Дело в шляпе (гет)

Обратись лицом к седому небу,

Правды той, что не нужна тебе.

С.А. Есенин.

«Как Вы думаете, что самое сложное в любой истории? Самое сложное — ее начать. Когда мысли путаются, наскакивают друг на друга и так хочется поведать обо всем и сразу. Именно для этого я начал вести дневник. Не знаю, прочтет ли его кто-нибудь. Хотя… если его не прочтут, это будет даже забавно. Я — гений, господа!

Мой отец говорил: «Если не знаешь, с чего начать, начни с конца». В этом-то и заключается сложность — конца у истории нет. И не будет. Она вечна.

Ладно. Начну с истории возникновения Хогвартса. С ее неизвестной части. Итак. Хогвартс был основан четырьмя величайшими магами и волшебницами своего времени. Они вместе выстроили этот замок, подальше от глаз дотошных магглов: в ту пору обычные люди страшились волшебства, поэтому колдунам и ведьмам приходилось прятаться. Итак, Салазар Слизерин, Годрик Гриффиндор, Ровена Равенкло и Хельга Хаффлпафф создали школу, чтоб готовить юных магов к выходу в большой мир.

Ага! Скажете, что читали все это в «Истории Хогвартса» и будете правы. Конечно, это — история Хогвартса, но лишь одна ее часть. Другая же часть истории — Ваш покорный слуга…»

* * *

Гермиона Грейнджер внимательно следила за распределением первокурсников. Она наблюдала эту церемонию седьмой раз, и все эти годы ее мучил вопрос: по какому принципу, а главное, каким образом, Шляпа распределяет учеников по факультетам.

— Хаффлпафф! — прозвучало решение Шляпы, надетой на голову очередного первокурсника.

Девушка внимательно посмотрела на шустрого мальчишку, побежавшего к столу своего факультета. Он совсем не похож на степенного хаффлпаффца… Но Шляпа определила его именно туда. Гермиона зажмурилась, вспоминая свои ощущения шестилетней давности. Волнение, практически осязаемое чувство неопределенности, страх от неизвестности, от того, что вдруг в ней не окажется ни одного из нужных качеств, что видит Шляпа при распределении на факультеты… Старая Шляпа, пахнущая маслом и каким-то травами, на миг сдавливает виски и громко произносит: «Гриффиндор». Вердикт Шляпы в тот день совпал с тайными желаниями юной волшебницы. Но остался вопрос: «Почему?» Что смогла она увидеть или почувствовать в затуманившемся от страха мозгу перенервничавшей девчонки? И самое главное: как? Неужели никто никогда не задумывался над этим?!!

* * *

«…Здесь следует сделать небольшое лирическое отступление… Вы не заметили, что в дневнике нет ни одной даты? Это не случайно. Чем больше я думаю, тем отчетливее понимаю, что это не дневник, это — исповедь маленького никем не замеченного… Человека. Почему с большой буквы? Терпение, господа. Терпение.

Итак. Как я оказался в Хогвартсе? Началось все с того, что однажды хмурым ноябрьским днём, а точнее хмурым ноябрьским вечером я появился на свет. Было ли это радостным событием? Я не помню. Но, думаю, было. В тот день мой отец — великий волшебник — еще не знал, что звонким криком его дом огласил… сквиб. Да, господа, я оказался сквибом… Смешно. В богатейшем и уважаемом волшебном роду появился сквиб. Единственный ребенок, наследник, не оправдавший… свое появление на свет.

«Что такое сквиб?» — спросите Вы. Это — приговор на всю жизнь. Это — позор на весь род. И … одиночество. Конечно, это проявилось не сразу, поэтому мое детство было счастливым. Слишком счастливым. А за все в жизни приходится платить… Меня холили, лелеяли, меня баловали и закрывали глаза на все недостатки. До той поры, пока не стало понятно, кто я.

Что случилось тогда? Мой отец… Мой собственный отец объявил меня умершим и тайно переправил в приют. В непонятный, грязный и страшный приют. Это называлось «отдать на воспитание». Ведь я сквиб, господа! А кому нужен сквиб? К моему удивлению, оказался нужен. Однажды красивая женщина остановилась у стен моего приюта. Ее повозка сломалась, и пока кучер пытался починить ось, женщина решила прогуляться по окрестностям. Под старым вязом она нашла меня. В тот злосчастный (Нет! Счастливейший!) день меня избили мальчишки из приюта, и я, вытирая окровавленный нос, строил планы мести. Но что я мог сделать? Они было старше, сильнее. Маггловскими способами с ними было не справиться. А волшебными… Я же сквиб. Как я ненавидел свою беспомощность в тот момент! Женщина окликнула меня. Воспитание, полученное с детства, подняло меня на ноги и заставило учтиво поклониться. В ее глазах мелькнула тень восхищении безупречными манерами избитого двенадцатилетнего мальчишки. Так я попал под опеку милой сердобольной Хельги Хаффлпафф. Она забрала меня с собой в Школу, Основателем которой, наряду с еще тремя магами, являлась. В этой Школе обучались юные волшебники.

Я не мог учиться с другими детьми. Ведь я сквиб. Хельга учила меня сама: травам, зельям, простейшим лекарским навыкам. Она… верила в то, что может зародить во мне магию. Гены — великая вещь. А еще более великая вещь — Вера. В один прекрасный день (мне тогда было пятнадцать) я разозлился на одного из учеников Годрика Гриффиндора, и волосы моего обидчика стали зелеными. Вера — великая вещь. Но еще более великая вещь — Разум. Я — сквиб, господа! Для Вас я — сквиб.

Шло время. Я стал все чаще присутствовать на собраниях Основателей. Ведь я сквиб, господа! Меня никто не воспринимал всерьез. Я накрывал на стол, я подносил блюда, я прислуживал, я… внимал каждому слову.

Они все чаще ссорились, решая кого можно включать в число избранных учеников и посвящать в великие таинства Магии, а кого выбрасывать на задворки жизни.

Салазар… Он ненавидел магглов, презирал сквибов. Но именно у него я многому научился. Презрение к слабому — величайшее заблуждение сильного. Он не чувствовал во мне угрозы. С брезгливостью отвечал на мои нелепые вопросы, порой позволял присутствовать при его дополнительных занятиях с учениками. Присутствовать — громко сказано. Я прислуживал, что-то подносил, что-то прибирал. На его взгляд. Я же — наблюдал.

