Люблю тебя ненавидеть (гет)

Старинный замок, что стоит особняком,

Увитый паутиной грустных песен,

Портрет напишет мелким дождем

Мужчины, что провел в нем много весен.

Он столь угрюм, как и хозяин, щедр,

Грозой и молнией ревет признания.

Проникнуть в таинства душевных недр

Позволит лишь в минуты созидания.

Надежда Яркая

* * *

Забрезжил рассвет. Чернильное небо едва засветлело на горизонте и мгновение спустя, разгоняя туманный сумрак, загорелось огненным заревом и разлилось тонкими лучами солнца. А легкий прохладный ветерок доносил с северной долины тонкое верещание птиц — первых предвестников раннего утра.

Гермиона, лениво мешая травяной чай, задумчивым взглядом наблюдала за рассветом из открытого окна на кухне и, зевая, потянулась к стопке свежих газет. На повестке дня, впрочем, как и неделю назад, новости о подготовке к грядущему Чемпионату мира по квиддичу, а также скучные анализы предстоящих матчей и нескончаемые статьи о спортсменах. Состроив кислую мину, она сложила газету и, подумав о работе, открыла кожаный ежедневник, который всюду таскала с собой. Гермиона грустно выдохнула, рассматривая пустые, разлинованные по дням страницы, и задумчиво обвела карандашом единственную запись на этой неделе — «День рождения Тедди» [1].

Последние несколько недель она, изнывая от скуки из-за отсутствия работы, развлекала себя переводами ветхих свитков или чтением толстых справочников по криптографии, которые ей удавалось находить в дальних стеллажах библиотеки Малфой Мэнора. Порой она засыпала в кресле с пером в руках, окруженная десятками раскрытых книг, и лишь поздней ночью, когда обеспокоенная Дейзи просила ее подняться в Белую спальню, соглашалась и неохотно плелась по темным коридорам в свою комнату.

Погода угнетала. Солнце ласкало Уилтшир лишь на рассвете, а после, как по волшебству, тучи пеленой затягивали небо и разливались нескончаемым дождем. Вот уже больше недели капли настукивали барабанную дробь о крышу поместья и топили в дождевой воде клумбы с едва распустившимися цветами. И каждое утро, замечая серую полосу туч на горизонте, Гермиона теряла призрачную надежду прогуляться по Зимнему саду или отдохнуть в тени дуба у озера и вновь спускалась в библиотеку.

Безделье изводило ее, и, скитаясь по пустому поместью, она пыталась отвлечься от мыслей о приступах латрономии, которые наступали поздней ночью и исчезали лишь к утру.

Она все так же запиралась в гостевых комнатах, когда чувствовала острую боль, медленно пробирающуюся по позвоночнику и вспышкой взрывающуюся в области затылка. Ей удавалось сдерживать крики, но порой боль сжигала изнутри, и Гермиона, казалось, тонула в собственных мольбах, отражаемых от кафельных стен ванной комнаты. В такие минуты, находясь в дальних комнатах поместья, она накладывала заглушающие заклинания, надеясь, что Малфой не услышит ее крики. Она знала, что, беспокоясь, Дейзи топчется у закрытой двери и тонким голосом молит помочь ей. Но Гермиона, захлебываясь в стенаниях, старалась не слышать ее голос и уже позже, ранним утром, просила эльфийку молчать и не упоминать о ее страданиях.

В последнее время приступы наступали все реже, но ощущались довольно остро, и пару дней назад, страдая от боли, Гермиона все же приняла обезболивающее зелье, сваренное для нее Ноттом. Боль утихла, но через пару часов вновь напомнила о себе и исчезла лишь с восходом солнца.

По заверениям целителя Нельсона, приступы будут беспокоить не больше месяца, а после ей предстоит пережить непростую ночь, когда латрономия все же отступит. О, Мерлин, сможет ли она пережить эту ночь?

Гермиона, грустно вздохнув, глотнула остывший чай и вновь взглядом покосилась на сложенный выпуск газеты, со страницы которого на нее смотрел серьезный Малфой. Его имя последнюю неделю часто мелькало в статьях, восхваляющих работу Отдела международного магического сотрудничества и его главу до небес.

«Мистер Малфой удачно завершил переговоры с дипломатами из магической Болгарии…», «Корвус Стейн, глава Отдела магических игр и спорта, и Драко Малфой приняли ряд поправок по организации Чемпионата мира по квиддичу…», «Глава Отдела международного магического сотрудничества тесно сотрудничает с работниками Отдела правопорядка Ирландии…»

Мистер Малфой, мистер Малфой... Изо дня в день он становился героем очередной статьи о предстоящем Чемпионате по квиддичу, чем раздражал Гермиону все больше и больше. Нет, не потому, что он достиг определенных высот по службе — тут она, пожалуй, чувствовала малую толику гордости за него — а потому, что Малфой не появлялся в поместье сутками, но требовал, чтобы она не смела нарушать правила в его отсутствие. Будто его наказы когда-то ее останавливали!

Впрочем, в те редкие дни, когда Малфой не был обременен работой и проводил свободное время в стенах родного поместья, он, как и прежде, развлекал себя спорами с Гермионой. Но если раньше он желчью пропитывал все свои замечания и едкие комментарии, то сейчас посмеивался над ней, не пытаясь оскорбить или задеть. Он беседовал с ней за ужином, не забывая высказаться относительно ее диеты, порой даже намеренно просил Дейзи готовить для него любимые блюда Гермионы и наблюдал, как она, злясь, с неохотой поедает тушеные овощи. А иногда Малфой спускался в библиотеку, садился в кресло у камина и, не замечая расположившуюся на ковре Гермиону, читал старые справочники по заклинаниям. Она косилась на него, бросала возмущенные взгляды, но молчаливо терпела его присутствие. А он нарушал библиотечную тишину, заводил разговоры о работе, и Гермиона, не замечая, увлекалась этой беседой. Удивительно, но ей нравилось говорить с ним: Малфой мог поддержать любую тему разговора, оспорить ее мнение, доказывая свое, и рассказать, если Гермионе удавалось уговорить его, о своих приключениях, когда он работал на Отдел тайн.

Неужели ее помощь в переводе свитка Дьяволомикона заставила Малфоя забыть об обидах и изменить свое отношение? Она все еще размышляла о причинах его злости, но так и не осмелилась спросить, боясь вновь вызвать в нем волну негодования. Быть может, он сам поведает ей об этом?

Как бы то ни было, несмотря на туманные ночи и дождливые дни, казалось, будто поместье заиграло новыми красками, а преследующее ее тенью одиночество растворилось в серых насмешливых глазах. Все же странно видеть его таким после нескольких недель откровенного пренебрежения.

Гермиона выдохнула и, подняв голову, заметила, как за окном проливной дождь стеной застилал Зимний сад, а свинцовые тучи на горизонте клубились, скрывая под собой утреннее солнце. Вздрогнув от холода, она мысленно отругала себя, что оставила легкий кардиган в спальне и спустилась на кухню облаченная лишь в короткие шорты и мягкую длинную футболку. Возможно, несколько неподобающий вид, но стоит ли утруждать себя выбором подходящего наряда, когда она, вот уже который день, одна в поместье. Да, и она вовсе не...

— Доброе утро, — послышался голос Малфоя за спиной. Гермиона дернулась, округлила в удивлении глаза и, не поворачиваясь к Малфою, который, очевидно, стоял у порога, медленно оттянула край футболки, стараясь прикрыть голые ноги. Чувствуя, что краснеет от смущения, она осторожно повернулась и произнесла:

— Д-доброе, не думала, что ты... — она резко замолчала, удивленно рассматривая Малфоя. Сегодня он выглядел иначе: светлые волосы не были аккуратно уложены, а влажными прядями неряшливо спадали на глаза, легкая щетина преображала его деловитый вид, а наспех надетая рубашка и вовсе не прикрывала обнаженную грудь. — Что ты в поместье, — закончила Гермиона и, чувствуя, как странное тепло разлилось по телу, отвернулась. Мерлин, да что это с ней? Ведет себя как взволнованная девчонка. Будто ей не доводилось видеть его таким. Да, доводилось, в ту самую ночь, когда они...

— Выдался свободный день, — ответил он, подходя к навесным шкафчикам.

Она тряхнула головой и, стараясь отвлечься от мыслей, спешно открыла ежедневник. Любопытство разрывало изнутри, и, осторожно повернув голову, Гермиона бросала на Малфоя косые взгляды, наблюдая за каждым его движением. Он стоял к ней спиной и, отложив палочку в сторону, потянулся к навесному шкафчику, достал резную герметичную банку с обжаренными зернами кофе, жерловую кофемолку — узкий металлический сосуд, искусно украшенный восточным орнаментом — медную турку и длинную десертную ложку. Он управлялся так ловко, что Гермиона, увлеченно наблюдая за ним, потянулась к карандашу и, судорожно водя острым грифелем по бумаге, записывала рецепт приготовления кофе по-малфоевски, как она называла его про себя. Глупо отрицать — Малфой варил изумительный кофе, который по-новому раскрывал свой аромат в каждом глотке, оставлял тонкое сливочное послевкусие и легкую горчинку. Пить такой кофе — все равно, что подставить лицо теплым каплям дождя, все равно, что следить за безмятежными движениями рыб в пруду, возможно, карпов кои, где-нибудь в японском саду, усыпанном лепестками сакуры. Это то чувство, которое дарит мимолетное спокойствие, легкое забвение и заставляет мир остановиться, пока на дне чашки не покажется кофейная гуща.

Она продолжала писать, отсчитывая количество брошенных зерен в кофемолку, запоминая заклинания, которыми Малфой заставлял жерла вращаться и молоть кофе, записывая соотношение воды, сахара в турке и точное количество помешиваний ложечкой. После Малфой взмахнул палочкой, и где-то с верхней полки слетела широкая металлическая чаша, наполненная золотистым песком. Еще одно плавное движение руки, и песок, темнея, слегка потрескивая, начал нагреваться, и Малфой, выждав пару минут, погрузил медную турку в чашу.

Заметив его взгляд, Гермиона, мешкая, отвернулась и, вчитываясь в записи, расплылась в улыбке. Теперь у нее есть рецепт приготовления хорошего кофе, и ей не придется выслушивать недовольства Дейзи, которая, учуяв запах пригоревших зерен на кухне, бурчит, что Гермиона нарушает предписанную ей диету. Осталось дело за малым: дождаться, когда Малфой покинет кухню и попробовать сварить кофе по…

— Приятно, что ты записываешь за мной, — голос Малфоя раздался у самого ее уха, и, резко закрыв ежедневник, Гермиона вздрогнула от неожиданности. — Но осторожно, Грейнджер, это может войти в привычку.

— Я не… — начала было оправдываться она, но, заметив, как он ловко выхватил ежедневник, возмущенно вскрикнула: — Верни немедленно!

