На обочине канона (джен)

Принцесса клана-основателя, одна из тройки легендарных саннинов, ученица Третьего Хокаге, самый талантливый ирьёнин Конохи и просто очень красивая особа, Сенжу Цунаде ворвалась в дом так, словно за ней гнались, и, с силой шандарахнув входной дверью об косяк, швырнула на обеденный стол подобранный на крыльце букет. С тихим шелестом пролетев всю комнату, тот шлёпнулся на горку своих предшественников, вызвав настоящий дождь из засохших лепестков.

— «Розы красные, фиалки голубые…» — пробормотала внучка Хаширамы, и, остановившись на полуслове, резко помотала головой. — Проклятье! Кто? Кто это может быть?!

Продолжая тихо костерить тайного воздыхателя, женщина прошла на кухню, впервые за долгое время осмотрела ту критическим взором и со вздохом взялась за тряпку. Беспорядок был жутким. В углу высилась башня из составленных одна в другую картонных коробок из-под бенто. Вокруг верхних «этажей» кружили мухи.

Возвратившись домой после окончания Второй Войны, Цунаде так и не смогла войти в нормальный ритм жизни. Потеря любимого человека что-то надломила в упорной и целеустремлённой ученице Хокаге, заставляя сторониться прежних знакомых и друзей[1]. Зато медицинская помощь пострадавшим шиноби превратилась в настоящую навязчивую идею. Раз за разом одерживая верх над всё более сложными травмами и недугами, куноичи будто пыталась взять у шинигами реванш за одно единственное поражение, разбившее жизнь на отдельные фрагменты. Они, словно далеко разлетевшиеся осколки разбитого зеркала, отражали каждый своё. В одном навсегда застыла больничная палата. В другом — финансовая и хозяйственная отчётность сильно поредевшего клана. В третьем изредка мелькала сирота-Шизуне, которую принцесса Сенжу поклялась воспитать… И осколки эти, за прошедшие годы сложившиеся в некое подобие мозаики, были безжалостно перетряхнуты и сдвинуты со своих мест событиями последней недели. Сначала, видя, как привычный порядок вещей идёт трещинами и крошится, внучка Хаширамы только непонимающе хмурилась, но постепенно недоумение сменилось глухим раздражением, ныне переросшим уже в дикую ярость.

Причин для такой бури эмоций было, казалось бы, немного. Всего лишь очередной воздыхатель объявился и начал оказывать знаки внимания. За прошедшие годы Цунаде не раз приходилось отваживать кавалеров — слишком уж алчный блеск виделся ей в их глазах. Как далеки они были от идеалиста-Дана, который и не узнал бы о её чувствах, не сделай она первый шаг! Самые настойчивые добивались лишь сомнительной радости попасть на приём к лучшему ирьёнину Конохи для излечения ею же нанесённых увечий.

Новый ухажёр, видимо, наученный чужим горьким опытом, действовал совершенно иначе. Сперва куноичи решила, что цветы на пороге — благодарность кого-то из пациентов. Потом хихикающие медсестрички поведали ей о неизвестном шиноби, оставившем дежурному в больнице корзину со сладостями «для прекраснейшей из женщин». Особой пикантности ситуации придавало то, что неизвестный воспользовался Хенге главного врача и спокойно поздоровался с ним, столкнувшись у входа! Днём всё валилось из рук, а после легендарный саннин до икоты перепугала паренька-посыльного, доставившего ужин всего через пять минут после её возвращения домой. Остаток вечера ушёл на лечение неожиданно привязчивой икоты и безрезультатные попытки найти в еде яд. Заснула Цунаде глубокой ночью, раздражённая, но сытая. Утром на пороге вновь обнаружился букет…

Принцесса Сенжу давно и прочно похоронила в своей душе всякий намёк на романтические чувства. Глухая тоска по потерянному любимому человеку заставляла с головой погружаться в однообразную работу. А серые больничные будни лишь укрепляли скорлупу отчуждения, вновь и вновь воскрешая в памяти отчаянные усилия вернуть Дана к жизни, вызывая новые приступы меланхолии и новые тщетные попытки скрыться от них в госпитале. Назойливый и неуловимый поклонник раз за разом нарушал это затхлое равновесие, заставляя то улыбаться наивным нескладным речам в самодельной открытке, то заинтересованно морщить лоб (этот сорт львиного зева растёт только в оранжерее клана Инузука — неужели её ухажёр из них?), то смущённо краснеть под весёлыми и заинтересованными взглядами посторонних людей. Цунаде постоянно одёргивала себя, боясь, что таким отношением предаёт память возлюбленного. Однако недорогие, но старательно сделанные сюрпризы продолжали появляться в самых неожиданных местах. Она не знала, как их прекратить, поэтому могла лишь бессильно злиться — то ли на неведомого придурка, то ли на саму себя...

