Трилогия «Соперница» (гет)

Проснуться в воскресенье до полудня было совершенно немыслимым для Эмили — только не на сей раз: едва осознав своё пробуждение, Поттер вскочила с постели, быстро собралась и, шёпотом дав указание Добби заправить кровать, бросилась вон из гостиной Рейвенкло. Мчась по лестницам, она успевала контролировать скольжение туфель по камню и заносы на поворотах, лишь только дыхание держать ровным было уже не по силам. Эмили снизила скорость перед рабочим женским туалетом несколькими этажами ниже, чтобы спокойно зайти внутрь, выдохнуть, естественным шагом войти в кабинку, вытащить из сумки волшебную палочку и мантию-невидимку, спрятаться под последней и, осторожно ступая, выйти обратно в коридор.

Поттер дрожала от предвкушения того, что могло ожидать её в туалете с давно погибшей Миртл. Она как могла быстро дошла до него и, убедившись, что коридор пуст, скользнула за дверь. Взгляд моментально выхватил изменившуюся картину на зеркале. Тихо охнув, Эмили отвела глаза, боясь читать. Облегчение и страх одновременно хлынули по жилам, учащая сердцебиение и приводя Поттер в смятение. Взяв себя в руки, она одним шагом подошла к раковинам и твёрдым взглядом окинула пыльный рисунок, выведенный на зеркальной поверхности. Её послание пропало, а его место занимала краткая, также выведенная на новом слое пыли запись от того, кто, как Эмили рассчитывала, был сейчас подвластен другой частице её души.

«Ты вытащишь меня отсюда?» — прочитала она и приложила руки ко рту, сдерживая панический крик.

Эти слова не были для неё пустым звуком. В воспоминаниях мгновенно зашевелилось нечто, холодившее внутренности при виде этой фразы. Так — в различных вариациях — начинался всякий её диалог с ранним из своих экспериментов, с самым первым из крестражей.

Эмили запустила пальцы в волосы и, всё ещё будучи невидимой, принялась нарезать круги по туалетной комнате. До завтрака было много времени, так что она могла потратить его на то, чтобы собраться с мыслями. Одно было ясно: комнату открывала не она, Эмили, но другое её Я, которое до сих пор помнит обещание своего создателя вызволить его из предмета и вернуть в тело, которому оно принадлежало.

Поттер продиралась сквозь разрозненные обрывки прошлой жизни, надеясь вспомнить, во что именно она заключила часть себя в первый раз. Она уже давно замечала, что прямые попытки обратиться к памяти Волдеморта с вопросом о крестражах оборачивались страшной мукой, словно сама душа протестовала возвращению к жутким моментам самоистязания. Единственное, что спасало, — лабиринты ассоциаций, которые могли вывести её на нужные воспоминания.

Как бы то ни было, нужно было оставить что-то в ответ. Эмили решила, что не будет торопиться с формулировкой, поэтому, последний раз взглянув на надпись, вышла из уборной. Сняв мантию-невидимку в кабинке другого женского туалета, Поттер отправилась в Большой Зал, где ещё долго сидела в задумчивости, ожидая завтрак, а заодно выполняя монотонные вычисления по астрономии.

Следующие часы она провела с Дафной в одном из пустых кабинетов. Эмили настояла на том, чтобы сменить место самостоятельных занятий и просто посиделок с библиотеки на что-то новое. Они выбрали ту аудиторию, что обычно отводилась под ожидание ночных уроков — днём их здесь не могли потревожить. Даже местный полтергейст редко забредал в классные комнаты, предпочитая им заброшенные уголки замка, что казались ему более интересными по своему содержанию. Даже если бы он случайно наткнулся на них, то, увидев слизеринку Дафну, моментально ретировался бы: все слизеринцы пользовались покровительством своего факультетского привидения, которого этот полтергейст жутко боялся. Эмили почти с первых дней в Хогвартсе догадалась, почему с этим духом она практически не пересекалась, а позже получила официальное подтверждение своим мыслям у Маркуса, когда год назад они прогуливались по окрестностям и только-только начинали общаться друг с другом.

