Запах лёгкого загара (гет)

В таком блаженно-наивном состоянии Гарри пребывал ещё несколько дней.

Однако, вопреки его надеждам, жизнь не спешила образовываться. Миновала ещё неделя, но и она ничего не изменила к лучшему. Напротив, стало только хуже. Как-то незаметно стихли общие разговоры; молчание, утратив естественность, становилось всё более и более тягостным.

Чарли вернулся в Румынию ещё в начале месяца. Пока он гостил у родителей, Билл заскакивал поболтать с братом, но после его отъезда в «Норе» появлялся редко. Джордж, и раньше не часто радовавший близких своим присутствием, вовсе перестал выходить из своей комнаты, и даже во время обеда его место за столом оставалось свободным. Натыкаясь взглядом на нетронутую тарелку, миссис Уизли доставала платок и, утирая слёзы, жаловалась, что в глаз попала соринка.

Артур пропадал на работе с утра до вечера, нередко задерживался сверхурочно. Но без него за стол не садились. Пересказывая министерские новости, мистер Уизли худо-бедно развеивал царящее на кухне безмолвие.

Гарри не знал такой «Норы» — серой, угрюмой и удручающе тоскливой. Его память хранила другой дом — шумный, несколько суетливый, но яркий, насыщенный разговорами и полный жизни. Разумеется, он никого ни в чем не винил: ни Джорджа, ни кого-либо другого. Упрекать во всём случившемся можно было только себя, да он и упрекал, но на душе легче не становилось.

Иногда, провожая взглядом согнутую горем спину миссис Уизли, Гарри жалел, что полтора месяца назад, поддавшись слабости, остался в её доме. Но тогда казалось, что ещё день-два, может быть, пара-тройка недель, и всё встанет на свои места. Кто ж знал? Да и выбор был, мягко говоря, без вариантов.

Язык не поворачивался называть дом на площади Гриммо местом, пригодным для жизни. Один призрак Дамблдора чего стоил! Когда эта бесплотная, зыркающая пустыми глазницами фигура взорвалась, устроив в прихожей нехилую пыльную бурю, Гарри, кое-как прокашлявшись, решил повременить с освоением недвижимости.

Призрак этот, понятное дело, не Волдеморт, и Гарри видел много чего похуже, но своё право на нормальные человеческие каникулы явно заслужил. Несмотря на то, что невыразимцы третью неделю ломали головы над тем, как ликвидировать чары Грозного Глаза, Гарри отдавал себе отчёт, что всё это — не более чем повод. Не пыльного Дамблдора он боялся, и не затхлости мрачного дома, а одиночества.

В «Норе» же они были все вместе. Рон и Гермиона стали для него настолько значимыми людьми, что слово «друзья» уже не передавало всю полноту его ощущений. Он сросся с ними, почти сроднился, и ему нужно было время, чтобы смириться с неизбежным ходом жизни, чтобы отпустить их от себя.

Поначалу-то всё шло не так уж плохо. Поселившись в «Норе», Гарри довольствовался старой раскладушкой, наслаждался обществом друзей, крутил роман с Джинни и малодушно радовался тому, что строительство нового дома задержало отъезд Гермионы в Австралию.

Если бы не эта невыносимо тяжёлая атмосфера, словно бы по чьему-то злому умыслу установившаяся в доме, если бы не эта давящая тишина за столом...

Кажется, в тот день было воскресенье. Мистер Уизли присутствовал за обедом и что-то такое рассказывал: не то о тающих ключах, не то о чём-то ещё — Гарри не помнил. Запомнилось лишь чёткое ощущение фальши, витавшей в воздухе. Он так старательно делал вид, что ему интересны эти пустяки — ничего не значащие и ничего не решающие, — что в какой-то момент стало противно.

Перестав следить за ходом разговора, Гарри покосился на Джинни. Не обнаружив ничего интересного (та сидела с постным лицом и лениво ковырялась вилкой в своей тарелке), он перевел взгляд на Рона и Гермиону, располагавшихся за столом прямо напротив него...

...и оторопел.

Увиденное, право, стоило того, чтобы лишний раз помянуть штаны Мерлина. Оказывается, Рон только что наполнил едой не свою тарелку, а гермионину! А собственным обеденным прибором занялся позже, дождавшись от Гермионы и благодарного слова, и признательного взгляда. И положил себе не два бифштекса, как обычно, а один.

Но самое удивительное поджидало впереди.

Рон взял в руки вилку и столовый нож.

Он повертел их перед собой, приноравливаясь, переложил из одной руки в другую и, придерживая вилкой бифштекс, занёс над ним нож.

Гарри и Гермиона замерли в ожидании.

Вскоре стало понятно, что беспокоиться не о чем. Рон справился. Ему недоставало сноровки, нож двигался то медленно, то, напротив, чересчур резко, но тем не менее бифштекс был разрезан.

Положив нож на стол, Рон вопрошающе посмотрел на Гермиону. Едва заметным кивком она дала ему добро и, встретившись взглядом с Гарри, весело ему подмигнула. Он ответил ей тем же и продолжил наблюдение.

