Змея Давида (гет)

Диана вздохнула и решительно задернула шторы на широких окнах, выходящих на оживленную улицу. Вид из окна почему-то вызывал раздражение. В этой стране всего было «слишком» — слишком много солнца, несмотря на конец октября, слишком голубое небо, слишком много дурацких пальм. И слишком жарко, в Шотландии сейчас, наверняка, уже моросит холодный и мелкий дождь, а воздух свеж и прозрачен. Если бы не кондиционеры, она бы тут свихнулась, даже близость моря не спасает от изнуряющей тропической жары.

В этом, вообще-то симпатичном городке со странным, каким-то французским названием Ришон-ле-Цион, она поселилась с конца сентября. Решение спрятаться именно в Израиле созрело в ее голове в течение всего одного вечера, после звонка чудом объявившейся родственницы, хотя и не кровной.

Хотя Елизавета Семеновна Иткина (урожденная Беркович) и не была кровной родственницей Диане, все же это была какая-никакая родня. Именно от нее Диана узнала, что вообще-то настоящей фамилией ее матери и Сары была Фишман, а «Беркович» досталась тетке от ее первого мужа Михаила. Прожили они недолго — поженились в сороковом, а в сорок первом Михаил Беркович ушел добровольцем на фронт, где и сгинул под Ржевом. Уже очутившись в Англии, выходя замуж во второй раз за сержанта морской пехоты Его Величества Арона Майера, Сара взяла двойную фамилию — Майер-Беркович, а Миру записала на фамилию своего первого мужа. Чем руководствовалась Сара, поступая именно так, а не иначе, узнать было уже невозможно, и Диана при рождении получила фактически чужую фамилию. Берковичи были стопроцентными маглами и о том, что в жилах членов породнившейся с ними семьи Фишман течет волшебная кровь, даже не догадывались.

Елизавета переехала в Израиль в 70-е годы вместе с мужем, ныне покойным, и дочерью. Оказавшись на «земле обетованной», она с энтузиазмом принялась искать уцелевших родственников — в Германии, США, других странах. Не нашла никого, и лишь к началу девяностых годов каким-то чудом вышла на Сару и Миру. Судя по всему, общались они довольно плотно, хотя Диану почему-то не спешили знакомить с новоявленной родней — похоже, Сара, привыкшая быть одной как перст и надеяться только на саму себя, с недоверием отнеслась к объявившимся родственникам своего первого мужа.

Елизавета оказалась довольно приятной, хотя и нудной старушенцией, чем-то похожей на Белую Королеву из «Алисы в Зазеркалье», во всяком случае, примерно такой Диана в детстве себе и представляла сей персонаж. Дочь ее давно жила отдельно, детьми так и не обзавелась, и «тетя Лиза» с энтузиазмом принялась опекать Диану, беременность которой пробудила в ней неистребимый у многих советских женщин «инстинкт бабушки». Через неделю такой опеки Диана поспешила сбежать от нее в отдельную квартиру, которую купила на деньги, оставшиеся после продажи материнской квартиры в Лондоне. Перед отъездом она сняла все деньги со счета в «Barkclays», а затем, с риском для себя, выбралась в Гринготтс и опустошила свой сейф с галеонами, не без оснований предположив, что не сегодня-завтра новая власть договорится с гоблинами и арестует счета всех, кто попал в категорию «нежелательных личностей, грязнокровных выродков и предателей крови». И оказалась права в своей торопливости — уже выходя из банка, она увидела, как какой-то мальчишка расклеивает объявления с физиономиями разыскиваемых, среди которых обнаружила себя, Гермиону Грейнджер, Люпина и отца Нимфадоры Тонкс. С собой в Израиль она вывезла также досье Снейпа, врученное ей Дамблдором незадолго до гибели, и сейчас оно мирно лежало в депозитарии одного из местных банков.

