Навсегда (гет)

Если бы Джеймса Поттера спросили, что ему больше кажется странным: носить очки, которые с некоторых пор ему суждено носить до конца жизни, или то, что его лучший друг оказался оборотнем, — он бы не смог ответить. Всё это свалилось на него так быстро и неожиданно, что он очень долго не мог решить, как жить дальше.

Это был дождливый ноябрь второго курса в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Джеймс учился очень даже сносно, и мать нарадоваться не могла его успехам, а за это она должна была благодарить Римуса Люпина, чрезвычайно умного парнишку, который конкретно взялся за Джеймса и Сириуса. Джеймс уже сообщил родителям, что начал хорошо учиться благодаря пинкам Римуса, и мама много раз просила поблагодарить его, но если бы он приписал, что его пинающий друг плюс ко всему ещё и оборотень, то и у мамы, и у папы случился бы инфаркт.

В тот злосчастный денёк Мародёры завтракали в Большом зале. Сегодня намечался первый матч против Слизерина, и, несмотря на то что Джеймс был уверен в себе, он несколько волновался. Это его первая игра, до этого он тренировался в поте лица, и ему всё не терпелось показать себя.

Сириус, ни о чем не переживая, болтал без умолку, Питер, как всегда, отмалчивался, с восторгом ловя каждое его слово, а вот Римус, казалось, был не в духе делать что-либо вообще. Сегодня он выглядел необычайно болезненно.

Вообще-то Римус всегда какой-то осунувшийся, усталый, но каждый месяц на одну неделю видок его становился в сто раз хуже, и он превращался в сущего зверя. Ну, пока что не в прямом смысле этого слова.

— Эй, Рем, ты как? — взглянув на Римуса, спросил Джеймс. — У тебя такой вид, будто ты сейчас помрёшь.

Питер хихикнул, виновато посмотрел на Римуса и извинился.

— У него всегда такой вид, — чавкая, произнёс Сириус. С маниакальной жадностью он поглощал всё, что успел закидать себе на тарелку.

А вот Римус ни ложки не взял в рот за весь завтрак. Казалось, он сейчас мёртвым сном завалится прямо поверх яичницы с беконом.

Говоря начистоту, Джеймс никогда особого смысла такому поведению и виду не придавал. Может, у Рема портилось настроение каждый месяц, может, раз в месяц у него в семье случалась какая-то проблема. Джеймс не спрашивал, потому что Римус отвечать не собирался. Сириус, правда, интересовался пару раз, мол, в чём проблема, но он лишь печально вздыхал и, как обычно, говорил: «Вы не поймёте…»

Джеймс еще раз решил закинуть удочку, и на этот раз лёд тронулся.

— Знаешь, Рем, мы вроде как твои друзья и должны знать, что с тобой происходит. Не пойми меня превратно, но каждый месяц ты становишься очень странным малым. Ты же нам расскажешь, в чём проблема?

Сириус кивнул, осушил кубок тыквенного сока и крайне серьёзно уставился на Римус.

— Да, приятель, ты странный. Каждый месяц в тебя будто бес вселяется, ты сам на себя не похож. Не говоря уже о том, что мадам Помфри каждый месяц ночью уводить тебя куда-то… Куда-то к Гремучей иве…

— Вы знаете об этом? — сокрушенно спросил Рем. — Вы что, следили за мной?

Джеймс почувствовал себя виноватым.

— Прости.

— Слежка была идеей Пита. Да ведь, Петтигрю? — Сириус, лукаво улыбаясь, ткнул Питера в плечо, и тот, насупившись, уставился в свою тарелку.

— Это была общая идея, — вставил Джеймс.

Римус, недолго продержав ребят под тревожным взглядом, вздохнул, отодвинул тарелку и тихо произнёс:

— Вы не поймёте…

— Вы не пойме-е-те, бла-бла-бла! — передразнил Сириус и, кровожадно схватившись за вилку, придвинулся к ближе к Римусу. — Выкладывай, парень!

Джеймс наклонился поближе к друзьям.

— Что бы это ни было — страшная болезнь, психопатическое помешательство, — мы тебя не бросим, друг!

Питер, откашлявшись, добавил:

— Ты всегда будешь нашим другом. Мы тебя не предадим.

Римус взволнованно оглядел лица друзей. Его серо-голубые глаза, как всегда, чуть затуманенные и усталые, будто вопили: «Не надо вам знать правды! Нет, не заставляйте говорить!» Если бы тогда Джеймс понял значение этого жалостливого, умоляющего взгляда, возможно, всё сложилось бы как-то по-другому. Но получилось так, как должно было быть.

— Я боюсь, что если вы узнаете правду, то навсегда от меня отвернётесь.

Сириус раздражённо закатил глаза и ворчливо сказал:

— Ты такой придурок, что мы могли отвернуться от тебя раньше, но не сделали этого до сих пор. Так что, делай выводы, Люпин.

— Сириус прав, ты тот еще кретин, — улыбнувшись, добавил Джеймс. — Нам стоило бросить тебя еще в том году, но ты с нами. Улавливаешь суть, приятель?

Рем вроде бы улыбнулся, а может, это был нервный тик. Его лицо приобрело землистый оттенок, в глаза он настырно не смотрел.

