него прямо, либо претендуя на борьбу с верёвками, либо просто ища взглядом среди могил прибывающих по вызову Риддла.

Действительно, хлопки аппараций начинают отдаваться эхом на кладбище, немедленно начав давить мне на нервы. Нагини уползает за пределы видимости, поэтому я стараюсь вести себя спокойно, пока Волдеморт продолжает свой монолог, но уже на другую тему и для других слушателей. Он тупо отчитывает своих сторонников прямо у меня на глазах, а я счастлив его глупости. Я помню, что в какой-то момент змеелицый ублюдок собирается применить ко мне пыточное проклятие, но если он протянет до момента срабатывания ловушки, то флаг ему в руки и барабан на шею.

Этот гад, наконец-то дорвавшись до почтенно внемлющей аудитории, всё заливается и заливается соловьём, красноречием уже превзойдя и фильм, и книгу. Он проходит по кругу, размышляя вслух об их местопребывании и наказывая по своему усмотрению. Тут Малфой, как ни странно, действительно спрашивает как он жил!.. Устав от болтовни, я всерьёз рассматриваю идею освободиться самому и начать шоу.

— Его мать оставила на нём следы своего самопожертвования... Это старая магия, я должен был помнить и безрассудно не обратил внимания... но неважно. — Он поворачивается ко мне и, коварно улыбаясь, театрально перемещается ко мне с выставленным пальцем. — Теперь я могу до него дотронуться.

— Ты не тронешь его, — мощный голос Альбуса Дамблдора эхом проносится по кладбищу. Звук резко останавливает Волдеморта, красные глаза сужаются, глядя правее и слегка позади меня, а сам он злобно шипит. Ближайшие к тому направлению упивающиеся разворачиваются лицом к Дамблдору и пятятся. Повернув как можно сильнее голову туда, я вижу группу людей осторожно продвигающихся ближе, одновременно расходясь для свободы действий в бою. Хотя мой взгляд закрывают надгробия, да и зрение Гарри слабовато, но я узнаю Дамблдора, МакГоннагал и, вот это неожиданность, Снейпа. Хотя я знаю, что их побольше.

— Ты дурак, старик, что пришёл сюда сегодня, — шипит Риддл, но всё-таки отходит к своим последователям. — Хотя я должен поблагодарить тебя, что привёл моих слуг. Северус...

Мастер зелий даже не дёргается присоединиться к нему.

— Ты не должен был даже пробовать убить Лили Поттер, — как будто говорит не с Тёмным Лордом, а с проштрафимся учеником.

Я слышу голос, от которого кровь стынет в жилах.

— Авада Кедавра!

Это рык Хмури. Болезненно-зелёный свет медленно вспыхивает перед лицом поражённых профессоров, направляясь к Снейпу, чьи глаза ищут источник проклятья, а тело уже реагирует, падая на землю в сторону от траектории.

Как такое могло случится? Почему его не остановили и не оставили в Ховартсе? Дафна должна была поменять его оборотку, но даже в случае невозможности или неудачи она должна была кое-кому всё рассказать, и Крауч всё равно должен был быть остановлен. Я практически уверен, что в обеих записках Невилла — одна для его бабушки и одна для мадам Боунс, упоминался самозванец! Абсолютно точно было в записке его бабушке, ведь именно Крауч довёл её сына с женой до сумасшествия. Что же случилось? Внезапно мозг сам по себе вытаскивает на поверхность все мои разговоры с Дафной.

Это трусость если хочешь быть уверенным в безопасности своей семьи?

Упивающиеся Смертью снова зашевелились. Кубок Мира был только началом, сказал он, они будут действовать отчаяннее. Поэтому, явный выбор стороны — либо глупость, либо мудрость... и будет глупостью не использовать дурость других нам на пользу.

Ни один достойный слизеринец не может позволить тебе ускользнуть, не выведав как можно большее количество твоих секретов.

Как наяву вижу её лицо, когда она делает каждое заявление, льдисто-голубые глаза холодны и расчётливы. Не может быть!

— Давай представим, что я — слизеринец, и поставь себя на моё место. В первую очередь мне стоит заподозрить, что весь твой подход — хитрая уловка для выдаивания тайн? Не ожидала бы от меня неких шагов, позволяющих мне убедиться, что даже если ты используешь меня для достижения собственных целей, эти цели совпадают или не противоречат моим?