— Десертная ложка молотого кофе и сахара (8 грамм), — игнорируя ее недовольства, вслух зачитывал Малфой. — Около двухсот миллилитров воды, перемешать… о, Мерлин, это кофе, Грейнджер, а не зелье.

Гермиона поднялась со стула, скрестила руки на груди и, взглянув на ухмыляющегося Малфоя, заявила:

— Я считаю, что точное описание рецепта обеспечит правильное приготовление напитка или же зелья, а если верить…

Грейнджер, задрав подбородок, вещала о последствиях незначительных отклонений в приготовлении некоторых блюд, проводила параллели между зельями и известными напитками, и Драко был уверен, что позволь он этой ведьме метнуться в библиотеку, она собрала бы внушительный список исторических справок. Кажется, Грейнджер нравится быть правой, но наивность совсем ей не к лицу.

Вдыхая ароматный запах кофе, Драко лениво слушал возмущенную Грейнджер, замечая, как она то и дело одергивала края этой нелепой футболки. Словно ему не доводилось видеть ее обнаженной и неумело прикрытой банным полотенцем. Он увлекся мыслью, что Грейнджер выглядела растерянно и вовсе не от томительного волнения, нет, а скорее от неловкости. Он замечал подобное смущение в поведении других девушек, с которыми ему доводилось проводить ночь, но это было скорее проявлением игривости и попыткой привлечь его внимание. Грейнджер же робела и краснела как школьница, заметившая неприличную иллюстрацию в бульварном романе. Так ли это? Она подбивала его узнать наверняка. Ведьма!

— Что же, — протянул Драко, возвращая Грейнджер ежедневник. — Тебе с легкостью удастся развеять мои сомнения относительно твоих умений в приготовлении кофе.

Малфой жестом указал ей подойти к разделочному столу, и, мешкая, Гермиона открыла ежедневник и принялась варить кофе. Задача простая! Малфой все же прав — это лишь кофе.

Она старалась строго следовать рецепту, но с каждой пройденной минутой ее уверенность катилась в пропасть внутренней паники. Малфой стоял у нее за спиной, она чувствовала его внимательный взгляд кожей и могла поклясться, что он бесстыдно ухмыляется, наблюдая за ней. Этот паршивец так и ищет повод для издевок и насмешек.

Гермиона только и успела наполнить чашку горьким кофе, как Малфой резко выхватил ее из рук. Он вдохнул вздымающийся струйкой пар и, улыбнувшись, произнес:

— Чудно…

Похвала? Да, он не в своем уме.

— Чудное средство для травли надоедливых насекомых, — закончил он свою мысль.

А, нет, все в порядке.

— Ты ведь даже не попробовал, — возмутилась Гермиона, заметив, как Малфой выливает кофе в раковину.

— Я планировал прожить долгую жизнь, — потешался он и прежде, чем Гермиона успела открыть рот, добавил: — Умение приходит с опытом, Грейнджер.

Она хмыкнула и, переступая с ноги на ногу, обвела взглядом кухню.

— Да, — произнесла она, глядя на шкаф позади Драко. — Мне лишь не хватает практики.

Драко улыбнулся, замечая, что Грейнджер, хмурясь, смущенно опустила голову и рассматривала босые ноги. Определенно вступать с ним в спор она была не намерена, и наблюдать, как она отмалчивается, а не пытается заткнуть ему рот аргументами, вызубренными из сотни справочников, было довольно забавно.

Драко признал, что в последнее время ей удавалось раздражать его в меньшей степени, и порой он даже позволял себе беседовать с ней, забыв о былой злости. Он раздумывал о причинах: возможно, ее помощь в переводе Дьяволомикона растопила лед в его сердце, а, быть может, он поверил ее словам и убедился, что она не растрепала своему женишку об их браке. Глупости! Он изменил свое отношение к ней в благодарность за помощь, не более. Впрочем, он уже выразил свою благодарность… словесно.

— Тебе не хватает определенных знаний, — произнес Драко и, замечая, как Грейнджер подняла на него недовольный взгляд, добавил: — моих знаний.

Он выдохнул, мысленно ругая себя за внезапный порыв альтруизма, и, потянувшись к лотку с молотыми зернами в кофемолке, произнес:

— В варке кофе многое имеет значение: сорт, степень обжарки, а главное — помол, — важно продолжил он, растирая между пальцами щепотку молотых зерен. — Исключительно мелкий. Кофейная пыль.

— И на это есть определенная причина? — воодушевившись, спросила Гермиона и незаметно потянулась к ежедневнику, но, заметив взгляд Малфоя, поджав губы, отложила его в сторону.

— Крупные частицы оседают на дно, мелкие же растворяются в воде прежде, чем она успеет вскипеть. Благодаря этому кофе получается густым и терпким, — ответил Драко, борясь с желанием кинуть колкость на вопрос Грейнджер.

Он продолжил говорить, и Гермиона, внимательно слушая его, наблюдала за каждым его движением. Малфой вновь взмахнул палочкой, подогревая песок, а Гермиона, стоя у стола с туркой в руках, помешивала молотый кофе, залитый парным молоком. Она чувствовала, как от песка шел жар, и вздрогнула, когда услышала шепот Малфоя позади себя, у самого уха. И жар волной пролился уже по ее телу [2].

— Следует использовать кварцевый песок, так как кварц… — медленно произнес он, обжигая ее дыханием.

— Кварц лучше пропускает тепло, — резко выпалила Гермиона, чувствуя сковавшую неловкость.

Она услышала его одобрительное хмыканье и, аккуратно погрузив турку в песок, шумно выдохнула.

— Источники тепла могут быть разными, — продолжил он тем же низким томным голосом и, нагнувшись, накрыл ладонью руку Гермионы, заставив уверенней держать рукоять турки. — Угли, газовая горелка или же магия, но я предпочитаю песок — он распределяет тепло равномерно, — он сжал ее руку сильнее, и она, едва дыша, напряглась. Несомненно, ее возмущало его поведение, но глупо отрицать, что она чувствовала странное волнение от его прикосновений. А, быть может, это раздражение? Да, верно.

Драко ухмылялся, чувствуя, как Грейнджер, напрягшись всем телом, терпеливо выдерживала его смелые прикосновения. Он намеренно смущал ее, желая буквально прочувствовать истинные причины этой неловкости кожей. Цокнув, Грейнджер раздраженно смахнула его руку и резко повернулась, заставив шагнуть назад. Она что, возмутившись, отмахнулась от него? Вот ведь ведьма!

— Понимаю твое желание любоваться мной, — усмехнулся Драко, чувствуя на себе недовольный взгляд Грейнджер. — Но если кофе закипит, то будет безвозвратно испорчен.

Она резко обернулась, замечая, как вздымается молочно-кофейная пена, и, вновь услышав голос Малфоя, прислушалась.

— Не упусти момент, — улыбаясь, предостерег он.

— Но как я узнаю… — начала было Гермиона, но Малфой ее прервал.

— По изменившемуся цвету, — ответил он. — И запаху — терпкому, сливочному и легкой горечи.

Гермиона кивнула и склонилась над парами закипающего напитка. Все, что она чувствовала — это привычный запах кофе, никаких оттенков. И как Малфою удается различать ароматы? Она и прежде замечала, что он способен учуять самый тонкий аромат и различить его составляющие. Даже в тот вечер, когда он поймал ее выбегающей из лаборатории, она удивилась, как ему удалось почувствовать едва различимый запах мускуса.

— Наверное, ты перенял способность различать запахи от Нотта, — заметила Гермиона, аккуратно поднимая турку с дымящимся кофе над песком.

— Нет, от Северуса, — ответил он, нахмурившись.

Гермиона прикусила губу, вспомнив, что их некогда суровый профессор зелий был крестным Малфоя и по всей видимости развивал способности крестника.

— Тебе следовало бы работать зельеваром, — усмехнулась она, аккуратно наливая готовый кофе в чашку.

«А не министерской ищейкой», — подумала она, но не осмелилась произнести дерзкий упрек вслух.

Малфой промолчал и прежде, чем Гермиона успела поднести чашку ко рту, резко выхватил ее.

— Сносно, — оценил он и, вновь вылив содержимое, добавил: — Насколько мне известно, твоя диета не предполагает употребление кофеина.

Мысленно проклиная Малфоя, Гермиона скрестила руки на груди и отвернулась к окну, за которым все еще шел проливной дождь.

— Как правило, зельевары имеют дурную славу, — услышала она голос Малфоя за спиной, и, повернувшись, взглянула на него: он стоял, облокотившись о стену, раздраженно смахивая светлые волосы со лба. — Для меня это неприемлемо.

— Для тебя или для твоей семьи? — хмыкнув, уточнила Гермиона и, заметив грозный взгляд, поджала губы и мгновения спустя, ведомая странным выедающим изнутри любопытством, спросила: — Так ты хотел быть зельеваром?

— Мои желания не учитываются, Грейнджер, — напряженно ответил он, и Гермионе показалось, лишь на мгновение, что в его голосе проскользнули нотки грусти. — Если это касается репутации моей семьи.

«… он заперт в клетку из стальных прутьев долга и обязанностей»

Слова, сказанные Забини тем самым вечером, когда он передал ей зелье, набатом звучали у нее в голове. Она раздумывала над их странным разговором, прокручивала его в голове и задавалась вопросом: неужели Малфой так связан чувством долга? И почему он смиренно принимает глупые правила, диктуемые Орденом и высшим обществом? И почему не пытается что-то изменить?

— И поэтому ты запер свои мечты в пыльной лаборатории? — выпалила она.

— Грейнджер, — рыкнул он, шагнув к ней. — Ты забываешься.

Да, она злилась. Так же как и в тот вечер, когда стояла в тени у кабинета и наблюдала, как Малфой смиренно выносил оскорбления графа Аберкорна. Да, ее злила его слабость и полное отсутствие желания бороться за собственные убеждения. Но почему это вдруг стало для нее важным?

— Я никогда не хотела работать в Министерстве, — выдохнула Гермиона, вновь повернувшись к окну. — Мне прочили высокие должности, вещали о работе на благо общества и возлагали надежды. И я несла на себе эти надуманные ожидания. Но знаешь, — она повернулась к Малфою, заметив, что он, напрягшись, терпеливо выслушивал ее, — однажды я услышала правильные слова от старого знакомого и приняла верное решение. Он сказал: «Мечты покоряются смелым».

— Мерлин, как трогательно, — язвил Малфой. — Еще немного, и я пущу слезу.

— Я к тому, Малфой, — произнесла Гермиона, взяв в руки ежедневник и направившись к выходу, — что в моей жизни был человек, который помог мне что-то изменить. Быть может, и в твоей жизни появится такой?

— И ты, очевидно, решила, что этот человек — ты? — фыркнул Малфой.