Квартира, которую она купила, была маленькой, однокомнатной, с крошечной кухней, но с просторной лоджией с видом на проспект. С соседями Диана практически не общалась — большинство из них не говорили ни по-английски, ни по-русски, а сама она за два месяца на иврите успела выучить только слова приветствия, да несколько вежливых выражений. Польза от энтузиазма Лизы все же была — она познакомила Диану со своим земляком, врачом Давидом Лемберским, работавшим в одном из частных медицинских центров Ришона. И теперь Диана наносила визиты к «доктору Лемберскому» каждую неделю, так как веселый, остроумный, сыплющий прибаутками и цитатами из советских фильмов гинеколог как никто мог поднять ей настроение, а также потому, что он же застращал Диану тем, что у нее повышенное давление, узкий таз и крупный плод, и поэтому ей нужно наблюдаться и «не скакать, как коза валдайская» про бульварам.

Сначала Диана сходила с ума от обилия внезапно образовавшегося у нее свободного времени и невозможности колдовать. Точнее, колдовать без свидетелей ей никто вроде бы не запрещал, но несколько бытовых заклинаний, которые она использовала дома, не могли утолить «магический голод». Со скуки она записалась в местную библиотеку, компенсируя годы, потраченные на изучение волшебной литературы в ущерб магловской, и читала все подряд — от исторических монографий и научно-популярных книг до женских романов. Вечерами, когда начинавшие ее одолевать мрачные мысли грозили выплеснуться в очередную слезную истерику, она смотрела голливудские комедии по видеомагнитофону, выбирая самые бессмысленные и пошлые, типа «Американского пирога» или «Тупой и еще тупее» — плоский юмор, атмосфера идиотического веселья и глупое ржание за кадром неплохо отвлекали от навязчивых мыслей о тех, кого она оставила на острове и невозможности хоть как-то повлиять на ситуацию.

Часто она вынимала свой «связной блокнот» и в сотый раз перечитывала последнее сообщение Северуса: «Не верь никому… Береги себя…» С того дня, как она покинула Англию, блокнот не завибрировал ни разу. Каждый вечер она вытаскивала блокнот на свет божий, в надежде, что он вдруг оживет и «прорежется» хоть кто-нибудь из Ордена, но все было напрасно. Неизвестность угнетала, а тоска по Снейпу порой хватала за горло так, что ей хотелось буквально лезть на стены или еще «лучше» — взять билет на самолет и вернуться в Англию, невзирая на опасность. С представителями магического сообщества Израиля у нее не было никаких связей, почтовые совы сюда не летали, поэтому ни одного номера «Ежедневного пророка» после своего отъезда она не видела и понятия не имела, что сейчас происходит на родине. Местные маги, если даже и знали о ее присутствии, никак себя не проявляли, наблюдая со стороны. Диана взяла привычку по вечерам гулять по бульвару Ротшильда, объедаясь бананами и мысленно разговаривая со своим ребенком. Какого он пола, определить все никак не удавалось — каждый раз во время очередного УЗИ он умудрялся расположиться так, чтобы спрятать первичные половые признаки, словно насмехаясь над ее любопытством.

Профессор Лемберский вид имел весьма благообразный — среднего роста, седоватый, в очках в тонкой серебристой оправе, с всегда чуть склонённой на бок головой и немного смущенной улыбкой типичного еврея-интеллигента. Правда, в минуты раздражения профессор гонял медсестер и санитаров «в хвост и в гриву» не стесняясь в выражениях, и голос его гремел на три этажа, распугивая особо впечатлительных пациентов (хорошо еще, что многие не понимали и половины из тех слов, что любил использовать профессор). Лемберский говорил про себя, что он — представитель «колбасной эмиграции», то есть из тех, кто покинул Союз в конце восьмидесятых, когда страна демонстрировала все признаки надвигающегося распада, а с прилавков магазинов исчезло все более-менее нужное, в том числе и пресловутая колбаса. Сам он часто рассказывал Диане о последних годах жизни в Союзе, о пустых прилавках, километровых очередях за водкой, мылом, маслом. Слушая его преисполненные юмора воспоминания и байки, Диана не то чтобы не верила — верила, но ее не покидало ощущение, что все это — не рассказ о реально существовавших вещах, а плохо написанная нелепая и гротескная антиутопия.