Реакция окружающих тоже не радовала. Привыкшая к отстранённости, старающаяся ограничить всё неформальное общение родственниками и Шизуне, внучка Хаширамы была немало удивлена тем, сколько народу восприняло её «амурные дела» близко к сердцу. Ей стали чаще улыбаться на улице. Даже встреченные дети смотрели со странным интересом. А уж сколько раз женщина замечала шушукающихся молоденьких куноичи, бросающих восторженные и немного завистливые взгляды… Цунаде было, конечно, плевать на них но… это льстило.

Естественно, принцесса Сенжу пыталась убрать посторонний раздражитель из своего давно вошедшего в колею существования. Уже на второй день она стучалась в кабинет учителя, памятуя о его полезном артефакте и желании быть постоянно в курсе событий. Однако старик Хирузен лишь усмехнулся (а по мнению раздражённой ученицы — мерзко похихикал) и развёл руками, неубедительно повествуя о своей крайней занятости и полнейшей неосведомлённости. Ни на йоту не поверившей ему посетительнице пришлось, надувшись, удалиться ни с чем.

На пятый день Цунаде осенило. Ну конечно! Кто же ещё это мог быть?! И как она сразу не подумала об этом негодяе!.. Едва дождавшись обеденного перерыва, она молнией метнулась на четырнадцатый полигон. Лёгким движением руки отправила в далёкий полёт попавшегося на пути желтоволосого паренька (на краю сознания запоздало промелькнула мысль, что Куши-чан обидится). Схватила за шиворот паршивца-Джирайю и… разочарованно опустила его на землю. Саннины были знакомы уже больше полутора десятков лет и давно изучили друг друга вдоль и поперёк. На лице напарника было написано настолько неподдельное изумление, что все вопросы отпали сами собой. Неожиданно для самой себя разочарованно вздохнув, она ещё для вида уточнила, не знает ли давний товарищ что-либо об этом таинственном ухажёре, и поспешила ретироваться в некотором смущении. Именно непрошеные чувства и помешали ей заметить, как на лице призывателя жаб проступает понимание ситуации.

В последующие дни настроение Цунаде продолжало скакать от игриво-весёлого до смущённо-агрессивного. Казалось, все жители Конохи были в курсе не только наличия воздыхателя, но и его личности, однако делиться своим знанием с принцессой клана-основателя не спешили. Уж ехидно переглядывающиеся Тока с Монтаро точно что-то знали, однако упорно продолжали твердить, что полностью контролируют квартал, и без их ведома на его территорию никто ступить бы не смог. Сегодня главный ирьёнин впервые за несколько лет в приказном порядке отправил её домой сразу после обеда. Выслушав ехидное напутствие «отдохнуть как следует и не водить на работу ухажёров» и даже ничего при этом не разбив, женщина решила использовать освободившуюся вторую половину дня на приготовление лекарств (порой Сенжу увлекалась фармакологией на дому). Куда сложнее ей было сдержаться, когда уличная торговка вместе с обычным набором трав, фруктов и овощей чуть ли не силой всучила ей «волшебный шампунь, от которого волосы становятся подобными шёлку, ни один мужчина не устоит».

Устало утерев со лба пот, Цунаде довольно окинула взором преобразившуюся, отмытую до больничной чистоты комнату. Мусор был выброшен, пыль вытерта, а в центре стола красовалась ваза с почти свежим букетом. В принципе, в сложившейся ситуации есть и положительные моменты. Наконец-то она может расслабиться и отдохнуть. С улыбкой подхватив «волшебный» шампунь, женщина направилась в душ.

* * *

— Хенге-но-дзюцу! — разносится по парку Учиха, и из-за зеркальной глади пруда мне внимательно-иронично улыбается Кимамура Сора.

