Едва войдя в гостиную, Нотт придержал Драко за локоть, кивнул Трейси и Мораг на диван и сам присел в кресло. Разогнав первокурсников по спальням, к ним присоединился Блейз. Вскоре пришла Дафна с недовольным лицом.

— Ты, кажется, говорила, что тебе нездоровится, — вскользь заметил Блейз.

— Трейси позвала. В чём дело, Теодор?

— Пэнси? — спросил тот.

— Она не придёт. Хотя не уверена, что она вообще тебя слышала, Трейси. У неё, похоже, слегка помутился рассудок, — небрежно пояснила Дафна и села в свободное кресло.

— Значит, все желающие в сборе. Наверное, вы уже в курсе, что случилось на собрании в вагоне старост.

— Дали понять, что нам не рады, — пояснил Блейз.

— Когда-то были рады? — усмехнулась Мораг.

— Раньше это не мешало жить, — сказал Нотт. — Заметили, как была выстроена приветственная речь МакГонагалл?

— Ни одного упоминания об ужесточении мер порядка, — ответил Драко, по понятным причинам обративший на это особое внимание.

— Именно!

— Можно ближе к делу, Теодор? — попросила Дафна, потирая висок.

— Многие ожидали, что администрация пригрозит жёсткими мерами, — снова объяснил Блейз.

Нотт кивнул:

— Но МакГонагалл ни словом об этом не обмолвилась, как будто ничего необычного не происходит. Готов спорить, первую неделю поживём мирно. Сейчас все будут оценивать обстановку, а уже потом начнут пристреливаться. Не на глазах преподавателей, разумеется.

— А потом? — резко спросила Трейси.

— Понятия не имею. — Нотт откинулся на спинку кресла. — Возможно, грянет буря, а возможно, мы сразу перейдём в состояние холодной войны. Зависит от нас: будем отмалчиваться — дадим повод думать, будто им всё можно. Если ответим…

— Нам же достанется, — закончила Дафна.

— Значит, лучше стать куском драконьего дерьма? — злобно прошипела Трейси. — Да гриффы с цепи сорвутся, как только почуют, что мы дали слабину!

— Разве после собрания старост ещё не понятно, что у Слизерина в этом году нет прав? — возразила Дафна.

— А мы их отберём!

— О бесправии речи пока не шло, — осадил разбушевавшуюся Девис Теодор. — По крайней мере, открыто. Но страх предвзятого отношения не должен мешать нам. Если руководство школы в виде многоуважаемой директрисы и не менее уважаемых деканов окажется не в состоянии контролировать остальных, придётся самим отстаивать свои интересы. Я не призываю устраивать драки или провоцировать. Но и терпеть тоже не собираюсь.

Трейси и Блейз выразили согласие. Дафна пожала плечами, Мораг промолчала. А Драко глубоко задумался.

Сейчас, сидя за столом Слизерина в Большом зале, поглядывая на студентов Гриффиндора через головы рейвенкловцев, он понимал, что Теодор прав. Нужно показать всем, что слизеринцы — не мальчики для битья.

Первым уроком шла нумерология. Её посещал всего один студент Гриффиндора — Грейнджер, а из хаффлпаффцев вовсе никого, так что сорок пять минут прошли тихо и мирно. Разве что Вектор была рассеянней обычного: постоянно путала значения чисел и сбивалась при объяснениях.

Но на этом везение закончилось: у кабинета защиты от Тёмных искусств собралась настоящая толпа. Драко поймал на себе неприязненный взгляд Финнигана, что-то прошептавшего Томасу при его появлении. Подавив неприятный холодок в желудке, Драко уже собрался подойти к Нотту, но резко свернул к окну.

Подумать только: Джим Гордон — профессор Хогвартса, да ещё и декан. Интересно, каким учителем он себя покажет и чего на этот раз будет больше: теории или практики?

Со звоном колокола все повалили в кабинет. Драко хотел занять место отдельно от всех, но желающих посещать защиту оказалось так много, что пришлось сесть рядом с Ноттом.

Наконец вошёл Гордон.

