Дни ухаживания (гет)

Двадцать пять лет спустя

(Из неоконченного фика «Спокойствие и достоинство»)

Кроме персонажей всем известных, упоминаются: мисс Элизабет Дарси, старшая дочь мистера Дарси из Пемберли и точная копия отца, мистер Джордж Уикхем, старший сын Лидии Уикхем (обязанный Дарси карьерой и положением в обществе), а также мистер Эдвард Дарси, наследник Пемберли, его младший брат Кристофер и младшая сестра Джорджиана, виконт Дарси Рочфорд, единственный сын графини Джорджианы Равеншо, урожденной Дарси, Элизабет «Бесс» Уикхем, старшая дочь мистера Уикхема, Джон Уикхем, его старший сын (будущий священник, учится в Кембридже на деньги мистера Дарси), Изабелла Уикхем, его младшая дочь (Дарси взяли ее на воспитание, как Бертрамы — Фанни Прайс).

Остальных попытайтесь расшифровать сами.

Письмо пятнадцатое.

Миссис Дарси мистеру Дарси.

10 февраля 18__ года.

Дорогой мой супруг!

Нам всем (а не только мне) очень тебя не хватает, но, конечно, ты не можешь покинуть Эрдсли. Меня совсем не удивляет, что поместье в упадке. Уилкокс всегда напоминал мне поумневшего мистера Коллинза, что, на самом деле, жутковато. Может, тебе прибегнуть к помощи младшего священника? До преподобного Стэнли ему далеко, но, думаю, он мог бы принести прихожанам немалую пользу, особенно если бы его усилия были вознаграждены: что для нас незначащая мелочь, для них — богатство, о котором можно только мечтать.

Что касается Джорджа, то, признаться, не знаю, что и думать, а тебе лучше, чем кому-либо, известно, что такое со мной случается нечасто. Он очень осторожен и тщательно блюдет приличия, но при всем том я почти уверена, что он влюблен в Элизабет. Его намерения — вот что меня смущает. Страх перед тобой заставлял его таиться, и теперь он дал себе больше воли, особенно потому, что Элизабет немного оттаяла. Только не думай, что она отвечает на его чувства или в восторге от ухаживания. Не сомневаюсь, что приданое и положение в обществе составляют большую часть ее очарования. Я не питаю иллюзий о принципах Джорджа, каким бы милым тот не казался. Может, намерения у него и честные, но мне в это не верится: он не может не понимать, что наткнется на сопротивление всех заинтересованных сторон.

Поэтому Дарси (хотя теперь его, вероятно, следует называть Рочфордом) был встречен нами с облегчением. Оба молодых джентльмена гордятся своими манерами (обходительными и благовоспитанными соответственно), оттого испытывают друг к другу глубочайшее презрение, и не снисходят до того, чтобы выражать его открыто. Дружелюбие, с каким они общаются, не может не внушать благоговения. Мы с Элизабет с трудом удерживаемся от смеха.

Она поделилась со мной некоторыми своими тревогами. Я хотела бы большего, но понимаю, что любая барышня в двадцать один год не может даже вообразить, что маменька тоже была молодой. Единственное исключение — Бесс. Она никогда мне не нравилась, но я жалею ее, как жалею всех этих детей, вынужденных платить за чужие ошибки. До сего дня я порой гадаю: окажись я менее доверчивой, может, все удалось бы предотвратить? Но как я могу желать, чтобы одиннадцать моих племянников и племянниц вовсе не появились на свет? К иным я питаю симпатию, насколько это в моих силах. Джек и Белла, бедняжки, им там совсем не место. Признаюсь, была бы рада, если бы Джек нас навестил: он смог бы повлиять на Кристофера.

Увы, вместо него у нас гостит Джордж. Он мне нравится, но совершенно не подходит Элизабет ни по характеру, ни по положению в обществе. Начинаю думать, что она скрывает свои подлинные мысли. За шесть недель она стала нервной, как сестра Стэнли. Мы в таком расстройстве, что ради поддержания мира и спокойствия я готова послать за любым здравомыслящим родственником. Дарси на днях заявил мне, что охотно проткнул бы Джорджа шпагой. Как ты думаешь, он когда-либо догадается о разнице между откровенностью и бестактностью? Даже Джорджиана не наделена такой способностью задевать ближних. То, что все до сих пор не перессорились, отношу на счет собственной гениальности.