— Нет, — она махнула головой и, перешагнув через порог, добавила: — Это ты так решил.

Она скрылась за дверью прежде, чем он успел заткнуть ей рот язвительной фразой. Эта ведьма вознамерилась его поучать?

* * *

Голоса магов, выкрикивающих приветствия, бурчащих о ненастной погоде и обсуждающих последние новости, казалось, слились в нескончаемый гул, отраженный от высоких мраморных стен Министерства.

Уверенно шагая по Атриуму, Драко склонял голову в приветственном поклоне, замечая в толпе того или иного чиновника и, встретившись взглядом с улыбающимся Поттером, стоящим у лифта, резко направился к лестнице.

— Мистер Малфой! — послышался запыхавшийся голос Гордона за спиной. — Доброе утро, сэр! Направляетесь на собрание глав отделов?

Драко кивнул и, поднимаясь по лестнице, уверенно прошел в арочный проход, ведущий в зал заседаний. Из-за тщательной подготовки к Чемпионату мира по квиддичу, Кингсли настаивал на утренних собраниях с главами Отделов Министерства. И Драко приходилось несколько часов терпеть общество этих престарелых зануд, которые за последние несколько недель не уставали высказываться о статьях в Ежедневном пророке. Будто бы он желал, чтобы его имя мелькало на страницах газеты чаще, чем астрологический прогноз Всевидящей Аиды. Он просто делал свою работу, а другие считали, что он выслуживается перед министром и магическим сообществом. Да, зависть — известный яд.

— Перенеси сегодняшние встречи, — устало проговорил Драко, поворачиваясь к Гордону. — И вели Айрин никого не впускать в мой кабинет.

— Но, сэр, а как же… — начал скулить Гордон.

— Выполняй, — грубо перебил его Драко.

Гордон выдохнул, неуверенно кивнул и, промямлив что-то невнятное, спустился вниз по лестнице.

Драко уверенным шагом прошел по коридору и, свернув за угол, вошел в зал заседаний, где, ожидая министра, перешептываясь между собой, сидели главы Отделов. Натянуто улыбнувшись, он поприветствовал присутствующих и, заняв привычное место, повернулся, услышав в коридоре голос Кингсли.

— Доброе утро, коллеги! — воскликнул Бруствер, подходя к трибуне. — Итак, на повестке дня…

— Здравствуй, Малфой, — послышался шепот Поттера за спиной, и, вздрогнув, Драко неохотно повернулся.

— … и я получил отчет за прошедшую неделю и возмущен работой Отдела магического транспорта. Я обращаюсь к вам, мистер Фелпс, — суровый голос Кингсли раздался по залу, и, кивнув Поттеру, Драко отвернулся, вслушиваясь в речь министра так, словно боялся пропустить что-то важное.

— Не стоит беспокоиться, министр, — запинаясь, произнес Фелпс. — Мы устранили все последствия того инцидента.

— Вы устранили? — гаркнул Кингсли. — Ваши сотрудники оставили активированный портал на Эбби роуд, который перенес пятерых магглов в графство Дербишир. Из-за вашей безалаберности пострадали люди.

— А моим ребятам пришлось работать до полуночи, — возмутился Абрахам Стентон — глава Отдела магических происшествий и катастроф.

— Ну, и дел вы натворили, Фелпс, — недовольно проговорила голос Лилиан Мэлоун.

Негодуя, главы Отделов один за другим начали высказывать свои возмущения, жалуясь министру на работу нерадивого Фелпса, который, краснея, казалось, сливался цветом с бархатной обивкой кресла.

— Ты не занят в полдень? — вновь проговорил Поттер. — Быть может, пообедаем вместе?

— Очевидно, ты спутал меня со своей секретаршей, Поттер, — усмехаясь, ответил ему Драко, наблюдая за словестной перепалкой Фелпса и Стентона.

— Я женатый человек, Малфой, — возмутился Гарри, неверно расценив слова Драко. — И я не завожу служебных романов.

— Хороший мальчик, — ерничая, похвалил его Драко. — Но тебе следует…

— Молчать! — вскрикнул министр, оборвав Драко на полуслове. — К концу дня представите мне отчет, Фелпс. Вам следует лучше следить за работниками вашего Отдела. Показателем слаженной работы вам должен служить Отдел международного магического сотрудничества, возглавляемый мистером Малфоем. Десятки результативных переговоров с дипломатами Ирландии, Франции и Болгарии, привлечение иностранных инвесторов к организации Чемпионата мира и разработанный проектный план палаточного городка. Уровень, к которому следует стремиться, Фелпс, — отчитывал главу Отдела Кингсли и, повернувшись к Драко, добавил: — Хорошая работа, Драко.

— Благодарю, министр, — кивнув, произнес он, не замечая недовольные взгляды присутствующих.

— Хороший мальчик, — похлопав по плечу, проговорил ухмыляющийся Поттер.

Остальное время в зале заседаний Драко вполуха слушал наставления министра, устные отчеты глав Отделов и пресекал любые попытки Поттера заговорить с ним. После, на пару с Корвусом Стейном — главой Отдела магических игр и спорта — он отправился на встречу с болгарскими дипломатами в солнечную Софию, где и провел большую часть рабочего дня. Вечером, усталый он вновь вернулся в Министерство, радуясь, что десятки снующих по Атриуму посетителей не толпились у лифтов, и, поднявшись в свой Отдел и входя в холл, улыбнулся Айрин.

— Добрый вечер, мистер Малфой, — она поднялась, приветствуя его.

— Поздний час, — заметил Драко, потянувшись к дверной ручке кабинета. — Не стоило дожидаться меня.

— Да, но... — Айрин, заикаясь, виновато опустила голову, и Драко, заподозрив неладное, повернулся к ней. — В кабинете вас ожидает мистер Поттер.

— Ты не слышала моего приказа, Айрин? — прорычал Драко.

— Да, — она закивала. — Извините, сэр, но я не могла отказать мистеру Поттеру.

— А ослушаться своего непосредственного начальника ты смогла, — нервно произнес он, повернувшись к выходу. Мерлин, Поттер назойлив как насекомое.

— Драко! — он услышал голос Поттера за спиной, который слышал его разговор с Айрин. — Рад, что ты вернулся, — продолжил он и, повернувшись к Драко, одарил его недовольным взглядом. — Поговорим?

Мысленно проклиная докучливого Поттера и стараясь не замечать его довольную улыбку, Драко нехотя шагнул в свой кабинет.

— Пять минут, Поттер, — предупредил он, привычно усаживаясь в кожаное кресло. — Больше мне не удастся притворяться, что мне приятно твое общество.

— Мне тоже, — улыбнулся Гарри и, откидываясь на спинку кресла, достал из нагрудного кармана небольшой конверт, добавив: — Прочти.

Подозрительно взглянув на помятый конверт, Драко кончиками пальцев вытянул самодельную цветную открытку и, ужаснувшись примитивному акварельному рисунку на обложке, перевернул страницу.

Неровные чернильные строчки с трудом выстраивались в слова, и, внимательно вглядываясь в неразборчивые каракули, Драко прочел:

«Дядя Драко!

Приглашаю тебя на свой день рождения.

Будет весело.

Очень-очень надеюсь, что ты придешь.

Тедди».

— Что ты об этом думаешь? — спросил Поттер, наблюдая за ним сквозь стекла круглых очков.

— Думаю, мистеру Люпину следует взять несколько уроков каллиграфии, — усмехнулся Драко, возвращая Поттеру клочок исписанной бумаги. — Ужасный почерк.

— Я серьезно, Малфой, — проговорил Поттер, и, Драко, услышав в его голосе стальные нотки, натянуто улыбнулся.

Что он об этом думает? Родство с Андромедой обязывает его принимать участие в жизни ее восьмилетнего прикормыша — Эдварда Люпина, которого все кругом называют плюшевым именем — Тедди. Нет, выносить странную привязанность Люпина он вполне способен, но то, что мать после войны прониклась чувствами и помирилась с родной сестрой, а после как верная жена отправилась за мужем в долгосрочную ссылку и вынудила Драко общаться с новоиспеченными родственниками, приводило его в крайнее бешенство. И теперь материнский долг перед Андромедой висел на нем как дохлый гусь. Он был вынужден общаться с Люпином — несчастным сиротой — и притворяться, что рад слушать его несусветную чушь и умиляться способностям к магии.

Отец был прав: Блэки непостоянны! И стоит ли, внимая голосу совести, признавать ту, от кого некогда отреклась семья, а после вынуждать собственного сына выполнять сестринский долг. Ох, Нарцисса!

— Ты знаешь мой ответ, Поттер, — резко произнес Драко, отложив открытку в сторону. — И не стоило отвлекать меня от более важных дел.

— Он ребенок, Драко, — голос Поттера звучал приглушенно, так, словно он пытался донести простую истину. — И все, что он желает в свой день рождения — это увидеть тебя.

— Я слишком занят для подобных глупостей, — хмыкнул Драко, наблюдая, как Поттер, нервничая, шумно втянул воздух.

Он знал, что Поттер, едва сдерживая нарастающую злость, старался взять себя в руки. В его зеленых глазах так и горело желание пригвоздить Драко к стене и, приставив палочку к горлу, разъяснить всю важность предстоящего мероприятия. Но он выдыхал, натянуто улыбался и продолжал упрашивать Драко снова и снова, из года в год. В этом он проявлял завидное упорство, и если раньше Драко раздражали его просьбы, то сейчас он, забавляясь, изводил Поттера отказами и злорадно наблюдал, как его терпение сходит на нет. Ребячество? Возможно. Но так сложно отказать себе в удовольствии довести Поттера до крайней степени исступления.

Что же до Люпина, то Драко никогда не понимал его нездоровый интерес к собственной персоне. Мальчика озаряла искренняя улыбка, когда Драко, после угроз матери, уговаривал себя навестить Андромеду и ее нерадивого внука. Быть может, сравнение несколько оскорбительное, однако Люпин, без приуменьшения, был привязан к нему как верный пес. И Драко раздражало это, потому как проявление подобных чувств было за гранью его понимания и казалось чем-то нездоровым, как странная экзотическая болезнь.

— Что же, — вновь выдохнул Поттер. — Я ожидал, что ты будешь категоричен. И надеюсь, тебе хватит мужества объясниться перед Тедди.

— Я, пожалуй, возложу эту миссию на тебя, Поттер, — усмехнувшись, ответил ему Драко.

Поттер устало прикрыл глаза, поднялся и, нахмурившись, серьезно взглянул на него.

— Знаешь, мне не хотелось бы расстраивать леди Нарциссу известием, что ее единственный сын пренебрежительно относится к ее родне, — наигранно грустно произнес Поттер. — Мне бы очень не хотелось.

— Угрожаешь мне? — в голосе Драко слышались напряженные нотки.