Ночами я изучал заклинания. Хельга снабдила меня огромным количеством рукописей по различным разделам Магии. Снабдила скорее из жалости: время шло, а я не оправдывал надежд. Я был благодарен ей за сердечность и жалость. Она помогла мне стать тем, кем стал…»

* * *

Неужели никто никогда не задумывался над этим?!! Ученик в форме Слизерина устало потер переносицу. Северус Снейп перечитывал «Историю Хогвартса» в четвертый раз, и все время оставалось ощущение, что разгадка где-то рядом, но он раз за разом проходит мимо.

Основатели никак не могли сойтись во мнениях относительно того, кто должен быть принят в Хогвартс, а кто нет. Особенно стремился к жесткому отбору Слизерин — ярый противник грязнокровок. Северус Снейп сделал пометку в своих записях. Прямо-таки монстр этот Салазар Слизерин, если верить «Истории». А разобраться — так отличный парень. Ну, не любил грязнокровок. А кто ж их любит?

Так. Что мы имеем? В самом начале процесса обучения Основатели сами отбирали и учили детей. Но время шло, Хогвартс разрастался, число учеников увеличивалось — возникла необходимость в преподавателях. На эти должности стали набираться наиболее талантливые волшебники из числа бывших учеников. Но была еще она сложность. Со временем появилась необходимость в процедуре отбора детей. При этом было найдено решение, устроившее всех. Ну, во всяком случае, оно вызвало меньше протестов, чем испытания вроде «милой» полосы препятствий, после которой количество возможных учеников заведомо сокращалось наполовину.

Так появилась… Шляпа. В «Истории» написано, что артефакт использовался для выявления в детях качеств, присущих тому или иному факультету, то есть какому-то определенному направлению в обучении, заведенному самими Основателями. Так? Грубо говоря, детей делили на группы, уделяя особое внимание их совместимости друг с другом. Зачем? Видимо, чтобы лучше уживались. Ведь, попадая в Школу, они были изолированы от внешнего мира и вынуждены по двадцать четыре часа в сутки находиться вместе. Если не объединять вместе более-менее схожих по характеру детей, то получился бы настоящий бедлам. Естественно, ни о какой успеваемости на почве постоянных склок речи быть не могло.

Северус снова пролистал свои заметки. Он сидел в библиотеке уже не первый день. Почему он задался этим вопросом? Он и сам не знал. Просто показалось, что, разгадав эту загадку, он узнает что-то важное о себе. Почему он попал в Слизерин? Что увидела в нем Шляпа? Можно было обратиться с вопросом к кому-то из профессоров. Да вот только юноша очень сомневался, что их ответ будет чем-то отличаться от версии, изложенной в «Истории». А меж тем, ему казалось, что есть что-то еще. Что-то, о чем не сказано ни на одной из восьмисот двадцати четырех страниц старинной книги. Поэтому он с завидным упорством тратил свободное время на изучение этого вопроса. Юноша вздохнул и откинулся на спинку стула. Детей распределяли по факультетам. Детей распределяли… Все это хорошо, но как именно Шляпа видела в них нужные качества?!

* * *

«…А потом началось самое интересное: Основатели поссорились. Ни один из них — даже милая Хельга — не хотел уступать другому пальму первенства. Они создали Хогвартс как островок Мира, Добра, главенства Разума над необузданными эмоциями. Но жизнь распорядилась по-своему. Из единого слаженного механизма выпала сначала одна составляющая часть — Салазар Слизерин, а потом и вовсе образовалось четыре лагеря. Начался период смуты, когда дети проходили жесткий отбор, и за самых талантливых подростков начинался спор. Вы видели когда-нибудь «Спор» великих волшебников? Нет? И не приведи Мерлин, Вам его увидеть!

Однажды они опомнились. Это произошло внезапно: когда уже конец всего казался неизбежным, четыре человека опомнились. Было решено прекратить распри хотя бы на этом этапе. Они поклялись придерживаться общих правил, и, главное, не пытаться создать из своих учеников воинов. Да, господа! Они боялись мощи друг друга. Эти четыре великих волшебника боялись, как простые смертные.

Так появилась Шляпа. Шляпа…

Это — моя первая шутка. К соглашению-то пришли: решено было доверить процедуру отбора какому-либо предмету. Все честно и понятно…

Казалось, все решено, но сам артефакт никак не могли выбрать. Необходимо было что-то символическое, что-то нейтральное и способное проконтактировать с человеком. Когда все грозило перерасти в очередную ссору, я предложил свою шляпу. Совсем новую, купленную накануне на ярмарке в соседней деревне. Годрик расхохотался, Салазар фыркнул, Хельга улыбнулась, а Ровена пожала плечами. Моя идея была принята единогласно. Все что оставалось — наложить на шляпу заклинания…»

* * *

Как именно Шляпа видела в них нужные качества?!

Гермиона Грейнджер в задумчивости шла по коридору. Раньше ее это не слишком волновало. Всегда оставалось ощущение, что когда-нибудь она все узнает. Но время шло, а ничего само собой не прояснялось. И в этом году девушка отчетливо поняла, что закончит Школу и никогда не вернется к этому вопросу. А было любопытно. Очень любопытно. Гермиону интересовало все, что было связано с высшей Магией, с той, что оставляла свой след на века, что действовала даже тогда, когда от мага, ее сотворившего, не оставалось ничего, кроме имени и изображения на портретах и карточках от Шоколадных лягушек.

Этот год — ее последний шанс.

Итак. Что мы имеем? Некий предмет (в нашем случае Шляпа), способный чувствовать мысли и потаенные желания. Девушка резко остановилась. Конечно! Все так просто. Почему она не додумалась до этого раньше! Ответ-то был совсем рядом. Стоило только правильно сформулировать вопрос: как именно Шляпа ВИДИТ эти качества?

* * *

«…Идея была банальна до гениальности или гениальна до банальности. Это как кому нравится. Шляпа… Обычная шляпа. Несколько дней ушло на то, чтобы приготовить все для первой процедуры подобного безличностного распределения. Все четыре волшебника наложили свои заклинания. Шляпа должна была, словно, просвечивать претендента насквозь. Она выискивала там качества присущие тому или иному факультету? Да Мерлин с Вами! Она пыталась определить волшебный потенциал того или иного ученика. Ведь ни для кого не секрет, что способности одних волшебников сильно отличаются от способностей других. Можно не быть сквибом, но добиться очень скромных результатов в постижении магической науки. Сквиб — это, если хотите, низший уровень способностей. Заметьте, это — не отсутствие способностей, а лишь слабое их проявление. Любой сквиб может стать сильным магом. Поверьте мне: я знаю, о чем говорю. Нужно лишь фанатичное желание доказать самому себе, кто ты есть на самом деле. Жить этой мыслью, засыпать и просыпаться с ней. А еще это титанический труд и наличие цели. У меня она была, поэтому я смог. Практика показывает, что сквибы очень быстро отчаиваются, потому что против них выступает самая страшная сила — общественное мнение. Я преодолел это сопротивление, ну да речь сейчас не об этом. Речь — о Шляпе.