— Доброе утро, класс, — на ходу поздоровался он. — Прошу прощения за опоздание. Так-так, вижу, здесь уже и вольные слушатели. Извините, ребята, но пока вы не числитесь на моём курсе официально, я не могу разрешить вам…

Класс возмущённо загалдел.

— Ладно-ладно! — перекричал гомон Гордон, поднимая руки. — Сегодня можете остаться, но в следующий раз приходите только после сдачи дополнительного экзамена. Итак, — он взял в руки журнал и, присев на край стола, бегло просмотрел список. — Отсутствующие? Никого? Отлично.

Отложив журнал, Гордон потёр ладони.

— Что ж. Давайте начнём с того, что выясним уровень ваших…

— Сэр!

— Да, мистер… э-э…

— Шеймус Финниган, сэр, — торопливо представился Финниган, покраснев как рак. — Не могли бы вы рассказать нам что-нибудь из своей практики? Вы ведь бывший аврор?

Драко показалось, что Гордон на мгновение помрачнел, как будто его предыдущая профессия — последнее, что он хотел бы обсуждать. Однако он ответил спокойно:

— Наверное, и впрямь не лишне немного познакомиться. Да, я действительно когда-то работал в Аврорате. Если точнее, до августа.

— Почему вы ушли?

— Были на то свои причины, — коротко ответил Гордон, явно давая понять, что это его личное дело.

— А вы дрались с Пожирателями смерти?

Драко невольно передёрнул плечами. Несколько взглядов обратилось к нему, но никаких шуток или комментариев не последовало.

— Дрался.

— Сколько раз?

— Честно говоря, я не считал, — чуть улыбнулся Гордон.

— Простите, сэр.

— Да, мисс…

— Фэй Данбар, сэр. Скажите, сложно ли пройти подготовку и попасть в Аврорат? Много среди авроров девушек?

Гордон задумчиво почесал подбородок большим пальцем.

— Немного, но они есть. Попасть в Аврорат сложно, но реально, если приложить усилия. Главное, чтобы вы сами этого хотели и чётко представляли, на что идёте. Быть аврором — значит, постоянно жить под тенью смерти.

— А что нужно, чтобы стать хорошим аврором?

— Прежде всего, как я уже сказал, желание. И вторым пунктом я бы назвал интуицию. Если её нет, вы плохой солдат.

— А как же бесстрашие?

— И оно тоже играет роль.

— Неужели вы никогда не боялись?

— Нет. Никакого страха. Если вы боитесь, вас не возьмут в Аврорат. Страха быть не должно. Никаких чувств, только холодная голова. Если ты один, а противников двое, ты прикидываешь варианты: с какой стороны напасть, кого прибить первым, как двигаться, как использовать пространство, преимущество внезапности и свои габариты, мысленно выстраиваешь ряд заклинаний, заодно держишь в голове, что может появиться третий и даже четвёртый противник. Голый расчёт возможностей, вероятностей и своих сил.

— Но разве интуиция не то же самое что страх?

— Интуиция и страх — совершенно разные вещи. Интуиция не заставляет тебя биться в истерике и не парализует. Она как бы говорит тебе: «не делай этого» или «не стоит туда идти». Нужно уметь слышать её звоночки. Отличайте интуицию от страха. Если не научитесь, вам нечего делать в Аврорате.

— А разве на Гриффиндоре не принято сначала бросаться в бой, а потом думать? — громко спросил Нотт.

И сразу заработал гневное внимание гриффиндорцев.

Гордон прохладно улыбнулся.

— Я действительно учился на Гриффиндоре, мистер Нотт, но у меня была одна очень хорошая подруга с Рейвенкло, которая объяснила мне, что иногда думать головой крайне полезно. — Ответ прозвучал настолько двусмысленно, что Драко усмехнулся в кулак. — Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство. Вернёмся к уровню ваших познаний…

Студенты принялись наперебой перечислять, что успели изучить за шесть лет учёбы (исключая прошлый год). Гордон оказался не слишком строгим преподавателем: разрешал ответы без поднятия руки и спокойно относился к стоящему в классе галдежу.

— Насколько я понимаю, — подвёл он итог, — вы изучали защитные заклинания, непростительные и магических существ. А что насчёт артефактов? — Гордон повернулся к доске и размашисто написал: «Артефактология». — Артефактология — важный раздел магической науки, особенно для тех, кто решит посвятить свою жизнь изучению магии, а также тем, кто собрался в Аврорат.