Сегодня профессор был не сказать, чтобы не в духе, но какой-то странно задумчивый. Немолодая медсестра, тоже из «русских», шепотом пояснила Диане, что накануне к профессору приехал в гости его однокашник из Москвы, и они оба отметили это эпохальное событие соответствующим образом, поэтому доктор под влиянием похмельного синдрома слегка подрастерял свою привычную живость. Правда, на работе это никак не сказывалось — Лемберский был все так же дотошен и в десятый раз разжевывал Диане, что ей нужно делать, что нельзя и как принимать те или иные лекарства.

Пройдясь по ее округлившемуся животу датчиком уже в третий раз, профессор вздохнул и скомандовал:

— Вставай, красавица. Все мои прежние рекомендации в силе, так что не расслабляйся. Так или иначе, будь готова к появлению на пузе большого красивого шрама — рожать самой я тебе категорически не советую. Как говорится, резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита.

Диана послушно встала с кушетки, стерла гель с живота и отдернула майку.

— А вы так и не разглядели, кто там у меня? — с надеждой спросила она.

Тот покачал головой:

— Твое дитё категорически не желает со мной знакомиться — повернулся попой и продолжает стесняться. Но я тебе и так скажу — мальчик у тебя будет, помяни мое слово.

«Мальчик. А ведь эта нежить с лицом ангела меня предупреждала про шесть лет в запасе… Теперь, значит, пять…»

— Как вы догадались? Все-таки увидели?

— Услышал, — хмыкнул профессор, вытирая вымытые руки. — Видишь ли, в утробе матери младенцы различаются еще и сердцебиением. У мальчиков оно реже, чем у девочек. Когда я только начинал работать, никаких там тебе УЗИ еще и в планах не было. Фонендоскоп да собственные руки — вот и все наши инструменты. Тогда я и научился определять пол ребенка по частоте сердцебиения. Мальчик у тебя будет, не сомневайся. Да тебе это любая бабка скажет, глядя на твой цветущий вид!

* * *

Домой Диана возвращалась в прекрасном настроении. Что было тому причиной, она сама не могла точно сказать — скорее уж известие о том, что у нее родится именно мальчик, должно было ее расстроить, ведь проклятие никто не отменял, и обряд все еще не был проведен. Просто Диана представила себе своего будущего сына. То, что он будет похож на отца, у нее не вызывало ни малейших сомнений. Она улыбнулась, пытаясь вообразить, каким может получиться маленький Снейп — черноглазый и черноволосый, с вечно нахмуренными бровками, своевольный и чересчур самостоятельный. И такой же скрытный, как и отец. А еще он наверняка будет сильным магом — ребенок Северуса априори не может родиться сквибом. А проклятье… Она снова усмехнулась, на сей раз зло. Ради сына она будет готова пустить кровь кому угодно, не говоря уже о тех, на кого «положила глаз». Упиванцев много, а сын у нее один.

* * *

Палочку, несмотря на царящую вокруг идиллию (новости о нескончаемом противостоянии между евреями и арабами — не в счет, в Ришоне в этом отношении было довольно спокойно), Диана постоянно таскала с собой в сумочке. Поэтому, едва перешагнув порог собственной квартиры, автоматически использовала невербальное «Гоменум ревелио». И едва не свалилась, поняв, что в квартире не одна.

Это точно была не Елизавета и не ее дочь Анна — их присутствие безошибочно угадывалось по оставленной в прихожей обуви и ядреному аромату духов «Шанель №5». Больше никто к ней в гости обычно не наведывался. Значит, это чужак…

Внутренне подобравшись, как змея перед броском, она небрежно сбросила сумочку на пол и, не разуваясь, прошла в комнату. Палочку она держала в правой руке наготове так, чтобы ее не сразу можно было увидеть. Действуя на чистых рефлексах, она шагнула за порог, за долю секунды увидела, что комната пуста и двумя отточенными движениями бросила в пространство сначала «Фините инкантатем», а затем «Петрификус». И с наслаждением увидела, как из пустоты сначала появляется мужская фигура, одетая в черный костюм, а затем валится на пол, скованная парализующим заклятием.

