Белый авангард (гет)

Подмороженный воздух за входной дверью обжег лицо. Так приятно... На улице было градусов семь или десять, и явно только-только прошел дождь: плитка влажно блестела, небо светилось тускло-серым, а воздух — свеж и ароматен. Любимая погода Киры: совсем нет солнца, влажно, но еще не сыро. Не в силах противостоять этому, Кира на секунду замерла на ступеньках, радуясь, что вырвалась из душных аудиторий на волю. А еще: она была совсем одна, и это тоже чертовски нравилось. Улыбнувшись своим мыслям, Кира спустилась и свернула по улице к метро.

Но взгляд предательски соскользнул к одному единственному месту на парковке, оставшемуся незанятым. Крайне необычное зрелище, надо сказать: Кира не раз слышала жалобы других студентов, что им негде оставить машины, но ситуацию изменить почти невозможно из-за расположения университета в самом центре Москвы — узкие улочки не были рассчитаны на сегодняшний наплыв машин. А тут вдруг свободное место, прямо таки приковывающее к себе внимание неуютным пробелом. Кира вздернула плечами, вспомнив, почему именно это место не дает ей покоя.

На прошлой неделе именно там Игорь оставил свой/не свой черный Maserati GranTurismo S, чтобы на нем же отвезти Киру домой. Киру тогда это жутко разозлило, потому что сделать это он решил на глазах у доброй половины Кириного потока. И ладно было бы, если бы он хотя бы машину подешевле выбрал... Но эта — самое то по московской грязи! Пока ехали — разговаривали. Кира не смогла долго злиться на него — это просто показалось невозможным, когда она узнала, что он втихаря сделал копию ее плеера и теперь слушает ее музыку. Говорит, нравится. Кира улыбнулась, когда услышала из динамиков ее любимые треки из разряда спокойных. Нет, на него злиться просто невозможно! А потом Игорь позвал ее в театр... И вроде бы это не выглядело, как приглашение на свидание, но по-другому как-то и не воспринималось. Она почти согласилась, но их прервал телефонный звонок, и театр пришлось отложить. Игорь не обиделся, и кажется, понял. Доведя до двери подъезда, во второй раз за день поцеловал в щеку, после чего Кира едва не схватила за руку, чтобы он остался... Сдержалась, как и он. Остаток вечера Кира провела с музыкой из черной машины и бокалом Martini. Теперь, при мягких аккордах «River Flows In You*» она всегда будет вспоминать теплую улыбку Игоря.

С трудом отогнав воспоминания, Кира встряхнулась и ушла прочь от парковки к метро. Как она продержалась весь день, не впадая в оцепенение — одному Богу известно. С самого утра она старательно забивала голову учебой и болтовней с подружками, не вспоминая о вчерашнем, но... Сейчас она одна, и мысли с энтузиазмом набрасываются, чтобы разорвать на части. Теперь она с уверенностью может сказать: обычное похмелье — это еще ерунда! А вот своеобразное похмелье после содеянного — это уже другая история. Вчера она сделала нечто слишком ужасное. Вчера она убила ТАК, что теперь тянуло забиться в угол подальше и застыть навсегда. Осознание было слишком болезненным.

И ведь не в первый раз убила, — далеко не в первый — но так гадко на душе, наверное, впервые. Можно бесконечно говорить о том, что испепелив этих вампиров, она спасла множество сытых американцев (ладно, ладно, не только американцев), но эти слова утешения уже давно не работают. Монстр, сумасшедшая убийца, садистская мразь… Сознание услужливо подсунуло картинку вампира, — тот, что был слева — и то, как он смотрел на извивающуюся рядом девушку… Наверное, он ее любил… Нет! Нельзя об этом думать! Эти подлые убийцы сочувствия не заслуживают.

Убийцы… Как она. От боли перехватило дыхание так, что пришлось зацепиться рукой за поручень, избегая падения на грязный пол вагона. Кира сосредоточилась, что бы не пустить эмоции на лицо и выровнять дыхание. Удалось только через минуту, а мысли все продолжали терзать…

Никому и никогда не захочется узнать, что это такое — убить по-настоящему. Забрать жизнь — это еще не все, поначалу всегда сложно смотреть в глаза. В последний момент, — когда рукояткой кинжала чувствуешь препятствие, или когда жар дыхнет в лицо — откуда-то появляется желание отвести взгляд. Это даже не стыд, а что-то совсем иное... Может, страх? Но когда, наконец, появляется храбрость посмотреть, то внезапно ощущаешь, что умирает что-то и в тебе самом. «Момент истины», — так про себя называла это Кира — таким бывает только однажды, и он может подтолкнуть к самым важным решениям в жизни. Уже нет пути назад, когда прошлое мгновенно превращается в пепел.