— Из-за моей… проблемы у меня никогда не было друзей, — прошептал он и, подняв голову, оглянулся. — Вы единственные, кто дружат со мной за последние одиннадцать лет, — снова склонившись к друзьям, едва слышно заговорил он. — И если я скажу правду, вы бросите меня, потому что испугаетесь.

Сириус опять закатил глаза. Джеймс отметил, что он стал делать так чаще с тех пор, как к ним в компанию присоединился Римус.

— Ты только что назвал меня трусом, Люпин? Хватит тянуть гиппогрифа за хвост, выкладывай! — возмутился Сириус.

Римус потупил взгляд, в нерешительности закусив губу, пробарабанил пальцами по столу, выпрямился и произнёс:

— Давайте не сейчас, хорошо? Тут много лишних ушей.

Сириус явно не был доволен таким ответом, но всё же понял, что тут действительно не очень хорошее место для разглашения тайн: в Большом зале собралась вся школа. С минуты на минуту должен начаться матч, и большая часть студентов и профессоров собирались посетить это мероприятие. Джеймс снова почувствовал лёгкое волнение.

— Давайте поговорим после того, как я поймаю снитч и поражу всех своей ослепительной игрой, — предложил Джеймс, и Питер чуть ли не с восторгом на него уставился. Его голубые глаза стали большими от обожания.

— Покажи им класс! — пискнул он.

— Эй, хочешь сказать, для тебя какой-то там квиддич важнее больного друга? — впервые за неделю улыбнувшись, спросил Римус.

— То есть ты болен?

Рем снова приуныл.

— Ну, можно и так сказать…

Джеймс поднялся со скамейки, подправляя спортивную форму.

— Мне надо прийти на поле за пять минут до начала. Если вы не явитесь на игру, я заставлю вас съесть целую кучу рвотных жвачек.

Сириус скрестил руки на груди и фыркнул.

— Ага, напугал.

— Питер, поможешь мне донести метлу до поля?

Питер тут же подскочил со скамейки, едва не опрокинув на себя кубок с соком.

— Конечно!

* * *

Оглядываясь назад, Джеймс думал, что если бы в тот день он заболел и не смог сыграть за сборную Гриффиндора, то, скорее всего, всё случилось бы как-то по-другому. Но он играл тогда.

Небо заволокли серые хмурые тучи. Дождь лил как из ведра, застилая игрокам и зрителям глаза. Джеймс сетовал над тем, что из-за непроглядной занавески ливня маленький золотой снитч вряд ли можно увидеть, но всё равно упорно глазел вокруг, петляя над полем. Пару раз в него чуть не попал бладжер, но гриффиндорские загонщики, Пол Трэверс и Фабиан Пруэтт (его старший брат называл квиддич «бессмысленной тратой времени» и наотрез отказывался играть, несмотря на то что просто бесподобно летал), всякий раз спасали его голову от черепно-мозговых травм.

В итоге игра затянулась надолго. Дождь усилился, и Дамблдор сотворил над трибунами гигантский зонтик. Игроков почти не было видно, разобраться, кто есть кто, было едва возможно, и только благодаря комментатору, которая безостановочно тарахтела, Джеймс узнал, что Слизерин ведут в счёте.

Джеймс решил подняться выше и потянул метлу вверх. Преодолевая резкие потоки ветра и дождь, заливавший глаза, он долетел чуть ли не до серых облаков, но лучше видно не стало: едва различались красно-зелёные точки, петлявшие вокруг колец. Джеймс подумал, что кружившая подальше от всех зелёная точка — ловец Слизерина. И, кажется, он гнался за чем-то блестящим.

Джеймс, охнув, резко пустил метлу вниз, и комментатор, девушка по имени Берта Джоркинс, взвизгнула:

— Ловец команды Гриффиндора наконец понял, чем там занимается ловец Слизерина!

А потом она пустилась описывать каждого ловца, явно отдавая предпочтение Джеймсу. Берта была как назойливая муха и только мешала своей болтовней. И кто сделал эту затычку комментатором?

Джеймс долетел до ловца противников в тот самый момент, когда снитч вдруг метнулся вверх, уходя прямо из-под носа слизеринца.

— Он мой, Поттер! — вскрикнул Ройс Мальсибер, ловец Слизерина, и пролетел мимо Джеймса, оттолкнув его.

Джеймс зарычал и хвостом бросился за Мальсибером. Тот летел в сторону трибун, где восседали пуффендуйцы, и Джеймс был уверен, что Мальсибер гонится за снитчем. Однако слизеринец вдруг спикировал вниз, а впереди появился бладжер. Джеймс не успел увернуться, и чокнутый мяч угодил ему прямо в нос.

— О Мерлин! Врача! Джеймс Поттер получил бладжером по носу! Кажется, у него кровь! — крикнула Берта.

Было больно так, что в глазах потемнело. Джеймс зажмурился, схватившись за нос рукой. В ушах болезненно звенели завывания и улюлюканья зрителей.

— Эй, Поттер! — услышал он голос Пруэтта, а потом почувствовал несильный хлопок по спине. — Ты как, играть можешь?

— Да-да! — взревел Джеймс, наскоро вытер нос рукавом промокшей до нитки формы и стремительно помчался искать Мальсибера.