Гринграсс сообщила, что Теодор остался в гостиной поддержать Драко, который после вчерашнего матча всё ещё находился в сильной депрессии. Поттер же была только рада тому, что они с Дафной могли потратить весь день на различные девчачьи разговоры. Сидя в классной комнате, они секретничали о девочках со всего их второго курса, придумывали различные постановочные фотографии, учились заплетать друг другу причёски. Правда, Эмили непрестанно шикала, когда Гринграсс нечаянно дёргала её волосы, поэтому большую часть времени эксперименты с плетением проводились на слизеринке, которая, в отличие от Поттер, обожала, когда кто-то делал что-то с её головой.

Такое времяпровождение продолжалось вплоть до обеда, и в эти часы Эмили и думать забыла о послании на зеркале. Мысленно она вернулась к нему во второй половине дня, когда, прогуливаясь по окрестностям Хогвартса с Дафной и выбравшимся из подземелий Теодором, завела тему о том, насколько они доверяют друг другу. У Поттер в последнее время часто возникали подобные вопросы. Было жутко любопытно, влияет ли разделение по факультетам на качества человека. Она уже не в первый раз подозревала, что на Слизерине учится лишь малая часть истинных слизеринцев — тех, кто соответствовал качествам этого факультета, а не просто имел родовитых предков. То же касалось и других факультетов.

Пока Дафна рассказывала о том, что её доверие, конечно же, заслужить очень тяжело, а Теодор пожимал плечами, отвечая, что изначально доверяет всем, а уже потом отсекает предавших его от своего круга, Эмили в своих размышлениях ушла от темы доверия и думала о том, повлиял ли как-то Рейвенкло на неё саму. Пожалуй, она привыкла к загадкам и вопросам: не просто так ведь пришло ей на ум написать в субботу такое завуалированное послание самой себе. Поттер задумалась, а хватит ли у неё сообразительности, чтобы придумать следующее послание так, чтобы и крестраж её понял? В голову ещё ничего подходящего не пришло. Необходимо было оставить такое послание, чтобы, как и прошлое, оно ничего не говорило посторонним людям, но сказало бы о многом ей самой в любой точке её развития. Эта задача была похожа на ту, что стояла перед Поттер, когда она описывала в своём личном дневнике пережитые моменты так, чтобы Дурсли, попади запись к ним, не поняли бы, что она обошла их запреты.

Дневник! Эмили и забыла о той чёрной книжечке, что лежала под половицами в её комнате с самого её первого отъезда в Хогвартс. Наверное, теперь она совсем выросла из него: уже в одиннадцать лет вести летопись своей жизни стало делом скучным и рутинным. Хотя сейчас голова мечтала освободиться от некоторых мыслей, излить их на бумагу, чтобы была возможность обдумать позже, не забывая деталей, Поттер отдавала себе отчёт в том, что написанное нужно будет хранить куда более трепетно, и не всякие мысли она сможет вербализировать в принципе. А о некоторых моментах ей бы вообще не хотелось думать и вспоминать, осознавать их. Вот если бы был способ поместить свои мысли в нечто, что открывалось бы только ей...

А разве она так уже не делала? Разве не говорила с самой собой, заключённой в бумаге?

— Эй, Лия, куда торопишься?

Эмили, погрузившись в столь важные размышления, не заметила, как в трепетном предвосхищении догадки ускорила шаг и оказалась на несколько футов впереди Дафны и Теодора. Они шли сзади и хохотали, перекидываясь липким снегом, — под конец ноября это было забавой для многих, в какой бы семье они ни родились.

Её Я, заключённое в бумаге. Поттер отчётливо помнила, что фраза «ты выпустишь меня отсюда?» появлялась перед её глазами, она помнила почерк. Это был пергаментный свиток? Нет, бумага была отнюдь не жёлтой. Это была тетрадь? Пожалуй, этот вариант был ближе к правде, но тетрадь определённо точно другого формата. Мерлин, как же выглядит то, из чего она сделала крестраж?.. Пожалуй, он был тонок. Эмили невольно потёрла пальцы друг о друга, вспоминая ощущения от держания этой вещи в руках. Он гнулся, а значит, был в мягкой обложке. Мягкой чёрной обложке! Следуя логике, Эмили предположила, что «тетрадь» точно была не магической вещью. Впрочем, это и усложняло дело: канцелярия магглов была куда обширнее. Но была какая-то деталь, которую Поттер так и не смогла вспомнить, что и не удивительно: первый крестраж, который донимал её мольбами о спасении, так скоро, как было возможно, был отдан на хранение и никогда не разглядывался. Ни один крестраж она не держала при себе, все они были спрятаны и забыты в отдалённых и опасных местах — вот что не без колющей грусти она осознала ещё.

