Кто будет таким, как я? (джен)

— Наверное, стоит на этом закончить, — сказал мне в определённый момент директор. — Что касается твоего разума, то он, безусловно, пострадал, но это обратимый процесс.

— То есть... — я решился и задал-таки вопрос: — Память ко мне вскоре вернётся?

— Не думаю, что ты вспомнишь всё, — профессор Дамблдор улыбнулся, словно извиняясь за откровение, — но определённо большая часть воспоминаний должна упорядочиться.

— С-спасибо, — поблагодарил я его. — А можно ли узнать, сколько мне ещё стоит здесь... лечиться?

— Покинуть больничную палату можно будет самое позднее завтра утром, — директор снова ласково улыбнулся.— Для скорейшего выздоровления желательно, чтобы ты больше общался с друзьями, посещал занятия и жил активной жизнью — по идее, это может помочь быстрее пробудить нужные воспоминания, — он задумался на мгновение. — Сейчас сюда подойдёт профессор Селвин с необходимыми зельями, и мы тогда обсудим, как же именно лучше поступить.

Профессор Селвин действительно вскоре пришел, они с Дамблдором и мадам Помфри о чём-то некоторое время совещались, и придя в итоге к какому-то заключению, подошли ко мне.

— Давайте, я? — профессор Селвин взял слово. — Мистер Поттер, думаю, вы уже обсудили с директором проблемы с памятью и её возвращением? — он дождался кивка. — Вот и замечательно. Могу сказать, что в остальном вы практически в полном порядке, а вот вернуть воспоминания — задача не из лёгких.

— Мы решили, что в вашем случае, — продолжил он после небольшой паузы, — лучше всего подойдёт терапия из двух видов зелий, которые надо принимать попеременно? — он на мгновение замолчал. — И не забывайте после приёма зелья внутренних образов выпивать токсинопоглощающее, — профессор после этой фразы посмотрел на меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, если попробовать ослушаться, — иначе могут возникнуть галлюцинации, а это, в свою очередь, может окончиться крайне печально, вплоть до постоянной палаты в Мунго. Понимаю, что лечение выглядит не слишком безопасным, — продолжались пояснения, — но остальные варианты либо совсем уж рискованны, либо не дадут нужного эффекта. А при таком способе, если правильно выполнять инструкции, то всё будет в порядке. Кстати, — он достал и вручил мне свиток, — возьмите их, и не вздумайте пытаться выполнить их как-либо иначе.

— Спасибо, — сумел выдавить из себя я, принимая пергамент.

— И вот ещё что, — добавил профессор Селвин. — По большому счёту, держать вас здесь даже до утра нет никакой необходимости. Физически вы здоровы, да и нахождение в палате ни на что не повлияет, — он вздохнул. — Так что, если есть желание, то я готов проводить вас до гостиной.

Я подумал и решил, что желание у меня имеется. Не то чтобы я был готов о чём-то рассказать друзьям, просто оставаться в палате было несколько... даже не страшновато, а просто нежелательно. Наскоро собравшись (то есть полностью одевшись и прихватив с собой инструкции и зелья), я последовал за профессором по полутёмным коридорам и лестницам вниз к гостиной. По пути задумался, а по какой причине меня не отпустили одного: опасность, если я правильно представлял себе её источник, успела уже исчезнуть, да и нужный путь я помнил даже в таком состоянии. Впрочем, кроме меня, никто мог об этом и не знать — да и непонятно было, сколько именно времени я провалялся. Возможно, отбой уже наступил, и это было единственной причиной, по которой школьник не мог находиться в коридорах в отсутствие преподавателя (если он не был, к примеру, старостой, конечно).

Так или иначе, мы в молчании дошли до места, после чего пути наши должны были разойтись.

— Надеюсь, дальше вы доберётесь без приключений, — вымолвил декан Слизерина уже перед входом в гостиную. — Напоследок, кстати, ответьте ещё на один вопрос: насколько я понимаю, вы же не хотели бы, чтобы ваш случай был предан огласке, не так ли?

— Очень, — честно признался я. Этот вопрос действительно порядком меня волновал. — А такое возможно?

