Родная кровь (джен)

Ближайший рейс нашего дурмстранговского корабля до порта в Мурманске — двадцать пятого июля. После того, как директор все-таки утверждает мое заявление на увольнение, я еще два дня болтаюсь по школе. Вещей у меня немного — в основном одежда, книги. Ритуальные принадлежности.

И колдография моих мужа и дочери.

Корабль привычно выныривает возле причала. Я спускаюсь по трапу, улыбнувшись десятикласснику, выполняющему обязанности матроса.

— До сентября, Эва Константиновна! — машет он мне рукой.

— Я не приеду, Максим, — качаю головой. — Я уволилась.

— А… — лицо Максима Крапивина принимает растерянное выражение, но я не дожидаюсь его ответа, накидываю на голову капюшон и быстрым шагом удаляюсь прочь.

Прежде, чем сжать портключ, который должен перенести меня в Румынию, медлю. Но всего лишь пару секунд.

* * *

— Явилась! — раздается под ухом скрипящий недовольный голос. — Вспомнила, что у нее дом есть. Гулена!

— И тебе привет, Руша, — улыбаюсь хмурой домовичке. — Прости.

— Что «прости»? Тетка уже взрослая, а ума не набралась! Дом ждет, а ты шляешься неизвестно где!

— Я в школе жила, ты ведь знаешь, — пожимаю плечами и протягиваю домовичке чемодан. — Отнеси, пожалуйста, в дом. Только не разбирай, я…

— Опять?! — Руша наклоняет голову, прижимает уши. — Уйду ведь! И разнесут твой дом к чертям!

— Руша, милая, — смотрю виновато. — Ты ведь знаешь…

— Отпусти их, Эва, — серьезно говорит домовичка. — Отпусти.

Закусываю губы. Домовичка права.

Права.

— Руша…

— Куда ты собралась ехать? — нетерпеливо перебивает меня Руша.

— В Англию.

— А, к матери, — понимающе кивает она. — Хорошее дело.

— Да, — облегченно вздыхаю. Не придется уговаривать Рушу, чтобы не ругалась.

— Иди уже. Отдохни с дороги, — фыркает «хозяюшка». — Кофе сварю.

— Спасибо, Руша! — искренне говорю заботливой домовичке.

* * *

В доме все по-прежнему. Я поднимаюсь на второй этаж… но не могу заставить себя войти в спальню.

В нашу спальню.

— Руша, постели мне в гостевой, — хрипло говорю, разворачиваясь.

— Эх… — отзывается откуда-то из пространства домовичка.

Около двери со смешным единорогом я останавливаюсь и понимаю, что прислушиваюсь к тишине за ней.

К мертвой тишине.

Единорог.

Потому что Заре — три.

Хотя она родилась одиннадцать лет назад.

Но моей дочери навечно — три.

Единорог.

Единорог хмурится, наставляет на меня игрушечный рог. Я касаюсь пальцем его розового бока, не решаясь толкнуть дверь.

Кажется, что не было этих восьми лет. Ничего не было.

И Заре — три.

— Иди, — возникает рядом Руша. — Я тебе блинчиков напекла. С малиновым вареньем. Поешь.

— Спасибо, — вдыхаю, приходя в себя. — Спасибо, Руша.

А блинчики — объедение.

* * *

В Лондоне оказываюсь на следующий день. Мне, в отличие от других жителей Восточной Европы, не приходится ждать, чтобы получить разрешение на портал до Англии — так как моя мать англичанка, то я считаюсь гражданкой Великобритании, не только Румынии.

— Добро пожаловать в Англию! — улыбается мне сотрудница Министерства Магии, когда я выхожу из портальной кабины. — Первый раз у нас?

— Нет, — качаю головой в ответ. — Просто я последний раз здесь была в семьдесят четвертом.

После девятого класса…

— О! — девушка улыбается мне еще шире. — Тогда с возвращением! Хорошего дня!