— Что ты, конечно, нет, — во весь рот улыбался Поттер. — Хотя погоди-ка: да, я тебе угрожаю.

— Боюсь тебя разочаровывать, но для угроз ты выбрал не ту женщину, за юбкой которой смог бы спрятаться, — поднимаясь с кресла, произнес Драко. — Я вполне смогу объясниться с матерью, а тебе предстоит непростой разговор с маленьким Люпином.

— Ну, ты и сволочь, Малфой, — фыркнул Поттер, резко поднялся с кресла и направился к выходу.

— За годы нашего знакомства ты мог бы проявить большую оригинальность в оскорблениях, — кинул ему в спину Драко и, наблюдая, как тот скрылся за дверью, потянулся к дверце шкафчика, где была припрятана бутылка хорошего скотча. Мерлин, сложный выдался день.

* * *

Закат, пробираясь сквозь толщу лениво плывущих туч, догорал на горизонте. Где-то вдали слышался гром, а в воздухе витал едва ощутимый запах дождя. Вновь окрестности Уилтшира окрасятся в мрачные краски, как на старых картинах уличных художников, а Малфой Мэнор в свете мерцающих молний приобретет пугающий вид старого замка.

Грустно выдохнув, Гермиона оторвала взгляд от окна и вновь погрузилась в чтение. Перелистывая страницы, она старалась не замечать шорох пергаментных свитков и скрипа пишущего пера в руках Малфоя, который сидел за письменным столом у окна. Почему он решил работать в темной гостиной, а не в собственном кабинете, она не знала, но ловила себя на мысли, что его присутствие отвлекало ее от чтения. Она то и дело бросала на него недовольные взгляды, но он, хмурясь, продолжал что-то судорожно писать, не обращая на нее ни малейшего внимания. Быть может, ее раздражало именно это? Обычно находясь с ней в одной комнате, он развлекал себя едкими комментариями в ее сторону и, гадко ухмыляясь, наблюдал, как она в возмущении жадно хватала воздух. И почему ее это волнует? Ей следовало бы радоваться, что он не нарушает ее покой и позволяет разгуливать по поместью, не кидая ей в спину свои запреты и не угрожает снести голову каждый раз, когда она оказывается не в той части поместья. Представив, как Малфой, подобно Красной королеве, верещит от злости: «Голову с плеч!», Гермиона невольно рассмеялась. Она замолчала, заметив странный взгляд Малфоя, который смотрел на нее как на безумную, беспричинно хихикающую в тишине.

Перевернув очередную страницу, Гермиона мысленно уговорила себя забыть о раздражающем присутствии Малфоя и дочитать-таки книгу до конца. Увлеченная историей, она вздрогнула и, услышав раскатистый гул грома и повернув голову к окну, заметила извилистые струйки воды, бегущие по стеклу. Мерлин, вновь этот дождь!

— Ты разбираешься в символах, Грейнджер? — неожиданно раздался голос Малфоя.

— У меня ученая степень по семиотике и написанный несколько лет назад доклад о сакральной геометрии, — фыркнув, произнесла Гермиона, не отрывая взгляда от книги [3].

— Ты всегда находишь повод похвастаться своими достижениями? — усмехнулся он, и, недовольно посмотрев на него, Гермиона, промолчав, отвернулась. — Тем не менее, я просил бы тебя взглянуть на этот свиток.

— Уверена, что ты найдешь необходимый толкователь в библиотеке, — произнесла Гермиона.

— Несомненно, — не унимался Малфой. — Но к чему мне утруждаться, когда ты вызубрила все книги в моей библиотеке.

— Да что ты… — начало было возмущаться Гермиона, но Малфой, подняв руку, ее прервал:

— К тому же, ты должна проявить благодарность за возможность безвозмездного пользования библиотекой Малфоев.

— Запретишь мне ею пользоваться? — злясь, спросила Гермиона.

— Нет, — улыбнулся он. — В противном случае, ты изведешь меня своим занудством.

Выдохнув, Гермиона неохотно поднялась, подошла к столу и развернула свиток с символом.

— Если ты желаешь, чтобы тебе оказали помощь, следует соблюдать вежливость и употреблять слово «пожалуйста», — серьезно произнесла Гермиона, разглядывая изображение девушки в длинном одеянии, закрывающей уши руками.

— Не за что, Грейнджер, — ерничал Малфой и прежде, чем Гермиона успела возмутиться, добавил:

— Я предполагаю, что девушка символизирует собой идею недеяния зла: ее глаза закрыты — она не видит, губы сомкнуты — не говорит, и уши прикрыты руками — не слышит [4].

— В японской культуре это устойчивая композиция и изображается в виде трех обезьян, — возразила Гермиона, внимательно разглядывая чернильный рисунок.

— В виду отсутствия особой привлекательности у изображенной девушки, то вполне можно провести параллель между ней и обезьяной, — улыбнувшись, произнес Драко, наблюдая, как Грейнджер присела на край стола, невольно обнажив худые ноги, и рассматривала рисунок сквозь увеличительное стекло. Мерлин, у этой девицы нет никаких манер!

— Я могу предположить, что это изображение богини Риэ, — произнесла Гермиона, внимательно разглядывая плавные линии рисунка.

— Богиня народа долины Ия, — задумчиво произнес Малфой.

— Верно, — кивнула Гермиона, удивляясь, что ему известно о магах-поселенцах долины в Японии. — Известно, что маги долины Ия, как и многие на востоке, религиозны и поклоняются богине Риэ, Согласно приданию, она была глухой с рождения и обладала особыми способностями к магии. Так, однажды ценой собственной жизни Риэ спасла свое поселение и стала святой. С тех пор маги долины поклонялись богине, но они не молились ей, так как она не могла слышать... [5]

— Они изображали молитвы на своем теле, — догадался Драко, заметив, как, улыбнувшись, Грейнджер кивнула.

— Это символический рисунок Риэ, — она ткнула пальцем в свиток. — Маги долины не изображали богиню, а вырисовывали иероглиф с ее именем на теле.

— Риэ… — задумчиво повторил Малфой, аккуратно записывая имя в блокнот, не замечая, как Гермиона внимательно разглядывала его записи и развернутые свитки.

— Ты подбираешь код-ключ к секретописи? — заинтересованно спросила она.

— Не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, — ответил Драко, резко закрыв блокнот.

— Расскажи мне, — ее глаза загорелись нездоровым блеском. — Я могла бы…

Прикусив нижнюю губу, она замолчала. Казалось, она и вовсе забыла, что перед ней Малфой — человек виновный в ее увольнении и отсутствии работы. Тот, кто каждый раз находил повод ткнуть пальцем в пробелы в ее знаниях и потешался над ее нездоровым интересом к изучению справочников и исторических книг. Гермиона научилась не обращать внимания на его издевки, но каждый раз чувствовала, как неловкость сковывала ее тугим кольцом. Вот и сейчас, она мысленно одернула себя, что вновь увлеклась беседой с ним и, замешкав, повернулась, вернувшись в кресло.

Нахмурившись, Драко поднял голову и взглянул на Грейнджер: она, смущенная и растерянная, судорожно перелистывала страницы очередного справочника и, выдыхая, вновь погрузилась в чтение. Грейнджер нервно прикусывала нижнюю губу, чем отвлекала Драко от работы, заставляя его поднимать взгляд на нее и исступленно наблюдать, как она оттягивала тонкую кожу. Мысленно одернув себя, он откашлялся и вернулся к нудной расшифровке секретописи, как она верно подметила.

— Благодарю, Грейнджер, — тихо произнес Малфоя, и, вздрогнув, Гермиона кивнула, но промолчала.

Она ожидала услышать очередную колкость, которая заставит ее краснеть от смущения, но нет, Малфой рассыпался в благодарности. Она вновь почувствовала, как приятное тепло разливается по телу, и невольно улыбнулась. Как же странно ощущать это трепетное волнение от простых слов.

Тлеющая дымка в камине вдруг разгорелась, поленья защелкали в зеленом ярком пламени, и, повернувшись, Гермиона внимательно всмотрелась в знакомые силуэты.

— Я вас не ждал, — громко проговорил Малфой, даже не взглянув в сторону камина.

— Гостеприимство можно смело вычеркнуть из списка твоих положительных качеств, Драко, — усмехнулся Забини, стряхивая с плеч каминную пыль.

Держа в руках обернутую в белоснежную бумагу картину, Забини шагнул в гостиную и, улыбнувшись Гермионе, удобно устроился на диване. Молчаливый Нотт последовал за ним.

— Как поживаешь, душа моя? — усмехнувшись, спросил Забини и прежде, чем Гермиона успела ответить, нагнулся к ней и заговорчески произнес: — Нам с Тео сова на хвосте принесла, что ты прониклась сочувствием к своему супругу и не позволила злобному графу уничтожить репутацию семьи. Моя маленькая героиня.

— Я вовсе не... — замялась Гермиона, смущенно опустив голову. Она чувствовала как Малфой не сводит с нее взгляда, внимательно наблюдает за ней и, обратившись в слух, терпеливо ждет ее оправданий. Как странно: она не сделала ничего постыдного, но чувствовала себя неловко.

Драко, устало выдохнув, свернул свитки, отложил перо и, поднявшись с кресла, направился к друзьям. Он прошел мимо Грейнджер, встретился с ней взглядом и, улыбнувшись уголком рта, наблюдал, как она пугливо опускает глаза. Он задавался вопросом: сожалела ли она о своем поступке или же смиренно выжидала подходящий момент, когда осмелится просить достойную плату. Ему все сложнее понять ее: нескончаемый запутавшийся клубок из чувств, эмоций и взбалмошного характера.

— Благородно, Грейнджер и… — начал было Нотт, но Забини, нагло прикрыв ему рот рукой, быстро проговорил:

— Душа моя, поведай всем нам, что же ты потребовала взамен?

— Ничего, — хмыкнув, ответила Гермиона, не поднимая головы.

— Что? — возмутился Блейз. — Напомни мне на досуге прочесть тебе лекцию о финансовой выгоде.

— Мне ничего от него не нужно, — пробурчала Грейнджер, открывая потертый кожаный блокнот.

— Не смей говорить так, Грейнджер, — прорычал Драко, — словно меня нет в этой комнате.

— Мне ничего от тебя не нужно, Малфой, — повторила она, гордо задрав подбородок и не отрывая от него взгляда.

Бесстыжая... Эта девица, краснея, смущенно опускает глаза каждый раз, когда Блейз задает ей каверзный вопрос, но на замечания Драко она отвечает нахальным взглядом. Наглая!

— Тебе не доводилось слышать подобное от женщин, верно, Драко? — усмехнулся Нотт, похлопав Малфоя по плечу, но, заметив его недовольный взгляд, отвернулся к копошащемуся Забини, который крутил картину в руках. — Что это, Блейзи?

