221-В (джен)

Написано на фест "Наш подарок — 2012" в честь дня рождения Джереми Бретта.

Версия: сериал студии Гранада. Время действия — Сассекс.

Когда-то очень давно, ещё в прошлом столетии, я был ребёнком и как полагается мальчику из добропорядочной семьи читал Евангелие. Многие вещи я не понимал в силу возраста, но и когда стал старше, один эпизод всегда поражал меня своей нелогичностью: история со смоковницей. За что наказали несчастное дерево, если ему не пришло времени плодоносить?

Никогда не думал, что сам буду чувствовать желание посылать проклятия ни в чём не повинной яблоне. Я посадил её в саду через год после того, как перебрался в Сассекс. Никогда особенно не любил яблоки, не выносил сидр, хотя терпимо относился к начинкам для пирогов и джему. Но посадил — источник постоянной возни и головной боли. Зачем? Из глупой сентиментальности. Напоминание о единственном друге, не пожелавшем присоединиться ко мне, — наверное, впервые за те годы, что мы были вместе. Он приезжал только по выходным — и то не каждую неделю. Увидев впервые яблоню, оживился — он-то яблоки любил: я помню, когда мы иногда бывали в деревне летом, он с удовольствием пробовал местные, весело вгрызаясь в плоды молодыми зубами и пачкая усы в соке. Сдвинув шляпу на затылок, сидел на солнце, грыз яблоко и смотрел на облака, на деревья, на пасущихся овец или следил за переливами воды в ручье, несомненно, думая о рыбалке.

Он приезжал, и следил, как на яблоне образуются завязи — их было мало: холодная весна убила почти все цветки, но немногочисленные плоды обещали быть крупными. Я трясся над этим злосчастным деревом, удобряя почву, борясь с вредителями, которых оно, как на грех, словно специально привлекало на себя со всего сада. Яблоки созрели — и оказались кислыми. «Спилите вы это дерево, Холмс, — сказал он тогда, — оно не стоит того, чтобы тратить столько времени и сил».

Проводив его до станции, я вернулся домой, достал из сарая пилу и подошёл к яблоне. Редкие плоды краснели в листве — красивые обманки. «Что в тебе толку? Он всё равно не станет тут жить». Но я погладил кору, машинально отщипнул листки в клещевой паутине — и отнёс пилу обратно.

Яблоня осталась жить. Она росла, покрывалась весной цветами, — росла дичком, не удобренная, разве что я белил в апреле ствол, как и прочим деревьям. Что ж, она была хотя бы красива и нравилась моим пчёлам. Яблоки доставались экономке и её подругам, превращаясь в джем — хоть какая-то польза.

Но однажды в августе я увидел, как мой доктор идёт по дороге, неся в руке чемодан. Я заметил его издали — и вышел встречать.

— Меня подвёз ваш сосед, предлагал доставить прямо к дому, но я решил пройтись. — Он улыбнулся, сдвинул шляпу на затылок и утёр платком лоб. — Ну, и жара.

Я молча взял его чемодан, и мы пошли к калитке.

— Сколько в этом году яблок, — заметил доктор, подходя первым делом к ветке, подпёртой колышком. — Всё так же кислы?

Он сорвал одно, потёр о рукав и надкусил.

— О! Чудесные!

— Правда?

Поставив чемодан на дорожку, я подошёл к нему, и он протянул мне яблоко, чтобы я тоже попробовал. Я задержал его руку в своей и откусил немного от плода.

— Да, вы правы.

Яблоко было сладким, но челюсти у меня свело. Я зажмурился и с трудом проглотил кусочек.

— Это дерево, наверное, ждало меня, — сказал Джон. — Я пока что взял с собой только вещи на первое время. Потом перевезу остальное.

Не знаю, сколько пройдёт дней и месяцев, прежде чем я пойму и поверю, что он вернулся навсегда. Но я обнял его, и мы стояли под яблоней в тишине, так что было слышно, как плод, сорвавшись с ветки, с мягким стуком упал в траву.

Будь благословенно это многострадальное дерево.