— Спасибо…

Из Атриума, который ничуть не изменился за последние семнадцать лет, прохожу камином в «Дырявый Котел».

— Добрый день, мисс! — здоровается со мной бармен.

— Спасибо, мистер Том, — киваю пожилому мужчине, который почти не изменился за годы.

— А… Я вас знаю?

На секунду замираю. Перед глазами проносится один из походов с сестрой в Косой переулок…

— Нет, — отвечаю. — Но вы — фигура известная.

— Спасибо, — фыркает бармен.

А я поворачиваюсь на пятке и аппарирую в дом, где живет моя мать...

…и едва не глохну от визга.

Рефлексы срабатывают независимо от сознания. Источник звука получает Ступефай и отлетает к стенке, замолкнув.

Приглядываюсь. Женщина, которая валяется без сознания в углу кухни, совершенно не похожа на мою мать или сестру.

Какая-нибудь подруга семьи?

— Руки вверх! — гаркают за плечом.

М… это хуже.

Падаю на пол и награждаю Ступефаем мужчину с ружьем, которое выстреливает куда-то в потолок. То ли само, то ли стараниями оглушенного владельца.

Больше сюрпризов не случается. Я, накинув на себя Дезиллюминационные чары, прохожу по дому…

И понимаю, что это — не дом моих родителей. Живущие здесь люди — чужие.

Ладно.

Стаскиваю бессознательных хозяев — скорее всего, это именно хозяева — в гостиную.

Инканцеро, Энервейт, Силенцио — связка, которая позволит меня выслушать.

— Во-первых, я извиняюсь за вторжение, — говорю перепуганным мужчине и женщине. — Я полагала, что здесь живет моя мать и ее муж — Роберт и Роза Эвансы. Во-вторых, я не причиню вам вреда, если вы скажете, куда они делись.

Мужчина и женщина переглядываются, затем мужчина пытается что-то сказать.

Снимаю Силенцио.

— Мы не знаем, — говорит хозяин дома. — Мы живем тут семь лет, а до нас жили Брауны. Потом мистер Браун нашел другую работу, и они переехали. Пожалуйста…

Семь лет?

— Как долго тут жили Брауны? — интересуюсь.

— Лет пять… или шесть…

Чего?!

— Вы уверены? — поднимаю палочку.

— Да… пожалуйста…

Вдох, выдох.

— Обливиэйт. Обливиэйт.

* * *

Сижу на качелях на полуразрушенной детской площадке, которую помню еще целой, и курю. Странно, что качели уцелели. Но и то их пришлось слегка подновить магией, стараясь сделать это незаметно.

Моя мать перестала отвечать на мои письма тринадцать лет назад не потому, что стала ненавидеть меня еще больше. А потому, что умерла. Умерла вместе со своим мужем Робертом. Они умерли, банально задохнувшись от утечки газа. Это сообщили мне соседи.

И Лили не написала мне об этом. Ни слова.

А я все эти годы верила, что мать не хочет меня видеть.

Глаза начинает жечь от боли. Все мои письма уходили в никуда. А я писала, писала и снова писала. Писала на Рождество — на их, западное Рождество, которое в декабре, и на Новый Год. Слала открытки к дням рождения… Специально покупала маггловские, думая, что маме может быть неприятно видеть колдографии… И только два раза я посылала ей колдографии — когда вышла замуж за Армена, и когда родилась Зара. Мы тогда просто не делали маггловских фото.

А оказалось… Оказалось, что все они возвращались, потому что их некому было получать.

Поднимаюсь с жалобно скрипнувших качелей и шагаю прочь.

* * *

Комната в «Дырявом Котле» обходится мне в восемь сиклей. Можно было бы остановиться в каком-нибудь приличном маггловском отеле, но Лили нужно искать в магическом мире — она волшебница, и, учитывая ее одержимость волшебным миром и Хогвартсом в частности, она вряд ли живет среди магглов.

