Трилогия «Соперница» (гет)

Глава без редакции беты

Магический шар, подвешенный к потолку Салазаровых подземелий, светил ярко, но в глаза не бил. Эмили, взобравшись на окаменелую шкуру Василиска, рассматривала в его мягком свете карту канализации, что составлял летом Добби. Домовик отметил все трубы, в которые смог залезть, начиная с основной трубы, ведущей из туалета Миртл. Карта была путаная, поэтому Эмили, для того чтобы разобраться в каракулях Добби, пришлось его расспросить.

— ...А здесь ты что имел в виду? — Она ткнула в надпись у одного из выходов в коридоры замка.

— Это картина Антонии Крисворфи, она висит на противоположной стене, — пояснил Добби.

— Ага, я поняла, где это. — Эмили лизнула языком уголок губ. Осмотрев записи ещё раз, она убедилась, что во всём разобралась, и, с хлюпающим звуком спрыгнув на пол, рассеяла световой шар. — Добби, ты отлично поработал! Спасибо.

Сложив карту в сумку и накинув на себя мантию-невидимку, она жестом велела домовику перенести её наверх, а затем, вручив несколько галеонов на питание, отправила в дом Маркуса, как это было заведено в прошлом учебном году. Добби оставил её в одном из заброшенных классов: с тех пор как мысли Дневника стали и её мыслями тоже, Эмили решила, что, раз домовик может перемещаться куда угодно, ей больше не нужно рисковать, появляясь в туалете Миртл. И она искренне надеялась, что те немногие разы, что она там бывала, включая сегодняшнюю попытку раскаяться, остались никем незамеченными. Хоть мантия-невидимка и скрывала Эмили, а сама она подгадывала момент, чтобы открыть дверь, когда в коридоре никого нет, ей всё равно казалось, что она что-то упускает и пока ей лучше держаться от туалета подальше, чтобы возможный наблюдатель потерял бдительность.

Путь до гостиной Рейвенкло занял несколько минут. Эмили на ходу заталкивала мантию в сумку, бросая осторожный взгляд по сторонам, но время подходило к отбою, и коридоры были пусты, только люди с картин, монотонно переговариваясь, переходили из одной рамы в другую. Поднявшись к двери с бронзовым орлом, Эмили встретила Луну Лавгуд.

— Привет, — мелодично произнесла та.

Эмили же в противовес Луне прозвучала громогласно:

— Привет! Ты как? Как Джинни?

— В порядке. Мы сегодня сели вместе на зельеварении, — расцвела Лавгуд, отчего Эмили ощутила в груди невероятный подъём.

— Я очень рада. Самой иногда грустно сидеть за партой одной. Словно прокажённая...

Эмили ударила молотком об дверь, чтобы тоже услышать вопрос, а Луна понимающе кивнула и ответила:

— На самом деле ничего подобного. Наверняка ты сидишь на таком месте, где тяжёлая аура. Ты можешь её вынести, а другие нет.

Эмили задумалась. И пока она размышляла над тем, что сидеть перед преподавательским столом и вправду может быть тяжело, Луна нашла ответ на загадку, и они вместе вошли в гостиную.

В башне Рейвенкло витала ссора. Эмили почуяла её сразу, как переступила порог, и, нахмурившись, начала осматриваться. Многие софакультетники сидели понурив головы и изредка бросали взгляды в сторону подъёма в спальни.

— Как-то неспокойно тут, — негромко проговорила Эмили, обращаясь к Луне.

Лавгуд безмятежно прошла к одному из пустых мест, и Эмили проследовала за ней, внимательно прислушиваясь — наверху кто-то с кем-то ругался, слышались мальчишеские голоса.

— Ничего страшного, возможно, здесь завёлся черноногий злун, — сказала Луна, раскладывая на столе учебники.

Эмили с сомнением посмотрела на неё, и Луна пояснила:

— Он заставляет ругаться. Папа мне всегда говорил не переживать, если они с мамой немного ссорятся, и ставил ведро с водой у порога. Это существо злится, если испачкало ноги. И если оно случайно забрело в дом, то его злость может распространиться на его обитателей.

Эмили выслушала её внимательно и улыбнулась:

— Понятно... А когда он помоет ноги, он уйдёт?