О, забыла упомянуть, что прислуга тоже невзлюбила Джорджа. Еду ему все время подают холодной, а у меня не хватает духа сделать реприманд месье Рено. Они составили комплот, чтобы отравить ему жизнь. Я учусь перед зеркалом делать кислую мину на случай, если дойдет до прямого столкновения. Иначе сразу станет ясно, что я придерживаюсь того же мнения, и они попросту обойдут мой приказ каким-нибудь искусным новым способом. Нет гордости сильнее, чем у доверенных слуг. До сих пор вспоминаю, какие уничтожающие взгляды бросал на меня старик Робертс. Точнее, бросал бы, если бы мог меня видеть. Только ты, мой дорогой, мог оставить при себе слепого камердинера.

Фицуильям, я не прошу тебя поторопиться. Твои заботы много важнее, чем наша пародия на сватовство. Но поспеши с ответом. Напиши мне одно из своих восхитительно длинных и запутанных писем, полных советов, беспокойства и сетований на то, как тебе меня не хватает.

Я подумала, что если мы проведем в Лондоне сезон [1], Элизабет окажется в более широком кругу и сможет отдалиться от Джорджа, не оскорбляя его. У Джорджианы и Беллы такое крепкое здоровье, что я уверена — нет ни малейшего риска [2].

Передавай Эдварду мои наилучшие пожелания. И скажи ему, что леди Вестерморлэнд заверила меня: ее дочь вовсе не считает, что мужчинам к лицу борода, так что он может не утруждать себя ее выращиванием.

Твоя любящая жена,

Элизабет Дарси

Письмо двадцать второе.

Мистер Дарси миссис Дарси.

21 февраля 18__ года.

Сразу попрошу прощения за задержку с ответом. Моим единственным оправданием является то, что я прилагаю все усилия для того, чтобы завершить здешние дела, несмотря на рушащийся на меня вал едва прикрытых требований.

Письма — плохая замена твоему обществу. Обстановка в доме мистера Беллингхэма наводит уныние, вполне соответствующее его репутации. Ему было за семьдесят, когда я родился, и его вкусы обличают в нем старого и невежественного человека, коим он и являлся. Двоюродная бабка не стала ничего менять, только повесила вместо портрета его матери портрет собственного деда. Тот, по семейному преданию, был человеком порочным, корыстолюбивым и нетерпимым, так что дети стремились покинуть его кров при первой возможности. Я вполне этому верю. Ежели бы предание описывало его как уродливого сластолюбца, запершего жену на чердаке, я бы и в это поверил. Его портрет выглядит порождением ночного кошмара. Из-за семейного сходства его лицо кажется злой карикатурой на мое собственное. За исключением глаз. Глаза у него карие, близко посаженные и похожие на бусинки. И слава Богу: кошмары мучили меня только каждую вторую ночь, пока я не проглотил свою гордость и не распорядился убрать портрет.

Уверен, что будь ты со мной, меня бы нисколько не беспокоили дурные дела и злые взгляды первого Александра Дарси. Твоя веселость быстро бы меня излечила. Я послал за детским портретом Элизабет и Джорджианы. Мы так и не смогли решить, куда его повесить, и, вне всяких сомнений, Александр отнесся бы к моей плаксивой сентиментальности с полным презрением. Хоть это просто мое воображение, сама мысль мне приятна.

Буду ждать от тебя новостей о том, что происходит на поле битвы при Пемберли. Я полагаю, всеобщее беспокойство явилось результатом той скорости, с какой разошлись новости, но скорость эта необычайно велика даже для нашего семейства. В дополнение к твоему письму и упражнениям Эдварда в дипломатии я получил послания от сестры, племянника, племянницы, тетушки и двоих кузенов. Я отлично понимаю, случись что-либо серьезное, ты не писала бы о мелких хлопотах. Мне и так пришлось предъявить Элизабет ультиматум — кажется, без особой необходимости. Если таким путем удастся прекратить это безумие, я с удовольствием отправлюсь в Лондон. А если в результате прекратится наша разлука, я буду только счастлив. Дорогая, нас испортило полное благополучие: мы не хотели расставаться, и потому не расставались. Когда мы последний раз были в разлуке? Тринадцать лет назад? Пятнадцать? Да, это случилось, когда в одну неделю скончались твой дядя Филиппс и мой дядя Далримпл.