Утром спускаюсь вниз на завтрак, который входит в стоимость проживания. Завтрак традиционный, английский — два яйца, сосиска, два тоста и кофе. Сладкий.

— Странно, в этом году Дамблдор почему-то ищет преподавателя маггловедения, — говорит сидящий рядом со мной мужчина своему соседу. — Обычно они ищут преподавателя ЗоТИ…

— Что-то не так, мисс? — хмурится мне бармен, когда я подхожу к стойке.

— Простите, а можно мне несладкий кофе?

— Да, пожалуйста, — на стойке оказывается чашка с дымящимся напитком. — Что-то еще?

— Эм… а у вас можно заказать что-нибудь другое на завтрак, помимо яичницы? — интересуюсь.

— А чем вас яичница не устраивает? — приподнимает бровь Том.

— Я… я привыкла к другому завтраку, — хмурюсь. — Я буду благодарна, если получу что-нибудь вроде яблок или бананов…

— Вы не англичанка, верно? — понимающе кивает бармен. — Да, вполне. А что вы желаете пить?

— Кофе пойдет, — поспешно говорю. — Только без молока и сахара.

— Хорошо, договорились, — улыбается Том. — Все для вас, мисс…?

— Богдан, — улыбаюсь в ответ. — Меня зовут Эва Богдан.

* * *

Следующие несколько дней бесцельно шатаюсь по Косому Переулку. Ловлю себя на мысли, что всматриваюсь в лица проходящих мимо ведьм, словно кто-то из них может быть моей сестрой.

Аренда совы стоит сикль. Плачу требуемую сумму и отправляю Лили короткое письмо. Но сова возвращается, как и всегда.

Сжигаю письмо Инсендио.

Тридцать первого июля просыпаюсь с больной головой. Зелье из колдоаптеки мне едва помогает. Выползаю в бар. Том подает мне кофе, к которому я с наслаждением прикладываюсь.

Голова не проходит.

— Гарри Поттер… какая честь! — слышу за плечом.

— Сам Гарри Поттер!..

Оглядываюсь и едва не падаю со стула. Огромный косматый мужичище ведет за собой хрупкого мальчонку в очках.

Гарри Поттер?!

Официально гражданская война в Великобритании окончилась десять лет назад. Окончилась, потому что этот ребенок умудрился завалить «самого главного злодея» — самопровозглашенного Лорда Волдеморта. Правда, ребенку было чуть больше года, но знаменитостью ему стать это не помешало…

Но чужое внимание Гарри мешает. Он хмурится, ежится.

— Пойдем, Гарри! — довольно улыбается его провожатый, словно чествуют не Гарри, а его самого. Причем говорит таким тоном и так громко, что слышно, похоже, даже на улице.

Отворачиваюсь, отпиваю кофе, достаю сигарету. Хорошо в магическом мире — наложи Очищающие воздух чары и кури сколько душе угодно. Да и лучше я буду дымить, чем нюхать какофонию запахов. От одного из индивидуумов вообще чесноком несет до невозможности.

— Так почему вы, Квиррелл, решили преподавать ЗоТИ? Вы ведь столько лет преподавали маггловедение… — доносится до меня чья-то реплика.

— П-п-понима-маете… Я б-б-был в Ал… Ал… Албании…

Мерлин великий! Этот заика — преподаватель ЗоТИ? Да у нас его бы в завхозы не взяли!

Прислушиваюсь к разговору. Заика в тюрбане (чесноком воняет, кстати, от него) вещает о каких-то вездесущих вампирах, затем еще о чем-то… И не только чесноком. Я по роду своей деятельности ощущаю запах некроэнергии. Впрочем, кто сказал, что я одна некромагией не брезгую?

— Кто же будет теперь вести маггловедение? — заботливо интересуется собеседник. — Ведь Дамблдор так не нашел никого…

Отпиваю кофе… И мне в голову приходит забавная мысль. Игорь, конечно, предупреждал, что от Дамблдора нужно держаться подальше, но…

А почему бы и нет?