— Наш ушёл очень быстро, — пожала плечами Луна. — Главное, не вестись на его чары и спокойно относиться к тем, кто подхватил злое настроение.

— А почему у тебя родители ссорились? — спросила Эмили, начав неспешно доставать и свои книги.

Она любила иногда сидеть с Луной за одним столом в гостиной, если приходилось делать уроки в башне. Такие вечера были редкими, но по-настоящему необычными. Лавгуд всегда рассказывала о чём-нибудь странном, а Эмили каждый раз было интересно, что ещё может придумать эта девочка. Правда, придумывала в основном не она, а её отец, как выяснилось летом.

— Всякое бывало. Из-за злуна многие вещи кажутся более раздражающими, чем они есть на самом деле.

Большего Эмили узнать не успела: с лестницы послышался топот нескольких пар ног. Все в гостиной почти одновременно прекратили заниматься своими делами и беспокойно посмотрели в сторону входа в спальни.

— ...не пойдёшь! Иначе я позову декана, — послышался голос Роберта Хиллиарда.

— Да что он сделает? — фыркнули ему в ответ. Голос был ещё детским, почти не начавшим ломаться — это был кто-то младше Хиллиарда.

И верно, вскоре в гостиную влетели два разъярённых парня: сам Роберт и тот, в ком Эмили признала четверокурсника Эльфина Роули. Эльфин стремительно пересёк гостиную, презрительно морща губы, но у дверей его остановил крик Хиллиарда:

— А ну, стой! Уже отбой, тебе нельзя выходить!

— А кто меня остановит? Ты, маггл?

Роберт вздохнул и, к удивлению Эмили, не покраснел ещё сильнее. Эмили решила, что Роули обзывает его не первый раз за вечер. Хиллиард указал на свой значок старосты факультета, а затем ткнул в висевший рядом значок старосты школы и подрагивающим от злости голосом произнес:

— Я вынужден снять с Рейвенкло ещё пять баллов. И пожалуй, тебе стоит промыть рот с мылом — завтра вечером отправляйся к Филчу на отработки. Флитвику я доложу. — Роберт посторонился и указал рукой на лестницу в спальни мальчиков: — А теперь иди и верни своему однокурснику его палочку.

Роули скривился, покосился на выход из гостиной, потом на Роберта и выплюнул:

— Ладно! Наследник всё равно продолжит своё дело. Так что, все магглы, лучше сами убирайтесь отсюда.

Вокруг послышался шёпот. Эмили огляделась — многие выглядели испуганно, но некоторые смотрели на Эльфина с восхищением и кивали его словам. Роберт более настойчиво указал на лестницу.

— Верни парню палочку! — гаркнул он, и все вздрогнули, снова замолчав.

После того как Роули, пнув напоследок статую и бросив Хиллиарду ещё одно «маггл», поднялся наверх и все вернулись потихоньку к своим делам, Роберт постоял ещё немного в гостиной, оглядываясь будто в поисках нарушения. Потом он упер руки в бока и широким шагом вышел на лестницу, ведущую из башни факультета. Эмили посидела с Луной ещё немного, прислушиваясь к разговорам вокруг. Она слышала, как многие обсуждают выходку Роули, как предполагают, что в этом году продолжатся нападения, ведь Наследника ещё не нашли, хоть о нём и не было слышно с самого декабря прошлого года. А сама Эмили сидела, и руки её дрожали от ярости. Она глубоко дышала, справляясь с ненавистью к этому чистокровке.

Работать она больше не могла и вскоре закинула вещи в сумку, попрощалась с Луной и направилась к выходу из гостиной. Приоткрыв дверь, она увидела у окна Роберта, стоявшего к ней спиной, и немедля вышла к нему.

— Привет, — подала она голос, чтобы Хиллиард не испугался, когда она окажется близко.

— Ты куда? — лениво спросил он, обернувшись. Брови нависали над глазами, пряча их обычный блеск, и впивались в оправу квадратных очков.

— Просто к тебе, — ответила Эмили и взобралась на подоконник, бросив сумку рядом. — Мы же еще в нашей башне, здесь можно быть и после отбоя.