Миг, когда смерть улыбается тебе из глаз твоей первой жертвы, помнишь вечность. И вроде бы знаешь, что нужно бежать со всех ног, забыть (еще бы не знать: старое сознание буквально вопит об этом!), а с места сдвинуться не получается. Завораживает — вот что пугает больше всего. И когда тело исчезает из поля зрения, и тишина уже почти не давит на уши — только тогда приходит осознание. Теперь все кончено, и кончено не только для уничтоженной твари, но и для тебя. Бежать нет смысла — все уже случилось. С добрым утром! Время принять правду: убийца — это навсегда.

Кире и хотелось бы верить, что убивая зло, она спасает этот мир от новых страданий, но внутри жило понимание: кровь кровью не смыть. Только вот... А что еще остается? Чертова мораль не давала ей иного выбора, крича внутри: «Иди же, сражайся! Это то, ради чего ты появилась на этот свет». Это у людей есть эта «свобода воли», а у Киры же свободы не было — она отняла ее у себя собственноручно, начитавшись детских сказок о великой войне добра и зла. А в результате получилось на одну искалеченную душу больше, хоть и без того было вполне достаточно. Смысл? На самом деле — никакого. Теперь приходится расплачиваться за детскую тогда еще наивность: была бы умной — отказалась бы от дара сразу же, пока могла. Видимо, неспроста сила у большинства проявляется в подростковый период — юношеский идеализм делает свое черное дело, и поле боя пополняется новыми трупами. Идеальный механизм.

Ее мир был чудовищно несовершенен в своем самом главном недостатке: в нормальном мире не может быть все только белым или только черным, невозможно убивать бесконечно, нельзя лишать разумное существо возможности выбирать... А здесь все именно так. Неприятно было осознавать себя частью этой ужасной машины, но еще неприятнее для Киры было чувствовать себя мертвой в девятнадцать лет, потому что той улыбчивой девушки давно нет в живых. Все что осталось, так как это гордо расправить плечи и усмехнуться свысока: «вы, люди, живете здесь благодаря МНЕ». Жаль только, что сказать это некому. Да, гордость еще осталась, а не станет ее — и можно сразу сказать свое любимое: «прощай, жестокий мир!».

Знать не хотелось, а узнать заставили. Теперь она шла по лезвию ножа: малейшее колебание перед следующим шагом — новая боль, вниз лучше не смотреть — вниз всегда успеешь. Теперь уже странно смотреть на нож без крови и дорожную пыль под ногами вместо серого праха, и поздно убеждать себя, что возможно в один миг перестать убивать и зажить нормальной жизнью. Не сможет, нет пути назад: момент, когда охота на демонов перестала быть обучением, а стала развлечением, почему-то был упущен. Демоны теперь везде: в каждом прохожем за километр чуешь тьму, в каждом взгляде чудится жажда крови, в каждом зеркале ищешь свой собственный портрет Дориана Грея. Демоны снаружи, демоны внутри... Тьма с особым удовольствием смакует душу, пришедшую на банкет по своей воле.

Увлеченная самобичеванием, Кира очнулась, когда ее случайно толкнул какой-то спешащий к выходу пассажир. Ее станция, а она все еще стоит и держится за поручень, бестолково пялясь в застывшее окно. Хорошо, что оттуда на нее перестало смотреть собственное отражение: в общем-то достаточно симпатичное, но сейчас казавшееся самым мерзким на свете. Каменное, застывшее лицо и сухие, лживые глаза неотрывно смотрели на нее из темноты туннельных стен, вызывая желание немедленно швырнуть что-нибудь тяжелое в стекло, чтобы не видеть никогда, забыть, какое чудовище скрывается под невинной внешностью. Теперь лицо из темноты пропало, снова поселившись где-то внутри.