— Я подготовил небольшой свадебный подарок, — оживился Забини и, поднимаясь с дивана, взял в руки принесенную картину.

Гермиона поднялась с кушетки, подошла к Забини, глядя на удивленного Малфоя и Нотта.

— Я должен выдержать драматическую паузу, — выдохнул Забини, испытывая терпение присутствующих, и, резко сорвав оберточную бумагу, продемонстрировал картину с радостным возгласом: — Та-дам!

— Что за…

— О, Мерлин, Забини ты с ума сошел?

— Блейз, я тебя линчую.

Гермиона, возмущаясь, обвиняла Забини и, взглянув на Малфоя, изменившегося в лице, вновь посмотрела на картину. На большой колдографии в золоченой раме были запечатлены они: Гермиона, Малфой, Забини и Нотт в ту самую роковую ночь в Вегасе. Они стояли вчетвером в роскошной церкви и, держа в руках бокалы с игристым вином, широко улыбались. Вот, Малфой, нахально обнимающий Гермиону, наклоняется к ней, что-то шепчет на ухо, и она заливисто смеется, глядя на него восхищенным взглядом. Нотт машет рукой, а Забини открывает очередную бутылку, пробка из которой вылетает, и золотистая пена заполняет опустевшие бокалы. Забавная колдография, если не учитывать обстоятельства.

— Ты выжил из ума, Блейз, — прорычал Малфой. — Эта картина — доказательство нашего позора! Сожги ее.

— О, не драматизируй, Драко, — надсмехался Забини. — Я защитил картину магией от твоего вандализма. К тому же, колдографию видят только те, кто изображен на ней, а для остальных — это библейская история о Еве, которая вкусила запретный плод Адама — его змея.

— Забини! — брезгливо фыркнув, воскликнула Гермиона. — Змей искусил Еву испробовать запретный плод — яблоко.

— Неужели? — удивился Блейз. — Я думал змей — это метафора. Очевидно, те прелестные леди, представившиеся монашками, поведали мне иную версию этой истории, — он, широко улыбнувшись, замер, словно его посетила грандиозная идея, и тихо проговорил: — Так они не монашки. Вот, чертовки!

Теодор засмеялся, обвиняя Блейза в богохульстве, и даже Малфой, минуту назад злившийся на своего друга, невольно улыбнулся.

— Ну же, Драко, прими мой скромный дар, — не унимался Забини. — Учитывая, что ты расторг помолвку с этой Кастелией, — он скривился, коверкая имя невесты Малфоя, и, заметив удивленный и любопытный взгляд Гермионы, подмигнул ей. — А милая женушка избавилась от твоих любовниц, то ты смело можешь украсить этой картиной стену в своей спальне. Увы, больше некому посягать на место в твоей постели.

— Да, кроме кричащей во все горло девицы, — хмыкнув, пробурчала Гермиона и, чувствуя на себе удивленные взгляды, резко замолчала. Мерлин, кто тянул ее за язык.

— Это зависть или упрек, Грейнджер? — язвил Малфой.

— Я не… — оправдывалась Гермиона, глупо открывая рот.

— Довольно странно слышать от тебя укоры, Грейнджер, учитывая, что ты не далее, как пару недель назад, бесстыдно пригласила мужчину в Белую спальню, — серьезно проговорил Забини.

Драко, услышав заявление Блейза, в удивлении округлил глаза и, повернувшись к Грейнджер, наблюдал, как она, теряясь, шагнула назад. Он не ослышался? Что она сделала?

— Что? — воскликнула Гермиона. — О каком мужчине ты говоришь?

— О себе, — пояснил Блейз. — Или же ты отрицаешь тот факт, что я был в твоей спальне поздним вечером.

— Да, но я не приглашала тебя, — захлебываясь в возмущении, верещала Гермиона. Каков наглец!

— Ты позволила мне войти, — издевался Забини. — Я понимаю, что ты ослеплена моим великолепием, но боюсь, что не смогу ответить тебе взаимностью и согласиться на то, на что ты пыталась меня скомпрометировать.

— Забини! Ты... да как ты… Я вовсе не пыталась…

— Не стоит оправданий, Грейнджер, — нагло перебил ее Забини. — Я разочарован твоим бесстыдным поведением. И тебе должно быть совестно перед моим уважаемым другом Драко, — он сощурил глаза, нагнулся к ней и с укором прошептал: — Ты возглавила список плохих девочек в этом году. Санта будет недоволен.

— Что? Ты… ты… что ты себе позволяешь, Забини?

— Блейз забавляется, — улыбнувшись, произнес Нотт и, потянувшись к яблоку в фруктовой тарелке, добавил: — Не стоит принимать его слова всерьез, Драко.

— Едва ли меня это заботит, — Малфой посмотрел на Гермиону испытывающим пристальным взглядом так, что она невольно отшатнулась как от звонкого удара. Он что, поверил Забини?

Драко жестом пригласил друзей за небольшой покерный стол и, взмахнув палочкой, разлил по бокалам терпкий до оскомины бургундский бренди. Тео принялся тасовать карты, Блейз же, протягивая Драко палочку, зажег сигарету в его руках. Малфой, вдыхая едкий дым, вмиг окутавший его тело приятной истомой, выдохнул, наблюдая сквозь сизое облако, как Грейнджер, недовольно морща нос, потянулась к остывшей чашке чая на столе.

Гермиона, фыркнув, отвернулась, пробежалась взглядом по исписанной тонким неразборчивым почерком, странице и, потеряв нить повествования, вновь вернулась к началу главы. Она, стараясь не замечать едкий сигаретный дым, громкие разговоры и заливистый смех Забини, поднялась с кресла и удобно устроилась на велюровой кушетке у окна, и, подложив под голову подушку-валик, взмахнула палочкой, зажигая настенное бра. Ей нравилось это тихое уютное место, и обычно, когда Малфой не занимал гостиную, она прокрадывалась сюда и до самого рассвета зачитывалась очередным историческим романом. А иногда, после мучительных болей от приступов латрономии, она засыпала на кушетке под завывания ветра или монотонный стук дождя за окном. Это стало ее убежищем в поместье, где она предавалась ночным раздумьям и легкому чтению.

Глухой повторяющийся звук медленно сводил Гермиону с ума, вновь отвлекая от чтения и, подняв голову, она взглянула на Малфоя, стучавшего покерной фишкой по столу. Стук, еще стук. Она, замерев, наблюдала за каждым его движением: вот он стянул пиджак, небрежно бросив его на кресло, закатал рукава до локтя, обнажив предплечья рук, и вновь потянулся к пластиковой фишке, которую ловко перебирал между пальцами. Ей не доводилось замечать прежде, но сейчас, в приглушенном свете абажуров у покерного стола, она видела, как тени играли на его руках, подчеркивая каждое выступающее сухожилие, каждую бугристую вену на запястьях и костяшки длинных тонких пальцев, изящно перебирающих карты. Она сглотнула, облизав, казалось, иссохшие губы и невольно перевела взгляд на мышцы на предплечьях, напряженные, словно тугие струны. В ее памяти, как яркая вспышка загорелось воспоминание как эти жилистые руки ласкали ее тело, очерчивали каждый изгиб, сжимали и стягивали. Стук, еще стук…

— Нравится? — томный голос Малфоя, казалось, звучал у нее в голове, и, переводя на него взгляд, Гермиона замерла и, краснея отвернулась. Идиотка! Наверняка она глазела, как обезумевшая и привлекла к себе внимание. Мерлин, да что это с ней?

— Нравится… наблюдать за игрой? — продолжил Малфой, ухмыляясь.

Он потешается или же намеренно испытывает ее?

— Вовсе нет, — отмахнулась она. — Я… я задумалась и…

— Ну же, Грейнджер, присоединяйся, вспомним былые времена, проведенные в развратном Вегасе, — развеселился Забини. — Повтори свой покерный триумф — раздень Драко догола.

Гермиона поперхнулась, смущенно опустила глаза и едва слышно проговорила:

— Я, пожалуй, воздержусь.

— Ну что, ты, Грейнджер, не стоит… воздерживаться, — все так же ухмыляясь, произнес Малфой.

Мерлин, он заметил, он знает. Дьявол!

— Что это значит, Драко? — спросил Нотт, допивая бренди и с подозрением глядя на Малфоя.

Малфой отмахнулся и, улыбаясь, долил другу выпивку.

Время текло медленно и размеренно. С нижних этажей раздался приглушенный бой настенных часов, но Гермиона, отвлекаясь на разговоры и смех этой троицы, сбилась со счету. Определенно была глубокая ночь: дождь прекратился, и капли то тут, то там, стекая с крыш, стучали по стеклу, а лунный свет пробирался сквозь плотную пелену туч, серебряными лучиками освещал темную гостиную. Пожалуй, ей стоило перебраться в Белую спальню и забыться сном или же спуститься на террасу, наслаждаясь полуночной прохладой, а не терпеть едкий сигаретный дым и странные взгляды Малфоя. Но ей хотелось быть здесь, в комнате, наполненной теплом, жизнью и голосами.

На пороге показался Ферн. Он неспешно подошел к Малфою, учтиво извинился за беспокойство и передал хозяину письмо. Гермиона покосилась на узкий алый конверт в руках Малфоя и, почувствовав, как что-то щелкнуло внутри, она поняла, что послание было от женщины. Его невеста? Нет, если верить случайно брошенной фразе Забини и его хитрой многозначительной улыбке, Малфой расторг помолвку. Мысль об этом вспыхивала в ней искрой и разливалась по телу приятным теплом. Как странно…

— Чертов Поттер! — яростно выкрикнул Малфой, заставив Гермиону вздрогнуть от испуга, и, услышав имя друга, она прислушалась. — Я его уничтожу.

— Приятно слышать это спустя столько лет, но что послужило причиной твоего… О! — произнес Забини, подобрав брошенное письмо, беглым взглядом прошелся по написанным строчкам и скривился, сочувственно взглянув на Малфоя. — Он-таки нажаловался Нарциссе. Ябеда!

— Она грозится вернуться в Уилтшир, если я перестану нянчиться с сироткой Люпином. Дьявол! — Малфой поднялся, подошел к камину, держа в руках бокал с бренди и, залпом осушив его, повернулся к друзьям.

Он говорил о… Тедди? Какое отношение малыш Римуса и Тонкс имеет к этому хаму?

— Кажется, друг мой, — раздался развеселившийся голос Забини, — тебе все же придется навестить брата своего меньшого.

— Да, Драко, мы в ответе за тех, кого приручили, — серьезно произнес Нотт и, поймав насмешливый взгляд Забини, прыснул со смеху.

Гермиона, удивленно вздернув брови, возмутившись, поднялась с кушетки, наблюдая, как эти невоспитанные мужланы гоготали как стайка гиен.

— Вы что, насмехаетесь над Тедди Люпином? — подбочив руки, спросила она.