— Объявление о том, что проблема выявлена и устранена, сделана будет обязательно, — признался профессор Селвин, — но если вы не хотите упоминания вашего имени в объявлении, то я могу донести ваше пожелание до директора, — если судить о речи только по тону, с которым были произнесены эти слова, можно было бы решить, что он делает мне огромное одолжение, — если вы, конечно, не удосужились сделать это сами во время приватной беседы. — Что ж, в некотором роде именно одолжением это и было. Действительно, по-хорошему именно я должен был сказать директору Дамблдору о том, что по возможности не хотел бы огласки. В моё оправдание, конечно, можно было привести состояние, в котором я находился, либо то, что считается — озаботиться моей возможной реакцией стоило бы директору, но всё-таки… Тем более, как я потом не раз убеждался, директор был в некоторых случаях весьма своеобразным в поведении человеком, так что с него сталось бы объявить во всеуслышание в том числе и те факты, которые я хотел бы обнародовать в последнюю очередь — так что профессор Селвин по сути оказывал мне немалую услугу.

— Тогда я бы очень этого хотел, — странно, в обычных обстоятельствах я бы скорее засмущался, чем попросил бы о чём-то подобного профессор Селвина, но в данный момент желание остаться нераскрытым оказалось сильнее. — Пожалуйста… — добавил я после небольшой паузы.

— Хорошо, я донесу ваше пожелание, — в тоне его при этих словах явственно слышалось то, что так уж и быть, он поможет, раз уж сам я не годен даже для такого простого действия. — Можете идти.

Куда отправился профессор, я не имел ни малейшего понятия, а сам я шагнул внутрь, в гостиную. Там меня, как оказалось, ждали: раскинувшись на диване, безмятежно спал, посапывая, Сид, сидела читая что-то, на пуфике Сьюзен, а Рейя, съёжившись, словно вдавилась в кресло и с мрачным выражением лица глядела в пол, казалось, пытаясь рассмотреть в нём какие-то очень мелкие, но от этого не менее раздражающие изъяны. Кто из девочек первой заметил меня, вспомнить затруднительно, но произошло это примерно в один и тот же момент.

— Привет, — поздоровались они почти хором. — С тобой теперь всё хорошо, и тебя уже выписали? — продолжение фразы принадлежало уже Сьюзен.

— Оу! — добавил уже от себя, просыпаясь, Сид. Это кузина подошла к нему и ласково разбудила путём битья кулачком по животу — и сил она при этом, скорее всего, не жалела.

— Привет, — улыбнувшись, я ответил вот так просто, хотя в тот момент был полностью счастлив, как тем, что меня, оказывается, дожидались (в иную причину нахождения друзей здесь всё равно не верилось), так и просто увидеть их, наконец. — Да, физически я, как мне сказали, в порядке, а память должна восстановиться после приёма зелий. Спасибо, — я готов был расплакаться, — что ждали.

— Да тут ещё Фосетт сидел, — добавила Рейя, — и квиддичная команда, — она на мгновение замолчала. — Хорошо, что ты пришёл, — и улыбнулась.

— А они вскоре после отбоя ушли, — пробормотал проснувшийся Сид. Так я узнал о том, что вернулся я хорошо если до полуночи, а не после. Мой друг тем временем присел, потянулся, широко расставив в стороны свои руки, после чего начал расспросы. — Так что, многое помнишь?

— Ну… — я честно попытался представить себе, что именно осталось в голове. Это заняло некоторое время, которое я и мои товарищи провели в молчании: я сосредотачивался, пытаясь вначале собраться и упорядочить всё, что мог на тот момент, и потом облечь свои мыслеобразы в слова, а остальные просто ожидали, стараясь по возможности не мешать моим попыткам. — До каникул особенных провалов в памяти у меня вроде нет, — неуверенно начал я. — а вот из последних дней могу вспомнить только отдельные фрагменты, — я неловко замолчал, и на мгновение снова воцарилась тишина, которую все боялись нарушить.

— Кстати, — выдавил я из себя в конечном итоге, — а как вы вообще… ну… — я замялся, — провернули свой план?

— Элементарно, Поттер, — не без гордости ответила Рейя; по всей видимости, именно она его и придумала. — Тебе с какого момента объяснять?

— Лучше, наверное, с самого начала…

— С самого начала… — она на секунду задумалась, — мы заметили, что с тобой что-то не так, уже через день после приезда с каникул, — излагала Рейя историю.

