Дни ухаживания (гет)

Аномалия

Весьма личный для автора фик, вызвавший в свое время споры.

Фицуильям Дарси неуклонно следовал самым строгим принципам. Он был суров к себе и отличался крайней разборчивостью. И, ко всему, нрав у него был холодный и сдержанный, а характер — необщительный. Он не сумел бы соблазнить женщину, даже если бы захотел.

Он никогда не хотел.

Нет, женщины ему нравились. Он восхищался правильными чертами и изящной фигурой не меньше, чем всякий мужчина. Но почему-то это восхищение никогда не перерастало в нечто большее, чем удовольствие, какое вызывала у него гармоничное строение или живописный пейзаж. И никакого желания.

Конечно, он был обязан жениться. Когда-нибудь. Не сейчас. Он был молод, здоров, и не хотел… В смысле, не собирался жениться до совершеннолетия Джорджианы. Он взял бы жену, подчиняясь холодному, безрадостному долгу, а его долг в отношении Джорджианы выглядел совсем иначе. Вряд ли нашлась бы женщина, какой бы мягкосердечной она не была, которая бы согласилась уступить первое место сестре.

Так что лучше бы Джорджиана вышла замуж. Скажем, лет в двадцать с небольшим. Она была бы молода, но не слишком, и они сумели бы подыскать ей доброго, мягкого и покладистого мужа. Такие люди встречаются редко, но все-таки существуют — достаточно вспомнить его друга Бингли.

Бингли, на самом деле, вполне бы подошел. Может быть, когда-нибудь, лет через пять-шесть, стоило бы об этом подумать. Бингли, возможно, согласился бы принять фамилию Джорджианы, и тогда их дети могли бы унаследовать Пемберли. И Дарси не пришлось бы жениться.

А потом он встретил Элизабет.

Он не помнил их первую встречу, но он вообще плохо запоминал незначительные события. Раньше он ее не встречал, а потом встретил, так что в какой-то момент они познакомились и стали… Не друзьями, а…

Ему понадобилось до нелепости много времени, чтобы сообразить, в каких они отношениях. За все двадцать семь лет жизни ни одна женщина не пленяла его воображения сильнее, чем весенняя рощица, а теперь происходило что-то странное. Что-то непонятное, чуждое, смущающее. Впервые за много лет он понятия не имел, что делать, говорить и думать.

Он не мог заставить себя заговорить с ней. Он никогда не страдал стеснительностью, но все было неправильно. Он никогда не испытывал ничего подобного. Он не знал, как ведут себя, когда поддаются соблазну. Поэтому набирался храбрости, прислушиваясь к ее беседам, и торопливо вступил в разговор, когда она обратилась к нему.

Он не был влюблен и не хотел на ней жениться. Он вообще не хотел жениться. Но и никакого другого исхода, кроме женитьбы, не видел. Раз он не мог на ней жениться, ему не следовало с ней общаться. А он, само собой, не мог на ней жениться. Пока не оказалось, что может.

Ему действительно понадобилась для этого вся сила страсти, как он написал в письме. Не потому, что он хотел жениться, или что ему требовалась… спутница жизни. Он никогда не нуждался ни в чем подобном, и ничего не изменилось. Кроме Элизабет. Все дело было в ней, не в нем. Что-то отличало ее от всех остальных, или делало его отличным… Но это не была плотская страсть. Это была она сама.

Много лет спустя, когда они были давно женаты, он посмотрел на Элизабет и начал: «Я никогда…»

И остановился, потому что дальше пришлось бы сказать: «Не был ни с одной женщиной, кроме тебя». А он вовсе не это имел в виду. У него не было слов, чтобы это выразить. Возможно, это и нельзя было сказать словами, тем более вслух. И тем более, Элизабет.

В любом случае, это уже не имело значения. Все изменилось.