— Его имя — Эдвард, — небрежно махнув рукой, заметил Малфой.

— Глупости, — фыркнула Гермиона. — Все зовут его Тедди.

— Мама-волчица злится, — напел Забини, и Нотт, рассмеявшись, резко умолк, заметив на себе злобный взгляд Гермионы.

Она шумно втянула воздух, прокручивая в голове слова, которые кинет Забини в лицо, заставляя его замолчать и не бросать грязные намеки о ликантропии Тедди. Возмутительно, что они смеют потешаться над ребенком!

— Если ты посмеешь оскорбить Тедди еще раз, то я заставлю тебя об этом пожалеть, Забини, — она нахмурилась, поджала губы и крепче сжала палочку в руках.

— О, да, моя доминантка, — расплылся в улыбке Забини и, смиренно протянув ей обе руки так, словно желал, чтобы их связали, добавил: — Накажи меня! Я вел себя очень плохо.

— Забини! — завизжала она, чувствуя, что покрывается красными пятнами. Мерлин, этот мужчина не способен воспринимать что-либо всерьез!

Нотт вновь рассмеялся, внимательно наблюдая за Гермионой, чем смущал ее еще больше.

— Какое отношение к тебе имеет Тедди, Малфой? — серьезно спросила Гермиона, стараясь не замечать хихикающего Забини.

— Никакого, — коротко ответил Малфой, ухмыляясь над глупыми шутками Забини. — Никогда не имел и никогда не будет. А, учитывая,..

— Люпин его питомец, — заявил Забини, смачно откусывая яблоко, и, услышав его слова, Гермиона в возмущении открыла рот, но Блейз не дал произнести ей ни слова: — Точнее, племянник. Ох, я так не силен в терминологии.

Племянник? Ах, верно, Андромеда — бабушка Тедди, родная сестра леди Нарциссы. И, по всей видимости, она помирилась с миссис Тонкс и теперь вынуждает Малфоя общаться с новоиспеченными родственниками. Чему он определенно не рад. И почему Гермиона не знала, что он изредка видится с Тедди? Да и Гарри не упоминал об этом.

— Тебя пригласили на празднование дня рождения Тедди? — удивленно спросила Гермиона, стараясь сдержать улыбку. Ей представилось, как Малфой в цветном колпаке сидит за праздничным столом в доме Андромеды и с трудом вытерпливает шумную семейку Уизли и Поттеров. Какая нелепица.

Малфой, фыркнув, промолчал. А Забини поднял со стола бокалы, которые стояли на небольшом сложенном листе бумаги и, встряхнув его от капель бренди и табачного пепла, протянул Гермионе. Она прочла открытку и вложила ее в книгу на столе Малфоя, уберегая от пятен и посягательств Забини.

— Думаю, ты должен пойти на праздник, Малфой, — осторожно произнесла она. — Ради Тедди. Кажется, он к тебе привязан.

— Точнее, приручен, — рассмеялся Забини.

— Как верный пес, — сквозь смех, добавил Нотт.

— Ради него, — хмыкнул Малфоя, отвлекая Гермиону от желания взмахнуть палочкой и заткнуть рты этим нахалам. — Я не пошевелю и пальцем.

— Неужели? — удивился Забини. — И, тем не менее, ты устроил его в лучшую частную школу Лондона, Тео же варит для него Волчье зелье в профилактических целях, а я слежу за финансовым состоянием мальчишки, которое магическим образом увеличивается с каждым годом.

Малфой поднял голову и взглянул на Забини так, словно тот напрасно открыл рот и выдал постыдную тайну. Блейз расплылся в улыбке Чеширского кота и, похлопав Малфоя по спине, гордо произнес: — Наш скромный меценат.

Гермиона, наблюдая за ними, размышляла о том, что Малфой с каждый днем представлялся ей в новом свете, раскрывая в себе качества, о которых она и не подозревала. Он был неоднозначным: суровым и пугающим, но стыдливо скрывающим свою доброту. Малфой, как она могла заметить, оказывал помощь тем, кто действительно в этом нуждался и не вещал о своем благодушии на каждом углу. Быть может, за этим стоят корыстные мотивы, но ей бы хотелось верить, что его бессердечие имеет и иную, светлую сторону, скрытую от посторонних глаз.

— Ты должен увидеться с ним и… — начала Гермиона, но взгляд Малфоя заставил ее замолчать.

— Я, — прошипел он, — никому ничего не должен, Грейнджер. Тем более, этому прикормышу. А тебе я бы крайне не советовал лезть в чужие дела.

Светлая сторона? Да, так и излучает тепло и радушие.

— Если бы ты не измерял все долгом, Малфой, — произнесла она, чувствуя, как злость комом подкатывает к горлу, мешая ей дышать, — то ты бы понимал, что следует проявлять уважение к чувствам ребенка, который разглядел в твоей черствой натуре что-то помимо ханжества и высокомерия. Ведь, если задуматься, не так много людей терпят твой скверный характер из-за искренних чувств, не прикрытых корыстью, Малфой. Да, ты ничего ему не должен, но все, что ему нужно — это лишь твое внимание. Но, очевидно, оно стоит довольно дорого и не по карману маленькому мальчику.

Драко едва сдерживал в себе злость, тлеющую где-то внутри и вспыхивающую искрами от сказанных Грейнджер слов. Кажется, его снисходительное отношение действует на нее опьяняюще, придает смелость и уверенность, что он терпеливо выдержит ее выходки. Наглая! Вознамерилась его поучать.

— Как сентиментально, — криво усмехаясь, произнес Драко, короткими шагами приближаясь к ней, так близко, чтобы видеть, как зрачки ее глаз расширяются, а грудь вздымается от тяжелого и шумного дыхания. — Что, нашла себе еще одного сиротку, к которому ты могла бы проникнуться жалостью?

— Единственный, к кому я испытываю жалость — это ты, Малфой, — шикнула она и резко повернулась, направляясь к двери как раз в тот самый момент, когда Драко хотел схватить ее за руку и преподать этой девице урок.

Она покинула комнату, намеренно хлопнув дверью, словно ставя жирную точку в их споре и лишая Драко возможности вставить последнее слово. Раздраженный, он смотрел на закрытую дверь, как громкие хлопки разорвали напряженную тишину, и, повернувшись, он увидел Блейза, улыбающегося и аплодирующего.

— Вот это женщина! — восхищенно декламировал он и, взглянув на Драко, добавил: — Ответь, друг мой: что испытывает самовлюбленный мужчина, которого так резко осадила женщина?

— Не стоит воспринимать ее слова всерьез, — произнес Тео. — Думаю, ее раздражение связано с приступами латрономии, — он заметил удивленные выражения лиц друзей и пояснил: — Капилляры в ее глазах повреждены. Кровоизлияние — результат частых и продолжительных приступов.

— Чушь! — фыркнул Драко. — Я бы знал, если бы она стенала по ночам от боли.

— Кажется, она скрывает приступы так же умело, как и ты свои, Драко, — грустно улыбнувшись, добавил Теодор.

Драко промолчал. Он и вовсе забыл о ее болезни: она улыбалась, хмурилась, возражала ему, как и всегда. Никаких признаков болезненного немощного вида. Так скрывала ли она эти приступы от всех или только от него?

* * *

Солнце острыми пиками пробиралось сквозь лениво проплывающие облака и отражалось в лужицах ярким пятном. Лондон, туманный и хмурый, казалось, ожил в лучах полуденного солнца и утопал в звонких голосах радостной детворы и монотонных сигналах машин. Такой Лондон был Драко по душе — цветущий, гудящий шумным роем и переливающийся солнцем в витринах магазинов и домов.

Он стоял под старым дубом, шуршащим молодой листвой, и наблюдал, как из старой школы, вереща, выбегали мальчишки. Они что-то шумно обсуждали, останавливались у фонтана, обливая друг друга водой, и носились по внутреннему двору как обезумевшие. Драко, цокнув, покачал головой и, поймав на себе обеспокоенный взгляд проходящей мимо мамаши, держащей своего ребенка так крепко, что тот морщился от боли, отвернулся. Мерлин, что он тут забыл? Поддался как мальчишка уговорам Блейза, который бесцеремонно заявлялся в Министерство и мучил его разговорами о предстоящем дне рождении этого Люпина. Блейз ныл, что Драко — бессердечный чурбан, который не признавал чувства не только маленького Люпина, но и близких ему людей. Он рассыпался в обвинениях, театрально закатывал глаза, привлекая к себе внимание работников его Отдела, и позорил Драко своим поведением. Тео же, принимая нейтралитет, разыгрывал из себя Швейцарию и, потешаясь, наблюдал за этим зрелищем со стороны. Нападки Блейза продолжались изо дня в день, и Драко, подозревая, что этот жук заручился помощью Поттера и беспрепятственно проскальзывал в Министерство, старался не замечать занудное присутствие друга. А вот Нарцисса продолжала посылать к нему сов с угрожающими письмами, и Драко, понимая, что терпение матери не безгранично, сдался.

Слабак! Прогнулся под двумя женщинами и надоедливым другом.

«… если задуматься, не так много людей терпят твой скверный характер из-за искренних чувств, не прикрытых корыстью, Малфой»

Ее слова все еще отдавались эхом у него в голове. Да, Грейнджер его задела так, что, замечая ее в поместье, Драко вспоминал, как она, теряя последнее терпение, обвиняла в черствости. Злость бурлила в нем каждый раз, когда Грейнджер поднимала свои бесстыжие глаза и глядела на него с осуждением и раздражением. Но он, отмалчиваясь, сдерживал в себе желание сжать ее хрупкую шею в руке и заставить ее смотреть на него иначе. Быть может, где-то глубоко внутри, на задворках здравого смысла, он понимал, что она права, и ему следует относиться к Люпину менее пренебрежительно.

Драко не презирал мальчишку, вовсе нет. Он больше злился на его мать — Нимфадору, которая, поддавшись мимолетным романтическим чувствам, обрекла сына на одиночество и скрытую болезнь. Безответственная идиотка! Если в ней была бы толика разума, она не связалась бы с больным ликонтропией Люпином, а задумалась о дурной наследственности. Впрочем, она не единственная, кто боялся пасть на войне и, спешно вступая в брак, обзаводился детьми, которые годами позже прозябали в переполненных приютах.

Драко помнил, как пять лет назад, когда маленький Люпин едва начал говорить, Андромеда высказала свои опасения относительно странного поведения внука. Он был нелюдимым и диким, а в полнолуние страдал от высокой температуры. Тогда Андромеда просила Драко позволить семейному целителю Малфоев осмотреть мальчишку и рассеять ее сомнения. Драко понимал, что она была вынуждена обратиться именно к нему, ведь целители, обслуживающие членов Ордена, были лучшими в своем деле и не допускали к осмотру пациентов из простых семей. Целитель Волланг все же осмотрел Люпина и успокоил Андромеду диагнозом скрытой формы ликонтропии, которая проявляется лишь некоторыми симптомами болезни, излечивающимися небольшими дозами Волчьего зелья.