Слизеринец летал высоко над полем, чуть ли не кончиками пальцев касаясь порхающих крылышек снитча. Джеймс нагнал его и прижался почти вплотную, чтобы не потерять из виду и самого Мальсибера, и снитч.

— Отвали, Поттер!

— Отвали, Мальсибер! Он мой!

Оба они поднажали, снитч тоже прибавил скорости, и Джеймсу пришлось пихнуть рукой Мальсибера. Это было явное нарушение, но мистер Фокус всё равно ничего не мог видеть, потому что летал где-то у земли.

— Что б тебя! — вскрикнул слизеринец, отставая, а Джеймс рванул вперёд, снова нагоняя блестящий снитч.

В тот момент, совсем как год назад, когда он с тем же Мальсибером затеял полёт наперегонки, Джеймс почувствовал вкус победы. Снитч был в каком-то жалком сантиметре от его пальцев, только вот возьми да хватай. Однако…

— Ослепни! — услышал Джеймс визг ловца Слизерина и сделал то, чего делать был не должен.

Джеймс обернулся на голос, и в тот самый момент в него угодила бледная вспышка света.

Последнее, что Джеймс успел сделать перед тем, как отключиться, — схватить снитч. Где-то совсем далеко зазвучали радостные возгласы, восхищенные вопли, горячие аплодисменты.

— И Гриффиндор одерживает победу! Ура! Ур… О нет, Поттер падает! Ловите его! Лови…

* * *

Когда Джеймс открыл глаза, он с ужасом понял, что ничего не видит. Сначала ему показалось, что над ним решили пошутить и обвязали глаза шарфом, но шарфа никакого в помине не было. А потом Джеймс вспомнил, как Мальсибер прокричал: «Ослепни!» и послал вспышку света, которая попала прямо ему в лицо. Этот гад сделал его незрячим!

Джеймс хотел уже запаниковать, но тут услышал ласковый голос мадам Помфри:

— Нет-нет, мой дорогой, не волнуйся, сейчас я верну твоё зрение. Не вставай.

Джеймс и не собирался. Голова нещадно саднила, руки и ноги стали каменными. Очень сильно хотелось пить, а ещё увидеть солнце, друзей и лицо мамы. Мысль о том, что он может остаться слепым до скончания веков, очень сильно пугала.

Кругом было тихо, и только мадам Помфри звенела чем-то стеклянным, тихо бормоча:

— Ослепни… Ослепни… Несносный мальчишка!

— Мадам Помфри? — позвал Джеймс хриплым голосом, и ему пришлось откашляться.

— Да, мой дорогой?

— Я же не ослеп на совсем?

— О нет-нет! Сейчас я сделаю кое-какое зелье, потом немного поколдую…

Послышались быстрые шаги, и Джеймс услышал знакомый голос.

— Подняли вопрос об исключении Мальсибера, — жёстко заявила профессор МакГонагалл, её мантия зашуршала, и она опустилась на табуретку возле Джеймса, взяв его ладонь в свои холодные руки. — Как вы себя чувствуете, Поттер? — Ладони у неё дрожали.

— Как слепой человек.

— Если вы шутите, значит, здоровы.

— Я не шучу. Я вполне слепой сейчас.

— Вы неисправимы, мистер Поттер. — Джеймс не видел лица профессора, но был уверен, что она снисходительно качает головой. — Ваши друзья очень сильно к вам рвались. Они скоро появятся, а пока полежите, Поттер, отдохните. — МакГонагалл с участием сжала ладонь Джеймса. — Вы замечательно играли. — Он мог поклясться, что услышал в её голосе радость.

Вдруг послышался громкий топот, будто целое стадо слонов побежало на водопой. Джеймс заулыбался, без зрения зная, кто это.

— Соблюдайте тишину! — взревела профессор МакГонагалл.

— Джеймс! — охнул Сириус, и Джеймс услышал возле себя его быстрое дыхание. — Ну ты даёшь! Парень, ты чуть не умер!

Римус и Питер тоже были здесь. Они шумно опустились на кровать. Питер едва не сел Джеймсу на ногу.

— Если бы не Фабиан Пруэтт и Томас Вуд, ты бы переломал себя на мелкие косточки, — произнёс Римус торопливо. — Они тебя у самой земли поймали!

— Ты отлично играл, Джеймс! И ты поймал снитч! — воскликнул слишком громко Питер, и мадам Помфри шикнула на него. — Мистер Фокус еще очень долго не мог вытащить его из твоих рук.

Джеймс фыркнул:

— Конечно! Он ведь такой ценой мне достался!

Чья-то рука сжала его плечо.

— Как ты, друг? — спросил Сириус взволнованно.

— Отлично. Я слепой.

— Мы знаем, — уныло выдохнул Питер.

— Мальсибер пустил на тебя заклятие, — сказал Римус.

Джеймс услышал, как Сириус с презрением хмыкнул.

— Мы потом начистим этому уро…

— Что вы сказали, мистер Блэк? — со стальными нотками в голосе спросила МакГонагалл.

— Да ничего, расслабьтесь.

— Вот именно, ничего. Этим делом займётся профессор Дамблдор.

Все как-то напряжённо замолчали, и через несколько минут это взбесило Джеймса. Он уже хотел попросить друзей не молчать, когда снова услышал топот множества ног. Мадам Помфри взвизгнула:

— Вы же все грязные! Немедленно идите отсюда!