То, что крестраж ответил так быстро, сказало ей о том, что они по-прежнему были на одной волне. Значит, у неё есть шанс притвориться Волдемортом, чтобы вынудить «тетрадь» каким-либо образом отдаться ей в руки. Но Эмили тревожила мысль о том, что скорость ответа была неприлично высокой — буквально на следующий день. Закралось подозрение, что она в нескольких часах или даже минутах разминулась с самой собой. Может, носитель её крестража часто заходит в этот туалет проверить змея? Но в понедельник стало известно, что в этот уикенд крестраж заходил туда с конкретной целью.

Новость о том, что было совершенно новое нападение, заставила Большой Зал замолчать и замереть в ожидании имени жертвы. Той был мальчик с Гриффиндора. Имя его Эмили благополучно пропустила мимо ушей, потому что с того факультета ни один ученик не был знаком ей настолько сильно, чтобы она о нём переживала. Самое главное — этот парень был магглорождённым. Директор сообщил, что в ночь с субботы на воскресенье тот был найден в коридоре около библиотеки в неестественной позе замершим напротив рыцарских доспех, а вчерашний осмотр показал: на него наложено то же проклятие оцепенения, что и на кошку завхоза.

— Зачем он это делает? — жалобно произнесла Дафна, когда слизеринцы и рейвенкловцы пересеклись в этот день на уроке трансфигурации.

Они стояли в коридоре перед кабинетом и делились впечатлениями от этой вести.

— Мне бы знать, — негромко проговорила Эмили, опуская голову и вжимаясь лопатками в шершавую стену.

Ведь и правда, зачем? Люциус, как и прочие Пожиратели, не знает ничего о крестражах. Выходит, он организовал попадание «тетради» в Хогвартс исключительно с собственной целью открыть Комнату, вызвать Ужас Слизерина и после организовать кампанию против Дамблдора. Но частице её шестнадцатилетней души пятидесятилетней давности это зачем? Да, это было последнее, что она тогда делала. И это точно не попытка привлечь внимание, поскольку крестраж не мог знать, что его создатель находится так близко. К тому же он наверняка выяснил у того, кто им сейчас владеет, где находится Волдеморт. А может, всё же привлекал внимание? Он ведь должен понимать, что является якорем для того, кто его создал. Рано или поздно ситуация могла получить огласку, и Волдеморт бы...

Шестнадцатилетний Том всё ещё надеется, что его спасут. Эмили не знала, что он испытывал там, в страницах, но нутром чуяла, что одиночество могло сильно навредить ему. Может, то, что он делает, он делает именно потому, что это удерживает его самосознание на плаву? Помнится, она сама чувствовала, как запрятанная в её теле часть Волдеморта — разбуженная и теперь являющаяся ею — также цеплялась за последние свои воспоминания.

— Эй, тебе плохо? — Дафна тронула её за плечо. — Ты резко побледнела.

— Правда? — Эмили, шмыгнув носом, встрепенулась и, выпрямившись, коснулась рукой щеки. — Так бывает, всё нормально.

— М-м-м, ладно. Так что ты думаешь об этом?

— О чём?

— Ну, о том, что я предположила.

Поттер стало неловко. Она редко пропускала смысл слов собеседника мимо себя совсем уж полностью, но сейчас, когда её голова была забита совсем другими мыслями, она представления не имела, о чём ей только что вещала Гринграсс. Чтобы не терять лицо, Эмили задумчиво помолчала, кивая в пол, будто обдумывая слова подруги, а потом выдала:

— Не думаю, что это так, — что бы ни предположила Дафна, она точно была далека от разгадки.