Роберт в ответ только вздохнул и уставился в окно.

— Не слушаются, да? — спросила Эмили, кивая в сторону гостиной.

— Ага, в прошлом году ещё нормально было. Видать, летом от родителей всякого нахватались.

— Ничего, — осипшим голосом произнесла Эмили, прикасаясь к плечу Роберта. — Скоро это прекратится.

— Ага.

— Нет, правда, ещё чуть-чуть подождать — и... — Эмили таинственно замолчала, но взгляд Роберта требовал ответа, — что-нибудь случится. Наследника давно не слышно, думаю, скоро это всё закончится. Им надоест, и они перестанут.

— Смешная ты, — горько усмехнулся Роберт.

— А тебе нужно было вдарить ему как следует. И не кулаком. Нужно показывать таким, кто тут маг, а кто маггл. — Эмили пробурчала эти слова, а хотела сказать их твёрже.

Роберт рассмеялся:

— Ты как Флинт говоришь.

— Кстати, как он? — высоким голосом поинтересовалась Эмили.

Ей стало неловко оттого, что за всё лето она, заботясь о своих проблемах, не узнала, как Маркус переживает то, что его оставили на второй год. Он сообщил об этом у поезда и обещал, что уж в этот год натренирует Малфоя как следует и возьмёт Кубок по квиддичу.

— Да неплохо, за партой теперь вместе кое-где сидим, — ответил Роберт.

— Ты ему скажи, что ему в первую очередь экзамены сдать надо, а не на Малфоя силы тратить.

— Ха, он с тобой не согласится. — Хиллиард покачал головой. — Ему, видишь ли, оценки ни к чему. А заработанный в школьных соревнованиях Кубок может в каких-то командах очень даже цениться.

— Ну, ладно... Пусть сам разбирается, — вздохнула Эмили, спрыгивая на пол. — В гостиную идёшь?

— Неа, покурить схожу. — Роберт поправил очки на переносице.

— Тогда помоги пароль разгадать, — улыбнулась Эмили, подходя к бронзовому орлу.

До самой ночи Эмили не отпускали мысли о произошедшем. Тот парень, Эльфин, сын Пожирателя Смерти, и было неудивительно, что он отстаивал идею превосходства чистокровных. Шло всего лишь второе сентября, а прошлогодняя вражда загорелась вновь. Эмили лежала с открытыми глазами и думала о грядущих двух месяцах, которые ей придётся молча наблюдать за стычками с магглорожденными. Впрочем, это с Джинни на первое нападение и на зелье для надписи ушло два месяца, в этом же теле она чувствовала себя совершенно свободной.

Эмили чувствовала, что вчерашние размышления над словами Шляпы были верными. Увидев Хиллиарда, она подумала, что он ведь довольно сильный маг: она не раз видела его бытовые чары и мельком замечала его на дуэлях в прошлом году. И Маркус практически не отличается от него, разве что знает об этом мире чуть больше, потому что с детства рос среди магов. И часть Эмили, живущая в Дневнике, всё больше понимала, что ошиблась, думая, будто чистокровные волшебники лучше остальных. Раньше ей очень хотелось считать себя Настоящим магом, не имевшем в роду ни одного маггла. Теперь же Эмили стало ясно, что у каждого мага в роду был маггл, хотя бы один — тот, кто родил первого в роду волшебника. И выходит, у каждого маггла вдруг может родиться волшебник, будто магия — нечто, что передаётся по крови. Но ещё Эмили знала, что без этой крови в теле, магия не пропадёт: она навсегда связывается с душой. Эмили никогда не задумывалась об этом за прошедшие пятьдесят лет, ей не пришло это в голову, даже когда она овладевала телом Джинни и открывала Тайную Комнату, не имея в себе больше крови Салазара Слизерина. И лишь сейчас, видя, что в теле девочки Поттер она по-прежнему владеет парселтангом и творит магию, на которую была способна до создания Дневника, Эмили начала сомневаться в своих прошлых убеждениях.