— Не надо всех слизеринцев под одну гребёнку! — и взгляд, глаза в глаза.

— Нет, конечно, — фыркаю я. — Не у всех хватит мозгов даже сформулировать задачу. Но у тебя-то их достаточно. Не будет ли крайне глупо с моей стороны не рассмотреть проблему под таким углом?

Она не отрицала. Что я наделал? Как же глуп я был доверяя полной незнакомке, чья личность известна мне только по фанфикам? Но...

— Тогда кто я для тебя? Как повлияет на твоё счастье моё исчезновение?

— Если оно станет результатом непосредственно моих действий, то очень сильно.

— А если оно не будет прямым следствием... — замолкнув, позволяю ей закончить мысль.

— ... я всё равно буду несчастлива, — отводя взгляд, говорит она.

Было это всё хитростью? Чувства и эмоции в её глазах, могла она подделать их? Вспоминаю лицо Гермионы.

Она боится за тебя, Уильям. Может даже не меньше, чем я. Если это было незаметно раньше, то теперь очевидно.

Если она обманула меня, то и Гермиону тоже могла. Так?

Вдруг моей щеке становится горячо, а я вижу небо в алмазах. Она дала мне пощёчину! Только начинаю поднимать руку потрогать место удара, как она двумя руками притягивает моё лицо к своему. Туда, где её губы уверенно встречают мои. Я поражён и буквально поглощён целым вихрем не поддающихся осознанию эмоций и чувств, что до сознания понимание, что мы целуемся, доходит только в момент окончания, когда девушка отстраняется от меня. Я впервые вижу слёзы в глазах Снежной Королевы Слизерина.

Не могу поверить, что всё было фальшью... она не могла! А потом я вспоминаю содержание и одну фразу из последнего разговора.

Всё равно будут мои родители.

Вспоминаю образ её отца, когда он вошёл в личную библиотеку, его холодный буравящий взгляд. Все разговоры про нейтральность семьи Гринграсс вспыхивают в памяти, и всё становится на свои места.

Её отец.

С этой мыслью время возобновляет ход, и Снейп падает живой, очевидно на волосок разминувшись со смертельным проклятием. В доли секунды Крауч оглушён, разоружён и привязан к ближайшему надгробию Дамблдором.

Снова Волдеморт откидывает голову назад, и я опять слышу бессердечный смех.

— И это все, кого может собрать великий Альбус Дамблдор... несколько школьных учителей, и даже из них — один мой под маскировкой.

— Не только, — звучит другой голос из-за спины Дамблдора. Сириус выходит вместе с Ремусом, в них нет ни единого намёка на весёлость Мародёров. Артур и Билл Уизли очевидно присоединились к ним, поскольку появляются рядом с Ремусом. — Ты освободишь моего крестника, — командным голосом добавляет он.

Краем глаза замечаю напряжение в позе Снейпа, но он не отводит глаз от более серьёзной угрозы.

— Мы всё равно превосходим вас в числе больше, чем в два раза, — продолжает насмешничать Волдеморт. — Кто-то из вас надеется выбраться отсюда живым?

Повернув голову посмотреть на хвастливого Тёмного Лорда, я замечаю Нагини слева от меня, ближе к Риддлу, уползающую от пришельцев. Не могу позволить ей уйти.

Дьявологонь не требует громадных сил или умения для вызова. Силы и концентрация нужны для контроля. Поэтому, когда я выпускаю энергии не больше, чем на обычное для Гермионы редукто, пламенная львица выскакивает из моей ладони, во мгновение ока покрывает расстояние между мной и Нагини и заключает массивного питона в воющую и рычащую оргию уничтожения. Вопль ярости то ли от Волдеморта, то ли от его крестража — или от обоих сразу — предшествует потопу из палочки маньяка, который погребает дьявологонь до того, как тот станет неуправляемым. Но ущерб непоправим. Змеи больше нет, разве что в виде кучки пепла и золы, смытых призванной водой. Теперь уже невозможно отделить её остатки от остатков растений, неудачно пустивших корни в том месте. Ещё до того, как гаснет пламя, я ловлю блик его отражения из-за надгробий левее и ближе ко мне, чем место смерти змеи.

Гарри!