В качестве первого артефакта Гордон выбрал Браслет скорби, созданный в тысяча четыреста пятидесятом году неким Эриком Дуффо. Установив проектор, он показал несколько фотографий, на которых артефакт медленно кружил в воздухе, и поведал о том, сколько магов и маглов свела с ума эта вещь.

— К Браслету скорби, или, как его ещё называют, Браслету страданий, как к любой проклятой вещи или плоти, прикасаться нельзя.

Драко вздрогнул — Нотт неловким движением сбил со стола чернильницу.

— Браслет скорби вызывает у того, кто его носит, нескончаемые душевные страдания. Кто мне скажет, какой принцип лежит в его основе? Да, мисс Грейнджер.

— Принцип воздействия на сознание. Подобно заклинаниям Империус, Круциатус, Конфундус, Обливиэйт или легилименции, оно воздействует на волю, разум и чувства одновременно.

— Верно. Десять баллов Гриффиндору. Откройте, пожалуйста, тетради и запишите всё, о чём мы только что говорили, а ниже зарисуйте Браслет.

Зашуршал пергамент, заскрипели перья. Класс погрузился в тишину.

— Сэр, а есть ли какие-то способы защититься от Браслета скорби?

— Если он коснулся кожи — нет. Создатель Браслета, к сожалению, сам пал его жертвой.

— Вы так говорите, будто жалеете его.

— Отчасти да.

— Но, сэр, вы же сами рассказали нам, что этот Браслет сгубил множество людей.

— То есть вы считаете, что Эрик Дуффо не достоин сочувствия, мисс…

— Парвати Патил, сэр.

— С какой стати? — осведомился Макмиллан. — Он свёл с ума родного брата и получил по заслугам.

— И у него не было причин?

— Были, конечно! — воскликнул Финниган. — Он тёмный маг.

В классе раздались смешки.

— И всё? — уточнил Гордон; полемика явно вызвала в нём интерес.

— А что ещё? Вы, как бывший аврор, не считаете его злодеем? Разве не с такими же людьми мы сражались?

Вместо ответа Гордон взял со стола книгу и, подняв над головой, продемонстрировал студентам.

— Какого цвета эта книга?

Все переглянулись между собой.

— Чёрная, — нахмурившись, сказал Финниган.

Никто не понимал, к чему клонит Гордон. Сидящая за соседней с Драко партой Грейнджер, к его удивлению, опустила голову к своему конспекту и принялась выделять что-то цветом. Но последовавший ответ заставил её вскинуть глаза.

— Нет, красная, — со странной полуулыбкой произнёс Гордон.

Он присел на край стола, продолжая держать в руке книгу. Чёрную книгу.

— Но, профессор, — заговорила Грейнджер. — Совершенно очевидно, что книга чёрная.

— Совершенно очевидно, что она красная, мисс Грейнджер, — отозвался Гордон без тени сомнения.

Грейнджер открыла рот и тут же закрыла. Присмотрелась к книге, прищурилась. Больше никто не решался оспорить слова профессора.

— Чего ещё можно ожидать от человека, никогда не имевшего опыта преподавания? — пробормотала Грейнджер себе под нос. — Профессор, — громче заговорила она. — Всем ясно видно, что книга чёрная. В классе достаточно хорошее освещение, так что ошибки быть не может. Оспаривать очевидное — глупая потеря времени. Вы рассказали нам об исторической личности, и некоторые не сошлись с вами во взглядах на мотивы его поступков. И мне кажется — извините, сэр, — мне кажется, что вас это задело, поэтому вы решили посвятить остаток урока изнуряющей нас шутке, которая ничему не сможет научить, кроме как соглашаться с вами во всём. По-моему…

Грейнджер поперхнулась воздухом: Гордон молча перевернул книгу другой стороной. Она оказалась… красной. В кабинете повисла тишина.