Драко считал, что, выполнив просьбу Андромеды, снял с себя какие-либо обязательства, но его мать, казалось, желающая окружить сестрицу заботой и заполнить пропасть в их общении, вынудила его снабжать Люпина Волчьим зельем. И с годами забота об этом ребенке стала его бременем, тяжелым и порой непомерным. Впрочем, он сам виноват, что не посмел возразить матери и ослушался наказа отца сторониться семейных дел Блэков.

Мальчишки, галдящие и перекрикивающие друг друга как стайка сорок, толпились у школьных автобусов, развозивших их по домам. Вскоре гул голосов стих, и двор медленно погружался в блаженную тишину. Мерлин, неужели они также детьми болтали без умолку и сводили с ума преподавателей Хогвартса?

Заметив знакомую темную шевелюру в толпе детей, неспешно выходивших из школы, Драко окликнул Люпина, но увлеченный разговором с одноклассниками тот не обратил на него никакого внимания.

— Эдвард, — вновь крикнул он, и, озираясь по сторонам, Люпин заметил Драко, одиноко стоящего под кроной старого дуба. Он расплылся в улыбке, махнул рукой и, не попрощавшись с друзьями, подбежал к Драко, запыхаясь.

— Дядя Драко! — радостно воскликнул он.

— Обращение «мистер Малфой» предпочтительней, — заметил Драко, рассматривая неопрятный вид повзрослевшего с их последней встречи мальчишки.

— Но ты ведь мой дядя, — возразил Люпин, все также улыбаясь.

— К величайшему сожалению, — выдохнул Драко и, взглянув на наручные часы, добавил: — Ты, очевидно, спешишь домой.

— Нет, — помотал головой Люпин. — Школьный автобус приедет через двадцать минут.

Драко кивнул, огляделся по сторонам и, заметив скамью у фонтана, жестом указал Люпину следовать за ним.

— Ты получил мое приглашение? — нетерпеливо спросил Люпин, запрыгивая на скамью и дергая ногами. — Крестный сказал, что отдал его тебе лично в руки.

— Я прочел, — коротко ответил Драко. — И я…

— Ты не придешь, верно? — грустно выдохнул он. — Ты пришел, чтобы сказать мне об этом.

— Верно, — произнес Драко, удивляясь догадливости мальчика. — Но я пришел также, чтобы поздравить тебя с днем рождения, — и, задумавшись, добавил: — лично.

— Правда? — вновь улыбнулся Люпин и, ерзая в предвкушении, посмотрел на Драко. — Ты не забыл!

Драко усмехнулся. Сложно забыть «о столь важном событии», когда каждый в его окружении считает себя обязанным напомнить ему об этом.

— У меня есть небольшой подарок для тебя, — произнес Драко, доставая из внутреннего кармана бархатную коробку. — С днем рождения.

Люпин восхищенно округлил глаза, заулыбался, искренне и так по-детски, что Драко невольно ухмыльнулся.

— Золотой галлеон? — удивленно спросил Люпин, рассматривая широкую монету в коробке.

— Это Саламейская монета, — пояснил Драко и, замечая недоумение на лице мальчика, добавил: — Меньше столетия назад сын известного зельевара — Гитерион Саламей — собрав небольшую группу союзников, поднял мятеж против представителей власти Министерства. Каждый из тринадцати приспешников Саламея имели такие монеты в знак того, что они разделяли взгляды своего предводителя. Но бунт был подавлен, виновники отправлены в Азкабан, а монеты с выгравированным гербом Саламея признали запрещенными. Ни торговцы, ни банки не осмелятся обменять эту монету на галлеоны и…

— Я… я не совсем понимаю, дядя Драко, — недоумевал Люпин.

— Эту монету подарил мне отец, когда я был еще мальчишкой, — выдохнув, произнес Драко. — Он хотел, чтобы я помнил, что не все золото одинаково ценно, и единственная ценность, которая имеет значение — это семья.

Мальчишка молчал, рассматривая моменту со всех сторон, и, серьезно взглянув на Драко, осторожно спросил:

— Если эту монету подарил тебе отец, то, наверное, она важна для тебя? — Драко кивнул, и Люпин, грустно выдохнув, добавил: — В таком случае, ты должен отдать ее своему сыну.

— Ты прав, — согласился Драко. — Однако мне еще представится возможность подарить что-то значимое своему сыну, а тебе получить нечто подобное от своего отца — нет. И я взял на себя ответственность…

Драко, опешив, резко замолчал, чувствуя, как Люпин обнял его, сомкнув руки за его спиной.

— Я ведь уже беседовал с тобой о нарушении границ личного пространства, — разраженно произнес Драко.

— Да-да, я помню, что ты не терпишь объятия, — прошептал Люпин, смущенно опуская глаза. — Я просто… я, — он замялся и, выдохнув, осторожно произнес: — Спасибо, я буду хранить монету.

— Очень на это надеюсь, Эдвард, — усмехнулся Драко и, повернувшись, заметил приближающийся школьный автобус. — Тебе пора возвращаться домой.

— Ты навестишь нас с бабушкой во время летних каникул? — спросил Люпин, поднявшись со скамьи.

— Нет, — честно ответил Драко.

— Ну и ладно, я все равно буду присылать тебе письма, — обиженно произнес мальчишка. — Гарри спросил, какой подарок я хотел бы получить, и я ответил, что хочу почтового ворона, как у тебя. Но крестный сказал, что только чокнутые заводят себе воронов и подарил мне красивую сипуху.

— Зависть может быть губительна для твоего крестного, — улыбнулся Драко, и Люпин, рассмеявшись в ответ, взглянул на подъехавший автобус и, попрощавшись, побежал по аллее к дороге.

Что же, долг выполнен. Странный выдался день. Странный, но необыкновенно солнечный.

* * *

Ночь, спокойная и глубокая, окутывала легкой туманной дымкой угодья Малфой Мэнора и таяла в ярком свете фонарей. В поместье царили полумрак и звенящая тишина, нарушаемая лишь боем часов и монотонным цоканьем каблуков. Гермиона неуверенной походкой ступала по мраморным ступенькам парадной лестницы и, поднявшись на второй этаж, свернула за угол, привычно направляясь в гостиную. Стук каблуков эхом отдавался от каменных стен и, казалось, разносился по всему поместью, и, остановившись, Гермиона замешкала и повернулась.

Покидая теплый, наполненный уютом, смехом и голосами дом Андромеды, она убедила себя вернуться в поместье и, несмотря на поздний час, поговорить с Малфоя. Выпитое вино за праздничным столом придавало ей уверенности, и она даже прокрутила в голове сцену их беседы, но сейчас, приближаясь к отрытой двери гостиной, из которой лился яркий искусственный свет, ее решимость вмиг исчезла. Глупая идея!

Сегодняшний вечер выдался насыщенным, наполненным улыбками, разговорами и хорошим вином. Поттеры, Уизли, Лавгуды едва вмещались в небольшом домике Андромеды, и, оставив детей на попечение Молли, усталые молодые родители и их многочисленные друзья разместились в гостевой комнате на втором этаже. Каждый пытался поделиться новостями, сплетнями, и Гермиона не заметила, как за разговорами прошло несколько часов. К концу вечера Джинни заманила ее в пустую комнату под каким-то пустым предлогом, и как только закрылась дверь, Гермионе вдруг показалось, что ей предстоит непростой разговор с подругой. Так и случилось, когда, чуть позже, к Джинни подоспела помощь в виде ее беспокойного супруга, и, наседая, они выпытали подробности ее расставания с Робертом. Нет, она не осмелилась упомянуть о Малфое, избегая все острые углы в беседе с друзьями и рассказала лишь о своих изменившихся чувствах к некогда любимому мужчине. Джинни пыталась отговорить ее от спешных выводов, а Гарри, хранивший молчание во время всего разговора, сказал, что какое бы решение ни приняла Гермиона, оно будет верным. В эту минуту она всем сердцем была ему благодарна, чувствуя, как внутри разливается приятное тепло и малая толика гордости за мужчину, которого она знала еще мальчишкой.

Ее молчание и одинокое пребывание в поместье стали для нее тяжелым бременем, но спустя месяцы она поняла, что не стыдится своего безрассудного поступка и не боится осуждения друзей. И единственное, что удерживало ее от откровенного разговора с четой Поттеров — это данное обещание Малфою. Обещание, скрепленное лишь его доверием, связывало ее сильнее магических клятв. Но надолго ли?

Она знала, что Малфой не посмеет появиться на пороге дома Андромеды и порадовать Тедди своим присутствием, но каждый раз, слыша стук в дверь, она чувствовала, как внутри что-то копошилось, заставляя ее теряться в приятном томлении. Мерлин, она провела единственный вечер за стенами Малфой Мэнора, но все же чувствовала его незримое присутствие среди близких ей людей.

Перед ее уходом Тедди подошел к ней и с важным видом заявил, что хотел бы поговорить, как он выразился, по «очень секретному делу». Она улыбнулась, умиляясь его детской серьезности, и, согласившись на разговор, проследовала за ним на террасу. Тедди, боясь быть услышанным, озирался по сторонам и, убедившись, что они одни на террасе, заговорил тревожным шепотом:

— Гермиона, а правда, что вы разбираетесь в старинных вещах? Крестный рассказывал, что вы путешествуете по странам и ищете такие вещицы.

— Эти вещицы называются артефактами, Тедди, — улыбалась она. — И Гарри был прав: я действительно в этом разбираюсь.

Он кивнул, нахмурился и тихо произнес:

— Обещайте, что никому не расскажете о том, что я вам покажу.

Гермиона ответила, что сохранит его секрет, и, наблюдая, как он доставал из кармана бархатный футляр, ахнула, заглянув внутрь. Золотая монета Саламея, поблескивая, лежала на шелковой подкладке, и, потянувшись, Гермиона аккуратно взяла ее в руку. Монета, некогда служившая символом мятежников, а ныне — безделицей, была объектом желания многих коллекционеров, в особенности, нумизматов. Их привлекала не ценность, этим, увы, Саламейская монета, не может похвастаться, а запрет о ее продаже, обмене и покупке. И единственные способы обладать такой монетой — это украсть ее или же получить в качестве подарка. Но кто подарит маленькому мальчику бесполезную монету?

— Красивая, правда? — отвлек ее от мыслей Тедди. — Это мой подарок.

— Тедди, тебе ведь известно, что Саламейская монета ничего не стоит? — осторожно спросила Гермиона, внимательно наблюдая за мальчиком.

— Не все золото одинаково ценно, — пожав плечами, ответил он.

Хм, какая взрослая мысль!

