Запах лёгкого загара (гет)

«Ну, вот и пообщались по душам... — думал Гарри, выходя во двор. — Прелестно, как не раз говаривал покойный профессор...»

Он глубоко вздохнул. Прохладный ночной воздух вошёл в лёгкие, освежил голову, разогнал остатки похмелья, и всё произошедшее стало оцениваться куда яснее.

Почему-то вспомнилась история Принца, сцена в Омуте памяти, где его мама и Северус — ещё школьники и ещё друзья — спорили во дворе замка. И да, тогда у Северуса, возможно помимо его воли, вырвалось: «Он за тобой увивается, Джеймс Поттер за тобой увивается!»

Сам собой пришёл ответ на мучавший Гарри вопрос: почему то, о чём говорил Рон, показалось ему странно знакомым? И важным. Вот же оно — то самое слово, которое дважды произнёс Снейп и которое несколько минут назад употребил Рон.

Вырвался желчный смешок. Гарри вдруг задумался над тем, что раньше никогда не наводило на размышления.

Значит, его отец, Джеймс Поттер, в свои пятнадцать лет уже был без ума от Лили. Ну, может, не совсем без ума, но, по крайней мере, активно добивался её расположения.

И профессор Снейп в свои пятнадцать тоже был без памяти влюблён в его маму. Судя по всему, безответно. Но тем не менее здорово ревновал её к отцу, и даже словечки каверзные отпускал.

Мистер и миссис Уизли, если верить Джинни, убежали из дому, поженились без согласия родителей — и тоже будучи совсем молодыми. Оба едва Хогвартс закончили.

Рон запал на Гермиону лет в... где-то в четырнадцать, а Джинни влюбилась в Мальчика-Который-Выжил где-то лет в десять.

Хм-м-м... Если бы сейчас кто-то сказал Гарри, что у магов (особенно чистокровных) есть особый ген, который отвечает за сердечную привязанность, он бы запросто поверил. Неважно, сколько лет тому магу — семнадцать или всего десять. Встретив свою половинку, этот волшебник (верно, исключительно благодаря магии) твердо знает, что эта девочка (или мальчик) — его судьба.

Гарри невольно подтрунил над своими неожиданными выводами. Бред, конечно. Но что-то в этом есть!.. Только так и можно объяснить эту внезапную страсть с десяти-пятнадцати лет и до гроба. Ну, допустим, Рон немного припозднился. Так у него глаза открылись лишь перед Святочным балом. А до того знать не знал, что третий член их неразлучной компании — девушка.

Он, Гарри Поттер, явно выбивался из общего ряда. Нет, ему нравилась Джинни, но как-то чаще думалось о том, что любят его, а не он сам. То есть, он тоже ощущал к ней симпатию и был привязан, и много чего ещё, но только всё это проявлялось в нём не само по себе, а как-то в ответ на её чувства. Но, быть может, это нормально? Кто знает, что убедило Лили Эванс выйти замуж за Джеймса Поттера? В пятнадцать-то лет он явно был чужим для неё человеком.

Постояв у крыльца и сделав несколько глубоких вдохов, Гарри зажёг волшебную палочку и направился к сараю. Надо было устраиваться на ночлег.

Злость на Рона прошла. По большому счету друг был прав: он, Гарри, заступил на его территорию. Причём сознательно, прекрасно отдавая себе отчет в том, что это не есть хорошо. Но... так получилось.

И он однозначно просчитался, не ожидая от друга столь резкой негативной реакции. А следовало бы. Но ведь он и впрямь считал, что там, у озера, балом правил крестраж, что сам Рон гораздо разумнее, выдержаннее... Деликатнее, наконец.

Подойдя к сараю, Гарри толкнул дверь. Она со скрипом подалась вперёд. Осветив помещение «Люмосом» и обнаружив в одном из углов старую раскладушку, Гарри обрадовался: есть, где прикорнуть до утра. Одеяло бы ещё сюда какое-никакое...

С сомнением посмотрев на свою палочку, подумал о том, что Кингсли трижды прав. С его познаниями в трансфигурации (никакими, если честно) в Школе авроров только народ смешить. Хогвартс, и только Хогвартс! Подтянуть нужно и знания, и навыки.