— Ни одному из вас не пришло в голову поинтересоваться, каким человеком был Эрик Дуффо и какую жизнь он прожил. Эрик был старшим сыном в семье, но отец-магл не признал его, рождённого от коварной волшебницы, одурманившей его разум. Родив сына, она подбросила его под дверь семьи Дуффо, где к тому моменту уже родился свой ребёнок, законный и любимый. Эрик рос в атмосфере ненависти и унижения, терпел побои и ни разу не услышал ни одного доброго слова. Вскоре он влюбился в девушку, и она отвечала ему взаимностью, но брат Эрика запудрил ей мозги и сам женился на ней. Эрик вновь остался один, наедине со своими магическими способностями. Когда ему исполнилось пятнадцать, отец выгнал его из дома. Эрик многие годы скитался, никому не доверяя и ненавидя весь мир. Оказавшись весьма талантливым волшебником, он создал Браслет скорби, которым гордился и считал венцом своих трудов. Прикинувшись богатым торговцем, он подсунул Браслет сводному брату, а сам поселился неподалёку и стал наблюдать, как брат медленно погружается в пучину сумасшествия. Когда же он окончательно свихнулся и выбросился из окна, Эрик явился к его вдове — той самой девушке, которую когда-то любил. «Я монстр, каким ты меня и считала», — сказал он и силой надел на неё Браслет. Наслаждаясь её страданиями, сквозь рыдания он расслышал, как она просит у него прощения. Он и не подозревал, что предательство мучило её всю жизнь. Она хотела развестись, но муж буквально заточил её в доме. Эрик поспешил снять Браслет, но не успел: вдова лишилась рассудка очень быстро. Тогда убитый горем волшебник сам надел на себя Браслет и обрёк на жесточайшие муки. После его смерти созданный им артефакт исчез. Многие годы о нём не было слышно, пока не появились известия о массово сходящих с ума людях. Браслет успел забрать с собой множество душ, прежде чем его удалось отследить.

Гордон вновь поднял книгу над головой, демонстрируя её красную сторону.

— Никогда не судите о ком-то, если вы не были на его месте. С вашей стороны книга чёрная — и вы правы. Но с моей она красная, и я тоже прав.

Раздался звон колокола, но никто не сдвинулся с места.

— Все свободны.

Драко складывал вещи в портфель, невольно думая об услышанном. Нарочно ли Гордон выбрал именно эту историю? Странным образом она перекликалась с его собственной. Он посмотрел на Гордона. Подойти, когда все разойдутся?

— Эй, Драко, идём на обед.

В дверях ждал Нотт. Драко ещё раз взглянул на Гордона, просматривавшего какие-то бумаги. Теперь их ничто не связывает, они просто «учитель-ученик». Да и раньше не связывало.

Взяв портфель, Драко повернулся и, больше не глядя на профессора, покинул класс.

* * *

— Вот это да! — восторженно протянул Дин, когда компания гриффиндорцев спускалась по мраморной лестнице. — А я думал, он просто издевается.

— Классный мужик, — согласился Шеймус.

— Ничего классного не вижу, — возразила Гермиона. — У нас был урок защиты от Тёмных искусств, а не житейской философии.

— Тебе просто обидно, что ты оказалась в чём-то не права, Гермиона. Он обвёл тебя вокруг пальца, вот ты и бесишься.

Она отсела подальше, чтобы не выслушивать дифирамбы новому учителю весь обед. Но Шеймус прав: её разозлил поступок Гордона. Неужели нельзя было просто объяснить, что не стоит судить субъективно? Обязательно было устраивать цирк?

В четверг утром вместе с совой, доставившей «Ежедневный пророк», перед Гермионой опустилась ещё одна, с письмом от Гарри. Она не думала, что он так скоро поинтересуется делами в Хогвартсе, но на душе стало теплее. Несмотря на общение с Фэй, ей было одиноко без лучших друзей. В сердце привычно кольнуло сожаление. Нет, хватит страдать впустую. Они с Роном расстались, но это ещё не значит, что всё потеряно.

После древних рун у Гермионы был свободный урок, который она посвятила составлению ответа для Гарри. Она подробно описала случившееся в поезде, рассказала о новых профессорах, о праздничном пире и о первом уроке с новым учителем защиты. «Пока всё тихо», — написала она про обстановку в школе. Это действительно было так. Ни одной драки, ни одной стычки, ни одного оскорбления. Складывалось впечатление, что одни присматриваются к другим, ждут, кто первый перейдёт в нападение.