Диана медленно подошла к лежащему и, направляя палочку ему в лицо, насмешливо произнесла:

— Шалом! — и вздрогнула от неожиданности.

Перед ней лежала точная копия покойного Мордехая Башевиса. Коротко выдохнув, она тут же набросила на незнакомца «Инкарцеро», отступила на два шага назад и опустилась в кресло.

Можно было собой гордиться — «гость» наверняка не ожидал подобной прыти от женщины на седьмом месяце беременности. Однако к чувству удовлетворения от того, что она не растеряла еще боевые навыки, примешивалось другое чувство, подозрительно похожее на панику. Улетая в Израиль, она не сказала никому, куда направляется, просто исчезла, отправив Люпину сообщение по «связному блокноту», что нашла подходящее убежище. Так что узнать от кого-либо из них о ее местонахождении люди Волдеморта никак не могли. Если только им каким-то образом удалось отследить те пустяковые бытовые чары, которые она использовала все эти два месяца. Диана понятия не имела, возможны ли подобные манипуляции на таком удалении от Англии, но кто знает — может быть это очередная разработка Отдела Тайн, ведь никто толком не знает, чем они там занимаются.

Действие Парализующего заклятия постепенно ослабевало. Человек на полу тяжело дышал и извивался, обмотанный веревками, словно закованный в кокон, а Диана с удовольствием наблюдала за его потугами и судорожно соображала, как ей теперь действовать дальше. Хорошо, если он пришел один, куда хуже, если в подъезде или у входа в дом дежурит «группа поддержки». Боец из нее сейчас неважный, как ни крути. То, что это — враг, не вызывало никаких сомнений, но вот что делать с этим врагом? Убить или достаточно подчистить ему память, отключить сознание и выставить за дверь, а самой попытаться уйти, хотя бы под Маскировочными чарами? Так ничего и не решив, Диана снова взглянула на своего пленника.

Когда он падал, он оборонил свою палочку, Диана ее подобрала и теперь пристально разглядывала. Породу дерева ей определить не удалось, но, судя по всему, палочка была сделана не Оливандером — тот обрабатывал древесину несколько по-иному, к тому же на рукоятке палочки красовался рисунок, напоминавший узоры индейцев навахо. Интересно, подумала она, неужели Волдеморт умудрился завербовать кого-то из заокеанских волшебников.

Пришелец сейчас был совершенно беспомощен перед ней, и это рождало в душе странные ощущения, схожие с опьянением властью и желанием причинить боль. Словно со дна души поднималась та тьма, которая в свое время породила в ней интерес к Темной магии и позволила использовать «Круциатус» против однокурсника. И с которой она, кажется, успешно справлялась все эти годы.

Она тряхнула головой, отгоняя непрошенные позывы. Дать волю своим темным инстинктам она еще успеет, когда доберется до… Для начала неплохо бы разобраться с визитером.

— Предупреждаю: вздумаешь орать и звать на помощь — наложу «Силенцио», а затем вызову магловских полицейских и сдам им тебя, как арабского террориста, — пригрозила Диана, направляя на него свою палочку. — Здесь тебе не Англия, здесь ты даже пикнуть не успеешь, как они из тебя дуршлаг сделают!

Тот по-прежнему молчал, но попытки освободиться прекратил.

— Вот и славно. А теперь — ты кто такой?

— Вы меня не узнаете? — удивился тот, глядя ей в глаза. — Я — Мордехай Башевис, я передавал вам вашу книгу, помните?

Стоило признать, что неизвестный хорошо подготовился к визиту — он прекрасно копировал не только голос, но и чуть картавую, с акцентом, манеру говорить Башевиса.