Стоя у входной двери, Гарри бросил взгляд на дом: ни огонька. Значит, и Рон лёг спать. Превосходно, тем более что окно они никогда не закрывали на ночь. Выждав несколько минут для надёжности, он бросил верное «Акцио» и с удовлетворением поймал свое одеяло, прилетевшее к нему из спальни.

Всё, спать. Утро вечера...

«Интересно, выскажет Рон завтра Гермионе свои претензии или нет?» — думал Гарри, устраиваясь на раскладушке. И что-то подсказывало ему, что друг промолчит, сочтёт за лучшее не нарываться. Потому что его девушка ему же и отвесит сполна. Как не раз уже бывало.

Потому что она, Гермиона, — свободный человек. И Рон её... Нет, не боится — это как-то совсем уже... Но, безусловно, уважает.

А его, Гарри, выходит, не боится и не уважает...

Тьфу ты! Что за мысли? До чего, оказывается, можно додуматься по пьяни! Не хватало ещё отправиться наверх к Рону и, захватив за ворот пижамы, сгрести с кровати, да задать, не мудрствуя лукаво, извечный вопрос об уважении.

Хватит, как выразилась однажды Гермиона, «болтать ерундой». Спать, спать и ещё раз спать!

Натянув на себя похищенное из спальни одеяло, Гарри закрыл глаза, и вскоре усталость взяла своё.

Проснулся он поздно. Вернее, его разбудил обрадованный голос Джинни, которая, оказывается, сбилась с ног, разыскивая Гарри по всему дому. А Рон и Гермиона, как выяснилось позже, тем временем проверяли бывшую штаб-квартиру Ордена.

Через четверть часа, едва выбравшись из камина и кое-как отряхнувшись от сажи, Рон обозвал Гарри козлом, и на этом любое их взаимодействие закончилось. На ближайшее будущее точно.

Так что день, в общем и целом, начался не иначе как «прелестно». Помянув профессора ещё разок, а также то, что его тело так и не нашли, Гарри пришёл к выводу, что Снейп, каким бы вредным и язвительным тот ни был, — не самая худшая компания. По крайней мере, с ним не нужно было притворяться благовоспитанным.

Рон, к счастью, больше не приставал к нему с въедливыми вопросами, но и прежнего дружеского общения не получалось. Иногда Гарри ловил на себе его взгляд исподлобья, и ему становилось не по себе. Невольно думалось, что лучше б уже Рон действовал как нынешней ночью: выкладывал всё, что думает, а не играл в молчанку.

А с другой стороны, ему, Гарри, оно больно надо, такое общение?

Ещё с позапрошлого года (когда Рон и Гермиона обходили друг друга стороной) он усвоил, что иногда молчание — лучшая тактика. Хочешь быть хорошим «и нашим и вашим» — помалкивай! Улягутся как-нибудь страсти, не впервой.

Но ближе к вечеру всерьёз начал размышлять о том, как быть дальше.

Гермиона в основном безмолвствовала. Весь день она пребывала, как отметил Гарри, в каком-то странном отрешённом состоянии. Смотрела в книгу, но вряд ли понимала прочитанное; почти ничего не ела; сидя за столом, совсем не принимала участия в общих разговорах, а если к ней обращались, отвечала односложными фразами типа «да-нет».

Поздно вечером Гарри перемолвился с ней парой слов, но, право, лучше бы они не пересекались. Напомнив ему про стройку, Гермиона спросила о том, где ждать его завтра.

— Рон меня убьет, — простонал Гарри. — Ты этого хочешь, да?

— Бывает иногда! — неожиданно резко бросила Гермиона и взбежала вверх по лестнице, ни разу не обернувшись.

Провожая взглядом её упрямые волосы, собранные в солидный, подпрыгивающий при каждом шаге хвост, её загорелые икры, мелькавшие из-под платья, Гарри пожалел о том, что вчера так и не решился на поцелуй. А ведь как хотелось, и губы её были так близко!..

Ну, получил бы в лоб... Так за дело! Когда страдаешь за дело, даже не обидно. А что сейчас? Ни тебе мужского удовольствия, ни дружеской поддержки. Печаль одна и пустые наезды.