— Джеймс! Поттер! — кричала гриффиндорская команда, и он был рад слышать триумф и радость в их голосах. — Молодец, Поттер! Поймал снитч! Ура!

— Будьте тише, больному нужен покой!

— А что с ним? — Джеймс узнал голос Трэверса.

— Он ослеп.

Ребята тревожно зашептались, кто-то жалостливо сказал:

— Бедняга!

— Как же мы без такого ловца?

— Ты был бесподобен, Поттер! — крикнул Фабиан Пруэтт, и ребята согласно взревели.

Кто-то хлопнул Джеймса по плечу, кто-то пожелал выздоровления. Капитан команды, четверокурсник Томас Вуд, очень долго тряс Джеймсу руку и распинывался насчет того, что эта победа очень важна для Гриффиндора и что они обязательно должны получить кубок. Через минут пять Джеймсу поднадоело слушать Вуда, и он сказал, что сильно устал, а еще он слепой, и капитан сборной моментально отстал от него.

После того как команда была спроважена профессором МакГонагалл, мадам Помфри закончила с зельем и уже была готова излечить глаза Джеймса, чему он несусветно обрадовался — быть слепым порядком поднадоело.

Он залпом выпил отвратительное на вкус зелье, а потом почувствовал между глаз, на переносице, кончик палочки.

— Люмен Висус, — произнесла мадам Помфри, и Джеймс прозрел.

Сначала перед глазами замелькали пятна света, а потом появились смазанные очертания больничного помещения и лица друзей. Джеймс заморгал, ожидая дальнейшего продвижения, однако лучше не становилось. Да, он видел, но не дальше своего носа. Всё остальное оставалось мутным и нечётким, но он всё равно узнал косматую темноволосую шевелюру Сириуса.

— Кажется, какие-то неполадки с заклинанием, — произнёс Джеймс, потянулся к Сириус и влепил ему подзатыльник.

Сириус даже не обиделся. Он захохотал и легонько толкнул Джеймса в ответ.

— Мой дорогой, это заклинание лишь снимает слепоту, — проговорила тихо мадам Помфри, и её лицо появилось в поле зрение Джеймса. — Ему не под силу больше ничего.

— Так используйте другое заклинание, я хочу прежнее зрение!

— Держите себя в руках, Поттер, — сказала с едва различимой жалостью профессор МакГонагалл.

Римус придвинулся почти вплотную к Джеймсу.

— Сколько пальцев я показываю?

— Поближе, пожалуйста. Эм, кажется, два.

Мадам Помфри тяжело вздохнула.

— Я могу лишь чуть-чуть улучшить зрение, но полное восстановление невозможно. Тебе придётся носить очки.

Джеймс подавился воздухом. Сириус захохотал, ойкнул и извинился, а Люпин только и сказал:

— Ну что же…

— Вы серьёзно, очки?! — возмущённо вскричал Джеймс и с досадой всплеснул руками. — Просто отлично! Замечательно!

Питер своей пухлой мягкой ладошкой сжал его плечо.

— Да ладно тебе, очки не такой уж плохой вариант. Тем более другого выхода нет.

— Если ты, конечно, не хочешь врезаться в каждого встречного, — вставил Сириус со смешком, и Рем пихнул его под ребра.

С тех самых пор Джеймсу Поттеру было суждено носить очки. И он смирился с этим так же, как и с тем, когда два дня спустя узнал, что Римус — оборотень.

Джеймса встретили как героя, когда он, гордо водрузив на переносицу квадратные очки, появился в Большом зале после двух дней посиделок в больничном крыле. Гриффиндорцы даже зааплодировали, кто-то сделал комплимент насчёт очков, кто-то похвалил за отличную игру.

Мальсибера не исключили, но на три года запретили играть в квиддич, и это была плохая новость для команды Слизерина, ведь Мальсибер отличный ловец. Только войдя в Большой зал, Джеймс сразу встретил ненавистные взгляды слизеринцев, но его это ни чуть не смутило, даже наоборот, несколько повеселило.

— Кажется, ты стал выглядеть умнее с очками, — заявил Сириус, когда Джеймс сел рядом с ним за обеденный стол. — Хотя нет, шучу, твоё лицо всё ещё как у идиота.

Римус строго глянул на Сириус и вкрадчиво произнёс:

— Помни, что мы должны поддерживать Джеймса.

— Да я поддерживаю. Но очки, это же забавно!

Джеймс, подправив очки, кисло уставился на Сириуса.

— Это бесподобно, особенно когда они постоянно спадают.

Питер проглотил всё, что успел насовать в рот, и произнёс:

— Тебе идёт. Мне даже кажется, что очки придают тебе такой бунтарский вид.

Сириус от смеха чуть не захлебнулся чаем.

— Ну ты, Пит, даёшь! Прям знаток моды!

Питер, скрыв глубокую обиду, снова принялся за обед.

Джеймс подумал тогда, очки — это неплохо. Тем более они ни так уж и мешали. Он, как всегда, обедал со своими лучшими друзьями, говорил с ними о всякой ерунде, и вроде всё оставалось так, как было. Однако очки кое-что всё-таки поменяли.