Она не знала, как по-другому показать это знание другим чистокровным, кроме как объявить от лица Наследника, что магия превыше происхождения. И сегодняшний случай подсказал Эмили, что она действительно должна напасть на чистокровного — не убить, но превратить в статую на некоторое время. Одно это испугает чистокровных, даст им понять, что они заблуждаются в том, будто Наследник не тронет их. И Эмили страшно хотела выбрать жертвой Эльфина Роули, но, успокоив эмоции, вспомнила, что изначально хотела выбрать слизеринца, чтобы все остальные прекратили обвинять этот факультет в том, чего он не совершал.

Эмили резко поднялась на кровати и дотянулась до сумки. С трудом отыскав в нём пергамент с именами всех детей Пожирателей Смерти, она прислонилась к спинке кровати и под светом палочки перечитала список слизеринцев. Все они были чистокровными, и если её последователи науськивают своих детей травить магглорождённых, в первую очередь она покажет, насколько Наследник не согласен с их взглядами.

Выбирала Эмили случайным образом: ткнула в список и попала на одного из шестикурсников. Тихо позвав Добби, она приложила палец ко рту, и когда домовик заглушил их голоса для остальных девочек в комнате, сказала:

— Я хочу, чтобы ты последил за кое-кем для меня.

Она показала ему имя, описала внешность. Добби понятливо кивнул и спросил:

— Что я должен узнать?

— Мне нужно узнать, где и когда он появляется один чаще всего. Тебя никто не должен заметить! Давай... последим за ним две недели. Надеюсь, этого хватит.

Добби поклялся, что он всё сделает верно, и исчез. А Эмили опустилась на подушку и наконец-то закрыла глаза. Зелье она приготовит быстро, так что пока можно выяснить ещё кое-какие детали о том, какой магией она сейчас владеет. Если ей вместе с душой прошлой себя передался парселтанг и, кажется, начинает проклёвываться легиллименция, то, может, от Поттеров тоже мог достаться какой-нибудь интересный дар? Эмили хотела учесть все свои преимущества в подготовке к нападению.

* * *

Когда Эмили шла на второй урок по защите от тёмных искусств, она заметно волновалась. Ей впервые приходилось первой заговаривать о Поттерах с кем-то, кто был лично с ними знаком. Беспокойно отсидев лекцию, которую Люпин, как и обещал, провёл весело и интересно, Эмили задержалась со сборами сумки. Она искоса поглядывала на Люпина, тоже собиравшего свой чемодан и напевающего что-то себе под нос, и медленно дышала, успокаивая себя перед разговором.

В один момент она собралась и, вытащив из сумки заготовленную заранее фотографию из альбома, подошла к преподавательскому столу:

— Сэр... Ведь это вы, верно? — отчётливо произнесла она, не давая своему голосу и возможности задрожать.

Она выставила фотокарточку перед собой и зажимала её так, чтобы указательный палец был на фигуре молодого Люпина. Профессор сразу улыбнулся ей, как только она оказалась рядом. Он наклонился, не касаясь руками фотографии в её руках, и кивнул:

— Верно. Не думал, что у вас есть эта фотография.

— Ну... — Эмили стало легче дышать. — Её не было до этого лета. Мне семья Уизли подарила.

— А-а, — радостно протянул Римус Люпин. — Давно мы с ними не виделись. Надо будет послать им весточку на Рождество.

— А их давно видели? — Эмили, наклонив на себя фотографию, по очереди указала на ещё двух парней: маленького пухленького и высокого черноволосого.

Подняв взгляд на Люпина, Эмили увидела в его глазах странную эмоцию. Люпин застыл, смотря на друзей так, будто они умерли. А следом Эмили, вглядевшись в голубые глаза профессора, ощутила его мысли: он правда думал о них как о мертвецах.

— Простите, я не знала, — тихо произнесла она, но потом вспомнила, что что-то об этом уже слышала. Это было очень давно, пожалуй, даже до того происшествия с Квиррелом. Кажется, кто-то говорил ей о том, что один из друзей Поттеров оказался предателем, а другой погиб от его руки. Но частично вспомнив свою прошлую жизнь, Эмили никогда не думала о том человеке, что донёс ей о местоположении Поттеров: ничто до этих пор не напоминало ей о нём. Даже разглядывая альбом с фотографиями, подаренный ей этим летом, она не обратила внимание на Питера: она тогда была выбита из колеи скачками из Дневника в тело и обратно, которые были ей в новинку.