Не будь рядом Джинни, так, пожалуй, зарвавшемуся гостю надлежало бы собрать вещички и топать из этого дома восвояси. Хотя никакого особенного примирения не случилось. Просто Джинни так обрадовалась, обнаружив его — спящего — в сарае, что как-то глупо было вспоминать даже не о вчерашнем, а о позавчерашнем дне.

В среду Гермиона объявила, что договорилась с мадам Пинс, и с завтрашнего дня будет помогать ей в библиотеке с разборкой архивов. Помещение-де только что отремонтировано, но книги нужно разложить по темам — словом, не стоит ждать её к обеду.

Рон дулся вплоть до конца недели и только к выходным, не иначе как благодаря его, Гарри, образцовому поведению, перестал смотреть волком, а в понедельник утром даже снизошёл до разговора.

— О! — воскликнул Рон, зацепившись взглядом за его трусы, неприлично оттопыренные в области ширинки. — Похоже, ты начинаешь приходить в себя.

— По-моему, ровно наоборот, выхожу, — буркнул Гарри, шлепнув ладонью поверх трусов, тщетно пытаясь уменьшить постыдный бугор.

— Брось переживать, — начал успокаивать Рон. — Это нормально.

Гарри пожал плечами. Утреннее напряжение тяготило не впервые, но тот, с кем он делил спальню, просыпался поздно и вряд ли мог что-то заметить.

— У меня-то каждое утро такое безобразие, и давно, — неожиданно признался Рон.

Покосившись на его пижамные штаны, Гарри вынужден был признать, что друг не врёт.

Немного помолчав, Рон спросил:

— Голые девчонки снятся?

— Если только одна, — сказал Гарри, сразу решив, что уточнять, кого он видит во сне восьмую ночь подряд, — себе дороже.

Рон посмотрел на него, как на доисторическое существо.

— Счастливый человек... — протянул он якобы завистливо. — Чтоб я так жил!

— А тебе что, разные снятся? — не понял Гарри.

— А то! Даже эта иногда... — Рон вдруг резко замялся, — блондинка, короче. Но это тоже вполне нормально, сынок!

Хлопнув Гарри по плечу, он повернулся к нему спиной и стянул с себя пижамную рубаху. И тогда, глядя на его плечи, столь густо усыпанные веснушками, что трудно было найти нетронутое солнцем место, Гарри вспомнил о неандертальских генах.

Собственно, то, что творилось с кожей Рона, трудно было назвать веснушками. Это были расплывчатые темновато-бурые пятна неопределённой формы, так что и спина, и плечи особенно, казались перемаранными какой-то жуткой коричневатой краской.

Рон, видимо почувствовав на себе его взгляд, резко обернулся, уставился вопрошающе, и Гарри не смог удержать язык за зубами.

— Извини... Это что? В смысле, веснушки эти?..

— На спине, что ли?

Гарри кивнул.

— Ерунда, кожа такая, — Рон символически плюнул в сторону. — Чуть зацепит солнцем, и ходишь, будто мухами обделанный.

— У вас что, у всех так? — с ужасом проговорил Гарри, помимо своей воли рисуя в голове обнажённые плечи Джинни.

Рон, словно чего-то выжидая, смотрел на него пару минут и лишь потом заговорил:

— Трудно сказать. Моя сестра, знаешь ли, никогда не просила меня застегнуть молнию на платье.

— При чём здесь твоя сестра? — Гарри почему-то счел за лучшее притвориться непонимающим.

— Значит, ни при чём, — охотно согласился Рон. — Показалось.

Гарри снова кивнул. Но промолчал. Склонившись над своей раскладушкой, он начал застилать постель и постарался сделать вид, что занят исключительно этим.

— Да не переживай ты так, — сказал вдруг Рон ему в спину. — Джинни под «Империо» не заставишь раздеться на солнце.

Медленно проведя рукой по одеялу и разгладив складки, Гарри выпрямился, развернулся и взглянул другу в лицо.

— А если что-то и попадёт случайно, — продолжал Рон как ни в чем не бывало, — лучик какой шальной, — он слабо усмехнулся, — так по ночам темно.

— Спасибо, я понял.

Гарри искренне хотелось поблагодарить друга за откровенность. Он так и сделал, но, вопреки его желанию, получилось невнятно и сухо.