— А что не так? По-моему, всё логично, — к обсуждению неожиданно для слизеринцев присоединился Терри Бут. — Смотрите: профессор Квиррелл уходит в отставку, но больше о нём ничего не слышно. Мой папа работает в Министерстве и следит за трудоустройством магов, а его коллега выдаёт порталы и разрешения на выезд за пределы Британии. Так вот, наш бывший профессор нигде не был замечен. Он будто растворился! Но я считаю, Гринграсс права: он просто умер от своей загадочной болезни и превратился в дух.

— Это бред какой-то, я думаю, — покачала головой Поттер, которой было бы смешно, если бы она не знала, что действительно случилось с Квирреллом.

— А с чего бред-то? Сама подумай, в замке один Пивз чего стоит, вдруг этот решил тоже попугать нас? — на защиту своего друга встал Майкл Корнер, черноволосый одногруппник Поттер, которого она считала не слишком приятным человеком.

— Но он же рейвенкловец, — веско произнесла Эмили.

— Откуда знаешь?

— Э-э-э, он обмолвился как-то, — соврала Поттер, зная этот факт, очевидно, от Волдеморта. — Не помнишь?

— Вообще такого не слышал.

— Не слизеринец точно, — вставил Теодор. — Мой папа бы знал его.

— А, ну да, у вас слизеринцев всё в связях между друг другом, — махнул рукой Корнер. — Ну, тогда тем более! Он как рейвенкловец захотел отыскать легендарную Комнату и только будучи духом смог это сделать! Духи ведь везде пройти могут.

— Ребят, вы не о том думаете, — цокнула языком Поттер. Её начали раздражать все эти нелепые предположения, тогда как она знала правду. — Хотя... уже хорошо, что не на слизеринцев валите вину, как остальные.

Она оттолкнулась от стены и подошла к двери — прозвенел звонок, и все ждали открытия кабинета. Краем глаза она отметила, что Падма и Сью стояли в стороне ото всех и, кажется, пытались быть незаметными.

МакГонагалл появилась почти сразу после удара колокола, но за это время ученики задались ещё рядом любопытных вопросов: как выбираются жертвы и какой кровный статус был у Квиррелла. Эмили страшно не любила обсуждать заведомо неверно поставленные задачи, поэтому начало урока было для неё спасением.

В конце дня она наконец нашла, что ответить «тетради». Отчасти катализатором появления этих мыслей стало именно нападение. Эмили хотела узнать, действительно ли крестраж постоянно в действии и получит ли она ответ уже завтра. Но даже если нет, то она всё равно должна была написать свою часть диалога как можно раньше, в случае если крестражу не всегда удаётся выйти наружу. О том, как он это делает, Поттер могла лишь догадываться, поскольку ни разу за жизнь Волдеморта не видела, как части её души в предметах влияли на кого-то, помимо неё, — не припоминалась даже малейшая возможность существования такого прецедента.

Ей пришлось покинуть друзей раньше, чтобы спуститься к туалету Миртл, оставить надпись и подняться в башню. Там она, прослушав загадку, уселась на ступени в раздумьях. Мысли крутились вокруг оставленных на зеркале слов: «Мы с тобой одной души, ты и я. Твоё — моё». Поймёт ли первый из крестражей её намёк? Честно говоря, она и сама едва улавливала в этих словах какую-то связь с реальностью.

Думать ещё над паролем не было сил, поэтому Поттер без зазрения совести позвала Добби, велела ему невидимым исследовать гостиную, женские уборные и душевые и её комнату, а затем переправить её туда, где её появление было бы незаметно.

* * *

Следующие пара дней протекали в нервной тревоге, связывающей желудок в тугой узел. Каждое утро, рискуя опоздать на урок, и всякий вечер до наступления отбоя, искушая свою удачу, Эмили навещала туалет на первом этаже в ожидании ответа от своего другого Я. Но надпись на зеркале не менялась, как не случалось и новых нападений.

Чтобы не было так тягостно от неизвестности, Эмили стала как никогда активна в учёбе. Занятия, хоть физические, хоть умственные, отлично отвлекали и ускоряли течение времени. Вот уж наступил декабрь, а вместе с ним и когда-то давно обещанный профессором Пирсом урок с настоящим боггартом. Теорию они прошли ещё в середине октября, а экземпляр всё никак не удавалось отловить.