— Маскировка удалась, что и говорить, — насмешливо сказала она. — Да только с объектом ты промахнулся, любезный. Мордехай Башевис мертв. Погиб, знаешь ли, еще весной. Такая нелепая смерть для мага, даже смешно, а ты не знал? Я слышала, что Лорд нынче набирает в свои ряды кого попало, но чтобы он сам впал в маразм — как-то не верится!

— Я и есть Башевис, мисс Беркович, — примирительно сказал лежавший. — Может быть, вы немного ослабите веревки? Мне трудно дышать.

— Перебьешься. Мне тоже бывает трудно дышать, хотя и по другой причине. Кто тебя послал? Темный Лорд?

— «Меа меюхад»1.

— Чего? Ани лё мэдабэрэт иврит2, знаешь ли!

— «Меа меюхад» — «особая сотня» по-английски.

— Что это еще за банда?

— У вас ее называют Авроратом…

— И для этого потребовалось надевать на себя личину погибшего человека? — ухмыльнулась она. — Не испытывай моего терпения, оно и так на исходе. Только ребенок удерживает меня от того, чтобы применить к тебе парочку темных заклятий! Хотя я и светлыми могу доставить тебе кучу незабываемых ощущений! Твое настоящее имя!

— Вы мне не верите, — вздохнул мужчина, опасливо косясь на ее палочку, острие которой смотрело прямо ему в лоб. — Хорошо. Вы — Диана Беркович, семьдесят второго года рождения, мать — Мира Беркович, отец неизвестен. Вы являетесь на настоящий момент последней из рода Ицхака Левита, некроманта, нашедшего способ возвращения человека с того света, и владелицей книги, в которой он описал этот способ. Год назад вы, я, директор Хогвартса Дамблдор и профессор этой же школы Снейп принимали участие в инсценировке, целью которой было введение в заблуждение Волдеморта, чтобы он больше не считал вас Наследницей и вновь отвлекся на поиски. Судя по всему, план удался, так как Волдеморт несколько месяцев безуспешно пытался искать в России меня и вас. Моя «смерть» тоже подстроена — по инициативе Дамблдора и с помощью нашей спецслужбы. Я наблюдаю за вами с момента вашего прибытия в Израиль, тайно. Когда я впервые увидел вас, в тот день, когда вручал вам Книгу Левита, на вас была парадная темно-зеленая мантия с застежками в виде змеек, а еще вы сказали, что иметь такого предка — врагу не пожелаешь…

Конец этой длинной фразы Башевис (если это, конечно, был он) договаривал задыхающимся шепотом — похоже, он не врал, говоря, что веревки мешают ему дышать. Диана слегка ослабила путы, но освобождать пленника не спешила. Истинная ученица параноика Аластора Грозного Глаза продолжала сомневаться, хотя Башевис сообщал подробности их встреч, которые были известны лишь ей, покойному директору, Снейпу, да ему самому. Северус проговориться не мог, с портретом Дамблдора у людей Лорда договориться шансов нет, единственным слабым звеном здесь оставался сам Башевис (если опять-таки это действительно он, а не кто-либо еще).

Диана встала и подошла к лежавшему, все еще настороженно глядя на него. У нее был один-единственный способ убедиться в том, что этот человек не лжет. Она направила ему в лицо свою палочку и произнесла:

— Легиллименс!

Башевис либо не ожидал вторжения, либо вообще не был окклюментом, и Диану словно воронкой затянуло в омут чужих воспоминаний и эмоций. Собственно эмоций было не так уж и много, и большинство были уже, так сказать, «потухшими». Перед глазами со скоростью кадров музыкального клипа замелькали мыслеобразы: кабинет директора, она сама в парадной мантии со змейками, Снейп с непроницаемым выражением лица, неподвижно сидящий в углу, Дамблдор что-то говорит, говорит… Самого Башевиса не видно, но она ведь видит картинки именно его глазами… Сцена резко сменилась — вот Диана с недовольным лицом протягивает Башевису книгу, резко разворачивается на каблуках и быстро выходит из кабинета, он и Дамблдор провожают ее взглядами, снова лицо Снейпа в уголке, на сей раз на нем читается интерес, смешанный с озабоченностью. Эмоциональный фон — старание, желание сделать все как следует, что-то вроде куража…