Не забыла она упомянуть и о встрече с Хагридом. «Я спросила, почему он в этом году не ведёт уход за магическими существами. Неужели МакГонагалл или Министерство были против? А он ответил, что после смерти Дамблдора у него больше не лежит душа к преподаванию. Знаешь, Гарри, мне было так больно это слышать…» Хагрид действительно выглядел сломленным. Оставалось надеяться, что время залечит его раны.

В конце письма Гермиона спросила, как дела у них. Она не стала выделять Рона, а интересовалась ещё и потому, что хотела понять, сработал ли её план. Гермиона потратила на его воплощение всё свободное время в понедельник, сразу после того как трансгрессировала из Косого переулка, и теперь каждая жилка внутри у неё трепетала в ожидании результата.

Ответ пришёл на следующее же утро, но в нём не было ничего, что указывало бы на успехи в работе плана. Гарри охотно описывал свои впечатления от курсов по подготовке авроров, передавал привет от Кингсли и выражал надежду, что в скором времени побывает в Хогвартсе. О Роне он написал вскользь и как будто с трудом подбирая слова. Подавив разочарование, Гермиона сложила письмо и поспешила отвлечься проверенным способом: погрузившись в учёбу.

Субботним вечером, сразу после ужина, она отправилась в библиотеку, чтобы в первый раз позаниматься с Тобином рунами. Когда Гермиона спросила, устроит ли его столь поздний час, Тобин заверил, что согласен на всё, лишь бы она помогла вбить в его свинцовую голову достаточно знаний. Через полчаса Гермиона заверила, что он не зря всё лето посвятил чтению книг и словарей. Оставив его переводить рунический текст, Гермиона отправилась в гостиную.

Едва она успела выйти за порог библиотеки, взгляд упёрся в знакомую фигуру. Гермиона не поверила своим глазам: к ней приближался Рон. За ним поспешала стайка хихикающих девчонок, на которых он совершенно не обращал внимания.

— Что ты наделала?

Девочки за спиной Рона притихли и принялись с интересом прислушиваться. Гермиона сделала вид, что не замечает их присутствия.

— Давай не здесь, Рон, — с достоинством произнесла она и попыталась взять его за руку.

Рон отступил назад.

— Что такое? — раздался резкий голос.

Из-за двери показалось хищное, как у стервятника, лицо мадам Пинс.

— Всё в порядке, — сказала Гермиона и всё-таки исхитрилась поймать ладонь Рона. — Идём.

Он не поддался. Всё равно что пытаться сдвинуть танкер.

— Идём же.

Рон наконец шагнул за ней, но сразу вывернул руку из её пальцев. Гермиона прижала опустевшую ладонь к груди. Теперь нужно найти тихое место, чтобы поговорить. Слава Мерлину, назойливым девчонкам не пришло в голову их преследовать.

Гермиона резко свернула к залу наград.

* * *

Стоило признать, что всё шло куда лучше, чем Драко ожидал. Он частенько ловил на себе насмешливые и презрительные взгляды, но сейчас они его совершенно не задевали. Порой ему казалось, что Метка под рукавом зудит, и Драко с трудом удерживался от того, чтобы не схватиться за неё. С Теодором они больше не общались, но Драко казалось, что Нотт за ним наблюдает. Впрочем, может, из-за избытка внимания в последнее время у Драко просто разыгралось воображение.

В коридоре, по которому он шёл в библиотеку, чтобы закончить перевод рунического текста, послышались громкие голоса. Ноги сами понесли его в первые же открытые двери, и спустя мгновение Драко оказался в полутёмном зале наград. Он обругал себя за глупую привычку чуть что сразу уходить в тень, но выйти не успел: шаги раздавались уже совсем близко. Драко спрятался за стеллаж, и в этот момент в зале появились двое.

— Теперь мы можем поговорить, — сказала Грейнджер.

Да, это точно была она, а рядом с ней — мужская фигура.

— Твоих рук дело? — он бросил на стол пачку писем.

Уизли! Неожиданно. Он-то что в Хогвартсе забыл, да ещё в такое время? Грейнджер взяла один конверт, второй.

