Многоголосие (гет)

Только пепел знает, что значит сгореть дотла.

И. Бродский

— Должен быть другой выход. Используй ТАРДИС или что-нибудь еще.

Ривер сделала шаг вперед, сверля Доктора испуганным, но вместе с тем яростным взглядом.

— Спаси ее, да, но ради Бога, — она занесла руку, размахнулась, — будь разумен!

Доктор дернулся, на самую долю дюйма развернувшись в ее сторону. Но ее рука прошла сквозь него, не задев и не создав даже легкого потока воздуха.

— Я пойду за ней, — раздался в тишине его надтреснутый голос.

Ривер стояла, глядя на свою ладонь. Смотрит долго, будто пытаясь рассмотреть и запомнить все тоненькие линии на своей руке, прочитать написанное ими. Смотрит, смаргивает, пытается сфокусировать взгляд, будто бы он проваливается и Ривер видит что-то другое. Она цепляется за этот кусочек реальности, но ее пошатывает, и рука, на которую она смотрит, становится полупрозрачной на долю секунды. А потом Ривер, протянув ладонь чуть выше, протянув ее сквозь лицо самого Доктора, будто бы касаясь чьей-то щеки, устремила взгляд вдаль и произнесла:

— И есть время для самого последнего.

А потом она исчезла. Руки Доктора непроизвольно взвились к голове, потом опустились, сжавшись в кулаки. Он скривился, не зная, что ему делать. Точнее, зная, но не имея на это сил. Он разрывался на части ровно долю секунды, прежде чем кто-то из его спутников успел среагировать и что-то спросить, добежать, удивиться в полной мере резкой смене его выражения лица. Он остановил их одним жестом. Вздохнул. Открыл глаза и вновь собрался, стал собой. Готовым действовать.

А потом начался ад.

— Он не любит концовки, — пропела Ривер, сидящая на целых, но не очень устойчивых поручнях консольной. Пропела, пожала плечами и усмехнулась. И тут же исчезла.

— Ну и как ты можешь назвать это время? – шепнула ему в самое ухо Ривер в черном костюме и наглазником, хитро улыбнувшись. Она обошла Доктора со спины и проследовала дальше, обходя место, где раньше была панель управления, а теперь взвился до самого потолка ярчайший столб из переплетения нитей и света, по кругу.

— Клару все еще можно спасти. А раз можно, то я сделаю это.

Дженни, кажется, пыталась возражать. Даже Старкс волновался и внес свою лепту в выражение общего беспокойства в своей незабываемой манере. Конечно же, свет мерцаел, то слепя глаза, то не давая рассмотреть из-за возникшей тьмы даже противоположную стену. Клара уже прожила миллионы жизней. Секунда для нее не решает ничего. А прямо сейчас, прямо здесь…

— В кого я еще могла влюбиться? – неожиданно развернулась Ривер, пожала плечами и совершенно по-детски невинно улыбнулась. Действительно, как будто бы у нее был выбор.

В то время как Доктор поправил пиджак, вытащил на свет неизвестно как сохранившийся в его необъятных карманах старый кленовый лист, который так дорог Кларе, ничего не изменилось. Разве только призрак теперь был одет совсем не в черный костюм, а в белый скафандр. Волосы были забраны в высокий хвост. Непокорные, бесконечные кудряшки.

— Ненавижу тебя, — устало выкрикнула она, пытаясь что-то нервно подобрать с пола. Она захватывала руками невидимые вещи, потом встала, рванула куда-то… чтобы тут же появиться в другом месте.

— Это мое обычное лицо, — как ни в чем не бывало откликнулась она, стоя в упор к невидящей ее Вастре. Ривер наклонила голову, будто бы изучая. Казалось, что она встретила что-то безумно интересное, что-то совершенно новое. Но в голосе не было ни капли удивления. Только легкие интонации флирта, подначивающие и немного радостные. Потом она поправила джинсовую куртку, и исчезла, улыбаясь.

— Только я могу спасти ее. Хватит с меня парадоксов. Никто, кроме меня не может…

— Почему это должно быть мое запястье?

Доктор споткнулся на середине фразы, сглотнул, отворачиваясь от Ривер с безвольно повисшей рукой. Теперь Сонг смотрела почти прямо на него, и в взгляде было что-то неприятное. Разочарование. Доктор прикрыл глаза на мгновение, а потом обратился к Вастре:

— Вы должны уйти. Аварийный протокол ТАРДИС доставит вас в нужное место и время, если оно еще будет существовать.

— Я не могу позволить тебе умереть, не зная, что ты любим. Столькими и так сильно. И никем так сильно, как мной.

Вастра что-то возражала, но у него спорить не было сил. Голова раскалывалась. Каждая фраза жгла.

— Поужинаем?

— …Если поймете, что что-то пошло не так, быстро бегите в ТАРДИС. Нет, лучше сразу, прямо сейчас. Все может полететь к чертям в любую секунду. У нас нет времени, — Доктор, конечно, лгал, — так что не спорьте и просто идите к ТАРДИС. Можете стоять у двери и ждать.

— Но тебе нельзя…

— …тебе нужно сделать что-то больше, чем просто попросить?..

— Прочь! – выдох. Доктор дышал тяжело, голова опущена, плечи поднимались и опускались, воздух с шумом выходил из легких. Его била мелкая дрожь. Услышав его крик, Ривер на какое-то мгновение застыла на месте, будто бы вновь понимая, что происходит и где она находится. Она неотрывно смотрела на Доктора. Ее тело мерцает и просвечивает.

Он же немного пришел в себя и, дернув головой в сторону Вастры, Дженни и Старкса, повторил уже тише:

— Прочь. Все – прочь. Уйдите отсюда. Все. Пожалуйста. Мне нужно… Просто уйдите.

Они переглянулись, потом медленно попятились и все-таки ушли. Доктор сделал шаг к своему временному потоку.

— Оставил меня, словно книгу на полке.

Мягкие слова без намека на упрек раздаются в развороченной консольной. Они наполнены всего лишь легкой иронией. В них не слышно ни капли упрека.

Изображение Ривер покрывается рябью и исчезает.

Доктор вспоминает Библиотеку и озарение о секрете подаренной отвертки.

Доктор проклинает себя за то, что слишком медленно бежал.