Джеймс рассеянно слушал речь Римуса, который рассказывал о том, что они проходили по истории магии при его отсутствии, когда с гриффиндорского стола поднялись три девочки, намереваясь покинуть Большой зал. Одна была черноволосая, худая, с чрезвычайно умным и самовлюблённым лицом, страшным, как сама смерть, другая совсем маленького роста, с двумя светлыми хвостиками на макушке, а третья девочка отличалась удивительно зелёными сияющими глаза и рыжими, как огонь, волосами. Джеймс знал эту девочку (правда, забыл имя), видел раньше, но никогда не замечал, никогда не отмечал, что она весьма милая… Он видел её раньше, но ему было как-то всё равно, а теперь он почувствовал, что хотел бы увидеть её ещё раз и, может, даже подружиться с ней.

Что это с ним? Почему его вдруг так заинтересовала та, которую он не замечал? Неужели чтобы увидеть некоторые особенные вещи, нужны очки?

Девочки прошли мимо Мародёров, и Джеймс проводил их взглядом до дверей.

— Эй, Рем, — окликнул он задумчивого приятеля. — Эти три девочки, которые вышли, учатся с нами?

Римус, вырвавшись из мыслей, сосредоточил взгляд на Джеймсе и кивнул.

— Ну да. Тебе что, ещё и память отшибло вместе со зрением? Одна была Доркас Мэдоуз…

— Отвратительная особа, — фыркнув, вставил Сириус. — Выскочка. Маленькая мерзкая хвастунишка.

— Мэри Макдональд и Лили Эванс.

Джеймс вдруг вспомнил:

— А, у Эванс есть друг Нюниус. Что-то мы его давненько не видели.

— А что ты так вдруг заинтересовался составом нашего курса? — спросил Питер.

— Да так. — Он уставился на двери, где-то в глубине души надеясь, что она снова появится в зале.

Дальше до самого вечера этот день проходил как обычно. Джеймс и Сириус филонили на уроках, Питер спал, ел или скучающе водил пером по свитку, а Римус, лицо которого вдруг сделалось серым, погрузился в свои мысли целиком и стал каким-то варёным, словно был не прочь покемарить часок-другой. Джеймс так и решил — Римус устал. Да он и сам уже вымотался и не мог дождаться конца учебного дня, чтобы отдохнуть и поиграть с Сириусом в шахматы.

Последний урок по расписанию, зельеварение, выдался необычайно нудным и скучным. Поэтому Джеймс с Сириусом решили развлечься и на ужас профессора Слизнорта взорвали котёл, обрызгав и стены, и пол, и студентов какой-то липкой, жутко пахнущей жижей. Естественно, их оставили после уроков, чему никто не удивился. Рыжеволосая Эванс (из-за этих очков или просто случайно Джеймс стал её чаще замечать), окинув провинившихся ненавистным взглядом, вышла вместе с подругами, Питер пропищал, что будет ждать в гостиной, а Рем, не проронив ни слова, выбежал из кабинета самым первым.

До вечера ребята сидели в кабинете зельеварения, драя стены и пол. Мальчишки, по обыкновению беседуя обо всём на свете, и не заметили, как пролетело время, и за окнами уже стемнело. Они сильно устали, но работы было ещё невпроворот.

— Знаешь, вы могли бы подружиться, — произнёс Джеймс, отдуваясь и поправляя очки.

С этими очками было вообще чертовски неудобно: они то соскальзывал с носа, то заляпывались пылью, то запотевали. Римус сказал, что позже наложит заклинания, и очкам не будут страшны ни пыль, ни грязь, ни вода.

— Ещё чего, — прорычал Сириус и со злостью принялся тереть пятно на стене. — Я вообще не хочу иметь что-либо с ним общего!

Джеймс отшвырнул тряпку в ведро и устало сел на пол возле Сириуса.

— Да брось ты. Регулус твой родной брат. У вас одна мать, отец…

— И это ни есть хорошо, Джеймс! — Сириус хмуро поглядел на друга, вытер пот со лба и плюхнулся на пол. — После того как он поступил и попал в Слизерин, мать не перестаёт мне присылать письма, где расхваливает Регулуса, а меня называет отступником. И Регулус знает, что я не в любимчиках у родителей, и пользуется этим с самого своего рождения! Да я его терпеть не могу! Да я всю свою семейку ненавижу!

Сириус раскраснелся, тяжело дышал и хотел придушить тряпку в руках. Джеймс уже подумал, что зря завёл разговор о братишке Сириуса Регулусе, который поступил в этом году и теперь очень часто попадался им на глаза.

— Все Блэки повёрнуты на чистоте крови. И — в отличие от меня — Регулус разделял мнение родителей, что чистокровные волшебники лучшая часть человечества, а маглорожденные и полукровки — отбросы. А я так не могу.

— Я знаю. Ты не такой, — кивнул Джеймс.

— Вот тогда закончим об этом. Больше никогда не будем поднимать эту тему.

Сириус с фальшивым усердием принялся мыть пол, и Джеймс окончательно понял, что попытаться примирить Блэков — дохлый номер. Он видел, как братья, сталкиваясь в коридорах и на лестницах, глядели друг на друга убийственными взглядами и торопливо расходились, как будто не хотели дышать одним воздухом и находится под одной крышей. Джеймс думал, что это ерунда и всё в дальнейшем уладится, но, кажется, становилось только хуже.