— Да в тот же день это было заметно, — достаточно лениво, как это удавалось только ему, перебил свою кузину Сид. — Следующим днём мы уже тебе сообщили. Но когда по приезду вместо того, чтобы спросить что-либо про то, как прошли каникулы, Гарри страдал какой-то своей фигнёй, практически не обращая ни на кого внимания — тут уж кто угодно заметил бы, что что-то не так.

— И вы обратились к профессору Краучу? — высказал я свою догадку.

— Вообще-то нет, — ответил Сид без тени смущения. — Откуда нам было знать, с чего это ты так изменился, и чего с тобой такое приключилось, что ты решил избегать компании.

— Но… про дневник же вы как-то догадались… — картинка отказывалась складываться, а вкупе с тем, что с памятью и без того всё было не в порядке, от разговора становилось всё менее уютно. Понимание произошедшего, только начавшее появляться, теперь снова исчезало, и казалось, что логика за время воздействия на меня дневника успела поменяться кардинальным образом. Или будто это на самом деле дневник воздействовал не на одного конкретного ученика Хогвартса, а на всё мироустройство.

— Не совсем, — вставила Сьюзен. — Про дневник ты нам сам случайно обмолвился.

— Примерно так оно и было, — добавил мой товарищ. — Позавчера вечером ты мне признался, про то, что нашёл интересный дневник, — он ненадолго задумался, — ну… необычный, в общем. А дальше Сьюзи уже заподозрила, что именно из-за него ты, возможно, и стал таким.

Всё-таки план Тома-из-дневника, если он вообще и был просчитан, на поверку оказался фуфлом: мало того, что он не мог контролировать действия всегда и всюду (и сомневаюсь, что мокнуть в сортире он остался по своей воле), так и за речами своих носителей, как оказалось, он тоже следил не особенно пристально. И вкупе с творимыми в школе бесчинствами даже второкурснице (пусть и далеко не самой глупой) пришло в голову сложить дважды два — несчастные случаи с магглорождёнными и непонятные изменения поведения у однокурсника — и раскрыть преступника. Забавно, но то, с чем не смогли справиться взрослые, которых можно было считать почти профессионалами в расследованиях, оказалось по силам двенадцатилетней (на самом деле, почти тринадцатилетней, но особой разницы в данном случае не было) девочке.

— И тогда вы решили пойти со своими подозрениями к профессору Краучу? — восстанавливал я последние фрагменты картины. Всё-таки интересно было узнать, как именно завершилось моё неудачное знакомство с артефактом самого будущего Волдеморта. — Кстати, а почему не к профессору Спраут? — Действительно, более логичным казалось в таком случае обращение к декану, ведь если пытаться рассуждать логически, то именно декан должен знать, что именно следует делать в той или иной требующей вмешательства ситуации.

— Вначале мы так и хотели поступить, — ответила Сьюзен, — но Рейя убедила нас, что идти лучше к профессору Краучу. Во-первых, он преподаёт ЗОТИ, так что данный случай скорее по его специальности, и именно он должен лучше себе представлять, как именно стоит обращаться с вредными артефактами. Во-вторых…

— А во-вторых, мистер Крауч поддерживает отношения с нашей семьёй… — продолжила уже Рейя.

— И наверняка является тебе каким-нибудь троюродным или пятиюродным родственником, — перебил её Сид.

— Вы все являетесь моими родственниками не дальше пятого колена, — заметила Рейя. — Даже четвёртого. Бабушка Гарри была двоюродной бабушкой мамы, а одна из моих прабабушек по отцовской линии является в свою очередь двоюродной бабушкой Сьюзен.

— А что, многие волшебники находятся в подобном родстве между собой? — поразился я; познания Рейи меня тоже несколько удивили, и даже стало интересно, многих ли своих родственников и до какого колена она помнит.

— Среди старых семей это достаточно частая ситуация, — ответила Сьюзен. — Многие породнились между собой если не в этом веке, то по крайней мере в прошлом. Впрочем, всего тут и не упомнишь, — она на мгновение запнулась. — Просто стоит помнить, что волшебников в Магической Британии не так уж и много, а браки с представителями континентальных земель заключаются не слишком часто.

— Но если вернуться к теме профессора Крауча, — продолжила, наконец, Рейя, — то я с ним просто немного общалась ещё до школы, так что была уверена, что он хотя бы выслушает наши пожелания…

— Пожелания? — переспросил я непонимающе.