Осмотрев результат своих усилий, Рон взялся за еду с нескрываемым чувством выполненного долга. Но, видимо почувствовав на себе чужой пристальный взгляд, перестал жевать и замер с поднятой вверх вилкой. Гарри, устыдившись, опустил глаза.

И все же долго он не выдержал. Словно кто-то, дергая за ниточки, заставлял его поднять голову и следить за ходом действия. Однако, решив, что докучать другу и впрямь не стоит, Гарри перевёл взгляд на Гермиону...

...и вновь оторопел.

Он привык видеть её серьёзной, деловой, полной забот и вечно куда-то спешащей. В школе она никогда не рассиживалась за столом дольше положенного, а если эльфы задерживались с переменой блюд, доставала конспекты. Разумеется, она принимала участие в общих разговорах, но говорила в основном по делу. Либо слушала других, и трудно было упрекнуть её в невнимании.

Но эту Гермиону нельзя было назвать ни старостой, ни лучшей ученицей Хогвартса, ни главным магом, ни даже мисс Грейнджер. На языке упорно вертелось известное обращение: «Её Высочество принцесса Уэльская». Да, именно так называли благородную леди ведущие новостных программ.

Но сегодня «Её Высочество», очевидно, решила отдохнуть, скинуть с плеч груз привычных забот и позволить себе немного лишнего. Обратить свой интерес на верноподданных и, развлечения ради, поиграть в политес. Тем более что Рон, верный её вассал, так жаждал получить внимание и похвалу своей принцессы.

Гермиона взирала на него хоть и несколько свысока, но как-то очень по-доброму, по-королевски снисходительно и по-дружески приветливо. Она улыбалась и, верно, этой великодушной улыбкой прощала Рону всё и вся: его махровое невежество, его неумелость и некоторую угловатость, чрезмерную суетливость и незатейливую деревенскую простоту.

Гарри поймал себя на том, что он тоже улыбается. Пусть только уголками губ или даже одними глазами, но улыбается.

Он не заметил, как со стола уплыли грязные тарелки и появился обещанный пирог с почками.

Рон продолжал изображать джентльмена. Взяв в руки большой нож, лежавший тут же, на подносе, он разрезал пирог на кусочки. Подцепив один из них на специальную лопаточку и, возможно не сообразив подвинуть поближе тарелку, рискнул поднести к ней отрезанный кусок, держа лопаточку на весу.

Его рука дрогнула, когда до завершения операции оставалось всего ничего. Но кусок пирога все же соскочил с лопаточки, с довольно большой высоты, и, плюхнувшись вниз, смахнул со стола чашку с горячим чаем. Гермиона, громко ойкнув, схватилась за обожженное место.

— Что такое? — встрепенулась миссис Уизли.

— Небольшой ожог, ничего страшного, — ответила Гермиона, выбираясь из-за стола. — Не беспокойтесь... Бадьян у вас есть?

— Да-да, дорогая! — миссис Уизли кинулась к буфету, но, не обнаружив искомое, обратилась к мужу: — Артур, ты аптечку не брал?

— Брал, Молли, — ответил мистер Уизли, спешно поднимаясь на ноги. — Наверное, оставил в... э-э-э... в сарае. Прости, сейчас принесу.

— Нет уж, вместе пойдём, — неожиданно грозно проговорила миссис Уизли. — Давно я не была в нашем сарае!

При этом она одарила супруга таким взглядом, что тот весь съёжился и как будто сделался ниже ростом. Но спорить не стал, а торопливым шагом направился к дверям. Миссис Уизли и Гермиона поспешили следом за ним.

Рон продолжал стоять в растерянности, сжимая в кулаке злополучную лопаточку, и, кажется, не знал, что предпринять: следовать за родителями или приводить в порядок стол? Поколебавшись немного, он взял пустую миску и начал собирать в неё кусочки развалившегося пирога. И в какой-то момент замер, обнаружив среди крошек плотный хлебный шарик, — характерную, судя по всему, улику. Его глаза злобно сверкнули.

Только тут Гарри вспомнил о Джинни. Та сидела, уткнувшись носом в тарелку, и старательно делала вид, что совершенно ни при чём. Но Рон, заподозрив подставу, не замедлил обрушить свой гнев на них обоих.

— Сами убирайте! — сердито рявкнул он и, с грохотом опустив миску на столешницу, выбежал из кухни.

Гарри и Джинни остались вдвоём. С минуту тишину нарушало лишь монотонное жужжание мухи. Гарри наставил на неё волшебную палочку:

— Отключись!

Красный луч, вырвавшийся из палочки, заставил муху замолчать. Гарри повернулся к Джинни.

— Зачем? — спросил он.

Вышло сурово. Джинни нервно дернулась, но быстро пришла в себя.

— А чего ты на неё... пялился? — начала она наступательным тоном.

— На кого это я пя...

Гарри не договорил: слово вдруг так резануло ухо, что он не смог его повторить.

— Сам знаешь, на кого! — отрезала Джинни. — Думаешь, я слепая?

Она сердито качнула плечами и, внезапно выпрямив спину, посмотрела на Гарри свысока, пригвоздив его к стулу своей убийственно-надменной улыбочкой.

Она, наверное, хотела изобразить из себя королевскую особу, но вышло лишь жалкое подобие.