Двери поезда захлопнулись, почти коснувшись лопаток. Боже… Эти люди вокруг — как их много. Она выплыла наружу в этом потоке, втайне желая, чтобы кто-нибудь из водителей машин с силой крутанул руль и избавил от мучений девушку, у которой внутренние принципы ни в какую не желали соглашаться с навязанной обществом моралью. И, — что еще хуже — она сама не соответствовала собственным принципам.

И все же Кира знала, — как бы это не звучало — что «наверху» ей зачтется все сделанное «добро» (кавычки — инициатива Киры). Ей недавно сообщили сию радостную весть. Так что на счет жизни после смерти ей волноваться не нужно было, что бы она о себе не думала. Только вот непонятно, почему в счет идут только поступки, но не мысли? Ежу ясно, что она «творит добро» не потому, что хочет, а потому что у нее есть чувство долга, а еще из-за каких-то своих старых привычек. Вот если бы судили за мысли, мелькающие в голове, когда она уступает с трудом отвоеванное место в автобусе очередной старушке или когда с «искренней» улыбкой (и не в первый раз) помогает одногруппнику с домашним заданием… Вот тогда бы это был бы настоящий суд, и только он вынес бы действительно справедливый вердикт. Ад, значит ад — по крайней мере, не будет мерзкого ощущения, что она не заслужила уготованной ей участи.

Но не стоит думать, что Кира была единственной, кого мучили эти вопросы: Леша также обладал гипертрофированным чувством справедливости, но с той разницей, что сам себе он в этих требованиях более-менее удовлетворял. В отличие от Киры он всегда говорил, что думает и не смел молчать, когда ему что-то не нравилось. Пусть Кира и боялась, что когда-нибудь это ему может пребольно «аукнуться», но подобное, в чем-то детское, поведение ей все-таки казалось привлекательным — со стороны чаще всего это воспринималось как сила, а не глупость. Кира же не брезговала легким лицемерием, если, в конечном счете, от этого выиграет. Пусть от этого и становилось тошно, но она приняла общие правила игры.

И не надо говорить, что если ее все еще беспокоят подобные мысли о «верном» и «не верном», то все с ней в порядке — в это Кира не верила. С ней все далеко не «в порядке». Она просто отказывалась понимать, как жить в мире, где убийство может считаться добром. Чем же демоны отличаются от нее, и чем она отличается от них? Для себя Кира ответила так: отличаются тем, кого убивают — и больше ничем.

Ну а дальше что? Да ничего. Сделала умный вывод — молодец, возьми с полки пирожок, но на кусок от пирога побольше не рассчитывай — не для тебя пекли. На войне либо ты, либо тебя, так что пора заняться своим делом, а не лезть в чужое...

В автобусе наудачу оказалось свободным любимое место Киры: крайнее слева в последнем ряду кресел вдоль заднего стекла — к сожалению, этот ряд есть не в каждом автобусе, а если есть, то нужное кресло почти всегда занято. А сейчас свободно. Кира забилась в свой любимый угол: отсюда видно весь автобус, но никто из пассажиров не видит ее. Закинув ногу на ногу (это удается, только если в кресле впереди никто не сидит), Кира заткнула уши наушниками и плотнее завернулась в пальто. В автобусе было холодно. Это всегда жутко бесит, когда подмерз на улице и, с радостью залезая в автобус, обнаруживаешь, что тут тоже холодно… Нечестно! Шмыгнув носом, Кира уставилась на знакомые до последнего куста пейзажи. Может, поплакать? Нет, все равно не получится — разучилась.

Держась за поручень, Кира кое-как выбралась к двери, молясь про себя, что не споткнется на глазах у тех двух парней, что сели на предыдущей остановке… Повезло на этот раз: Кира вообще обладала способностью спотыкаться на ровном месте, будто ей ноги только мешали, но, слава Богу, не падала от этого — хоть на это координации хватало. За автобусной дверью ветер беспрепятственно набросился на юную девушку, но та лишь усмехнулась в ответ: пальто так просто не продувалось. Ветер разочарованно просвистел мимо, в то время как девушка на «первой московской» перешла грязную зебру. На ее остановке всегда выходило много народу: длинный проспект был самой оживленной улицей в ее маленьком городе. К тому же, на остановку претендовали еще и москвичи из соседнего района, так что Кира могла даже не кричать сама водителю маршрутки, чтобы он остановил, потому что все равно найдется сосед и сделает это за нее.