— Ну… — она замялась и, кажется, даже слегка стушевалась, — мало ли, как могло кому прийти в голову тебя обезвреживать. А ты ещё имеешь ценность как охотник в квиддичной команде, ну или…

— Или просто как друг, — закончила вместо неё Сьюзен, чем ещё больше смутила Рейю.

— Э-э-э… — я тоже пребывал в некоторой растерянности, не зная, что ответить. — Спасибо…

— Да не за что, — отмахнулся Сид.

— Слушай, Рейя, — я решил воспользоваться случаем и спросить про своих дедушку и бабушку по отцовской линии — вдруг ей чего было известно, — а ты говорила что-то по поводу моей бабушки… ты знаешь что-нибудь про неё?

— Что-то — знаю, — она уже взяла себя в руки и снова вернула обычный высокомерный вид. — Но не так уж и много, если тебе это интересно. Думаю, тебе известно больше.

— Рейя, — попытался я возразить предельно мягко, — мне про них не известно ровным счётом ничего. Я вообще рос с магглами, которые не спешили меня просвещать не то что по поводу родителей — даже по поводу моих магических способностей, не говоря уже о более дальних предках…

— Да, про это я не подумала… — она задумалась, потом уселась поудобнее и начала рассказ. — Как я уже упоминала, твоя бабушка, Дорея Поттер, была сестрой одного из моих прадедов, Поллукса Блэка. Училась, как и практически все Блэки, на Слизерине, после учёбы ушла в колдомедицину, — она на мгновение замолчала. — Через пару лет началась война с Гриндевальдом, и она ушла лечить волшебников от результатов проклятий и не только… на войне, кстати, погиб её отец, если это тебя интересует, — Рейя снова запнулась. — Вроде бы потом она и стала изучать методы лечения результатов различных проклятий, и даже добилась на этой ниве известности — но про это я ничего практически не помню… — снова пауза. — Когда она вышла замуж, я не помню, но твой дед тоже занимался чем-то связанным с этим направлением, и вероятно, на этой почве они и сблизились, но я этого не знаю.

— Моя мама, — продолжала она свой рассказ, — мало мне рассказывала про неё — и видела вроде как нечасто. Но по характеру она была достаточно добрая, а по её утверждениям — любила баловать детей. Причём, — эти слова она произнесла с осуждением, — вплоть до разногласий с остальной семьёй, когда Поттеры приютили у себя Сириуса, когда тот, в свою очередь, сбежал из дома.

— И видимо, были неправы, — заметил я, — насколько ты считаешь?

— Конечно, — с жаром заметила Рейя. — Они же тем самым не только потакали его прихотям, но и неуважительно отнеслись к остальной части семьи Блэк, — она снова взяла паузу. — Умерли твои бабушка с дедушкой от драконьей оспы, ещё в начале последней эпидемии. Дорея была в числе тех, кто пытался изобрести лекарство от неё, но заразилась то ли от кого-то из больных, то ли при испытании опытного образца на себе… Вот как-то так грустно всё и закончилось. Про то, остались ли где-либо их портреты, мне неизвестно ничего, — она бросила на меня косой взгляд, — но даже если они и были в доме Поттеров, то он вроде бы пострадал во время войны и едва ли не лежит сейчас в руинах. Вот и всё, что мне известно.

— Спасибо большое, — не забыл поблагодарить я, а после посиделки очень быстро закончились, и мы разошлись по спальням. Я тогда ещё некоторое время не мог заснуть, но думал почему-то даже не о произошедших со мной за последнее время событиях, а больше о бабушке, которую я в живых так и не застал. Судя по тому краткому изложению, что я услышал, она умудрялась сочетать в себе мягкость по отношению к детям (даже явную слабость к ним, если собрать воедино всю информацию, что мне говорили про неё и про моего отца) и притом — явную решительность и смелость, когда до этого доходило дело. В конце концов, никто же не заставлял её идти работать в полевые госпитали — скорее даже наоборот, у неё наверняка были все возможности заниматься любимым делом в том же Мунго или ещё где, но она предпочла участвовать в войне непосредственно. Она не побоялась пойти против Блэков, которые, как я уже успел к тому моменту узнать, являлись едва ли не самой влиятельной семьёй в стране в те времена, чтобы приютить Сириуса. Ну и умерла она тоже… Как я, кстати, узнал позже, в колдомедицине она тоже оставила свой след, и не только в виде статей, которых я в глаза не видел (но должны же были и они тоже иметь место), но в виде совместного с мужем учебника. На самом деле общая твёрдость и стойкость, и даже суровость прекрасно могут сочетаться с непонятной иногда мягкостью в отдельных проявлениях, но в то время я это себе плохо представлял, так что рассказ о бабушке меня удивил и впечатлил.