Брат неторопливо обходит вокруг, выискивая малейшие неточности образа, останавливается напротив и, одобрительно кивнув, постановляет:

— Отличная работа, Инаби-кун! Кай! — накатившая волна искажений на секунду притормаживает течение чакры, сбивая концентрацию, и в воде вновь отражается ставшая уже вполне привычной брюнетистая мордочка.

— Да, Обито-нии, у тебя тоже с каждым разом всё лучше получается рассеивание, — встряхиваю руками и перевожу дух. — Ещё разок?

— Давай! — подпрыгивает мелкий и уносится на другой конец поляны. — Я пока рисунки проверю!

Глубоко вздыхаю, стараясь лучше ощутить струящуюся по телу чакру. До мельчайших деталей представляю волевой подбородок, длинные волосы, внимательные чёрные глаза… Руки словно сами собой сплетаются в нужных печатях. Сила вырывается наружу, заполняя созданный воображением фантом, насыщая его красками, делая плотным и осязаемым. Волшебная маскировка плотно прилегает к телу, обволакивая меня тесным коконом. Открываю глаза и придирчиво изучаю своё отражение.

— Инаби-кун, рисунки подсохли, осталось только текст подписать… Ух ты! — аккуратно сложив стопку бумаги на стоящую под деревом скамейку, Обито принялся вертеться вокруг с присущим только ему энтузиазмом. — Этот Джирайя-сан у тебя выходит лучше всего! Ты даже некоторые движения делаешь так же!

— Немудрено, мы столько за ним следили, что я удивляюсь, как у самого волосы не побелели, — дожидаюсь, пока брат развеет и эту иллюзию и перехожу к рисункам. — Вот, нии-чан, держи трафарет и краску с кистью. Тут всего пара десятков листов — управимся быстро.

— Всё-таки здорово ты это придумал, — брат вертит картонку в руках, потом начинает примерять её к рисунку. — Так ведь получится, что все надписи одинаковые, да?

— Точно! Это нам и нужно, — киваю я, приступая к своей пачке. — Должно выйти совсем как в типографии.

Однообразная механическая работа настраивала на философские размышления. Что за фигнёй я вообще занят?.. Уже полтора месяца убил на этих саннинов — столько полезного мог успеть. А получил пока лишь дичайшую усталость от постоянного недосыпа и лёгкую мигрень от перманентного мозгового штурма (точнее, вялых попыток его изобразить).

Если «погоню за Жабычем» я устраивал на волне позитива, с полной поддержкой друзей и клана, то «осаду Цунаде» пришлось вести совсем по-другому. Осторожно, бережно, тщательно выверяя каждый шаг и постоянно консультируясь то с Уручи, то с Шизукой, а то и вовсе с Кушиной, лишь бы ненароком не оскорбить клан Сенжу в целом и его принцессу в частности (и ещё неизвестно, что страшнее). Я бы и вовсе плюнул и забил на это дело, но… стоило только внутреннему голосу начать агитировать за итальянскую забастовку, как перед глазами тотчас возникал фрагмент фильма, где сухонький старичок показывает Ван Дамму дерево и говорит: «Пинай. Не хочешь — иди на все четыре стороны». Джирайя дал мне упражнение как своему ученику в писательском мастерстве. А отчим, хмурясь, подтвердил подозрения — делай или отказывайся от ученичества.

Конечно, никаких активных действий восходящая звезда мировой литературы от меня не требовал. Во время последней встречи он вообще о своём задании не упоминал, и мы плодотворно поработали над одной интересной сказкой (мои иллюстрации и сумбурный рассказ сенсей обещал воплотить в замечательное произведение). Проблема состояла в том, что саннин мне был нужен как полноценный учитель и друг. Но я ему не крестник, и красивых серых глаз тоже не имею. Единственный мизерный шанс — упираться, надрываться, но заслужить уважение белобрысого. Остаётся лишь надеяться, что после нескольких лет совместной работы он решит не доверять меня в команду непонятно кому, а доучить самостоятельно.