Сегодня позорно тянуло на философствования и размышления. Возможно, каким-то образом она умудрилась не протрезветь до конца за день (неосознанно она могла заставить собственное тело задержать процесс — ведьмы и не такое умеют), потому что в данной кондиции всех тянет подумать о былом и бренном. Кира вдруг вспомнила, как Леша рассказывал про египетские пирамиды: внеземная технология, основанная на магии и науке одновременно, которая могла бы превратить всех людей в магов. Да, нашелся безумец, который поставил себе такую цель, и, к сожалению, у него хватило и магического потенциала и умственного, чтобы почти завершить сей процесс. Некая Сила помогла уничтожить угрозу, но пирамиды остались… До сих пор никому не удалось разгадать ту технологию — и слава Богу! Это могло бы стать началом конца.

Кира скользила глазами по прохожим, ради развлечения сканируя на предмет магии. Вот две самые распространенные гипотезы касаемо магического потенциала людей: кто-то говорит, что люди к магии в принципе не способны, а те, у кого проявляется что-то похожее на магию (так называемые экстрасенсы), просто аномалия, так как магами их все равно язык не повернется назвать — это все равно, что сравнивать боевые качества рогатки и истребителя с ядерными боеголовками. А другие говорят, что у каждого есть магический потенциал, просто у настоящих магов он развит в разы сильнее. Не в первый раз Кира видела неопровержимые, казалось бы, подтверждения последней теории: у двоих она почувствовала нечто подобное магии. Совсем крупинки. Они, конечно, не маги, наверняка у них просто сильнее развита интуиция — только и всего. Наверное, самая лучшая разновидность магии из всех: больше и не надо вовсе.

Но есть и третье мнение. В самом деле, не магия же у тех двоих? Дело ведь не в интенсивности, а в природе. Все существа обладают энергией, и чем выше уровень развития существа, тем больше у него этой энергии. На самом деле слово «сила» для магических способностей — не самое верное. Мудрецы говорят «энергия», что ближе к истине. Энергия есть в животных, энергия есть в людях и в магах: выше по цепочке — больше энергии. Животные ее использовать не могут, люди иногда могут, но грубо, в отличие от настоящих магов, способных в разных степенях виртуозности изменять с ее помощью пространство и материю. А то и время, когда все совсем худо.

Существуют свидетельства о людях, способных двигать мыслью предметы. На самом деле это всего лишь давление, но не телекинез. Природа настоящего телекинеза толком не изучена, но «бытовой» телекинез объяснить легко: те люди научились управлять тем малым количеством своей энергии, потоком направляя ее, к примеру, на те же спички, по аналогии с воздухом из вентилятора. Но так энергия быстро заканчивается, благо ее изначально немного. Чисто теоретически долгими тренировками и природными талантами свой уровень энергии нарастить возможно, и если, опять же к примеру, у человека получится отшвырнуть от себя что-нибудь потяжелее (своего собрата, к примеру...), то он становится магом. Но это в теории — на практике про такое Кира не слышала. Для этого тренироваться нужно с самого детства, да и уровень изначально должен быть повыше, а иначе человеку на все про все банально не хватит жизни. По той же причине в большинстве своем не дорастают до высших и маги. Кира же с братьями была сильнее от рождения, и мало кто знает, каких высот они успеют достичь.

Вся проблема в том, что «одаренность» магией встречается так же редко, как гении в музыке. Да, энергетический потенциал может передаваться по наследству, может носить и случайный характер, но магов было и будет мало, пока природа не признает окончательно свою задумку. Эволюция — штука основательная и неторопливая... По крайней мере, именно так объясняет происхождение магии одна из концепций: всего лишь мутация, и вроде вполне себе удачная. А может, и не мутация вовсе… Ведь теорию о происхождении магии извне отмести полностью никто так и не смог, благо есть достойные претенденты на роль Создателя Магии.

А пока природа размышляет, продолжая плодить людей, магам надо как-то выживать.