— Надо же! — воскликнула она. — Сработало. Видишь, я же говорила, что ты зря сомневаешься в себе. Так много предложений…

— Что, драккл подери, всё это означает?

Грейнджер просматривала письма так, словно это были любовные послания для неё.

— Ты болел квиддичем, тренировался почти всё лето, и я подумала, почему бы тебе не помочь? Я написала во все команды, которые нашла в спортивной колонке «Пророка», и погляди! Они все откликнулись!

Уизли стоял с совершенно обалдевшим видом.

— Ты сделала что? О Мерлин! — Он провёл ладонями по лицу. — Поверить не могу!

— Я тоже! — Поразительно, но Грейнджер до сих пор не заметила, что Уизли не особенно счастлив. — Не то чтобы я в тебе сомневалась, но ты наверняка затянул бы с просмотрами, а теперь можешь выбрать любую команду. Тут даже ответ от «Паддлмир Юнайтед»! Помнишь, ты читал новость про Оливера? Вот здорово!..

— Что ты несёшь?

Грейнджер замолчала так резко, словно на неё наложили Силенцио. Драко из своего укрытия наблюдал, как радость сползает с её лица, уступая место непониманию.

— В чём дело, Рон? — спросила она совершенно другим тоном. — И почему ты так со мной разговариваешь?

— В чём дело? — повторил он, заливаясь краской гнева. — Ты ещё спрашиваешь?! Кто просил тебя вмешиваться!

Щёки Грейнджер порозовели.

— Ну прости, что не сказала. Это должен был быть сюрприз.

— О да, хорошенький получился сюрприз, когда мне посреди встречи с Кингсли прилетел громковещатель от мамы, что «Нору» завалило какими-то письмами! И что мне теперь с ними делать, скажи на милость?

— Что значит, что тебе с ними делать? Выбери команды, которые больше нравятся, встреться с тренерами…

— Да не нужны мне никакие драккловы команды! Ты вообще не в курсе моих дел, сама себе что-то придумала и решила!

Грейнджер поморщилась, как от головной боли. Похоже, рулады в исполнении Уизли ей совершенно не нравились. Драко, привыкший к тому, что в мэноре всегда разговаривают спокойно, оказался её невольным товарищем.

— Ничего я не решила. Гарри мне рассказал, что поступает в Школу авроров. Я спросила про тебя, и он ответил, что ты ничего ему не говорил.

Уизли усмехнулся.

— Ну хоть кто-то не лезет в чужие дела, — произнёс он тихо, но разборчиво.

— На что ты намекаешь? — в голосе Грейнджер появились металлические нотки. — Рон, мне не нравится тон, в котором ты со мной разговариваешь, и я не понимаю, почему ты так себя ведёшь.

— Ты лезешь не в своё дело!

— Ах вот как, — оскорбилась Грейнджер. — Не моё дело. Ладно. — Она небрежно отбросила конверты на стол. — Тебе это не нужно — отлично! Мог просто сжечь все эти письма, необязательно было мчаться в Хогвартс и устраивать сцену.

— Ты обижаешься, что я не сказал тебе спасибо? — возмутился Уизли.

— Нет, Рон! Это было от чистого сердца, а не ради благодарности! Из нас двоих чем-то недоволен сейчас ты!

— Из-за тебя я вынужден им отказывать!

— Вынужден?.. Боже, Рон, так ты поэтому такой нервный? Не надо никому отказывать, забудь. Я писала даже не от твоего имени, а от себя. Поверь, отсутствия ответа будет достаточно. — Она замолчала и добавила гораздо тише: — Если у тебя были другие планы, почему Гарри сказал, что ничего не знает?

— Потому что я его попросил!

— Попросил ничего не говорить мне? — оторопело переспросила Грейнджер.

— Что тебя не устраивает? Ты ведь шушукалась с Гарри у меня за спиной!

Глаза Грейнджер стали похожи на два галлеона.

— Я? Шушукалась с Гарри?..

— О! Ты уже забыла! Великолепно. Зато я не забыл, как ты искала у него утешения, а про меня даже не вспомнила! А может, он и про боггарта был в курсе? Один я наивный дурачок ни о чём не знаю! Ты легко стираешь меня из своей жизни, когда тебе удобно, как стёрла себя из памяти родителей!