Каждый из Великой Четверки по-прежнему желал заполучить в ученики самого способного. На него нужно расходовать меньше сил, быстрее виден результат своей работы, сильнее преданный тебе сторонник. Шляпа делила детей на разные категории в зависимости от способностей, и эти самые категории равномерно распределяла на четыре группы. То есть детей тестировали поочередно, определяя общий уровень всех учеников, и на основе этих данных при повторном контакте с тем или иным ребенком, Шляпа выносила вердикт. Таким образом, уровень учеников был одинаков, и Основатели должны были остаться довольны. Четырехкратная защита (по одной ступени от каждого) исключала возможность нечестной игры или влияния на выбор Шляпы. Смешно! Все казалось идеальным в те годы. Золотые были времена! Вот только снова начались трения и недовольства. Салазар был против того, чтобы в число его учеников входили нечистокровные волшебники. Все началось сначала. Он требовал изменить процедуру отбора, но проиграл этот спор. В ярости он проклял Хогвартс — свое детище — и исчез в неизвестном направлении. С тех пор минуло много лет, но я до сих пор помню тот Совет. Ровена Равенкло, Хельга Хаффлпафф и Годрик Гриффиндор решали дальнейшую судьбу Хогвартса: оставить ли четыре факультета или же пересмотреть программу обучения. Видели ли Вы когда-нибудь растерянность великих волшебников? Нет? И упаси Вас Мерлин ее увидеть, ибо поистине страшно, когда люди, владеющие миром, не ведают, куда направить свои стопы. Они так и не пришли к единому мнению. Их Мир, их Вера, их Надежда были разрушены в пух и прах и развеяны ветрами по высоким склонам окрестных холмов. Они создавали Хогвартс как оплот справедливости, силы и понимания, а оказались заложниками амбиций, споров и нелепых решений. Они решили оставить все, как есть, но я-то видел, что они сломлены. Я мог бы многое посоветовать в этот миг, ибо видел все со стороны: они не в силах были найти выход, потому что являлись частью созданного ими мира, потому что вложили в него свои души. Я же был лишь свидетелем их побед и их распада. Я бы мог многое посоветовать… Но я — сквиб, господа! А кто будет слушать советы сквиба?!»

* * *

Как именно Шляпа видит эти качества? Для этого она должна уметь чувствовать мысли…

Северус Снейп задался этим вопросом очень кстати. Чувствовать мысли… Чувствовать мысли… Подобное умение дает огромные преимущества.

С того дня началась напряженная работа. Тогда еще юноша не знал, что ему просто повезло, и он обладает склонностью к этому. В противном случае титанические усилия не привели бы ни к чему, кроме нервного срыва, потери веры в собственные силы и разочарования во всем. Но Великий Мерлин оказался на стороне юного Северуса. Все в жизни имеет свою причину и закономерность. Возможно, болезненная заинтересованность Снейпа этим вопросом тоже была предопределена свыше. И благодаря этому он приобщился к недостижимому для многих таинству — видеть других людей, чувствовать их. Будь он более честолюбив, он мог бы завоевать мир. Хотя… здесь речь шла скорее не об отсутствии честолюбия, а о благоразумии. История показывала, что все начинания великих безумцев, посягнувших на мировое господство, заканчивались полным крахом. Прагматичный Северус всегда считал, что лучше быть самому себе хозяином в отдельно взятом небольшом мирке, чем свергнутым идолом, посягнувшим на вечность.

Один Мерлин знает, сколько всего пришлось пережить юноше, прежде чем он получил первые скромные результаты упорных тренировок и изучения литературы на эту тему. Он до сих пор помнил тот день: день первого проблеска чужой мысли. Неясная картина чужого образа в собственной голове: тень чужих эмоций, пока еще нечеткая и еле различимая. Профессор по Защите от Темных Сил думал о седовласом старце. Это потом Северус Снейп смог оценить шанс, который подарила судьба в тот самый день, когда он уже был готов отчаяться, не получая никаких результатов. Но ему повезло: эмоции профессора были такими яркими и насыщенными, что даже Северус со своим скромными достижениями смог их уловить. В то утро умер отец профессора, и водоворот эмоций от черной скорби до светлой грусти достиг сознания мальчика. Тень чужих переживаний коснулась его, заставив задохнуться от ощущения собственной силы. Он смог. У него получилось!!!

Это потом он осознал все отрицательные стороны подобных способностей. Бестолковые мысли о цвете женского белья и выборе платья на вечеринку, нелепые обиды и надуманные трагедии. Все это обрушилось сокрушительной волной на юного мальчика. Тогда он впервые вынужден был попросить о помощи… Он знал только одного человека, который был способен понять и помочь. Тогда еще новоиспеченный директор Хогвартса Альбус Дамблдор выслушал чуть не плачущего студента. Северус до сих пор не мог понять, почему обратился не к собственному декану, а к гриффиндорцу до мозга костей. Но он почувствовал, что сможет довериться только этому человеку. Он не ошибся. С того дня Дамблдор стал его ангелом-хранителем. Он сам взял под контроль обучение юного дарования. Северус научился искусству защищать свой разум от подобного вмешательства, ну и, конечно, контролировать собственные возможности. С этого момента началась новая жизнь, полная возможностей и открытий.

Только один раз профессор Дамблдор задал вопрос:

— Зачем тебе это понадобилось, Северус?

Он мог бы солгать, но не стал. Теперь он старался не лгать, ибо это было бессмысленно. Пришло осознание того, что понимать можно на уровне чувств и эмоций, и слова часто не нужны. Но то, что Дамблдор задал вопрос, означало право выбора, признание мальчика самостоятельной личностью. Снейп был благодарен. Ведь куда проще было просто узнать ответ. Он еще не достиг великих высот в искусстве скрывать то, что внутри. Но профессор поступил по-другому. Мудрость. Она приобретается с годами.

— Мне стало интересно, как именно Шляпа отбирает учеников. И я сначала решил, что это связано с умением чувствовать мысли.

— А теперь что ты думаешь?

— Я ошибался. Для чтения мыслей необходимо обладать сознанием.

Дамблдор не ответил. Просто чуть склонил голову, но Северус понял, что он угадал.

— И не просто сознанием. Им-то артефакт можно наделить. Сознание должно быть самостоятельным, не поддающимся влиянию извне. Я прав?