На самом деле магическое сообщество до ужаса трусливо, а проявляется это в полубезумной осторожности. Единое для всех правило, — не открываться людям — придумали, конечно, неспроста. Люди слишком пугаются того, чего не понимают, а когда чего-то боишься намного проще это что-то уничтожить, чем разобраться. А это уже война. И пусть ракеты, бомбы и прочее оружие изрядная часть магов смогут отразить (если не могут, то наверняка смогут смыться), но люди смышленые — придумают что-нибудь новенькое. К тому же их много, а магов мало — это тоже минус. Поэтому, люди никогда не узнают о существовании магии — этому просто не позволят произойти. Поэтому, маги могут лишь раствориться в толпе и наблюдать. Наблюдать за их счастьем и горем, за надеждами и их крахом, за их жизнями и их смертями — наблюдать, но не вмешиваться. Это не их война.

Кира уже почти забыла, каково это: быть человеком. Вставать по утрам и бежать в институт, нервничать, что опоздаешь, и профессор не впустит в аудиторию, бояться контрольной и судорожно перелистывать лекции в метро, смеяться с подружками на перемене и стрелять глазами в симпатичных парней за соседней партой. В конце дня с нетерпением ждать окончания пар и наслаждаться прохладным воздухом на улице, попрощаться с одногруппниками и слушать музыку в метро, смотреть что-нибудь бессмысленное на компьютере и обедать, пробежать глазами конспекты, прибраться и ждать маму, поужинать и лечь спать. И на следующий день все почти также.

Так глупо: ей отчаянно хотелось быть нормальной, и она знала, что таковой ей никогда не стать. Не с ее «багажом» из воспоминаний. Про то, что способ навсегда избавиться от сил существует, Кира знала, также она знала, что ей и брату про это сообщить было некому или попросту «случайно» забыли, но даже если бы у нее был бы шанс — что толку? Она знает про другой мир, знает про магию, и жизнь не стала бы прежней там, где все стало чужим. И эта война никогда не закончится — нет «хеппи энда» у их истории. И «уйти в закат» не получится... Оно и так ясно.

Со стороны может показаться, что все эти стычки с демонами бессмысленны — в таких историях должен быть главный враг. А главный-то далеко, да и не по зубам он… На самом деле последние несколько веков война так и шла: мелкие конфликты с длинными перерывами на обед. Обычные скучные будни. Да и это бессмысленно: на этой планете и без того слишком мало магии — ей просто нет места здесь. Вот действующим магам только и остается, что огрызаться друг на друга. Всем разом, веками. Совсем не часто так случается, чтобы судьба всего мира находилась только в одних руках — слишком ненадежно и пафоса многовато. Чаще каждый герой истории в итоге становится элементом огромного пазла, увидеть который дано немногим… Поведение, поступки каждого кусочка существенны, но каждый шаг скрупулезно просчитан заранее. Да, кому-то дана более значительная роль, но гениальность истинно великих планов в том и заключается — в деталях, что решают все…

А разве у людей не так же? Кто сверху, тот и заказывает музыку.

На первый взгляд Кира и другие могли бы легко прекратить сражаться: в конце концов, изрядная часть тех демонов, которые им попадались в последнее время по уровню силы даже близко с ними не стояли. По-хорошему, им просто не по статусу «бороться» с такими слабыми врагами. Пусть уж тогда молодняк тренируется — авось им пригодятся эти навыки, а Кире с братьями это и незачем… Ну а что тогда делать? На себя силу использовать нельзя (разве что к морю смотаться на денек другой), приличных врагов нет, а магия внутри требует выхода. Вот от этого цели и мельчают… Тогда, наверное, стоит попробовать жить нормальной жизнью? Ан нет, все равно не то! Что уж там говорить: и хотелось бы, да не выходит…

С самого первого дня бытностью «нечеловеком» магам вдалбливают, что они созданы, чтобы изменять мир, но на деле оказывается, что никому не дано изменить мир. Рожденный ползать летать не может, а места «летунов» уже заняты. Во Вселенной действует закон Равновесия, и поэтому ни одной из сторон не дано победить. Идеалисты пусть пытаются, а практики видят, что после убийства двадцати вопящих банши (к примеру) взамен где-то появится равноценный по силе демон (или оборотень, или колдун — не суть), а может и несколько. «А нужно ли?» — мелькает мысль, но следующая перекрывает. — «Но эти твари же людей убивают! Не хорошо же?». Можно взять с полки очередной пирожок в награду: ты понял свое предназначение — продолжать войну, чтобы хранить Равновесие. И знай: горе тому, кто посмеет это Равновесие нарушить.