— Конечно! — извиняющимся тоном спохватился Люпин. — Ничего страшного. Такое время было: кого-то теряешь в битве, а кого-то... Просто теряешь.

Сейчас всё встало на свои места, и Эмили полностью осознала горечь Люпина. Она закусила губу. Мысли профессора чувствовались всё сильнее, и Эмили уже сама ощущала боль от гибели друзей, будто это была её личная потеря. Поделать она ничего не может: погибшего друга не вернуть, а предатель, судя по мыслям Люпина, умер тоже — наверное, не выдержал заключения в Азкабане. Эмили глубоко вздохнула, вспоминая уроки окклюменции, и спустя несколько секунд отделила свои чувства от чувств профессора.

— Значит, среди них вы один остались? — осторожно спросила она.

— К сожалению, — смиренно ответил Люпин.

Он осмотрел стол и, убедившись, что ничего не забыл, защёлкнул свой портфель. Делая шаг в сторону дверей, он обратился к Эмили:

— У вас есть ещё урок?

— Нет, сэр. Я думала... Я хотела... М-м... — Эмили почувствовала, что краснеет. — Вы только не думайте, что я скучаю по Поттерам. У меня есть семья. Но мне интересно узнать о Лили и Джеймсе как о магах. Они ведь... не только родили меня, то есть дали жизнь. Я владею магией благодаря им.

Люпин слушал её внимательно. Когда её сбивчивая речь закончилась, он вернулся к столу, возле которого Эмили продолжала стоять.

— Понимаю, у вас есть люди, которых вы считаете мамой и папой. И я счастлив, что из-за потери родителей вы не лишились настоящей семьи.

Эмили благодарно кивнула и расслабилась. Профессор Люпин поставил свой портфель на стол и, магией придвинув стул, предложил ей сесть:

— Что ж, если у нас с вами окно, мы можем остаться здесь, и я отвечу на все вопросы, которые вас волнуют, Эмилия.

Эмили поколебалась и, присев, произнесла:

— Обычно взрослые зовут меня Эмили.

Люпин улыбнулся ей:

— Хорошо, Эмили, так о чём ты хотела спросить?

Сначала Эмили спрашивала о разных неважных вещах: как Поттеры познакомились, почему решили завести ребёнка во время войны, кем работали. Однажды спросила, на каком факультете они учились, хотя отлично знала ответ. И наконец, когда они с Люпином разговорились, Эмили задала тот вопрос, который волновал её больше всего:

— А Джеймс и Лили владели какими-нибудь необычными дарами?

— Вроде метаморфомагии? — поднял брови Люпин.

— Да, вроде неё.

Люпин издал смешок.

— Нет, таким ни один из них не владел. Подобные дары — редкость. Но разве сам по себе магический дар уже не награда? — заметил он, увидев, как Эмили расстроенно опустила взгляд.

Эмили посмотрела на него задумчиво и подумала, что он очень прав. Она кивнула ему:

— Да, сэр. Пусть я и люблю тех, с кем выросла, я по-настоящему рада, что родилась у магов.

— Но ведь Дурслей ты не меньше любишь из-за того, что они магглы?

Эмили хотела было резко спросить, откуда он знает фамилию её родственников, но вовремя вспомнила, что он дружил с Лили и наверняка знал, за кого вышла замуж её сестра. Вопрос, однако, застал её врасплох. С тех пор, как обе её части сцепились друг с другом и она перестала различать, с какой стороны она была на самом деле, Эмили, размышляя о важности владения магией, ни разу не думала о том, как теперь относится к магглам-Дурслям. Она взяла минуту на обдумывание ответа и наконец призналась:

— Да, люблю не меньше. Хотя мне очень не хватает взаимопонимания с ними...

Эмили с грустью вспомнила последние два года, в которые она уже не надеялась на прежние нормальные отношения с Дурслями. Сейчас, когда им подправили память и показали полезную для них сторону волшебства, они снова относятся к ней как к члену семьи, а не как к бомбе, рядом с которой опасно находиться. И Эмили от этого чувствовала, как что-то в душе становилось на место.