Директор снова вздохнул. На этот раз в его вздохе юноша почувствовал грусть.

— Я прав? — повторил он.

— Есть вопросы, на которые может ответить только сам человек… Жизнь подскажет этот ответ.

— А если нет?

— Значит, человек еще не готов к этому знанию. Хотя… странная заинтересованность для юного волшебника. В вашем возрасте мысли должны быть заняты другими проблемами, — директор улыбнулся, а Северус понял, что он просто переводит тему.

— Это меня интересует больше, чем вопросы волшебников моего возраста, — упрямо проговорил он. — Вы не ответите?

— А чем вас не устраивает ответ в «Истории Хогвартса»?

— Отговорка для тех, кто хочет видеть только то, что ему показывают.

Снова улыбка. На этот раз в ней одобрение.

— Тогда удачи, мистер Снейп. Только будьте готовы к тому, что разгадка может вас разочаровать, поэтому подумайте еще раз, хотите ли вы видеть то, что вам не показывают.

Северус долго думал над этим разговором. И все больше понимал, что теперь не успокоится, пока не узнает всю правду. Правда может не понравиться? Что ж, на то она и правда, чтобы нравиться не всем. Зато у него есть возможность Выбора и сила Знания. А может, директор как раз этого и хотел?

Юноша посмотрел на дождь за окном. Ручейки стекали по стеклу, делая мир за окном искривленным и смутным. На ум пришла аналогия с его поисками. «История Хогвартса» — это оконное стекло. Правда за ним размытая, неясная, холодная и неуютная, как исчерченный струями воды еле различимый пейзаж. Правда не нужна. У большинства людей не возникнет желания оказаться там — за стеклом. Дождь, холод и серость. А здесь тепло, сухо, уютно.

Но Снейп всегда любил дождь. Он быстро поднялся из-за стола, снял с вешалки мантию и решительно распахнул дверь. Пусть большинство прозябает всю жизнь в уютных коконах из лжи. У него есть право выбора. И он выбирает этот дождь.

Неважно, что столько сил потрачено впустую. Ответ где-то рядом.

* * *

«…Шло время. Основатели все больше отходили от дел. В тот момент мне впервые пришла в голову мысль, что основная причина создания Хогвартса заключалась не только в стремлении донести свет знаний до всех способных к Магии. Они хотели создать свой Мир. Каждый из них, но не учли того, что желание одного воспринималось как угроза другими. Это и была угроза, по сути дела. Сейчас я все больше понимаю, что нужно было дать возможность одной из сторон одержать верх. Для меня это было бы просто. Ведь я сквиб, господа. Они не опасались меня всерьез. Я был при них много лет. Из моих рук они принимали еду, питье. Мне легко было сделать так, чтобы остался только один Основатель. Но я тогда не знал ответа на вопрос, каким должен быт новый Мир. Я, признаться, его и сейчас не знаю, хотя прожил не один век. Да, господа. Я прожил не один век, но об этом позже. А тогда я просто наблюдал со стороны. Порой мне казалось, что Мир должен быть подстать Салазару — рискованный, яркий и живой, не терпящий возражений и не признающий поражения. Порой казалось, что Мир должен быть похож на Годрика: отчаянно смелый и постоянно находящийся в движении. Порой я видел его царством Разума и обоснованных рисков, таким же, как Ровена. Реже я видел его похожим на Хельгу — спокойным и всепрощающим. Почему реже? Потому что такой мир был просто невозможен.

Вся беда была в том, что каждый из них нес в себе что-то, чего не было в других. Но объединение оказалось невозможным, они и сами это поняли. А потом Основатели стали уходить. Все чаще и дальше от полюбившегося места. Настал день, когда ушел Годрик. Просто и буднично, словно так и планировал с самого начала. Год спустя в странствие отправились Хельга и Ровена. Странно… Они ушли вместе. Видимо, женщины, и правда, мудрее. Что с ними стало? Не спрашивайте. Я этого не ведаю. Они всегда казались вечными, поэтому я не удивлюсь, если они сейчас находятся среди нас и оплакивают тот мир, который взрастили когда-то в своем сердце.

А я остался. Мне некуда было идти… Это был МОЙ мир. В Хогвартсе давно сложился постоянный состав преподавателей. Был даже директор, который являлся последней инстанцией, судом и палачом одновременно. В переносном смысле, конечно. Но именно он решал вопрос об исключении из Школы. Такие случаи тоже бывали. И был я… Человек, которого никто не видел, о котором никто не знал. Я умел быть незаметным, когда хотел. Этому я научился у Салазара. К тому же я присутствовал при строительстве замка. Ни один человек и ни одно привидение не знало о замке столько, сколько Ваш покорный слуга. Встречали ли меня люди? Конечно! Возникали ли у них вопросы? Разумеется! Но они быстро об этом забывали.

Год за годом я смотрел на то, во что превращался Хогвартс, а потом меня посетила гениальная идея. Первая гениальная идея. Возможно, все беды от того, что люди посягнули на сам порядок вещей? Кто давал право даже великим волшебникам распоряжаться судьбами других людей? На каком основании они делили их на группы, факультеты, давая одним больше возможностей, нежели другим?! Нет! Человек не должен этого делать. Это — привилегия Судьбы. И тогда я сделал то, что сделал…»

* * *

Неважно, что столько сил потрачено впустую. Ответ где-то рядом.

Гермиона отодвинула в сторону стопку книг об оклюмменции. Сколько же их пришлось прочесть, прежде чем ошибка стала очевидной! Девушка рассеянно притянула к себе толстый фолиант «Артефакты и их роль в эволюции Магии». Друзья крутили пальцем у виска, пытаясь воззвать к ее здравому смыслу! Ей семнадцать! Неужели девушка ее возраста не могла найти себе занятие поувлекательней?! Наверное, могла. Вот только Гермиону словно что-то влекло в пыльные залы библиотеки. Ей почему-то казалось жизненно важным найти ответ на этот нелепый вопрос. Она потерла затекшую шею. Сколько же времени она здесь сидит?