Каждый шаг был в ритме мыслей, ноги сами несли домой, будто в спасительное убежище. Туда, где не знают о войне, туда, где не знают о магии, туда, где ведьм нет, и не было на свете. Домой. Кира едва держалась, чтобы не побежать: мысли мнились демонами, следовавшими по пятам, рыскающими в поисках глубинных страхов, старых ран… Ошибки прошлого, ошибки будущего — все как на ладони. Предавала раньше, предаст снова: предала старую семью, затем предаст новую… И все ради него. Он почти в каждой мысли… И хотела бы не думать, а не может. Боже, ну почему ОН?..

Писк домофона сбил мысли с неудачного направления. Сосредоточиться: железная дверь номер раз, деревянная дверь номер два. Металлический стук — одна, стон пружины, хлопок — вторая. Не нужно ей было застывать около лифта — почему он так долго идет?! Взгляд против воли сполз с мигающих красных циферок... Говорят, чем сильнее противник, тем ближе он может подобраться. Выщерблины на стене около лифтовых дверей свидетельствовали, что тот противник был очень сильным… Кира чуть улыбнулась: сегодня ее буквально преследуют воспоминания. На этот раз она вспомнила Лиама.

Возможно (только «возможно»!), фраза в девятнадцать «когда я была молодой и глупой» не слишком актуальна и самую малость анекдотична, но когда тебя прогоняют по стадиям взросления до уровня «сорок с хвостиком» года так за два, то фраза становится вполне логичной. Так вот, Кира была очень молодой и глупой — тогда ей было шестнадцать. А о чем думают шестнадцатилетние девушки, когда им на голову свалилось такое приключение, аля «ух ты, я — ведьма»? Верно, в голове один бред. Конечно, такой бред и сейчас вылезает, но, по крайней мере, он ведет себя вполне тихо.

Это была, считай, первая самостоятельная охота. Романтики хоть отбавляй: слежка, работа под прикрытием и сила... И еще был Лиам — темный колдун из клана, который Кира пыталась найти. От Киры требовалось войти к нему в доверие и выведать, где его «обитель зла», под предлогом, например, желания присоединиться. Проблема была в том, что Лиам был весьма привлекательным колдуном, и в том, что он интересовался Кирой по той же причине, что и она им — пытался вытащить информацию о непонятно откуда взявшихся загадочных ведьме и двух магов. Ах да, ведь то, что Кире было шестнадцать, вроде уже упоминалось? Гормоны, опасность, власть и опять гормоны...

Почему-то, когда оба партнера очень стараются войти друг другу в доверие, отношения строятся достаточно быстро. Удивляться нечему, конечно. Лиам был совсем молод: он еще не успел прожить свою человеческую жизнь, в пятьдесят шесть застряв в образе двадцати, но это ничуть не мешало. Теперь Кира поняла почему: люди меняются так быстро, потому что знают, что жизнь коротка, а успеть надо много, но когда впереди вечность — спешить некуда. Только живущие по-настоящему, будто только однажды, будто в свой самый последний день, могут понять истинную ценность времени.

Понимает ли это Игорь?

Все, стоп!!!

Поймать момент, когда Кире окончательно расхотелось убивать такого веселого и умного Лиама, было не просто. И именно тогда она поняла, что Лиам начинает выигрывать, а она начинает раскрываться, не выдавая своих друзей, но выдавая саму себя такой, какой она была тогда: хрупкой и испуганной всем и вся. Ей ужасно хотелось сдаться, перестать быть сильной, но, слава Богу, Кира поняла, что Лиам очень плохая кандидатура на роль друга и еще хуже — на роль спутника. А поняв это, стало ясным и то, что она должна была сделать, тем более, гнездо они уже нашли. Поцеловав его около лифта, она напала. Он защищался — Кира так и не смогла понять, значила ли она для него хоть что-то или нет. В любом случае, исход был ясен с самого начала. Больно, но правильно.