Поэтому, преодолевая предательскую дрожь в коленках и каждую секунду ожидая мести разгневанной женщины, я с маниакальным упорством продолжал выдумывать новые милые сюрпризы. В психологии я был полнейшим профаном, поэтому за неимением лучшего использовал стратегию незабвенной Амели Пулен. Мелкие, ничего не значащие романтические подарки, небольшие, но регулярные проявления заботы… жаль, садового гнома у принцессы не оказалось. Не знаю, насколько действенными окажутся мои потуги, но надеюсь, Джирайя заречётся давать такие «провокационные» задания в будущем. Главное, подольше не показывать ему сказку про «Двоих Из Ларца»…

Откладываю последний листок в аккуратную стопку и, улыбаясь, наблюдаю за братом. Тот, позабыв обо всём на свете, рассматривает необычную красно-фиолетовую бабочку. Ребёнок. Из-за своего возрастного скачка порой забываю, насколько маленькие цветы жизни меня окружают. Секунд тридцать рассматриваю плавно покачивающиеся крылья. Иногда жутко завидую остроте детского восприятия — юный энтомолог разглядывает чешуекрылую красавицу уже минут пять с неослабевающим интересом. Тихонько вздыхаю, встаю и снова складываю волшебные фиги: «Буншин»!

Киваю обернувшемуся на хлопок техники брату и, досадливо поморщившись, развеиваю клона. Да, копировать самого себя получается намного легче, но дурацкий хлопок и дым от рассеивающихся в пространство излишков выпущенной чакры действуют мне на нервы, заставляя раз за разом оттачивать создание фантомов. Что я за криворукий баран?..

— Инаби-кун, ты такой крутой! — вклинивается в мои самоуничижительные размышления восхищённый голос брата. — Ты можешь сдать экзамен на генина хоть завтра!

— Нет, потому что жить ещё хочу, Обито-нии, — раздражённо дёргаю плечом. — Я слишком мал для тайдзюцу, любой взрослый прибьёт меня, не напрягаясь, как тот возчик. Да и эти дурацкие клоны у меня плохо получаются.

— И ничего не плохо! Даже лучше, чем у зазнайки-Какаши!

— Недостаточно хорошо, — качаю головой. — Сам же знаешь, что Какаши выигрывает у меня четыре поединка из пяти. И это несмотря на то запрет сенсеев использовать ниндзюцу в спаррингах. Смотри.

Набираю горсть мелких камушков и, заприметив дерево неподалёку от брата, отхожу на пару десятков шагов. Выдыхаю и, по очереди метая снаряды в цель, набираю максимальную скорость, на какую способен. Восемь, девять… Буншин! Делаю ещё пару шагов и останавливаюсь. Стоящий по правую руку клон напоминает топорно склёпанную 3D-модель. Досадливо сплёвываю и развеиваю это убожество. Поворачиваюсь к брату:

— Видишь? На экзамене я, может, и создам клона, но в настоящем бою никакого толку не будет.

— А… — потерянно хлопает глазами это чудо. — А если сначала создать клона, а потом побежать?

— Тогда легко заметить, кто настоящий, — вздыхаю. — Под ним трава не приминается.

— Развлекаетесь? — звучит ехидный голосок из-за спины. — А я вот бегаю по вашим поручениям!

— Привет, Томео-кун! — а вот и ещё одна составляющая операции «закадри принцессу» пришла. — Рад приветствовать тебя в квартале Учиха. Сам же знаешь, что никому, кроме тебя, это дело не под силу. Принёс?

— Ваш квартал замечателен, как и населяющие его люди, — мальчуган послушно «включает аристократа», но надолго его сдержанности не хватает. — Вот, держи, я очень аккуратно нёс. Акимичи-сан просил передать, что для Сенжу-химэ он постарался превзойти самого себя.

— Не сомневаюсь в этом, Томео-кун, — киваю на скамейку, и паренёк с явным облегчением осторожно опускает свою ношу в тенёк. — Жаль только, мы с тобой не увидим её реакцию и не сможем рассказать Акимичи-сану, но я уверен, что…

— Инаби! — перебивает меня взволнованный брат. — Там…

— А, вот вы где! — оп-па, и Жабыч пожаловал. — Ты что себе позволяешь, мальчишка!

— Джирайя-сенсей! — чуть было не сказал «нащальника», но эти дикие люди не поймут-с… — А мы тут как раз работаем над вашим заданием! А как там продвигается «Сказка лесного духа»?

— По твоему совету я отдал её прочитать своей команде, — отмахивается саннин. — Не сбивай с мысли! Что вы устроили с Цунаде?

— Всё как вы и просили, Джирайя-сан! — радостно вякает Обито, отчего сенсея перекашивает напрочь. Тренируйте нервы, товарищ. С Нариком тоже будет непросто.