Артефакты… Артефакты... Все одно и то же. Ничего нового с тех пор, как впервые прочла о предметах, наделенных магическими свойствами. Девушка рассеянно листала одну страницу за другой. Это все не то. Не то… Взгляд упал на раскрытую книгу «История Хогвартса». И здесь все не то… Почему о Шляпе написано так туманно? Она распределяет и… все. Как? Гермиона досадливо вздохнула и притянула «Историю» поближе. Перед ней лежала пирамида из старинных книг. Здравый смысл попытался задать вопрос: «Зачем»? Но не был услышан. Гермиона раскрыла книгу на главе об Основателях. Те же фразы. Она перечитывала их десятки раз. Гордец Салазар, храбрец Годрик, мудрая Ровена и добросердечная Хельга… Вон последняя даже сквиба на воспитание взяла. Зачем он ей понадобился? А что если поискать в Запретной Секции? Вдруг там обнаружатся какие-то неизвестные доселе факты о самих Основателях или что-то новое об артефактах? Гермиона бодро вскочила с места и бросилась возвращать книги на места. Дело за малым: раздобыть разрешение…

Это оказалось гораздо проще, чем представлялось сначала. Тему курсовой работы девушка выбрала еще в прошлом году: «Влияние Магии на окружающее предметы». Тема была очень размытой и разносторонней. Гермиона сделала это специально, чтобы можно было в итоге написать о том, о чем заблагорассудится. Вот и сейчас — с подобной темой не составило никакого труда получить доступ в Запретную секцию, в том числе в раздел артефактов.

И вот в один из выходных дней, когда нормальные студенты видели сладкие утренние сны, Гермиона Грейнджер расхаживала вдоль полок в Запретной секции и гадала, откуда начать. Задача уже казалась непосильной. Здесь было столько всего… Необходимые ей сведения могли содержаться в любой из сотен пыльных книг. Девушка остановилась перед самым первым вариантом «Истории Хогвартса». Книга была гораздо тоньше теперешней. Сняв ее с полки и пролистав несколько ветхих страниц, Гермиона убедилась в том, что информация в ней совершенно не отличается от последнего варианта. Перечитывать же все еще раз не возникло ни малейшего желания.

Гермиона устало опустилась на приставную лесенку и поздравила себя с тем, что после стольких усилий придется признать свое поражение. Чтобы как-то отвлечься, она протянула руку к нижней полке и взяла первую попавшуюся книжку. Книжка была старой, потрепанной и без заголовка. Девушка открыла первую страницу. Видимо, дневник, только какой-то странный. В нем не было дат. Не было даже имени владельца. Обычно дневники подписаны на форзаце или же перед первой записью. Этот же сразу начинался с текста, написанного аккуратным почерком. «Как Вы думаете, что самое сложное в любой истории? Самое сложное — ее начать». И словно какая-то неведомая сила заставила сделать поярче огонь газового фонаря.

* * *

«…Однажды я вошел в кабинет директора Хогвартса. Шляпа лежала на одной из полок. За эти годы она сильно изменилась. Из некогда бежевой превратилась в темно-коричневую, ее не раз чинили и пропитывали маслами, чтобы кожа не ссыхалась и не изнашивалась. Волшебники хотели обмануть Время. Наивные.

Я снял Шляпу с полки. Сколько же лет я не держал ее в руках! В тот миг я понял, что держу в руках целый мир. Двадцать минут ушло на то, чтобы снять заклинания. Теоретически это было невозможно, но я присутствовал при их сотворении. А дальше… Дальше я наложил свои заклинания. Какие? Для начала я наделил ее неким подобием контролируемого сознания. Теперь артефакт приобрел возможность стихосложения. Просто мне захотелось внести разнообразие в скучную процедуру распределения. Я веселый человек, господа! Я сделал соответствующие исправления в записях, которые передавались от одного директора Хогвартса к другому, заодно упростив и сократив по времени процедуру отбора. Теперь не нужно было надевать Шляпу на учеников по два раза. Она сразу давала ответ. Возникали ли вопросы у преподавателей по поводу изменений? Конечно, возникали! Но Шритт — директор Хогвартса — дал все необходимые пояснения по этому поводу. Доводы о необходимости реформ в Школе (а новшества в поведении Шляпы были далеко не единственными моими достижениями) были обоснованы, и никто не посмел усомниться в словах уважаемого волшебника. А он не усомнился в моих. Сложно усомниться в словах, подсказанных собственным сознанием. Я — гений, господа.

Но вернемся к Шляпе… Забегая вперед, скажу, что после я добавил еще и возможность создавать простейшие мелодии. Теперь Шляпа пела. Она могла даже реагировать на настроение в окружающем мире. «Невозможно!» — скажете Вы. Но послушайте Шляпу и поймете, что возможно все. Она не придумывала что-то новое. Нет! Она складывала рифму из обрывков Ваших фраз, сказанных когда-то, ее мелодии были когда-то напеты Вами. Это обычный алгоритм, если хотите. Возразите, что она способна вступать в диалоги с учениками, отвечать на их вопросы. Неужели Вы думаете, что за века ее службы хоть один из учеников спросил что-то новое? Первый вопрос: «Почему?» был задан очень давно. Равно как и просьба определить на тот или иной факультет. Смешно, но Шляпа даже «отговаривала» некоторых учеников. В чем загадка здесь? Все очень просто. Учителя всегда заранее знают, дети из каких семей поступят в Школу в этом году: ведь к ним попадают сведения о каждом родившимся волшебнике. Они естественно обсуждают между собой возможное попадание того или иного ученика на тот или иной факультет. Задают вопросы, спорют, рассуждают. А Шляпа в это время тихо лежит на полке или табурете и впитывает все это, как губка. Все просто, господа. Беда в том, что на сложные вопросы Вы всегда ищете сложные ответы. А они обычно очень просты.

Но основное заклинание было другим… Про себя я окрестил его заклинанием Случая. Теперь Шляпа не определяла потенциал детей, она на удачу выкрикивала название факультета. Несправедливо, скажете Вы? А я считаю, что воля Случая — высшая справедливость.

Только Судьба вольна решать то, что не волен решить человек, потому что глупые людишки, какими бы великими они себя ни считали, не могут смотреть на вещи объективно. Они — лишь игрушки в руках судьбы. Я и сейчас убежден, что Случай всегда прав.