Сердце набирает бешеный ритм от радости, что он здесь и, очевидно, следует моему плану. Решив, что не стоит больше изображать беспомощного и что уже можно переходить ко второй фазе, я сбрасываю путы и спрыгиваю на ноги под ярко пылающим взглядом Волдеморта. Тишина на кладбище воцаряется оглушительная. Для потехи публики я молча призываю свою бесполезную палочку и начинаю её крутить в пальцах... навык, который я отрабатываю уже полгода. Решив, что достаточно, я засовываю её в карман и поднимаю руку ладонью к моим союзникам.

— Не вмешивайтесь, директор. У нас с Томом Риддлом есть незаконченное дело.

Рискну глянуть, Дамблдор смотрит на меня в шоке, его палочка постепенно опускается вниз. Похоже, последняя соломинка, и теперь он знает. Но что он собирается делать? Вся надежда, что он отойдёт не сразу и позволит мне закончить дело.

— Гарри, — громко шипят и машут на меня руками некоторые из прибывших.

— Вы знаете пророчество, директор, — говорю спокойно. Слышу аханья и поперхнувшееся дыхание у кого-то, а у Волдеморта глаза лезут на лоб. — Да-да, верно. Снейп принёс тебе только первые две фразы, так ведь? Хочешь ещё две услышать? Вот — один должен пасть от руки другого ибо не будет жизни обоим пока двое живут. Не ожидал, любезный собрат-полукровка?

— КРУЦИО!

Вот же хрень! Как хочется вынуть из карманов — увы — отсутствующие там рунные камни! Запускаю самый мощный поток в щит вокруг правой руки придержать пылающий кармазин на время моего сдвига влево — ближе к Гарри, на всякий случай. Когда я, сместившись, отключаю щит, удар дробит в порошок надгробие позади меня, разбрасывая кусочки камня и пыль справа и сзади, частично попадая на меня.

— Блокируемое проклятье, Том? — стараюсь я скрыть страх от краткого мига безмерного напряжения на мой магический запас. Но дрожь всё ещё не покидает меня, поэтому я говорю побыстрее, чтобы скрыть её. — Ты хоть думал над пророчеством? Нетрудно догадаться — вряд ли это по силам сыну маггла и сквибки, правда?

— ХВАТИТ! АВАДА КЕДАВРА!

Падаю и распластываюсь на земле, как только малиновое пятно перехватывает болезненно-зелёный свет и порождает ахи и стоны как со стороны профессоров, так и от упивающихся. Гарри смог так погасить свой импульс, что свалился прямо передо мной. У меня замирает сердце от взгляда на безвольно рухнувшее тело. Его глаза закрыты, слава богу, потому что я не верю, что смогу смотреть на них сейчас. Непослушные волосы свешиваются так, что становится виден шрам-молния. Пока я смотрю, он блекнет из агрессивно-красного до бледно-загоревшего — никакой разницы с обычным шрамом.

Внезапно до меня доходит — это не молния.

— В чём дело? — требует Волдеморт, но я не обращаю на него внимание, мозг лихорадочно постигает новые возможности.

Теперь всё понятно. Перекатываюсь, чтобы схватить вытянутую руку Гарри, я слегка сжимаю её, надеясь, что не уничтожил только что наш единственный шанс на...

Все мысли обрываются лёгким ответным пожатием от Гарри. Я начинаю хихикать, но очень быстро срываюсь на полноценный гогот. Одновременно я встаю, зная, что этим собью с толку всех. Начинаю потихоньку сдвигаться вправо, чтобы путь у Гарри был чист.

— Ты, — говорю, обрывая свой смех, который, надеюсь, стал хоть слегка злым. Потом я открываю правую ладонь и зажигаю на ней зелёный свет смертельного проклятья. — Гарри Поттер, — растягиваю я слова, — не будет убит такими как ты, Том...

Но такая наглость, предназначенная для сосредоточения внимания на мне, внезапно обрезается приступом тошноты, откатом от трёх доз оборотки. Нет! Только не сейчас! Я был без сознания дольше, чем думал! Но раньше, чем я успеваю нащупать в кармане пузырёк с ещё одной дозой я оступаюсь в сторону, ведь одна моя нога вдруг становится длиннее другой. Когда мне удаётся приподняться с четверенек, тело уже восстанавливает первоначальную форму.

Волдеморт, очевидно, понимает всё мгновенно.

— Самозванец! КРУЦИО!