Лифт полз очень медленно. Кира невольно задалась вопросом, когда она в последний раз использовала его по назначению, будучи одной? Ничего определенного в голову так и не пришло. Пошатываясь, она открыла внешнюю дверь, а потом внутреннюю, и только после этого пункт назначения был достигнут. Ключи были бесцеремонно брошены на кресло вместе с сумкой, а Кира тем временем медленно сползала по двери на пол. Самоконтроль изменил ей, она разрыдалась на полу. Сколько она там просидела, понять было сложно, но слезы стали тем единственным, что ей помогло. После взять себя в руки было на удивление легко, у нее даже получилось чуть улыбнуться, поняв, что она в жизни так не плакала. Но страдания были даже приятными… На душе сразу стало немного легче.

Следующим пунктом стала комнатка Киры с таким родным диваном в углу...

На подоконнике переливались на железном деревце кулоны и серьги, но одно из украшений притягивало взгляд особенно. Кира вытянула подвеску из общей связки и аккуратно стерла тонкий налет пыли с блестящих камушков. Винтажный кулон благодарно засверкал на солнце. В груди образовался противный комок, и задумчивая улыбка стерлась с лица, когда Кира вспомнила, насколько давно она не видела подаривших ей этот кулон магов. Очень давно... И вроде бы так и было задумано с самого начала, а все равно стало как-то не по себе, почти страшно.

Учеников Кира себе брать отказалась наотрез почти сразу: слишком большая ответственность и слишком... Страшно, да, именно страшно увидеть еще одну смерть по своей вине. Нет, не надо такого, хватит и того, что уже было. Лекс и Дима охотно сошлись с ней в этой мысли, и поэтому от них троих отстали. Но было одно исключение, одна ошибка двухлетней давности, которая всерьез грозилась перерасти в катастрофу, но не стала. Вроде бы.

Сначала ее сильно позабавили эти двое: брат и сестра, в страхе шарахающихся друг от друга и от кружащих по комнате предметов мебели, на которые, к слову, они воздействовали одновременно. Получалось сносно, но неаккуратно и шумно, к тому же нелепо оттого, что они обвиняли друг друга в том, что делали оба. Учитывая их очевидные таланты и полное отсутствие контроля за ними, окружающим сильно повезло, что молодые маги жили отдельно ото всех, а после открывшихся одновременно способностей и подавно сторонились людей — Кире были известны поистине страшные истории, когда маги случайно убивали свою семью или друзей. Такие долго не выживали: либо суициды, либо демоны, либо свои же «помогали»... Повезло, что о таком Кира только слышала, не принимая участия в зачистках.

Потом была жалость. Видя симпатичных парня и девушку своих лет, Кира поняла, что они просто не выживут, если останутся одни — а учитывая эмоциональность обоих (из-за чего магия буквально рвалась наружу), другого варианта просто нет. Утихомирив мини-ураган из стульев и вытащив магов из противоположных углов гостиной, Кира начала долгий и изматывающий разговор по душам, обреченно понимая, что «малой кровью» тут не обойдется. Когда со стороны Люка прозвучала просьба, точнее, почти мольба о помощи, Кира сжала зубы, но согласилась. Тогда его младшая сестра — Ализе — впервые за вечер неуверенно улыбнулась, и сердце Киры ухнуло куда-то вниз: «что я наделала?»...

Тренировки проходили сложно. Не только из-за того, что у Киры постепенно заканчивались идеи, как еще можно исказить свою внешность, но и потому, что и Люк и Ализе оказались даже слишком эмоциональными и к самоконтролю совершенно неприученными. Да и времени было маловато: всего лишь два жалких летних месяца до начала учебы у всех троих. Сначала Кира учила их пользоваться силой, — с тоской понимая, что пройдет еще много времени, прежде чем сила начнет откликаться на простое желание, а не на «спусковую» эмоцию — а потом начала отлавливать для них слабеньких демонов. «В поле», скрипя сердце, выпустила уже совсем под сентябрь.

С ними было очень комфортно работать, и Кира с трудом сдерживалась, чтобы не улыбнуться на очередную шутку Люка... Люк, к слову, доставлял больше всего проблем: его обижало, что Кира постоянно изменяла внешность и не называла своего настоящего имени («и как догадался, что меня не Карен зовут?!»), а Кира молчала, пытаясь не подпускать его ближе, ведь даже не смотря на то, что Кира не подарила им ни одной улыбки, Люк, кажется, все-таки сумел откопать в ней нечто привлекательное. Девушка приложила все усилия, чтобы Люк и Ализе мечтали от нее избавиться, поведением более походя на монстра, чем на учителя — ан нет, ее раскусили. Видя, что Люк настаивает, Кира уже подумывала сменить тактику: вдруг ему как раз стервы и нравятся? Бедный мальчик!