Через несколько часов, когда все стены засияли чистотой, мальчики молча вышли из кабинета и потопали в башню Гриффиндора. Кругом было тихо, ни души. Студенты давно разошлись по комнатам, люди в картинах уже посапывали, привидений не было, и даже Филч не показывался. Было уже очень поздно.

Мальчики поднимались по лестнице к портрету Полной Дамы, когда услышали чьи-то шаги и голоса. Они застыли как вкопанные, прислушиваясь.

— Не волнуйся, мой мальчик, всё хорошо. — Это явно была мадам Помфри.

— Кажется, уже началось! — Этот взволнованный дрожащий голос принадлежал Рему.

— Нет-нет, ещё рано, рано. Идём, не волнуйся.

Переглянувшись, Сириус и Джеймс шустро спустились обратно в вестибюль и нырнули под мраморную лестницу. Мадам Помфри вместе с Римусом спустились минутой позже. Рема колотила мелкая дрожь, он едва волочил ноги, и мадам Помфри приходилось придерживать его за плечи.

— С ним опять происходит это! — шёпотом проговорил Джеймс, дёрнув Сириуса за рукав мантии.

Римус и медсестра вышли из замка, и мальчики, переглянувшись и кивнув друг другу, тихо подбежали следом. Они уже хотели проскользнуть наружу, но услышали топот и тяжелое дыхание. Отдуваясь, с лестницы спускался раскрасневшийся Питер. Увидев ребят, он пропищал:

— У Рема снова припадок случился! Пришла Помфри и увела его!

Сириус нахмурил брови.

— Она вывела его на улицу.

Питер ахнула:

— К иве! Снова. Как тогда.

Джеймс припомнил, как в том году, где-то в мае, он встал ночью с постели, спустился в гостиную и увидел Римуса, загнувшегося от боли. Он уже было хотел рвануть к другу на помощь, но тут появилась МакГонагалл с медсестрой, и ему пришлось смыться. На следующее утро Джеймс всё поведал друзьям. Они захотели узнать правду, но когда Римус не ответил, уклончиво пробурчав: «Вы не поймёте», решились на слежку.

В начале сентября мальчики, отметив, что Рем снова начал выглядеть как кусок протухшего мяса, организовали наблюдение. И им удалось увидеть, как та же мадам Помфри уводила Римуса, снова бьющегося в агонической боли, из замка и вела к Гремучей иве. Что происходило потом, никто из мальчиков не ведал, потому что в тот раз их подловил Филч.

— Идемте, — скомандовал Джеймс, открыл дверь и скользнул наружу.

На улице было очень холодно. С тёмного, покрытого чёрными облаками неба моросил мелкий липкий дождик. Мальчикам пришлось хорошенько укутаться в мантии, прежде чем рвануть за удаляющимися силуэтами медсестры и Римуса. Уже через пять минут они промокли и продрогли до костей. Очки Джеймса всякий раз покрывались водной плёнкой, и ему приходилось постоянно снимать их и протирать.

— Они идут к иве, они идут к иве!— пищал Питер взволнованно, идя впереди остальных. Несмотря на своё пухлое телосложение, он двигался почти с грациозностью лани.

— Пошли быстрее, — сказал Джеймс, в который раз протерев очки воротником мантии.

Мальчики прыгнули за широкий камень, припав к мокрой земле, когда медсестра и Римус остановились у Гремучей ивы. Дерево тут же ожило и принялось опасно размахиваться ветками, как хлыстами, но буквально через секунду безвольно повисло, потому что мадам Помфри палкой ткнула куда-то в ветки.

— Ого, — только произнёс Сириус.

Дрожащий Римус подошёл близко к дереву, наклонился и как будто исчез в стволе, а мадам Помфри развернулась и, озабоченно поглядывая на небо, быстрым шагом направилась обратно в замок. Стало тихо. Только ветер завывал.

Джеймс, не мешкая, дёрнул Сириуса за мантию и потянул его в сторону дерева.

— Пошли.

— А вдруг ива оживёт? — спросил, икнув от испуга, Питер.

— Нет, не должна. Там куда-то надо на ветки нажать. Пошли!

Сириус тут же ринулся за Джеймсом, Питер недолго потоптался в нерешительности и побежал следом за ними. Когда мальчики остановились у ивы, где снизу у корней чернела дыра, тучи на небе вдруг разошлись, и в лужах, как и в очках Джеймса, отразился серебряный диск полной луны. Где-то далеко раздался вой.

— Ты слышал? — спросил Сириус, и Джеймсу показалось, что в его голосе прозвучал испуг. Что уж греха таит, он и сам испугался.

— Да… Пошли.

— Туда? Свихнулся? — спросил ошарашено Питер, и его коленки и нижняя губа задрожали.

— Нет, а что? Идёмте, не бойтесь. Хотя, признаться, это немного жутко.

— Нет, пожалуйста, уходим, — умоляюще запищал Питер, вцепившись в руку Джеймса. В его больших голубых глазах блеснула полная луна. — Пошли обра…

Голос Питера утонул в протяжном вое, который прозвучал не иначе как из тайного прохода в корнях ивы. Сириус испуганно выругался и сделал несколько шагов назад, а Джеймс почувствовал, что его сердце сделало сальто.