Я наблюдаю это сотни лет. Миллиарды минут… Вечность…

Я совершил ошибку. Большую ошибку много лет назад. Из Истории Магии Вы, конечно же, знаете, что в 14 веке был создан Философский камень. Великим Алхимиком Николасом Фламелем. Забавная штука История. В ней навеки остаются имена тех, кто к этому стремится… И при этом можно преспокойно вершить судьбы людей и не иметь даже имени. Ваш покорный слуга создал Философский камень раньше Фламеля почти на четыреста лет. И это самая большая моя ошибка. Вы представить себе не можете, как славно быть смертным. Знать, что наступит день, когда ангелы или демоны призовут тебя к ответу, и ты отправишься в дальний край за реку, отделяющую берег живых от берега мертвых. Я часто вижу эту реку во сне…

Спросите, что же мне мешает уничтожить свое творение? Я — гений, господа, и в этом моя беда. Я потратил слишком много сил на создание своего детища, а потом сгоряча наложил на него сложную защиту. Я часто бывал в дурном расположении духа, поэтому мог с легкостью уничтожить собственное творение. Защита должна была предотвратить этот шаг. В тот день я еще не знал, что будет время, когда я прокляну собственную гениальность. Да, господа! Я хочу уничтожить камень, но сам не могу этого сделать. Парадокс, порожденный моим собственным мозгом, а долгая жизнь научила тому, что доверять никому нельзя. Задумайтесь на минуту, что я обращаюсь к Вам с просьбой уничтожить источник вечной жизни… У Вас поднялась бы рука? Ответьте себе! Неужели Вы не попытались бы воспользоваться шансом на вечность?! Смертные слишком глупы и слишком алчны.

Да, признаться, я и сам не мог бы его уничтожить… Несмотря на то, что я устал от жизни — в ней уже нет ничего, что могло бы удивить меня… Упаси Вас Мерлин, достигнуть состояния, когда ничто не удивляет. Поверьте, в том, чтобы быть смертным — есть смысл. Я из года в год наблюдал за людской глупостью, алчностью, подлостью. Не осталось ничего, за что бы я мог любить этот Мир! Страшное чувство, пустое. За короткий земной век не успеваешь разочароваться. «Глупости!» — скажете — разочароваться можно за пять минут! Но не во всем. Всегда остается что-то… лучик солнца, улыбка друга, письмо близкого человека. Всегда есть то, во что еще можно верить. А я пережил всех знакомых людей. Близких не было вовсе. И рассветы я видел не одну тысячу раз. Могу сказать: все они похожи. Да! Все, как один. Когда же они стали похожими? Лет пятьсот назад…

Что-то я отвлекся… Возвращаясь к Шляпе… Да, господа! Я доверил право выбора его Величество Случаю!..»

* * *

И словно какая-то неведомая сила заставила сделать поярче огонь газового фонаря.

Северус Снейп почувствовал, что форменный галстук стал тесен, и ослабил узел. Он читал исповедь незнакомца, и с каждой строчкой ему становилось все страшнее. Так вот о чем говорил Дамблдор… Правда может не понравиться. А ведь еще вчера он не ведал об этом. Он раздобыл разрешение на пользование литературой по Зельям из Запретной секции. Бдительная мадам Пинс провела его до нужного стеллажа и вынуждена была вернуться в Читальный зал. Северус дождался ее ухода и бросился к секции Магических Вещей. Он бродил среди старых книг, вздрагивая от каждого шороха, снимал что-то наугад и листал. А потом понял, что его затея безнадежна. Здесь столько книг, и ответ может находиться в любой из них.

Юноша снял с полки тонкую книжицу. От безысходности. Открыл первый лист, второй...

«Как Вы думаете, что самое сложное в любой истории? Самое сложное — ее начать...» Дневник. Только странный какой-то. В нем не было ни одной даты.

Спустя десять минут Северус забыл о том, где находится. Если сначала он боялся быть обнаруженным и вздрагивал от каждого шороха, то теперь не заметил бы и стада разъяренных мантикор. Ему было не до того. Радостная мысль о том, что он (Невероятно!) нашел то, что искал, быстро сменилась изумлением, потрясением и… Последнее чувство Северус не смог бы описать. Он просто впитывал каждую строчку, пытаясь ПОНЯТЬ и ПРИНЯТЬ… Принять было особенно сложно.

* * *

«…Я наделил Шляпу возможностью случайного выбора. До этого Вы ведь никогда не задумывались, почему в один и тот же год рождается группа детей, так равномерно наделенных основными качествами, присущими тому или иному факультету. Ну, подумайте сами!!!

Самая большая ошибка учеников и учителей Хогвартса состояла в том, что они верили в предрасположенность студентов того или иного факультета. Им и в голову не приходило, что попади тот или иной ученик в Равенкло вместо Хаффлпаффа, он был бы не так усидчив, зато более сообразителен. Вы до сих пор так и не поняли? Это Вы сами сделали слизеринцев жестокими. Как? Дети, которые со времен Салазара изучали в большей мере зелья — смертельную науку, дающую знание о том, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф или закупорить смерть. Вы — остальные — не понимали этих тонкостей до конца. Вас это пугало. И что Вы делали? Задумайтесь, господа! Вы отталкивали этих детей, сторонились их, опасались. Им не оставалось ничего, как вариться в собственном соку. Жить в мире тех, кто в силах их понять и посмотреть в их глаза без страха. Вы считаете их изворотливыми и жестокими. А они просто отвергнутые. Причем, Вами.

Древние Руны, Нумерология… Сложные предметы. Они требуют повышенной внимательности, усердного разбора и трудолюбия. Пресловутый ум равенкловцев связан только лишь с упорными занятиями. Тренируя память и логическое мышление, очень легко прослыть сообразительным. А если в тебе это еще заложено от природы…

Травология… Сколько терпения и усидчивости нужно, чтобы дождаться цветения Корнолистной мирании, цветущей раз в три года в течение 35 секунд. Сколько сил нужно потратить на то, чтобы создать для нее подходящие условия. Сколько доброты нужно нести в своем сердце, чтобы увидеть молодые побеги, какой заботой нужно их укутать. Попробуйте с одиннадцати лет тренировать в себе эти качества. Сроднитесь с природой! И со временем Вы превратитесь в спокойного, уравновешенного и основательно человека. Да! Вы станете непонятным для «сообразительных» равенкловцев или прагматичных слизеринцев. У каждого свой путь.

Трансфигурация… Для того, чтобы уметь перевоплощать предметы и перевоплощаться самому нужно яркое воображение, смелые решения и хорошая подготовка. Здесь всегда работают в паре, чтобы в трудную минуту, если что-то пойдет не так, почувствовать плечо друга. Этого тоже нет в тебе при рождении. Эти качества воспитываются. Взаимопонимание, чувство локтя и желание защитить…

Все, что Вы сделали, Вы сделали сами, господа. И темные Маги были рождены Вами! Это Ваши темные стороны, Ваши амбиции и Ваши нелепые обиды на все человечество. На своем жизненном пути я встретил мальчика. Идеальный образец. Море злобы и яда. Он ненавидел всех так сильно… А еще он мечтал о Вечности. Наивный глупец. Вечность — это слишком много. В юности этого не понимаешь. Но что-то в нем было. Отчаянная уверенность в том, что он — спаситель Мира. Я впервые задумался… Вдруг этот мальчик прав? Вдруг единственный шанс на спасение этого мира в его уничтожении?! Страшная мысль, не так ли? Но когда видишь людей, попирающих то, что дает им жизнь, сеющих зло и ненависть, ломающих деревья и топчущих цветы… Человечество не исправится никогда. Сколько бы ему не было дано, оно непременно захочет еще больше. Жадность заложена в нем от природы…