Но, слава Богу, ничего более любопытства Люк ничего не проявлял — а может, смышленая Ализе вставила ему мозги? В любом случае, Кира смогла вздохнуть спокойно только к сентябрю, хотя, «спокойно» — это громко сказано: за два месяца Кира успела привязаться к двум австралийцам французского происхождения, и расставаться не хотелось совсем. Да, и опять же страшно: Кира боялась узнать однажды, что эти двое погибли в какой-то передряге... Они были слишком живыми, чтобы умирать, и смерть еще не успела оставить на них свою особенную печать, хорошо заметную на непоколебимо спокойных лицах более опытных магов: даже не равнодушие — привычка. Привычка к смерти, равнодушие к жизни. Нет, в Люке и Ализе этого не было. Пока.

Кира дала им все, что могла за такой короткий срок, и они достигли неплохих успехов. Дальнейший путь им придется идти уже без нее, что Кира ценой титанических усилий сказала без горечи в голосе, отчеканив своим обычным стальным тоном. Неожиданно всполошилась Ализе, Люк оторопел настолько, что выронил энергетический шар, которым до этого игрался: шар прожег приличную дыру в полу кухни (их квартиры, между прочим), но никто на то внимания не обратил.

— Мы не увидимся больше?!

«Хочу помнить вас живыми»

— Так будет лучше для всех, — ответила Кира, растворяясь в свежих сумерках за окном, и боясь посмотреть в глаза своим собеседникам. — Я искренне желаю удачи, ребята и... Берегите друг друга.

Кивнув каждому, она переместилась до того, как они опомнятся и тем более до того, как по щекам покатятся слезы. На память остался кулон, который Люк и Ализе подарили на последнем занятии в благодарность. Кира чувствовала в нем магию, но определять точно не хотелось. Прошло несколько месяцев, прежде чем Кира смогла его одеть.

Тяжелые мысли преследовали даже дома. Когда перед глазами за один день прокручивается так много плохих воспоминаний, откопать что-то хорошее в собственном прошлом показалось сложной задачей. Как будто она никогда не была счастливой. Хотя, скорее в данный момент она просто не может этого вспомнить. На этот раз целиком и полностью поглощенная жалостью к себе, Кира сидела у себя в комнате, без всякой цели уставившись в окно. Оно было широко открыто, и поэтому в комнате было около семнадцати градусов, но Кире такая температура очень нравилась. Ей вообще здесь так нравилось, что хотелось просидеть так вечность без всякого движения.

Звонок в дверь застал Киру врасплох: ее мама должна была приехать только через три часа. Значит, звонит не она, но кто тогда? Заглянув в глазок, Кира застыла на пару секунд: на лестничной площадке стоял Игорь. Обида за его последние слова и обида за сделанное Кирой после них кричали в два голоса, чтобы она хлопнула дверью. Но зная Игоря, звонок в дверь был пределом вежливости, так как дверьми он пользовался крайне редко, и уж тем более дверными звонками. Это явно что-то да значит. Поэтому Кира открыла.

— Простишь меня? — спросил он с глазами котенка из «Шрека». Вроде не издевался...

— Ну, не знаю… — Кира скрестила руки на груди и прислонилась плечом к косяку.

— А если так? — улыбнулся он и театрально вытащил из-за спины букет.

— Чтож, я могу подумать, — хихикнула Кира, принимая цветы.

Белые розы! Как он узнал? Кира уткнулась носом в ароматный букет: бутоны средней величины с зеленоватыми лепестками у самого стебля, и недлинные ножки. На глаз их было около десятка, но Кира и так знала, что их там тринадцать — как ни банально, но это ее любимое число, и об этом Игорь знает точно. Красные розы были бы перебором, — их дарят любимым — а с верным оттенком розового угадать сложно, так что стопроцентное попадание. Ужасно приятно… Мириться.

— Может, мы прогуляемся? Погода хорошая. Что скажешь?

Голос разума проиграл. В очередной раз.

— Да, я только поставлю цветы. Ты проходи…

— Ага, давай.

_____________________________

* Yiruma — River Flows In You