— Они все очень сильные, — говорил профессор. — Мы начнём знакомство с тем, что поменьше, чтобы и на группу хватило, и вам по силам было.

Рейвенкловцы стояли полукругом перед комодом, который дрожал и побрякивал чем-то внутри. Эмили не была довольна этим занятием. Ей не хотелось бы показывать свои страхи перед другими. Профессор Пирс дал им время на то, чтобы придумать страх и способ справиться с ним — нечто смешное, во что можно было бы его обратить. Но чем больше Поттер копалась в своих фобиях, тем сильнее понимала, что боггарт отобразит отнюдь не безобидных тараканов или невинных крыс. Были вещи, которых Эмили боялась куда сильнее, и те были настолько весомы, что о них не нужно было знать другим. Что уж говорить о страхах Волдеморта, которые привидение наверняка учует в первую очередь.

— Время! — Пирс воскликнул так внезапно, что все вздрогнули. — Ну что, коллеги, начинаем? Кто доброволец?

Эмили, оценив движение около себя, тоже отступила назад, чтобы не выдвигаться вперёд.

— Давайте я, — осмотрев группу, храбро вышел к профессору Энтони.

Он важно надул грудь и приготовился встретить свои страхи, стиснув палочку.

— Так, народ, пока наш герой идёт в атаку, вам задание распределиться, кто следующий. Давайте время не будем терять. Поучаствовать должен каждый, вам по этому уроку интересную штуку надо будет писать.

Эмили едва не простонала. Она надеялась, что Пирс не будет к этому принуждать. Теперь она не без борьбы встала последней в колонну. Падма, которую пришлось упросить быть впереди, надулась и не отвечала на попытки Поттер расспросить её о том, как шли её дела. Тяжело вздохнув, Эмили скрестила руки на груди и, отступив чуть в сторону, наблюдала, как Энтони делал шаги назад от огромного оборотня.

— Ридикулус, — его голос дрожал. — Ридикулус!

Наконец оборотень превратился в маленькую версию себя и принялся бегать за своим хвостом, как безобидная собака. Энтони расслаблено улыбнулся, поворачиваясь к одногруппникам.

— Следующий-следующий! — махнул рукой Пирс. Он сидел на столе и с любопытством наблюдал за ходом практики.

Эмили подумала, что привидение можно было бы обмануть. Ведь не даром профессор дал им задание придумать страх: они могли выбрать свой самый безобидный, который не было ни стыдно, ни опасно показывать другим. Но Поттер понятия не имела, что она могла придумать такого, что было бы с одной стороны страшным, а с другой совершенно обычным для двенадцатилетней девочки.

Пока Лайза безуспешно пыталась расправиться с неведомым плотоядным растением, клацающим острыми зубами, остальные коллективно придумывали, во что бы его превратить. В итоге цветок с причмокиванием начал пожирать сам себя. Ничего смешного в этом Поттер не находила, поэтому единственная стояла хмурая и не теряла попыток направить поток сумбурных мыслей на придумывание своего безобидного страха. Проблема была в том, что все, кто был перед ней, боялись конкретных материальных существ или вещей — перед Майклом почему-то возник маггловский вертолёт, — а она — того, что было трудно материализовать. Во что превратится боггарт перед ней, предсказать было трудно. А уж как превратить психологически сложную ситуацию во что-то смешное, и вовсе невозможно было представить. Эмили предпочитала не попадать в такие ситуации, нежели искать из них выход. Вот и сейчас в целях самозащиты стояла задача — не дать боггарту увидеть её истинные страхи.

Она передумала всё, что было возможно: бульдога Мардж, саму Мардж, червей в гнилом теле, пожар, тонущую себя, мёртвую Петунию, Квиррелла, наставившего на неё палочку, ту боль, что испытала часть Волдеморта от срикошетившего Смертельного заклятия, Маркуса, узнающего, что она и есть Волдеморт, Тома, сходящего с ума в пятидесятилетнем одиночестве от осознания того, что его оставил в предмете он сам, горы мёртвых невинных магглорождённых с искажёнными от ужаса лицами. Вот так неизбежно примитивные материальные страхи возрастали до самых настоящих кошмаров её жизни, предавать огласке которые было категорически запрещено.