Перебрав то, что было в данный момент на поверхности сознания Башевиса, Диана нерешительно толкнулась глубже. Ощущение было, словно она наткнулась на преграду из плотного непрозрачного полиэтилена, но, усилив нажим, Диана смогла увидеть группу незнакомых людей в магловских деловых костюмах и военной форме, говоривших на иврите, затем видела глазами Башевиса толпу людей, дым, горящий автомобиль и остатки того, что еще несколько минут назад было живым человеком, лежащие на земле окровавленные люди — живые или уже мертвые — непонятно.

Диана резко вынырнула из чужих воспоминаний и опустила палочку. Воспоминания были подлинными, в этом можно было не сомневаться. И принадлежали они именно настоящему Башевису, «краденные» воспоминания воспринимаются несколько иначе. Первые несколько секунд она промаргивалась, словно вышла из темной комнаты на солнечную улицу и трясла головой — слишком давно не практиковалась в легиллименции. Башевису же, казалось, было по-настоящему плохо — он лежал, зажмурившись и тяжело дышал. Сомнений не было — это был именно он. Что ж, инсценировка собственной смерти — трюк, распространенный не только среди маглов, но и среди волшебников. Диана поспешно сняла с него «Инкарцеро» и налила из графина в стакан воды. Теперь она чувствовала себя чуть ли не садисткой, ни за что ни про что поиздевавшейся над немолодым человеком. Она присела перед Башевисом на колени, помогая ему подняться, и протянула стакан с водой.

— Извините, — виновато произнесла она. — Просто вы так внезапно появились, Дамблдор меня уверил в том, что вы мертвы, даже не захотел объяснять, что это всего лишь инсценировка. Я и поверила, тем более что как раз в то время у вас тут опять что-то взорвали…

— Все в порядке, — рука Башевиса, держащая стакан, дрожала, но сам он, казалось, полностью пришел в себя. — Я вообще-то даже не собирался раскрываться, думал исчезнуть сразу после вашего прихода. Просто хотел убедиться в том, что с вами все в порядке.

— Вы серьезно рассчитывали, что ваше присутствие, даже под Дезиллюминационными чарами, останется для меня незамеченным?

— Признаться, я вас недооценил, — с усмешкой сказал Башевис и протянул ей стакан.

— В моем положении, — и Диана красноречиво кивнула на свой живот, — и в создавшихся условиях расслабляться — непозволительная роскошь. У нас в Аврорате был учитель, жизненным девизом которого был «Постоянная бдительность». Он повторял нам это раз по сорок на дню и сумел вколотить сей постулат нам головы так, что любого из нас застать врасплох практически невозможно.

Диана достала из холодильника пакет с апельсиновым соком, налила себе и Башевису и устало опустилась в кресло.

— А Волдеморт как-то узнал о вашей «гибели»? — спросила она, на что Башевис кивнул:

— Разумеется. Ваш директор каким-то образом постарался донести до него эту информацию, так что наш очередной спектакль удался.

«Интересно, через кого он мог это передать? Неужели опять Северус? Почему, когда Лорду нужно доставить плохие новости, для этого всегда нужно использовать именно Снейпа?!»

— Так зачем вы все-таки пришли? — снова спросила она и вернула Башевису его палочку.

— Обычная проверка, — охотно пояснил тот. — Я у вас уже несколько раз бывал, правда, в ваше отсутствие.

— Это — ваша личная инициатива или...

— «Или». За вами наблюдают с самого вашего приезда. Вы прибыли магловским способом, тайно, не поставив в известность никого из магической общественности страны.

— А должна была? — удивилась Диана.