Я поспешно выталкиваю другую массивную волну магии в щит, но знаю, что не смогу уклониться. Пробую отбить заклинание по касательной ручным щитом, пусть это никогда не получалось на практике. Не срабатывает и здесь. Злая вспышка кармазина сжирает магическую энергию как будто её нет, и каждое нервное окончание в теле вдруг взрывается от мучительнейшей из представимых и совершенно невоображаемой болью. Я не успеваю заорать, когда над кладбищем взмывает голос Гермионы:

— УИЛЬЯМ, НЕТ!

Как только пропадает боль, Волдеморт взрёвывает снова, взбешенный задержками его плана.

— АВАДА КЕДАВРА!

В момент окончания последнего слова смертельного проклятья, время замедляется снова. Мгновенно я осознаю несколько вещей сразу. Главное — Гарри, запрыгнув на Молнию, уже выстрелил собой в Волдеморта. Гермиона, судя по голосу, начинает бежать ко мне. Заклинания извергаются по всему кладбищу, и я осознаю, что должно быть прибыли авроры и сразу принялись палить в упиванцев. К веселью присоединились профессора и компания Сириуса. Волдеморт целится ни в меня, ни в Гарри. Что означает...

— НЕТ! — Моё тело взрывается белым светом и внезапно перестаёт ощущаться как прорывающееся сквозь толщу воды. Я взлетаю на ноги и мчусь к Гермионе, отчаянно стараясь обогнать зелёный свет. Пытаюсь призвать стену, но вижу как отдельные частицы слишком медленно формируются для её защиты. Мой единственный шанс, как я понимаю, — сбить её с дороги и надеяться, что Гарри доберётся и ухватить сволочь за лицо до того, как тот успеет выпустить другое заклинание.

Глаза Гермионы, смотревшие на заклинание, медленно сдвигаются ко мне и потом ещё медленнее расширяются. Она уже начинает падать на землю, но с таким размером зелёного проклятья, которое уже рядом со мной, ей не успеть. Я сгибаюсь и прыгаю, зная что, может быть, сломаю ей несколько костей, но лучше сломанные и живые, чем мёртвые. Моё тело накрывает её, когда мы сталкиваемся, но я обхватываю ей голову руками таким образом, что она почти не пострадает от последствий столкновения.

Внезапно я ощущаю дёргающую боль сзади и сразу понимаю — меня догнал удар смертельного проклятья.

Я был недостаточно быстр.

В состоянии замедленного времени я ощущаю, как оно кромсает мой новый источник магии. И осознаю, что он такое — это моя жизнь или душа, или что-то ещё, откуда я зачерпнул при спасении Флер. Теперь понятен источник быстрого восприятия и движений, и стала ясна колдография из второго задания, когда я, казалось, сплёлся с белым пламенем лишь на долю секунды. Теперь оно пожирается наихудшим из непростительных проклятий. Я дёргаю к себе поток и мысленно издаю вопль агонии, когда оно просто рвёт магию и продолжает атаковать даже только что спасённую мной часть.

В полёте успеваю повернуть голову и найти глазами Гарри — одной рукой он вцепился в лицо молчаливо агонизирующего Волдеморта, а второй давит ему на руку с палочкой.

Вид Гарри немедленно поворачивает мысли к молниеобразному шраму. Пока я готовлюсь принять удар падения на локоть и предплечье левой руки, выпущенное из правой ладони лезвие магии рисует ту же руну — не символ молнии, но руну. Не шрам, рождённый темнейшим волшебством, а благословение матери. Эйваз, руна защиты, заряженная жизнью любящего. А может, у Гарри, двумя жизнями — отца и матери? Прорезаю контур магией в месте касания моей ладони — на лбу Гермионы. Только вместо зеркальной, изображаю её как надо, рву мою магию из злобной, уничтожающей хватки смертельного проклятья и вливаю её в созданную рану. Уверен, что разрез закроется, и крови не будет. А я вырываю магию из себя и инстинктивно вталкиваю в неё, заряжая руну.

Чувства уходят. Слух уже искажён от моего перекошенного восприятия времени, и я не замечаю его исчезновения, а продолжаю вырывать и вталкивать. В глазах туманится и окончательно темнеет. Вырываю и вталкиваю. Мы падаем на землю, но чуть раньше я теряю ощущение кожи Гермионы под ладонью. Вырываю и вталкиваю. Запах волос Гермионы уходит последним. Отрываю и толкаю.

Я вырываю и вталкиваю целую вечность.

Я вырываю и вталкиваю, отрываю и толкаю пока белого света не остаётся совсем.