Возможно, стоило когда-то выбрать чью-то сторону. Идеальный мир просуществовал бы недолго, ну и пусть. Смешно. Спустя столько веков, я разочаровался в самом понятии «Жизнь». Если ты смертен, она яркая, как вспышка. Ты часто не успеваешь заметить свои и чужие ошибки. А когда день за днем… век за веком… В один прекрасный день я понял, что устал нести ответственность за этот глупый мир. Я готов уйти, господа! Дело за малым — найти человека, которому бы я смог доверить Судьбу. Думаете, я выжил из ума? Нет! Я абсолютно серьезен. В последнее время я все чаще вспоминаю троих людей. Скажете: странно — прожить несколько веков и сохранить в сердце только три образа. Вы рассуждаете как смертные. Я же говорю: за скоротечностью жизни Вы многого не замечаете. Вы идеализируете, Вы верите, Вы преклоняетесь. Вы просто не успеваете понять ничтожности объектов Вашей любви и поклонения. У меня было время отделить зерна от плевел. Три человека… За почти десять веков.

Хельга… Милая, добрая, с огромным и светлым сердцем. Человек, видевший Мир сквозь призму своей души. Она верила в то, что может его спасти. Возможно, стоило ей в этом помочь.

Салазар… Человек, который научил силе и нетерпимости, дерзости и презрению. Он невольно помог мне воспитать себя. Стать… Великим. Да, господа, теперь я могу сказать о своем величии, если Вы сможете мне возразить — возразите.

А еще мальчик… Странный мальчик, полный яда, ненависти и фантастических идей… Как знать, возможно, помоги я ему, и он сможет переделать мир по своему образу и подобию. Этот мир будет чудовищен. Да! Но, как знать, может именно этого он и заслуживает. А еще меня не оставляет мысль, что помощь этому мальчику стала бы путем к избавлению. Избавлению от бремени лет… Ведь люди, подобные ему не оставляют в живых ни врагов, ни помощников… Шанс уйти.

Странные мысли посещают меня… В очередной раз убеждаюсь: прав был тот, кто придумал скоротечность жизни. Мое тело не стареет так, как тела смертных, но я чувствую, как стареет мой разум. Раньше — век за веком, теперь — секунда за секундой. Я устал, господа. И я чувствую, что готов принять решение…»

* * *

Гермиона почувствовала, что дневник дрожит в руках. Этот человек… Этот… Этот… Девушка перелистала страницы в поисках имени. Его не было… В этой потрепанной книжице была история Волшебного Мира глазами безумца. В ней было все, начиная с Основателей и заканчивая человеком, который вот уже не первый год пытается разрушить этот мир. В ней было все, кроме имени…

— Я знал, что кто-то еще найдет этот дневник, — негромкий голос заставил подскочить.

Девушка резко обернулась и увидела в паре метров от себя профессора Дамблдора. Она попыталась понять, сердится ли директор, но тщетно. Его взгляд не выражал ничего, кроме вековой мудрости. Он чуть улыбался, но в этой улыбке не было ни одобрения, ни осуждения. Только грусть.

— Кто-то еще? — пролепетала она. — Кто-то уже читал его?

— Ну, разумеется, — директор придвинул к себе стул и присел напротив. — Разумеется, его читали. Хотя… вы — лишь второй студент за всю историю Хогвартса, нашедший эту книгу.

— А кто был первым? — осипшим голосом проговорила девушка.

— Первым? Первым был мальчик… Слизеринец.

Гермиона привычно сморщила носик при этом слове, но тут же спохватилась, вспомнив то, что написано в дневнике. Директор улыбнулся.

— Вижу, вы прислушались к словам этого человека.

— Профессор, все, что здесь написано, правда?

— Почему вы решили, что я знаю ответ на этот вопрос?

— Мне казалось: вы знаете все, — смутилась девушка.

— Еще одно заблуждение из череды прочих. Я знаю далеко не все. Порой кажется, что год от года я знаю все меньше: о людях, которые меня окружают, о правильности тех или иных поступков, о правде… Людям свойственно приписывать мне гораздо больше достоинств, — директор внезапно улыбнулся и тут же вновь стал серьезен. — Но я отвечу: да, это — правда от первого до последнего слова.

— Но ведь тогда получается, что этот человек виноват в том, что происходит сейчас. Это он создал Волдеморта…

* * *

— Это он создал Волдеморта!

— Нет, Северус, — профессор посмотрел куда-то вдаль поверх головы своего ученика. — Волдеморта создала Жизнь. С таким же успехом можно обвинить того, кто дал жизнь этому человеку. А потом обвинить того, кто создал сам этот мир. Ни в одной истории не бывает лишь одного виноватого. Всегда есть кто-то, кто виноват еще больше. И так до бесконечности. Спираль времени…

Юноша бросил взгляд на пламя в камине. Они сидели в кабинете директора. Случилось так, что Северус не смог сдержать это знание в себе. Он отчаянно захотел понять, а еще больше захотел услышать, что все это неправда. Потому что очень страшно было осознавать, что ты просто игрушка в руках некоего безумца, который словно ставит опыты над этим миром. Но директор не спешил развеять сомнения. Наоборот.

— Он помог ему, — обвиняюще проговорил юноша.

— Вы уверены?

— Да!!!

Директор внимательно посмотрел в глаза юноши.

— Даже если он это сделал, вы считаете себя вправе его осуждать?

— ДА! — выпалил Снейп и тут же поперхнулся гневной речью под спокойным взглядом директора. — То есть… Почему он решил, что может распоряжаться судьбами других людей? Чем он лучше их?

— Может быть, тем, что он сам создал себя. Из ничего… Из отвергнутого сквиба. Вам не показалось, что он должен ненавидеть этот мир? Однако же он очень пытался его оправдать, пока не разочаровался окончательно.

Директор замолчал.

— Но ведь он мог просто… уйти.

— Возможно, он так и сделал, — чуть улыбнулся Дамблдор.

Наступила тишина. Северус какое-то время смотрел на огонь, а потом встал.

— Я пойду, — неуверенно проговорил он.

Дамблдор улыбнулся и чуть склонил голову. Северус направился к двери, привычно разглядывая стеллажи с диковинными вещами. Ему всегда нравилось убранство этого кабинета. Казалось, на многочисленных полочках собран целый мир. Из осколков древних амфор, обломков вековых камней и частичек магических предметов со всех уголков земли. У самой двери юноша остановился:

— А как его звали?