Как она поняла позже, Тедди доверил ей свой секрет, боясь потерять свой подарок, и просил Гермиону защитить монету магией. Она выполнила просьбу, и, наблюдая, как он бережно кладет монету в футляр и прячет в кармане, невольно улыбнулась. Наверное, в эту самую минуту она решила поговорить с Малфоем и поблагодарить его за странный, но ценный подарок для Тедди. Ее грела мысль, что Малфой, надменный и заносчивый, все же прислушался к ее словам и встретился с мальчиком. Быть может, она ошибалась, и истинная причина вовсе не в ее словах, но все же ей хотелось думать иначе.

Задумавшись, она повернулась и направилась к открытой двери гостиной, держа в руках небольшой пакет. Как она и предполагала, Малфой сидел за письменным столом у открытого окна и, часто обмакивая перо в чернильницу, водил им по длинному пергаментному свитку. Она осторожно подошла к нему и, привлекая к себе внимание, проговорила:

— Доброй ночи.

— Мы виделись сегодня, — напомнил ей, Малфой не поднимая головы.

— Да, но...

— Но изрядно выпитый тобою алкоголь подбивает тебя начать вести задушевную беседу, — перебил ее Малфой и взглянул на нее, ехидно ухмыляясь.

— Я выпила лишь пару бокалов вина, — зачем-то оправдывалась Гермиона, скрестив руки на груди.

Драко откинулся на спинку кресла, выдохнул и, подняв голову, усталым взглядом посмотрел на стоявшую перед ним Грейнджер. Возмущенная, с горящим румянцем на щеках, она глядела на него затуманенными от излишне выпитого вина глазами. Ему вдруг стало любопытно: исчезнет ли в бесстыжем взгляде эта серьезность, если он вынудит ее осушить бутылку вина? Впрочем, едва ли ему удастся утопить характер этой девицы в алкоголе и наблюдать, как медленно тает раздражение в ее глазах, уступая место игривости.

— Я уже говорил, что вопросы женского алкоголизма меня не заботят, — усмехнулся он, замечая, как она в возмущении открыла рот.

— Какое облегчение, — фыркнула Гермиона. — Теперь я могу без зазрений совести опустошить твой винный погреб.

— Ты не осилишь и бутылку вина, — рассмеялся Драко.

— Ты прав, — она улыбнулась в ответ и, вздернув подбородок, добавила: — Проще продать твои коллекционные вина, нежели попытаться их выпить.

Улыбка медленно сползла с его лица. Вот ведьма!

— Как бы там ни было, я хотела передать тебе это, — Грейнджер протянула ему темный пакет с тисненным изображением девушки верхом на лошади и золотой надписью «Godiva».

— Я обеспокоен, — заявил Драко, вертя в руках коробку с горьким шоколадом — его любимым. — Надеюсь, у тебя за спиной не припрятан букет цветов?

Она заливисто рассмеялась и, заметив удивленный взгляд Драко, покачала головой.

— К чему все это? — серьезно произнес Драко, удивляясь ее поведению и искренне надеясь, что это лишь влияние алкоголя, не более.

— Это... — она замешкалась, виновато опустила голову и, заламывая пальцы рук, добавила: — Это благодарность... за Тедди. Я знаю, что ты виделся с ним, точнее, догадываюсь.

— Догадываешься? — усмехнулся Драко и, поднявшись с кресла, обошел письменный стол и остановился в шаге от смущенной Грейнджер.

— Никому, кроме тебя не взбредет в голову подарить восьмилетнему мальчику Саламейскую монету, — выпалила она, глядя на Драко своими большими карими глазами.

Люпин, Люпин… Как же болтлив этот мальчишка!

— Не представляю, о чем ты говоришь, — пожал плечами Драко. — И обычно женщины благодарят меня иным способом, но все же я приму твой дар.

Она загорелась румянцем, бросила на него возмущенный взгляд и шагнула назад так, будто опасалась, что он позволит себе дотронуться до нее. Опустив глаза, Грейнджер смотрела куда угодно, только не на него и вновь одергивала подол короткого платья, боясь его осуждающего взгляда. Очевидно, сегодня она облачилась в это платье, надеясь, что ее женишок заметит обтянутую в тонкую ткань стройную фигуру. Быть может, этот паяц оценил ее старания и, стянув с нее платье, искренне… отблагодарил. Мысль, что она пришла к нему после ночи проведенной со своим суженным, разливалась в нем лавой и закипала где-то внутри. К черту! Да, ему нет до нее дела!

— Ты абсолютно не умеешь говорить слово «спасибо», — грустно улыбнувшись, произнесла Гермиона.

Малфой промолчал, и она, чувствуя себя неловко, замешкалась и повернулась к двери.

— Грейнджер, что Блейз делал в твоей комнате? — раздался голос Малфоя, и Гермиона, остановившись у порога, обернулась.

— Все не так, как он пытался представить, — оправдывалась она. — Он лишь принес мне обезболивающее зелье, не более.

— Какое зелье? — удивился Малфой.

— То, от которого ты отказался, — упрекнула его Гермиона и, заметив его ухмылку, недовольно нахмурилась.

— Но, тем не менее, оно у тебя, — заметил Драко, напомнив себе устроить взбучку этому интригану, который выставил его идиотом перед этой девицей. — Но ты должна понимать, что подобное поведение неприемлемо.

— О, не сомневайся, я понимаю, — возмутилась Гермиона. — Забини просто…

— Я говорю не о Блейзе, а о тебе, Грейнджер, — перебил ее Малфой.

— Что? — она в удивлении открыла рот, часто моргая. Так, значит, он поверил россказням Забини, который выставил ее легкомысленный простушкой, заманивающей мужчин в свою спальню. — Ты действительно думаешь, — она задыхалась от возмущения, — что я… что я пыталась соблазнить Забини?

— Нет, — ухмылялся Малфой. — Этим умением ты едва ли можешь похвастаться, — издевался он и, вдруг пристально взглянув на нее, серьезно произнес: — Но ты должна понимать, что присутствие мужчины в твоей личной комнате может стать поводом для слухов.

— Я позволила ему войти в Белую спальню и, тем самым, дала повод для пустых сплетен? — злясь, выпалила Гермиона. Что за глупости?

— Именно, — подтвердил ее догадку, Малфой. — Блейз наглядно показал, как твоя беспечность может сыграть с тобою злую шутку.

— Но ты позволяешь себе подобное, и…

Драко поднял руку, прервав ее на полуслове. Нет, она действительно не понимает.

— Я мужчина, Грейнджер, — подчеркнул Малфой. — И как бы твоя феминистская натура не вещала о равноправии, ты не станешь отрицать, что наше общество отравлено стереотипным мышлением. И если фривольное поведение свободного мужчины не порицается, то подобное поведение женщины осуждается. Тебе следует быть осторожнее… в тесном общении с мужчинами. И это не очередное правило моего поместья, а совет.

Она молчала. Ее терзали противоречивые чувства: что-то внутри билось в возмущении, вынуждая ее доказать Малфою его неправоту, а что-то понимало — в его словах есть смысл. Быть может, при иных обстоятельствах, если бы кому-то довелось стать свидетелем того, как малознакомый мужчина поздней ночью заходит в ее спальню, то на нее непременно стали бы бросать осуждающие взгляды и шептаться за спиной. Обществом правят двойные стандарты!

— Мне не приходилось задумываться об этом прежде, — осторожно произнесла Гермиона. — Я приму твой совет во внимание.

Она согласилась с ним? Не возражала, не обвиняла, а, признав себя неправой, согласилась? Да, эта женщина еще способна его удивить.

— И без видимой на то причины я больше не позволю мужчинам входить в мою спальню, — добавила Грейнджер.

Драко одобрительно кивнул. Да, подобное положение дел его определенно устраивало, и он…

— Включая тебя, Малфой.

… Что?

— Это мой дом, Грейнджер, и я имею право делать здесь все, что мне заблагорассудится, — натянуто ответил ей Малфой.

— Да, но я должна быть осторожнее в тесном общении с мужчинами, — напомнила ему Гермиона. — А ты ведь мужчина, Малфой!

Она повернулась и скрылась за дверью прежде, чем он успел ей возразить. Невозможная женщина! Кажется, Грейнджер затеяла опасную игру, в которую непременно проиграет. Они все проигрывают.

-

Примечания:

1. Эдвард Римус «Тедди» Люпин (англ. Edward Remus «Teddy» Lupin) — метаморфомаг, полукровка, единственный сын Римуса Люпина и Нимфадоры Тонкс. Тедди родился в апреле 1998 года. Назван в честь Теда Тонкса, своего дедушки, погибшего незадолго до рождения внука. Драко является кровным родственником маленькому Люпину, игнорирует второе имя племянника и настойчиво называет его Эдвард.

2. Будучи кофеманкой, я не могла не упомянуть о любимом напитке. Это мое маленькое посвящение.

3. Семиотика, или семиоло́гия (от др.-греч. — «знак, признак») — наука, исследующая свойства знаков и знаковых систем.

Сакральная геометрия — (от лат. sacralis — священный, обладающий святостью, признаваемый божественным) — совокупность религиозных и/или мифологических представлений о формах и пространстве мира, его гармонии, упорядоченности, пропорциональности, как геометрия форм, лежащих в основе жизни. Сакральная геометрия — часть мифологического и религиозного мировоззрения, результат мистического опыта. Сакральная геометрия применялась во все времена и во всех мировых религиях, в музыке, искусстве, в архитектуре храмов и алтарей, в живописи и иконографии — как божественная пропорциональность, в геометрической интерпретации космоса — как формы упорядоченности Вселенной (в противоположность хаосу).

4. Три обезьяны (яп. самбики но сару — «три обезьяны») — устойчивая композиция из трёх обезьяньих фигур, закрывающих лапами глаза, уши и рот.

Считается, что три обезьяны символизируют собой идею недеяния зла и отрешённости от неистинного. «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него».

Каждая из трех обезьян имеет собственное имя: не видит Мидзару, не слышит Кикадзару и не говорит Ивадзару.

Иногда в композицию добавляется четвёртая обезьяна — Сидзару, символизирующая принцип «не совершать зла». Она может изображаться прикрывающей свой живот или промежность. Но она непопулярна из-за азиатской нумерологии, в которой число «4» считается несчастливым.

5. Богиня Риэ — священный прообраз глухой девушки с выдающимися магическими способностями, живущей в поселении долины Ия. Долина — одна из трех наименее исследованных уголков Японии, находится в западной части Токусимы, почти в самом центре острова Сикоку.

Маги долины Ия — известные провидцы, десятилетиями восхваляли земные деяния Риэ, веря, что находятся под ее незримой защитой. Молитвы, грехи и важные события своей жизни маги выбивали на теле в виде иероглифов и рисунков, дабы после смерти богиня могла их прочесть.