— Я просил?! — ой-ой, похоже, сейчас нас будут бить. Хотя, почему нас… меня. — Я просил подумать! Подумать о том, как помочь моему другу! А не преследовать её по всей деревне, как меня!

— А мы в женские бани за ней и не ходили, — проклятье, ну зачем я над ним стебусь? Человек на взводе, прибьёт и скажет, что так и было. Или пошлёт, что даже хуже. Держать удивлённые глаза. Ни следа улыбки — это вопрос жизни и смерти. — Мы собирали информацию!

— Информацию? — белые брови чуть приподнялись.

— Важную информацию, Джирайя-сенсей! — достаю заветный блокнот и пытаюсь разобрать каракули брата. — Мы же не можем просто фантазировать, как помочь человеку, если совсем ничего о нём не знаем. Вот, например: День пятый: доставлен букет астр — швырнула в стену и сказала… Обито-нии, как не стыдно повторять такие слова! Стало быть, астры ей не нравятся. Шестой день: букет львиного зева — долго разглядывала. Нюхала, потом забрала с собой в дом. День седьмой — в полдень доставлен букет ромашек…

— Хватит, я понял! — перебивает мой бубнёж восходящая звезда мировой литературы. — У меня осталось два вопроса: почему она пришла ко мне такая злая, и как вам удалось ни разу не попасться?

— Не удалось, Джирайя-сенсей, — вздыхаю с неподдельной грустью. — Араи-кун подрабатывает посыльным в ресторане Акимичи. Цунаде-химэ поймала его в первый же день и сильно напугала. Мне так жаль, что я его подставил… А по поводу злости… В какой день вы встретили Сенжу-сама?

— Позавчера, — хмыкает сенсей. — Она нашла меня позавчера и чуть не убила.

— Хм-м, так и запишем: «Гнев от астр не проходит очень долго. Не дарить ни в коем случае!»

— Дай-ка сюда, — хорошо быть большим и сильным. Отобрал у ребёнка плод недельных трудов и не постеснялся даже. — Хоть буду в курсе, чего вы там натворили… Так, ужины, букеты… хе-хе, конфеты на работу под Хенге главврача? Забавно. А это что?.. Что? Надпись «С добрым утром, красавица» на заборе перед окном?!

— Мы хотели на земле, чтобы буквы побольше вышли, но краски было мало, — огорчённо вздыхает Яманака.

— А что, мне нравится. — усмехается саннин. — Правил приличия вы не нарушали, не навязывались… Почему вас так легко пустили в квартал Сенжу?

— М-м, может быть потому, что я первым делом попросил разрешения у Тока-сама? — пожимаю плечами. — Монтаро-сан тоже присутствовал и одобрил. Мы вот только всё ждали, когда же вы спросите о своём задании?..

— Выходит, я ещё и виноват, что вовремя за вами не уследил, — чешет репу самый знаменитый местный вуайерист. — Н-да, впредь будет наука… а что у вас намечено на сегодня?

— Джирайя-сенсей! — возмущённо качаю головой. — Вы разве не помните, какой сегодня день?

— Шестнадцатый день восьмой луны, а что? — удивляется этот, с позволения сказать, учитель.

— Сегодня же день рождения Цунаде-сама! — не выдерживает брат. — Мы первым делом узнали, когда он, и сразу поняли: вы хотели устроить ей сюрприз в честь такого праздника, вот и попросили нии-чана!

— Э-э… хм-м, — Сомневаюсь, что он вообще в курсе. Сейчас явно будет врать. — Ты прав, э… Обито-кун, кажется?.. Ты абсолютно прав! И я доволен тем, как вы выполнили моё поручение. Спасибо вам, больше ничего делать не нужно!

— Но как же так, Джирайя-сенсей! — обидно, блин, мы старались-старались… — Мы так долго возились с этим праздничным тортом, даже заказывали его специально у Акимичи-сана! Неужели он так и пропадёт зря?

— Ну хорошо, — опытный убийца не выдерживает тройного жалобного взгляда и сдаётся. — Можете отнести его… хотя нет. Лучше я сам. Когда там Цунаде возвращается домой?

— За неделю наблюдений — она покидала госпиталь от шести до восьми часов после полудня, — сверяюсь с заветным блокнотом. — Вот, смотрите. Чаще всего в семь вечера.