— Это похвально, — кивнул Люпин. Он посмотрел на часы и извиняющимся тоном добавил: — Боюсь, нам пора, мне нужно подготовиться к следующей паре.

Охнув, Эмили поднялась и поспешила накинуть сумку на плечо.

— Спасибо, до свидания, — неловко произнесла она и повернулась к выходу.

— Эмили, — окликнул её Люпин спустя пару шагов. Эмили с готовностью обернулась. — Если захочешь ещё что-нибудь узнать, приходи ко мне по пятницам. Только последнюю в этом месяце я буду занят.

Эмили даже на расстоянии почуяла смущение Люпина, когда он сказал про занятость, и ей показалось, что это как-то связано с его болезнью.

— Обязательно, сэр! — пообещала она.

А выйдя из класса, поняла, что действительно не прочь зайти как-нибудь к этому человеку на чай. Во время разговора Люпин упоминал о некой организации, в которой все они боролись против Тёмного Лорда, и Эмили, также помня о том, что это была за организация, хотела побольше узнать о том времени.

* * *

Пока слизеринцы обсуждали учебные заботы, Эмили, сидя вместе с ними в библиотеке, раздумывала над своим планом. Прошло больше недели после того, как Добби отправился следить за жертвой. От домовика ещё не было информации, поэтому Эмили занималась продумыванием того, как устроить встречу слизеринца и василиска без смертельного исхода. Она выбирала самый простой способ, который точно не дал бы осечки. Единственное, что из всего плана её пугало, это то, как выбрать момент и совершить нападение, так чтобы не задеть убийственным взглядом змея кого-то ещё. Но это предстояло решить уже после того, как она выяснит маршрут своей жертвы.

А слизеринцы тем временем коснулись излюбленной в последнее время темы: присутствие Грейнджер на нескольких уроках сразу. За эту неделю выяснилось, что никому ничего не померещилось и Гермиона и вправду посещает уроки одновременно. Она, присутствуя на древних рунах, ходила даже на уход за магическими существами, как Эмили выяснила у единственного одногруппника, который выбрал этот предмет.

— Интересно, это кто-то ещё, кроме нас, заметил? — поинтересовался Нотт.

— Наверняка, — фыркнул Драко. — Просто Дамблдор делает поблажки всяким грязнокровкам, поэтому даже если на неё кто-то донёс, ей ничего не сделают.

— А из-за чего ей могут что-то сделать? — удивилась Дафна. — Подумаешь, ходит на все пары.

— Так каким образом? Это наверняка какой-то артефакт, а может, клонирует себя или делает проекцию, — начал размышлять Нотт.

— Если артефакт, то, скорее всего, что-то связанное со временем, — прошептал Драко, наклонившись вперёд. — Но вряд ли грязнокровке выдали бы такой.

— То есть ты считаешь, что проекцию грязнокровка создать способна? — в ответ наклонилась к нему Эмили.

Малфой не знал, что ответить, поэтому Эмили заключила сама:

— Наверняка способна. Грейнджер ведь умная, выше тебя, чистокровного, в рейтинге к тому же.

— И ради того, чтобы получать ещё больше знаний, она раздваивает себя? — поразился Нотт. — Ну, может быть, конечно, и так, но всё же мне кажется, что для третьекурсницы это слишком сильные чары.

Эмили хмыкнула:

— Классно, что ты про курс вспоминаешь, а не про кровь. А ведь может так оказаться, что магия в ней гораздо сильнее, чем в чистокровных, ведь в ней не смешаны разные магические рода.

Малфой побагровел, на что Эмили тихо посмеялась. Она не думала на самом деле, что кровь сильно влияет на магию, но ей было очень весело дразнить этими заблуждениями Малфоя. Впервые в жизни в теле Эмили Поттер ей было весело провоцировать людей на эмоции. Мысли их от этого поднимались на самую поверхность сознания, и Эмили было просто распознать чувства, образы. Вот сейчас она услышала, что Малфой чертыхнулся про себя и решил, что к нему это точно не относится, что с ним всё в порядке, хотя он знал, как много родов переплелось в нём.