* * *

— А как его звали?

Гермиона подняла взгляд на сидящего напротив директора. Тот словно очнулся от своих мыслей и внимательно посмотрел на девушку.

— Он пытался доказать, что История помнит только тех, кто открыто о себе говорил, кто кричал о своих подвигах и выставлял напоказ свои достижения. О таких людях помнят. И История переписывает все по-своему: неудачи героев быстро забываются; достижения неугодных также стираются с ее страниц. В сущности, он прав. История помнит имена, а не конкретных личностей. Мне пора. Извини.

Дамблдор встал и, улыбнувшись напоследок, направился к выходу из Запретной секции. Гермиона чуть нахмурилась. Ведь он, наверняка, должен знать этого человека!

Полчаса спустя она сбегала вниз по каменным ступеням Главного входа. Денек выдался на славу. Яркое весеннее солнышко запуталось в ветвях деревьев. Птичье щебетание слегка развеяло неприятный осадок от сегодняшнего утра. Нужно было все обдумать. Понять.

Откуда-то слева раздался визг. Гермиона резко обернулась. Метрах в пяти играли в догонялки первокурсники из Слизерина. Девушка привычно направилась наводить порядок. При ее приближении возня прекратилась — дети застыли, как вкопанные.

Привычное «минус пять баллов со Слизерина» (Гермиона никогда не церемонилась с представителями этого факультета) так и не слетело с губ. Она посмотрела на их лица: настороженные, враждебные и явно недовольные.

— На эту сторону выходят окна гостиной Равенкло. Там кто-нибудь может заниматься, а вы шумите.

Тишина была ей ответом.

— Либо ведите себя не так громко, либо найдите другое место для игр.

— Квиддичное поле — подходящее место? — с вызовом спросил один из мальчишек.

Гермиона его терпеть не могла: было в нем столько заносчивости… И это в одиннадцать-то лет. Что же с ним дальше будет? Ответ напрашивался сам собой: посмотреть на любого слизеринца с ее параллели, не будем указывать пальцем на конкретных личностей.

— Да, подходящее, — скрепя сердце, она пропустила выпад мимо ушей.

Компания удалилась в сторону квиддичного поля. Гермиона долго смотрела им вслед. Совсем еще дети, по-своему трогательные, по-своему жестокие. Они могли бы попасть на другой факультет. Случай… Слепой случай уже начинал творить с ними метаморфозы. Девочка с веселыми косичками, которая как раз и обратила внимание Гермионы своим вскриком… Девушка вспомнила ее первого сентября: трогательный перепуганный ребенок, который отстал от других детей и пытался робко спросить дорогу. Гермиона ей подсказала. Девочка в ответ радостно улыбнулась. Это была первая и последняя улыбка в присутствии старосты Гриффиндора. Гермиона невольно вздохнула.

— Чудеса терпения и педагогического такта! Мисс Грейнджер, я поражен до глубины души! — вкрадчивый голос профессора Зелий заставил оцепенеть.

Гермиона медленно обернулась и встретилась взглядом с самым нелюбимым преподавателем. Видимо, он тоже собирался приструнить своих учеников, но не стал вмешиваться, увидев ее. А может, наоборот был готов заступиться в любой момент. Была у него такая нехорошая черта — появляться в самый разгар воспитательного процесса. Именно из-за этого Слизерин лидировал по общим очкам — Снейп никогда не давал свой факультет в обиду.

— Они не очень нарушили правила, — сказала, и сама чуть не рассмеялась от своей формулировки.

— Не очень… Весомое уточнение, — желчно заявил профессор, окинув девушку неприязненным взглядом.

Ему не нравились гриффиндорцы, а эта всезнайка — особенно. Отчасти из-за того, что часто была слишком… Снейп не мог подобрать нужного слова. Слишком принципиальна? Слишком… права? Скорее бы она закончила свое обучение.

Гермиона вытерпела его презрительный взгляд. Типичный слизеринец. Что с него возьмешь?! Кто еще мог выпуститься с этого факультета? Сразу вспомнилась фраза из дневника… «Отвергнутые…»

Гермиона вновь посмотрела на преподавателя… Случай. Слепой случай. Однако представить себе Снейпа, терпеливо ухаживающего за редким растением, было трудновато. Нет! Это нужно осознать и принять. Пока она не готова.

— А ведь я могла попасть и на ваш факультет… — неожиданно для самой себя тихо проговорила она.

— Простите? — брови профессора взлетели вверх.

— Я говорю, что могла попасть в Слизерин. Вы бы и тогда… — она запнулась. Сказать «придирались», «презирали» или что-то еще показалось глупым.

— Продолжайте! — повелительно проговорил Снейп.

Ему совершенно не понравился поворот разговора. А еще странно было слышать подобное предположение. Слизерин издавна считался оплотом чистокровных волшебников. Хотя… Были там и полукровки и вовсе магглорожденные. Правда, все они предпочитали это скрывать.

Нет! Не может же эта девчонка в самом деле что-то знать о дневнике. Хотя…

— Профессор Снейп, можно вас на минуту? — Дамблдор словно материализовался из ниоткуда.

Как ему всегда удается так незаметно подходить? Гермиона чуть нахмурилась, но тут же вознесла хвалу Мерлину за то, что не придется отвечать.

— Разумеется, профессор, — голос декана Слизерина был ровен. Из него исчезли нотки сарказма и превосходства.

Что-то связывало этих двух людей. Гермиона никогда не могла понять что, но чувствовала… преданность Снейпа директору. Видимо, какая-то тайна из прошлого. Девушка какое-то время смотрела вслед уходящим мужчинам. Легкая пружинящая походка одного и степенная поступь другого. Интересно, а сколько Дамблдору лет?

Девушка почувствовала легкий озноб непонятно от чего. Словно… ответ на какой-то очень важный вопрос находился где-то рядом. Подобное она испытала, когда коснулась рукой старого дневника.

Она зябко поежилась и запахнула мантию. А ведь раньше казалось, что ответ найден. И зачем она только взялась за эту затею?! Не сиделось ей! Гермиона сердито топнула ногой. А все началось из-за старой потрепанной Шляпы.

* * *

«… Моя История началась много веков назад… Прежде казалось, что конца у нее не будет, но, кажется, я готов принять решение. Решение, которое изменит Мир. Возможно, разрушит. Но мне уже не должно быть до этого дела. Я сделал выбор. Я — гений, господа! А это очень трудное бремя…»