— Значит, у меня есть ещё минимум час, — бормочет белобрысый, подхватывая коробку и машинально втягивая носом неземной аромат. — Пахнет великолепно. Благодарю вас и ваших друзей. Про новую сказку поговорим завтра после полудня на четырнадцатом полигоне.

— Это что же получается, — брат дёргает меня за рукав, наблюдая за скачущей по крышам фигурой Джирайи. — Наши рисунки теперь не пригодятся?

— Обязательно пригодятся, нии-сан! — ободряюще хлопаю его по плечу. — Не выбрасывать же их теперь? Давай-ка собираться домой — а то ока-сан будет недовольна.

— Инаби-кун, а сколько у тебя рисунков?

— Хм-м, — пробегаюсь по своей стопке пальцами. — Десять. А у тебя?

— Девять, — испуганно лепечет брат. — Я их положил вот сюда, на скамеечку, а потом Томео-кун сюда торт поставил, а теперь…

— Я не брал! — спешит оправдаться Яманака.

— Наверное, эро-саннин на память прихватил, — машу рукой. — Ничего страшного, пойдём скорей!

* * *

Пенье птиц разносилось над кварталом Сенжу. Нежаркое вечернее солнце ласкало шею и руки и заставляло немногочисленных прохожих, идущих навстречу Минато, забавно щуриться, словно каждый из них был рад его видеть. Юный Намиказе отвечал на эти вынужденные улыбки широкой искренней ухмылкой. Ведь ещё немного, всего пару шагов, и он вновь услышит такой родной голос…

— Минато-ку-ун! — нечто бестолково и радостно верещащее свалилось на парня непонятно откуда и повисло на плечах. — Как здорово, что ты пришёл, я так ждала! Представляешь, сегодня случилось такое!..

Молодой шиноби неторопливо переставлял ноги, слушал весёлую болтовню спутницы и тихо млел, время от времени удивлённо или согласно хмыкая. В тот момент он был абсолютно счастлив. Оттого, что рядом идёт самая красивая в мире девушка. Оттого, что её узенькая ладошка доверчиво покоится в его руке и немного сжимается на самых волнительных местах повествования. Оттого, что её глаза говорят лучше всяких слов. О, Ками-сама! Если бы это мгновение длилось вечно!..

Из философских размышлений Минато вывел в третий раз повторённый подругой вопрос:

— А это правда, что Джирайя-сан влюбился в Цунаде-химэ?

— Э? — такой поворот событий стал для парня полной неожиданностью. — Сомневаюсь, Куши-чан. Сенжу-сама недавно… хм, приходила к нам на тренировку и спрашивала его о каких-то цветах. Она почему-то была очень зла.

— А он? — зелёные глаза смотрели с таким восторженным интересом, что Минато не смог бы смолчать, даже если бы захотел.

— Он очень удивился и сказал, что это какая-то ошибка, — развёл руками чунин. — Вот увидишь, это недоразумение вскоре разрешится.

— О-о, — девушка была в восторге, — Значит, он так и не решился сказать ей о своих чувствах, даттебане! Честно говоря, не могу его винить — у Цунаде-химэ тяжёлая рука. Представляешь, меня тут недавно научили гадать по ромашке, помнишь, я тебе показывала? И вот иду я вчера, гадаю, — Кушина стрельнула глазами в сторону парня и чуть зарделась, — а тётя Цу меня и спрашивает: «Что это ты делаешь? Узнала рецепт нового лекарства?». Ну, я ей, конечно, сразу рассказала, как надо правильно гадать, а она, конечно, пофыркала только и ушла, но сегодня… — девушка не выдержала и прыснула в кулачок. — Сегодня утром я видела, как она идёт в госпиталь и обрывает лепестки, даттебане! А когда меня увидела, то спрятала цветок в карман, представляешь! А ты уверен, что Джирайя-сан не имеет к этим странным подаркам никакого отношения?

— Ага, — пожал плечами Минато, приваливаясь спиной к старой яблоне. — Он всю неделю просидел над новой книгой. Мне кажется, получилось намного лучше той, первой. Вот, гляди, что он пишет: «должен быть кто-то в этом мире, для кого ты будешь самым мудрым, самым сильным, самым смелым и самым красивым»[2]. Хочешь почитать?

— Конечно хочу, даттебане! — кипа листков была едва ли не вырвана из рук парня.