Потеряв интерес к Малфою, Эмили продолжила работу над своим планом. Ребята просидели в библиотеке ещё час, и всё это время Эмили держала в голове мысль проверить, нет ли у Грейнджер какого-то артефакта. Это действительно было единственное объяснение тому, как она оказывается в двух местах одновременно. Эмили подумала, что ей самой будет нелишним раздвоиться во время нападения и отвести от себя подозрения.

Эмили хотела лично увидеть, что делает Грейнджер, да и отвлекать Добби от слежки не хотелось, поэтому пришлось дожидаться четверга. В этот день Эмили была с Гермионой на первом уроке — древних рунах, — на который записались только Драко и Теодор из их компании. Это был удачный момент для того, чтобы проследовать за Гермионой, потому что после этого урока слизеринцы спешили на другой этаж и Эмили не нужно было придумывать, как заставить их уйти на урок без неё. Эмили внимательно следила за Грейнджер во время лекции, стараясь не выдавать своего интереса, и едва Гермиона вышла в коридор, проследовала за ней след в след. Вокруг было много народу, так что узнать намерения гриффиндорки не получалось, к тому же ни разу не удалось заглянуть ей в глаза, что значительно помогло бы в чтении сознания. Пришлось просто идти за ней и надеяться, что всё получится. Но Гермиона свернула в ближайший женский туалет. Эмили зашла вслед за ней — Грейнджер уже юркнула в одну из кабинок. В туалете ещё кто-то был, поэтому Эмили быстро метнулась к соседней кабинке и, заперевшись, внимательно прислушалась. Теперь мысли Гермионы слышались чуть отчётливее, и Эмили ясно понимала, что та собирается на урок по уходу за магическими существами, который только что закончился. По звукам было ясно, что Гермиона использует кабинку туалета лишь как прикрытие, и Эмили сосредоточила всё своё внимание на том, чтобы понять, что хочет сделать Гермиона.

Послышался звук смывного бочка и открывшейся щеколды дверцы. В то же время в голове прозвучал отсчёт: «Раз», что-то повернулось, и мысли Грейнджер пропали. Эмили не успела ничего понять. Она прислонила ухо к стенке кабинки, но за ней никого не было слышно. Тогда Эмили, заложив пряди волос за ухо, наклонилась к низу стенки и посмотрела, есть ли за ней ноги. В соседней кабинке больше не было никого.

Эмили, выдохнув, выпрямилась и села на крышку унитаза. Она взялась руками за голову и ещё минуту приходила в себя. Малфой был прав: у Грейнджер действительно был артефакт, позволяющий проживать одно и то же время дважды. Эмили до самого звонка, забывшись, сидела в закрытой кабинке и обдумывала то, что узнала. Она пыталась понять, могло ли это как-то помочь ей, и решила наконец, что по крайней мере возьмёт эту информацию на заметку.

И всё-таки она была очень зла, оттого что Гермионе Грейнджер удалось вместить в своё расписание все факультативы, чего Эмили очень хотелось бы и самой.

* * *

Когда Добби закончил двухнедельную слежку за выбранным слизеринцем, выяснилось, что тот практически нигде не ходит один и не бывает в каких-то местах периодически. Маршрут его сложно было спрогнозировать, и это очень огорчило Эмили. Ей хотелось продумать всё как можно более детально, чтобы не оставлять в плане ничего неопределённого. Время на обдумывание ещё было, так что она указала Добби на другую жертву, а сама занялась тем, что хотела сделать ближе к Хэллоуину, — практикой чар, которые понадобятся ей во время исполнения плана.

Эмили сильно обрадовалась, выяснив, что она-из-Дневника не растеряла своих способностей, когда стала занимать днем это тело. Это ещё раз доказало ей, что магия идёт бок о бок с душой, а кровь лишь несёт её потомству. За те недели, что у неё были, Эмили отрепетировала все заклинания, которые были ей нужны, в том числе она на всякий случай проверила Конфундус. Подопытным стал Добби, но Эмили пообещала ему, что с ним ничего серьёзного не случится. Она много думала о том предмете, с помощью которого Грейнджер перемещалась во времени. Из библиотечных книг удалось найти информацию о том, что таким артефактом мог оказаться маховик времени — он один способен был работать с ним. Там же Эмили вычитала, что на всех официальных таких артефактах ставят ограничение в пять часов. Это была очень полезная информация: теперь можно было знать, сколько максимально времени на исполнение плана у неё есть, если удастся заполучить артефакт.

