Ничего невозможного (джен)

Он пришел в себя от завывания сирены. Рядом монотонно причитали.

— О боже, боже, боже…

— Какой именно? — спросил Вейдер и открыл глаза. Он лежал на постылой кровати, посреди медотсека. Рядом заламывал руки врач. За ним, на единственной стационарной койке, спал Пиетт. Приборы над головой адмирала показывали норму.

Все живы. На свободе. Прекрасный результат.

— О! Любой существующий! — воскликнул врач. — Мне так жаль, что я разбудил вас, вам так нужен сон. Но мы вышли в обычное пространство, и корабль кричит. Он сломался!

— Это сирена повышенной опасности, — сказал Вейдер. Коннекторы к кровати отошли, и он сел, опираясь рукой. — Из-за отсутствия пилота за пультом. Где моя одежда?

— Пришлось ее с вас срезать, — виновато произнес врач. — Я торопился. Но я нашел вам другую!

Покойный контрабандист, как оказалось, забил целый отсек костюмами для выхода «в свет». Они чем-то напоминали «джедайские» робы, которые так любил Оби-Ван, но выбирать не приходилось.

— Новые пульты для богатых рассчитаны на идиотов, — сказал Вейдер, пока врач вез его в рубку. — Потому что только идиот не сядет к пульту заранее. Я помню, что успел приказать разбудить меня за полчаса.

Пауза.

— Вам было очень плохо, — ответил врач тихо.

Помог перебраться за пульт. Как же отвратительно не чувствовать ног. И спина, едва утихшая, разнылась заново. Вейдер выдохнул, повел плечами. Отстранился от боли. От эмоций. Потом, все потом. Оглядел пульт и экраны.

Корабль висел в расчетной точке — посреди полузаброшенной зоны в пространстве хаттов, рядом с металлургической базой, закрытой еще тридцать лет назад, во время войны Клонов. Планета до сих пор числилась как обитаемая, Вейдер давно подозревал, что обитали там исключительно контрабандисты. Но Сеть здесь была, за ней он их сюда и привел.

Отправляться в Остаток полупарализованным, без Силы и с раненым Пиеттом было бы глупостью. Моффы сожрут их и не подавятся. Они нуждались в госпитале, в настоящем враче. Врача он знал. Врач этот был жив, удачно избежал всех репрессий и сейчас где-то работал, но Вейдер так и не выяснил, где и на кого. Что само по себе наводило на предположения. Оставалось надеяться, что врач не решил забыть и про старый неофициальный канал связи, и про Дэвида Скау. Он был бы в своем праве, но Вейдеру не хотелось разочаровываться. Тем более, что запасным вариантом была полуавтоматическая больница на орбите Тегиры-7, где лечилось дно общества среднего достатка, а там Пиетта могли узнать.

Врач ответил.

«Разумеется, я помню вас, Дэвид, а ваши протезы легких вообще невозможно забыть. Поверьте, я был счастлив получить от вас письмо и, разумеется, буду рад видеть у себя и вас, и нашего общего друга. Возможно, вы подскажете мне новые направления деятельности, как уже не раз бывало. Лесник».

Координаты вели в систему Куата. Вейдер усмехнулся. Мог бы и сам догадаться. Куда еще было податься Джеймсу Форестеру, личному врачу Дарта Вейдера? Не на Фондор же. И не в личные врачи Мон.

Пока навикомп рассчитывал трассу, Вейдер быстро просмотрел заголовки новостей. Финансы, финансы, акции Фондора росли, какой-то фильм, где снимался наследник Фондора, получил премию «Лучший фильм года о надежде», Остаток по-прежнему существовал и крайне подозрительным с точки зрения журналистов образом не вел боевых действий… Делегация во главе с принцессой Органой отправилась на Куат в надежде разрешить противоречия и привести Галактику к миру…

Делегации лететь двое суток. Ему же до Куата — сутки, быстрым путем. Ничего, они прекрасно разминутся. Зачем бы делегации соваться в ожоговое отделение госпиталя. Впрочем, даже если и не разминутся, Лея его не узнает. И Люк — не узнает. Без маски, без доспехов, без Силы Дарта Вейдера не узнает никто. И к лучшему.

* * *

Когда корабль вышел из гипера в системе Куата, его встретили и проводили до госпиталя. Очевидно, полагая, что внутри корабля — имперцы, и чем меньше официальный Куат о них знает, тем лучше. Только и попросили, что связаться с госпиталем и подтвердить резервацию. Госпиталь передал Вейдеру координаты — как оказалось, малые корабли присоединялись непосредственно к палатам. Удобно — особенно если хочешь скрыть, кто именно пользуется медуслугами, и не дать пациентам встречаться. Архитектура, достойная хаттовской мафии.

Вейдера и Пиетта подняли в палату, разделили, Вейдера уложили в кровать, подключили к жизнеобеспечению — и в следующий момент он понял, что рядом сидит человек в синем врачебном комбинезоне. А у него самого голова как пластиком набита, и он понятия не имеет, сколько же времени прошло. Заснул. Вернее — усыпили.

— Какой идиот вас лечил? — спросил Форестер.

— Меня не лечили. На какой срок меня выключили?

— Вы спали, — Форестер выделил последнее слово, — девять часов. Слишком мало, по моему мнению. Но у вас через три часа операция. Я решил не мешать снотворное с наркозом.

— Спина?

Форестер вздохнул. Он совершенно усох и поседел, но выражение глаз осталось прежним: «Пациенты — все идиоты».

— Пищеварение. И прочая требуха. Если я починю вам спину, вы же встанете и умчитесь работать.

Вейдер хмыкнул.

— Кончилась моя работа. Забыли?

Форестер дернул углом рта и потер переносицу.

— Такое забудешь. Как… Нет. Вы были в плену? Кто?

— Мотма.

— О. — Врач покачал головой. — Ну надо же. И чего же… Впрочем, неважно. Через неделю вы сможете и ходить, и летать, и работать. С адмиралом все не так радужно, привычка выживать у адмирала отсутствует, но выживет, никуда не денется. Сеть в планшете у кровати. Я вам настоятельно не советую им сейчас пользоваться.

— Я не собираюсь связываться с Остатком, — усмехнулся Вейдер. — Не волнуйтесь. Делегация не засечет.

— У вас в крови такой коктейль, — сказал Форестер, — что я не понимаю, как вы вообще в состоянии разговаривать. Не говоря уж о пилотировании и прочих действиях. Впрочем, чему я удивляюсь…

— Отвыкли.

— Отвык. — Форестер кивнул и поднялся. — Я, милорд, очень рассчитываю, что мне будет предоставлена возможность привыкнуть вновь.

Вейдер прищурился.

— Даже если я собираюсь возглавить Остаток, занять Корусант и восстановить Империю? Даже если война начнется заново?

Вы же хотели свободы и частной практики, личный врач правой руки Императора.

— Особенно в этом случае, милорд, — сказал Форестер без улыбки. — Особенно.