На следующие десять минут всё вокруг погрузилось в тишину, нарушаемую лишь соловьиными трелями и шорохом ветвей.

— Это замечательно, Минато-кун! Очень добрая и мудрая сказка! А эти картинки такие красивые! Я прямо представила всё вживую!..

— Я тоже! — горячо согласился с ней ученик Джирайи. — Только представь, сколько труда учитель вложил в неё! Он никак не мог успеть дарить те подарки Цунаде-химэ.

— Правда? — хитро улыбнулась Узумаки. — А это тогда кто?

Со всё возрастающим недоумением Намиказе наблюдал, как сенсей спрыгивает с крыши и тихонько просачивается в дом принцессы клана-основателя. Сначала в осторожно приоткрытую дверь заглянула белобрысая голова. Затем внутри оказалось левое плечо, торс… последней из поля зрения юных наблюдателей исчезла вместительная картонная коробка.

— Ой, как романтично!.. Как думаешь, что там, внутри? — Кушина уже буксировала кавалера к заветному забору. — Пойдём, посмотрим, даттебане!

Ответить девушке Минато не успел. Аккуратный домик лучшего ирьёнина Конохи вздрогнул от мощного крика. Затем внутри что-то с грохотом рухнуло, и развернулась, судя по звукам, настоящая битва: громкие неразборчивые вопли перемежались со звоном разбиваемой посуды. Минуту спустя разлетелось вдребезги одно из окон. Осколки стекла смешались с черепками тяжёлой вазы. В проёме была видна мокрая шевелюра жабьего саннина. В растрёпанных лохмах запуталась белая ромашка. Теперь крики стали слышны отчётливей:

— Негодяй! Убью!..

— Цу, послуш…

— Я! Тебе! Не! Цу! — каждое слово сопровождалось звуком бьющейся посуды.

— Хорошо, хорошо! Ай! Цунаде, успокойся, давай пого…

— Успокоиться?! Ты неделю выставлял меня на посмешище, а теперь предлагаешь успокоиться? А какие рожи корчил на полигоне! На!

Мимо окна промелькнул женский силуэт. Минато почувствовал, что краснеет, и тут же схлопотал тычок в бок от ревниво засопевшей Кушины. Из одежды на принцессе Сенжу было только коротенькое полотенце, обёрнутое вокруг тела. Многострадальное здание вновь содрогнулось. По стене пробежала трещина, а с крыши осыпалась часть черепицы.

— Да как ты вообще посмел сунуться ко мне со своими идиотскими подарками! Чтобы я предала память Дана!..

— Довольно! — дом потряс очередной удар. — Молчать, женщина! Хватит уже нести эту чушь про Като и его память! Ведёшь себя так, словно это не его убили, а тебя. Думаешь, он бы такой жизни тебе пожелал? Вечного одиночества? Ну и живи, как тебе вздумается! Вот, держи — с днём рожденья!

Послышался скрип деревянных гэта по черепкам. Похоже, учитель Минато шёл к двери.

— Д-джирайя… — в голосе принцессы Сенжу не осталось и следа былой уверенности и злости. Теперь в нём явственно слышались жалобные всхлипы. — Я…

До слуха любопытных чунинов донеслись сдавленные рыдания. Словно женщина плакала, уткнувшись в подушку. Или… в грудь мужчины. Тактичный Намиказе потянул подругу подальше от окна. Задумчивая Кушина не сопротивлялась. Свои мысли она озвучила уже на живописной полянке в тихом яблоневом саду:

— Как ты думаешь, Минато-кун, твой сенсей прав?

— Я согласен с ним, Куши-чан. Если тот человек любил Цунаде-химэ, он бы хотел, чтобы она была счастлива.

— Д-да, наверное… — девушка обхватила руками плечи и зябко поёжилась. Через пару минут она подняла на друга лукавый взгляд. — А всё-таки, Инаби-кун не соврал. Это штука с ромашкой действительно работает!

— Знаешь, — парень ответил ей таким же взглядом. — Если соберёшься гадать, сперва покажи цветок мне. Я пересчитаю лепестки, чтобы результат уж точно был правильным.

[1] http://www.pichome.ru/image/NOE

[2] Как уже догадались знающие читатели, сюжет сказки был позаимствован ГГ из замечательного советского мультфильма «Самый, самый, самый, самый».