Превозмогая страх, он подошёл поближе к стволу, проигнорировав тихие всхлипы Питера. Кто-то стоял там, в туннеле скрытом в дереве. Кто-то ужасный, кто-то страшно завывавший и рычавший. Джеймс в мягкой темноте видел чей-то силуэт. Но туда зашёл только Римус! Только Римус…

Тут-то Джеймс всё и понял. Один раз в месяц, ива, вой, полнолуние. Пазлы сложились воедино, и он не хотел этому верить.

Когда последовал ещё один омерзительный вой, Питер развернулся и со скоростью света рванул прочь от дерева. Джеймс и Сириус остались на месте, напряжённо вглядываясь в темноту. Очки Джеймса покрылись влагой, и он был не уверен, что именно видел там, в темноте.

— Эй, Рем, — сипло позвал Сириус и сделал шаг к туннелю.

Джеймс схватил его за руку.

— Сириус, кажется, я всё понял. Уходим.

— Но там Рем!

— Это уже не он!

И тут из туннеля вылезло нечто. Худое, лохматое, длинноухое и длинноносое, что-то вроде волка и собаки, только с вытянутыми конечностями. Глаза опасно блестели, из глотки вырывались тихие поскуливания. Оно принюхалось, прижав лапы к тощим бокам, подняло лохматую голову к луне, серебрившейся среди мрачных облаков, и завыло, протяжно и печально. Сердце Джеймса остановилось.

— Это же оборотень… — пролепетал Сириус, но Джеймс и сам это знал.

Он схватил друга за мантию и осторожно попятился назад, лихорадочно вспоминая рассказы папы об оборотнях. Отец его был мракоборцем и частенько сражался с разными опасными существами. Он просто обожал травить байки о своих приключениях, даже что-то рассказывал об оборотнях, но Джеймсу в данную секунду ничего в голову не приходило, кроме как развернуться и дать дёру.

Зверь, не замечая ребят, вдыхал холодный воздух. Джеймс даже на секунду понадеялся, что им удастся некоторое время пробежать, прежде чем оборотень слопает их. Он подумал о палочке, которая пряталась в кармане, но понятия не имел, какими заклинаниями можно уделать своего лучшего друга.

Под ногой Сириуса хрустнула ветка, и оборотень резко повернул голову в сторону мальчишек.

— Святой Мерлин, — услышал Джеймс тихий выдох Сириус и подумал, что это будут его последние услышанные слова.

Оборотень, дико зарычав, сорвался с места и побежал прямо на них.

— Бежим! — крикнул Сириус, и они развернулись и побежали настолько быстро, насколько могли на ватных ногах.

Однако далеко Джеймс не убежал. Он споткнулся буквально на ровном месте и растянулся на земле, исцарапав ладони мелкими камешками. Рычание оборотня звучало совсем подле него, и он решил, что всё, это конец, но вдруг раздался громкий мужской голос:

— Протего!

Оборотень забился головой о синеватый прозрачный купол, который закрыл Джеймса, а потом в него полетело несколько цветных вспышек. Вроде как Римус, поскуливая, попятился назад, потом попытался драпануть в сторону Запретного леса, но кто-то настырно заталкивал его обратно в дыру в корнях Гремучей ивы. И вскоре это удалось сделать.

Ива ожила, вой звучал откуда-то издалека, а синий купол, закрывавший Джеймса, исчез.

— У тебя что, две левые ноги? — заорал Сириус, подбежав к Джеймсу и рывком подняв его с земли.

— Эм… нет, — пролепетал он растерянно и оглянулся.

Побледневший Питер стоял в компании профессора Дамблдора. Директор выглядел так, будто не сражался пару секунд назад с опасным существом. Он с лёгкой улыбкой смотрел на небо, борода его серебром сияла под светом полной луны, в очках-половинках отражались облака.

— Сегодня выдалась отличная ночь. Самое время, чтобы погулять, не правда ли? — спросил Дамблдор с дружелюбной улыбкой, когда Джеймс и Сириус, дрожа от страха, подошли ближе.

— Простите профессор, мы просто… — начал неуверенно Сириус, потупив взгляд, и Джеймс перебил его.

— Люпин оборотень?

Дамблдор, покрутив в тонких пальцах палочку, снова перевёл взгляд на небо, и между бровей у него появилась глубокая морщина. Ответил он тихим и отстранённым голосом только через минуту.

— Да, возможно, что так. Поменяется ли из-за этого ваше отношение к нему?

Джеймс не был настроен вести сейчас высокоморальную беседу. Он хотел согреться, переодеться в сухое и хорошенько всё обдумать.

— Профессор, давайте вы накажите нас в замке. Мы замерзли, — мрачно сказал Сириус, проглотив страх и благоговение перед директором.

— Да-да, конечно, идемте. Но ночь сегодня действительно на удивление хороша, — произнёс Дамблдор воодушевлённо, и Джеймс был с ним категорически не согласен — эта ночь отвратительна, возможно, самая худшая в его жизни. — Если бы я не решил прогуляться в такой чудный денек, подумать только, что могло произойти.

— Нас бы сожрал наш лучший друг, — сказал тихо Сириус, чтобы услышал только Джеймс.