А вот с этим была загвоздка. Всё, что Эмили придумала — это переместиться вместе с Гермионой. Красть маховик она не смела: Грейнджер явно не была растяпой, а маховик ей наверняка дали под расписку. И вот для этого как раз и нужно было убедиться, что Эмили по-прежнему — как и на шестом курсе сороковых годов — сможет запутать сознание. И в том, что она всё так же владеет невербальной магией, она тоже убедилась за эти дни. На уроках она по привычке старой Эмили произносила заклинания тихо, но наедине с собой нет-нет да переходила на молчаливое колдовство.

Наконец Добби покончил с очередной слежкой, и вновь оказалось, что выбрана жертва, которая очень мало времени проводит в коридорах замка. Эмили выругалась, когда домовик сообщил ей об этом, и в третий раз отправила его следить за учеником. Все, кого она выбрала, отличались по полу и возрасту, но каждый из них был очень осторожен: в условиях межфакультетсткой вражды вообще мало кто ходил поодиночке, в том числе и слизеринцы.

Несмотря на то, что многое, на что Эмили рассчитывала, шло совсем не так, как ей хотелось, она не теряла надежду. Она знала, что только так есть шанс смутить блюстителей чистой крови, заставить всех обратить внимание на проблему. В середине октября она, как и намеревалась, начала варить зелье несводящейся краски — всё делала точно так же, как в сороковые годы и как прошлой осенью, только на этот раз за петухом отправилась не она сама. Когда Добби принёс ей в Тайную Комнату, где она держала зелье, заколотого петуха, вареву не хватало как раз только теплой петушиной крови.

— Спасибо, Добби, — дрожащими губами произнесла она, принимая из рук домовика тушку птицы.

Эмили находилась около трубы, ведущий в туалет Миртл. Здесь было очень удобно обустроить небольшой костерок, на котором кипело зелье. Единственным минусом было то, что Эмили очень быстро здесь замерзала, даже грея себя чарами и укутываясь в зимнюю мантию.

Добби всё чаще смотрел на неё затравленным, неживым взглядом. Эмили всё лучше и лучше понимала, что он чувствует в данный момент. И сейчас, разрезая петуху сухожилия, она негромко произнесла:

— Не нужно бояться. Никто не пострадает.

— Вам нельзя было брать ту тетрадь... — запричитал Добби.

— Перестань. — Эмили отмахнулась. — Ты ведь до сих пор слушаешься меня, значит, видишь, что я не одержима, верно?

Измеряя на весах необходимое количество крови для первого этапа загустения зелья, Эмили бросила косой взгляд на домовика. Тот кивнул и больше ничего не ответил. Добби знал мало о том, что хотела сделать Эмили, и, возможно, поэтому неодобрительно относился к её приказам. Но Эмили не могла объяснить домовику, зачем всё это нужно, да и не была уверена, что знание успокоит его. Она лишь пообещала ему, что не задумала ничего плохого и Добби не делает ничего, что могло бы навредить любому из магов.

Закончив со всей кровью, Эмили с удовлетворением отметила, что у зелья начинает проявляться светящийся кровавый цвет. Ему предстоит настояться ещё пару дней. Этого количества должно быть достаточно на те слова, что она задумала. За прошедшую неделю она передумала дюжину фраз, рисуя их в своём воображении во время сна. Яркие буквы алели в темноте, напоминая ей о важности задуманного. Эти слова давали ей силы, как год назад Джинни была смыслом существования — та писала в Дневнике, и Дневник креп. Теперь Дневник нашёл силы в себе самом и жил идеей. Пока Эмили не придумала, как раскаяться и не умереть, как вообще раскаяться так, чтобы Дневник прекратил быть её крестражем и она всегда оставалась бы в теле, мысль о том, что она вновь толкнёт качели общества и ветер повеет в другую сторону, грела её бессонными ночами. Эмили понимала, как ошиблась раньше, и верила, что клин выбивают клином.

До Хэллоуина оставалось семь дней.