Временами мне кажется, что мы недооцениваем преимущества жизни на Континенте. Конечно, будь ты здесь, ты бы заметила, что человеку моих почтенных лет дуться не подобает. Это мне напомнило, как я в четырнадцать лет убежал из дому. Уже через полчаса я умирал от тоски. Я тебе об этом не рассказывал? Матушка как раз заболела, и я разругался с отцом. Он прочел мне нотацию о необходимости сдерживать свой нрав, и я был в такой ярости от того, что посчитал его лицемерием, что решил навсегда покинуть Пемберли.

Ты была права — мысли мои путаются и мне ужасно тебя не хватает. В твое отсутствие я стал мрачным и нелюдимым. Я забыл, как мерз во сне. Мне уже за пятьдесят, и без жара твоего тела, как бы я не привык про это ворчать, я чувствую каждый прожитый день. Здесь нет твоего портрета, чтобы напоминать мне, каким я был, когда мы только поженились, и я впервые осознал, что в жизни бывает не только удовлетворение, но и радость. Но я не хотел бы, чтобы портрет оказался здесь. Я не хотел бы, чтобы к нему вообще прикасались. От одной мысли меня охватывает озноб. Может, я проявляю излишнюю деликатность, но если его увидит Эдвард! Да кто угодно увидит! Можешь считать меня ханжой, и, вероятно, это так и есть, но эта юная особа предназначена только для моих глаз.

Миниатюра, которая у меня с собой, это совсем другое, как и письма — совсем другое. Я чувствую себя таким же далеким от «молодого мистера Дарси», как от «маленького племянника лорда Равеншо». Я устал, и почти что чувствую, как волосы покрываются сединой. Думаю, нам стоит поехать в Лондон. Попадись мне в такой момент Джордж, не уверен, что не распорядился бы выставить его из поместья. Прошло много времени с тех пор, как мне приходилось принимать решения в одиночку, и я утратил к этому вкус.

Думаю, что скоро вернусь. Не говори Элизабет — я хочу устроить ей сюрприз. На самом деле, самое горячее мое желание — видеть тебя и говорить с тобой. Получив это письмо, не тревожься из-за его унылого тона. Со мной все в порядке. Я просто не в духе. Всему виной Эрдсли. Я почти готов поверить местным жителям, уверяющим, что место проклято. Беллингхемы были вполне способны навлечь на себя что-то подобное.

Жалею, что не выбрал другой оборот — сразу вспомнилось то, другое письмо. Думаю, ты все еще хранишь это жуткое послание. Со временем оно обратится в фамильную реликвию, и через несколько сотен лет будет стоить тысячи фунтов, а наши потомки станут гадать, что оно обозначает. «Получив это письмо, не тревожьтесь» — это единственное, что я с четкостью помню.

Я уже написал Элизабет весьма суровое послание и вынужден был просить прощения за свой стиль, так что в завершение могу попросить его и у тебя за то, что разворошил прошлое. Поцелуй от меня детей, и надеюсь, что через несколько дней после того, как ты прочтешь эти строки, мы увидимся.

Твой преданный муж,

Фицуильям Дарси

Примечания:

1. Светский сезон в Лондоне совпадал с сессией парламента и длился с начала мая по конец августа. Потом начинался сбор урожая, открывался охотничий сезон, шли выездные судебные сессии — ассизы и находились прочие важные дела, требующие присутствия хозяина в поместье.

2. Лето в георгианском Лондоне — это еще и сезон заразных заболеваний, прежде всего желудочно-кишечных. Почему, вряд ли нужно пояснять. Тогда считалось, что от миазмов, которые испускают городские трущобы и свалки.