— Не обязаны, но логично было бы предположить, что вы начнете искать связи с местными волшебниками, как многие прибывающие сюда. А то, что вы прибыли из страны, практически охваченной войной, вызвало сильные подозрения. Вы могли приехать сюда с целью начать диверсионную деятельность, если предположить, что вас прислал этот ваш Волдеморт, а даже если это не так, вы могли привести «на хвосте» его людей. В Израиле обстановка и так далека от спокойной во всех смыслах этого слова, лишние осложнения нам ни к чему.

Диана усмехнулась. Кажется, в этой стране все — параноики.

— Надеюсь, вы убедились, что я всего лишь беженка?

— Можете быть спокойны. Наблюдение с вас снято не будет, но исключительно в целях вашей же безопасности.

— С чего бы такая честь?

— Ваши знания, — Башевис встал и подошел к окну, с интересом разглядывая вид на проспект. Казалось, что он просто любуется окрестностями, но Диана знала, что его интерес — исключительно профессиональный. — Пока жив Волдеморт и цела Книга Левита, мы не можем быть спокойны насчет того, что он может завладеть информацией, для него не предназначенной. Книга должна быть уничтожена.

— Будет, — Диана кивнула.

— Мне пора, — заторопился Башевис. — Я тут вам кое-что принес, уверен, никаких вестей с родины вы все это время не имели. Я говорю, конечно же, о магической Британии, не о магловской. Вот, — с этими словами Башевис вынул из-за пазухи несколько свернутых в трубочку газет, в которых безошибочно узнавался «Ежедневный Пророк». — Почитайте на тот случай, если надумаете вернуться.

Башевис ушел обычным способом — через дверь, аппарировать не стал. Диана сполоснула стаканы из-под сока и потянулась к газетам.

Новости были неутешительными и сильно напоминали то, что творилось в Германии сразу после прихода к власти Гитлера. Все маглорожденные волшебники были взяты на особый учет с целью выяснить их «статус крови», что на практике означало арест без суда. «Легший» под новый режим «Пророк», естественно, не упоминал о том, какова была участь тех, кто не смог подтвердить хотя свою полукровность, но, скорее всего, схваченных маглорожденных ждал Азкабан и это в лучшем случае.

На передовице одного из номеров она заметила большую колдографию Снейпа, под которой была помещена заметка о том, что он стал новым директором Хогвартса. Диана не знала, порадоваться ли ей за своего мужчину или посочувствовать. Скорее, второе. С одной стороны Северус как-то обмолвился о том, что когда-то в молодости мечтал занять место директора школы, и вот теперь эта его мечта сбылась. С другой — она прекрасно представляла, каково ему было сейчас на этой должности, ненавидимому и презираемому всеми ставленнику Волдеморта (а то, что Снейпу здесь протежировал именно Темный Лорд, сомневаться не приходилось), с клеймом убийцы лидера Сопротивления, шпиону и Иуде в глазах абсолютного большинства студентов и профессоров.

Из другой статьи она узнала о том, что Снейп объявил о том, что больше не потерпит присутствия маглорожденных студентов в стенах Хогвартса. Что было как нельзя более кстати — выгнав их из школы, Снейп фактически спасал им жизнь, свободу так уж точно.

Диана отложила газеты и задумалась. Прочитанное не вызывало удивления, скорее — горькое осознание собственной правоты насчет того, что будет, когда Волдеморт захватит власть окончательно. Она снова взяла тот самый номер, где была напечатана колдография Снейпа, и уставилась на нее. Северус здесь не прятал глаза от объективов камер, как на том снимке, где он был запечатлен еще студентом, но выглядел не особо счастливым. Точнее, совсем нерадостным, уставшим, почти измученным, неподвижный взгляд его казался мертвым. Кажется, он похудел еще сильнее за то время, что она его не видела. Новый приступ тоски по нему сжал горло, но Диана заставила себя сдержаться. Она положила газету на колени, закрыла глаза и принялась тихонько гладить пальцами колдографию.

___________________________

1 «Особая сотня» (иврит)

2 «Я не говорю на иврите»