Профессор Дамблдор спрятал свою палочку и улыбнулся продрогшим мальчишкам.

— Идёмте в замок. Выпьем горячего шоколада и побеседуем. Вы любите горячий шоколад, мистер Поттер?

Так вот Джеймс и узнал, что Римус, его хороший друг Римус Люпин, оборотень. Когда они с Сириусом и Питером сидели в гостиной и держали в дрожащих руках кружи с горячим шоколадом, он думал, что это всё очки виноваты и на самом деле того ужасного зверя не было. Однако Сириус, не носивший очки, видел в точности то же, что и Джеймс. Питер не ручался на все сто процентов, но ему показалось, что он видел нечто лохматое.

Уже очень долго никто ничего не говорил. Профессор Дамблдор преспокойно сидел рядом с мальчишками, попивая шоколад. Его безмятежное лицо было уставлено на камин, где бушевал огонь. Сириус, задумчиво направив глаза в сторону окна, помалкивал, Питер был больше заинтересован в поедании пончиков, которые наколдовал Дамблдор, а Джеймс думал о случившемся.

— Питер, не наедайтесь так на ночь, — нарушил тишину Дамблдор, поглядев на Питера, который за обе щёки уплетал сладости.

Чуть ли не давясь, он кивнул, отстранился от тарелки с пончиками и пискнул:

— Простите.

Профессор добродушно улыбнулся.

— Да ничего. Я тоже большой любитель этих пончиков. Они чудесны, не правда ли?

Питер вежливо кивнул.

И все снова замолчали. В камине хрустел огонь, завывал ветер за окнами, был слышен чей-то густой храп, чавкал Питер, снова взявшийся за пончики.

— Профессор? — позвал Джеймс.

Дамблдор, не отрывая взгляда от камина, кивнул.

— Да-да, мистер Поттер?

— Это правда был Римус?

Сириус закатил глаза.

— Дубина стоеросовая, ты что, до сих пор этого не понял?

Понял-понял, только хотел бы услышать правдивый, настоящий, адекватный ответ, чтобы окончательно убедиться, что его очки не искажают реальность.

Дамблдор долго молчал, покручивая в руках чашку, и наконец произнёс:

— Это не изменяет его сущности — мистер Люпин остаётся тем же мальчиком, с которым вы дружили. Я понимаю, вы испуганы, но вы не должны бросать его. Да, он оборотень, но это не должно менять его в ваших глазах.

Джеймс вспомнил слова Римуса насчёт того, что за одиннадцать лет у него ни разу не было друзей. Теперь понятно из-за чего. Джеймс почувствовал и жалость, и некоторое смущение, смешанное со страхом. Он дружил с оборотнем. Это, конечно, не хорошо, но и не плохо, однако если бы отец узнал, то попытался бы прикончить Римуса. Но Римус славный парень! Его нельзя было бросать, нельзя было давать надежду, а потом отбирать. Он и так натерпелся с этим оборотничеством, пребывая долгое время в полном одиночестве, и теперь мальчишки не могли его оставить. Только не тогда, когда узнали страшную правду.

— Да, возможно, он опасен. Но, так или иначе, он тот же юноша, с которым вы подружились. Помните об этом. — Профессор Дамблдор, склонив голову, поверх очков посмотрел на мальчишек. Взгляд его был суров. — Я, конечно, не вправе просить вас продолжить с ним дружбу, но и не вправе просить бросить его. Вы сами должны принять решение, всё хорошо обдумать и взвесить.

Когда шоколад был допить, а пончики уничтожены Питером, Дамблдор встал, взмахнул палочкой и пустые кружки исчезли.

— Что-то мы с вами припозднились. Отправляемся спать. — Профессор широко улыбнулся и подошёл к дверному проёму. — Хороших снов, мальчики.

Когда директор вышел, Сириус и Джеймс переглянулись.

— Ну и? — спросил Сириус, шумно сглотнув.

Джеймс призадумался ненадолго.

— Ты ведь не любишь разделять людей на чистокровных и маглорожденных волшебников? — начал он дрожащим голосом. — Я тоже не люблю. И мне кажется, что в некотором роде это подходит и к Римусу. Если он… другой, отличается от нас, мы не будем презирать его и не бросим. Тем более мы обещали.

Питер, сморенный горячим шоколадом и отменными пончиками, кивнул, скрыв рукой зевок.

— Да, он наш друг, — произнёс он. В голосе его не было ни капли энтузиазма.

Джеймс всё решил. Да, они не бросят Римуса. Этот парень стал для них хорошим другом, и они поступят подло, бросив его. Тут дело ни в храбрости и ни в жалости — просто этот мальчик занял определенное место в их душах, они вчетвером словно были связаны, и от этих уз нельзя было отделаться.

Сириус несколько минут задумчиво смотрел на пляшущий в камине огонь. А потом на его губах заиграла слабая улыбка. Он неуверенно произнёс:

— Подумать только, наш друг — оборотень. Бегает трусцой в виде волчонка и воет на луну. Лунатик…

— Лунатик, — согласился Джеймс, и Питер нервно хихикнул.

— Лунатик, — подтвердил он.

— Хорошо, — сказал Сириус, смело взглянув на друзей. — Мы не бросим нашего Лунатика. Пусть даже он будет самым страшным зверем, мы его не оставим.