Эмили нервно посмотрела на часы: до конца урока оставалось десять минут, а она была следующей на очереди. Рассчитывать на своевременный конец урока больше не представлялось возможным. Оставалось надеяться, что Пирс взял действительно слабого боггарта и тот выдохнется на десятом человеке. Голова была пуста, когда Эмили осознала, что Падма справилась со своей змеёй, превратив ту в шарик. Уровень паники подскочил, и сердце норовило выпрыгнуть из груди. Эмили потёрла о мантию намокшие руки и воспользовалась последней возможностью избежать этой встречи:

— А я... Я не хочу. Это моё личное.

— Э-э-э, — воскликнул Корнер, — так нечестно! Ты наши страхи видела, мы тут все стресс испытали. Так что вперёд, давай!

Эмили зло обернулась на него, но сказать ей было нечего. Живот тянуло от пугающей неизвестности и нежелания подставлять себя.

— Мисс Поттер, мне с вами отдельно некогда возиться.

Профессор Пирс хотел добавить что-то ещё, но шарик, оставшийся от Патил, исчез, а материализованный страх Эмили ещё не появился. Ученики, отошедшие к стене, с любопытством заозирались и вышли обратно в центр класса, но профессор прогнал их, чтобы они не помешали боггарту принять облик только для Поттер.

Эмили почувствовала головокружение — так глубоко она дышала, чтобы успокоиться. Она уже подумала, что привидение выдохлось, но тут из-за комода вышел маленький милый котёнок. Весь серенький, возрастом не больше полугода. Он мяукнул, привлекая к себе внимание. Все обратили на него свои взоры, а профессор Пирс, сверкнув стёклами очков, сквозь густую растительность на лице расплылся в улыбке и хлопнул руками.

Заулыбались все, кроме Поттер. С неё сошла вся краска, а ей хотелось сбежать из этого кабинета, чтобы не видеть продолжение представления, что устраивало для неё привидение. Она невольно отступила назад, давая отчаянные команды мозгу как можно скорее придумать что-то смешное. Эмили не хотела переживать одно из трагических событий своего детства ещё раз, заново слышать, как отчаянно шипит и мяукает невинное животное, пока мальчишки под предводительством Дадли привязывают к его хвосту консервную банку, как затем его мяукание перерастает в вой, когда друзьям её кузена показалось забавным заставить котёнка побегать и побренчать этой банкой по асфальту. Для этого они не придумали ничего лучше, как покидаться в животное камнями. Это был бродячий котёнок, судя по хвосту, имевший лишай.

Сейчас Эмили, в отличие от остальных, чётко слышала жестяной звук консервы, хотя котёнок ещё не показался полностью из-за комода. Она не переживёт это издевательство, свершившееся на её глазах, снова. В прошлый раз Поттер застала его случайно и, когда ей не удалось образумить мальчишек, на что они лишь загоготали, она взревела громче сирены при первом же попадании камня в животного, повалившего его на бок с громким болезненным «мяу». На её плач, перемежающийся с криками, сбежались ближайшие соседи. Среди них была миссис Фигг, которая быстрее всех подоспела на шум и застала Эмили, в истерике колотящую своего брата по всем доступным местам.

Дурсли в тот день пожурили её на тему того, что с братом драться нельзя, и дали успокоительного. Тогда Эмили жадно пила воду и думала о том, что была слишком слабой, чтобы Дадли от её ударов было по-настоящему больно. А он, по мнению Поттер, заслуживал эту боль, и она была бы рада увидеть, как его наказывают за содеянное. Лёгкие удары палкой по заднице от миссис Фигг наказанием она не считала.

— Ура-а-а! — протянул Пирс гнусаво. — Мы сломали боггарта!

Засмеялась вся группа, и Эмили, подхватив момент, выкрикнула заклинание, разразившись таким же смехом. Эмоции, подрывавшие её изнутри, выплеснулись наружу. Это должны были быть слёзы, но поменяв полюс испытываемых чувств, Поттер так или иначе получила разрядку.

Слёзы хлынули позже. Боггарт, испугавшись дружного смеха, так и не вышел из-за ножки, а потом и вовсе исчез, а в комоде снова что-то зашебуршало. Эмили же отвернулась ото всех, подойдя к своей сумке, оставленной на парте, и, не справившись с накалом чувств, уткнулась мокрым лицом в ладони.