Если вернуться же к теме дневника и Наследника Слизерина, то уже следующим утром за завтраком Дамблдор объявил, что тёмный артефакт, из-за которого и произошли несчастные случаи, найден и нейтрализован, что расследование ведётся — но в замке уже снова безопасно. Про меня, кстати, не упомянули, что было мне, который не гнался рассказывать всем и каждому о своей роли в этой истории и быть объектом огромного количества слухов, было очень на руку. Ещё до завтрака я на всякий случай попросил о том же друзей, и что немаловажно, был понят. Сколько-то подробно речь Дамблдора (а она была весьма и весьма длинной) я не запомнил — но на этот раз не из-за воздействия волдемортовского артефакта, нет. Просто ночью я спал очень мало и из-за этого весь завтрак клевал носом, не в силах сконцентрироваться на чём-либо, особенно на длинных речах. Товарищи мои, надо признать, тоже были тогда ненамного лучше.

Когда я смог вычленить из своей памяти и рассказать Сиду и Сьюзен всё, что мне было известно по поводу чудовища Слизерина, то было решено попробовать найти о нём что-то в библиотеке. Конечно, оно могло быть какой-нибудь химерой, созданной на основе нескольких существ, но это было не слишком вероятно. На момент начала поисков в библиотеке нам было известно не слишком-то много: «чудовище» имело большие размеры, известен был эффект, которому подверглись жертвы, и то, что само животное должно жить явно долго. По крайней мере, вряд ли у дневника была возможность найти такое существо достаточно быстро — вероятнее всего, оно обитало в замке ещё во времена обучения самого Тома Риддла, когда и произошёл первый инцидент.

С другой стороны, этих самых сведений оказалось вполне достаточно: по крайней мере, больших животных в магическом мире оказалось не так уж и много, а уж найти хотя бы одно, которое могло бы окаменять или хотя бы просто на многие месяцы обездвиживать своих жертв — это можно было счесть с настоящим испытанием. И надо признать, мы это испытание в итоге прошли.

— Гарри, — подозвал меня в один из заходов в библиотеку Сид, — посмотри, кого я нашёл. Кажется, подходит.

Что в ситуации было особенно забавно, так это то, что Сид не особенно любил книги и уж тем более библиотеку, а потому обычно оставлял всю работу по поиску информации на нас. И да, нашёл он правильно.

— Василиск, — начали читать мы, — есть тварь зело вредная и крайне опасная…

И правда, это змееподобное существо могло вырасти поистине до исполинских размеров, максимальный срок его жизни неизвестен, но известны были отдельные экземпляры, которым много сотен лет. Что интересно, в Европе это существо встречалось крайне редко, в отличие от, к примеру, Индии. Впрочем, и там их совсем немного, просто в той же Магической Британии, как принято считать, их не осталось. Взглядом это чудовище могло убивать или, в отдельных случаях, вводить жертву в состояние комы, что объясняло и жертву за пятьдесят лет до того учебного года, и тех несчастных, что ждали созревания мандрагор в нашем больничном крыле. А то, что василиски, как считалось, боялись петушиного крика, объясняло и происходившее у Хагрида в курятнике.

— Знаешь, Гарри, — сказала, прочитав заметку о василиске, Сьюзен, — думаю, нам лучше никому не говорить об этом открытии… — она переводила взгляд с меня на Сида.

— Ага… — машинально согласился я, хотя мозг мой был занят в то время другими мыслями, которые я и облёк в слова следом. — Это что получается: у нас в замке живёт тысячелетний василиск, про которого никому не известно?

— Ну, почему, — возразил Сид. — Теперь известно как минимум нам. Но на ингредиенты его лучше не разбирать, — продолжал он с обычной невозмутимостью. — Как-то опасно это выглядит, — мы рассмеялись.

А про василиска мы так никому и не рассказали. И про то, под каким псевдонимом этот Том Реддл, чей дневник и попал мне в руки, известен широкой аудитории, я тоже умолчал.