— Ура, коллеги! Мы это сделали. Задание на дом: написать рефлексию по сегодняшнему уроку. Все свободны.

Эмили, не глядя на озадаченных её реакцией одногруппников, быстрым шагом пересекла кабинет и побежала по ступеням вниз, не слыша, как Пирс разъяснял остальным, что такое рефлексия и как, в отличие от обычных эссе, нужно её писать. Следующим уроком была травология, необходимо было переодеться в тёплую одежду, чтобы достигнуть теплиц. Она бежала в любой женский туалет, чтобы заодно привести себя в порядок. Но по пути ей встретились старшекурсники слизеринцы.

— Лия! Эй, подожди, — Маркус успел ухватить её за лямку сумки и остановить, не дав Поттер скрыть от него своё состояние. — Ты плачешь?

— Так, немного, — она быстро вытерла слёзы и попыталась улыбнуться. — У нас просто урок такой был...

Она не смогла договорить и, замолчав, уткнулась в плечо Флинта, крепко сжав его пальцы.

— А-а-а, — протянул подошедший Теренс. — То есть ты не из-за той девчонки ревёшь?

— Какой девчонки? — от удивления Эмили успокоилась и смогла поднять на слизеринца взгляд.

— Ты не слышала ещё?

— Хиггс, погоди с этим! — остановил его Маркус, а потом вновь обратился к Эмили: — Иди сюда.

Он оттащил её в одну из ниш и, прислонившись к стене, достал из сумки платок. Поттер промакнула им глаза и теребила его всё оставшееся время разговора.

— Что там на уроке? — он улыбнулся. — Тебе тролля поставили?

— Вы боггарта проходили? — не отвечая на его шутку, спросила она.

— Да, было дело.

— И какой у тебя был страх? — Эмили облизнула солёные губы, склонив голову.

— Да ерунда какая-то, типа нападения летучих мышей, — пожал плечами Флинт, отводя взгляд.

Эмили с подозрением проследила за выражением его лица.

— Вот и для меня этот опыт оказался сильным ударом, — прошептала она.

Маркус, вернув к ней свой взор, мрачно молчал. А потом, будто решившись, потянулся к её плечу и пару раз погладил по руке в знак утешения.

— Ну, ты же справилась?

— Не совсем... урок закончился, и там у нас профессор пошутил, так что боггарт исчез. Я ничего не сделала.

«Я ничего не сделала», — Эмили внезапно для самой себя поняла, как назывался этот страх. Это расстроило её сильнее.

— Что там с девочкой какой-то? — перевести тему казалось лучшим решением.

— На неё напали, — Маркус оттолкнулся от стены, услышав звон колокола на следующий урок. — Девчонка с твоего факультета, третий курс. Тебе сейчас куда?

— На травологию, но мне переодеться бы ещё. Она жива?

— Оцепенела, как и предыдущие жертвы. Беги, мне тоже торопиться надо. У меня сейчас арифмантика. И какого горбатого я её выбрал на последние курсы?

Он покачал головой и, несильно щёлкнув по кончику носа Поттер в знак поддержки, взбежал по лестнице. Эмили недолго постояла в тишине коридора, а потом, подумав, что профессор Спраут простит ей пропуск урока, отправилась в туалет на первом этаже. Узнать, что ответил ей крестраж, было куда важнее, чем обрезать листья мандрагорам — в теплицах справятся и без неё. К тому же нужно было привести себя в порядок и окончательно успокоиться.

«Я вижу огненных змей», — проглядывалось на очередном клочке мутного зеркала.

Эмили запомнила фразу и, растерев, как обычно, старую надпись, наколдовала поверх зеркала свежий слой пыли, а затем отправилась в пустой класс, чтобы поразмышлять над словами крестража. У неё было в запасе максимум дней пять на то, чтобы отгадать послание и выяснить, кому Люциус мог подкинуть крестраж: нападение случилось всего через полторы недели, что было едва ли не в два раза быстрее предыдущего.

В этот раз она не должна стоять в стороне, наблюдая, как страдают невинные жертвы.