Повисла тишина, такая полная, что Драко даже перестал дышать, чтобы себя не выдать. Грейнджер побледнела.

— При чём здесь мои родители?

Весь её вид так и кричал о том, что пора остановиться, но Уизли давно сломал тормоза.

— При всём! Ты ведь не удосужилась сообщить им, что собираешься стереть память об их жизнях и отправить на другой континент!

— Удосужилась?.. — задохнулась Грейнджер. — Удосужилась сообщить? Да как ты смеешь такое говорить…

— Ты могла обратиться в Орден Феникса, они бы их спрятали. Но нет, ты же самая умная, тебе же лучше всех знать, как правильно! Зачем спрашивать, хотят ли они забыть собственную дочь, правда?

Теперь Грейнджер побелела как полотно.

— Я не верю, что слышу от тебя такое. Они бы ни за что меня не отпустили. Я должна была защитить их, и ты об этом прекрасно знаешь!

— Скажи это им, когда приедешь в Австралию, — зло отозвался Уизли. — Посмотрим, что они ответят!

Он повернулся на каблуках и пулей вылетел из зала. Грейнджер даже не двинулась с места, чтобы попытаться его догнать. Она обессиленно прислонилась к ближайшему шкафу и закрыла лицо руками. Драко подумал, что она расплакалась, но нет: когда спустя минуту она отняла руки, глаза у неё оказались совершенно сухими. Оставив письма валяться в беспорядке, Грейнджер покинула зал.

Драко вышел из тени, подошёл к столу и присел на край. Получается, Грейнджер стёрла своим родителям память о себе и отправила их в Австралию. И раз до сих пор не вернула обратно, надо понимать, сделала это из соображений безопасности. Умно.

Он взял одно письмо, повертел в руках. Надо же, и вправду от «Паддлмир Юнайтед». Драко криво усмехнулся. Героям войны везде дорога и почёт. Он отшвырнул конверт и вышел в коридор. Теперь нужно найти тихое место. Библиотека сразу отпала. Какой-то класс? Драко направился к лестнице. На третьем этаже класс нумерологии. Преодолев ступени в несколько прыжков, он оказался в нужном коридоре.

Класс был открыт и, главное, совершенно пуст. Драко огляделся по сторонам — нет ли где привидений, Филча с его кошкой или Пивза — и быстро вошёл, плотно прикрыв за собой дверь. Взмахом волшебной палочки зажёг свечи, взял с кафедры перо, чернильницу и пергамент, устроился за партой и принялся быстро писать.

Впервые он подумал об этом ещё в поместье, когда перечитывал книги по зельеварению, но не знал, как раздобыть нужные ингредиенты: на нём лежали чары слежения, с помощью которых МакГонагалл могла узнать, где он был и какую магию применял. Конечно, у неё может возникнуть ряд занимательных вопросов, что он забыл в кабинете нумерологии в восемь вечера в субботу, но Драко надеялся, что МакГонагалл либо не следит за ним прямо сейчас, либо не видит в этом чего-то предосудительного, либо же он сумеет придумать достойное оправдание при надобности.

Сейчас все его мысли были заняты рецептом Оборотного зелья и попытками просчитать свои действия. Некоторые мелочи стёрлись из памяти, так что Драко буквально сгрыз половину пера, пытаясь вспомнить процесс приготовления.

Закончив, он убрал все следы своего пребывания, спрятал самый ценный кусок пергамента, какой только держал в руках, за пазуху и вышел в коридор.

— Ба, какие люди!

Драко резко развернулся, выставляя палочку.

— Сбавь обороты, — ухмыльнулся Джулиан Холланд. — Пять баллов со Слизерина за нахождение в коридоре после отбоя.

Уже был отбой?!

— Ты не можешь снимать баллы с чужого факультета, — парировал Драко, опуская палочку, но не убирая в карман.

— Уверен? Спешу тебя уведомить, что у старост школы теперь есть такое право.

Драко с трудом сдерживался, чтобы не приложить его Ступефаем.

— А ты что забыл в коридоре после отбоя?

— По выходным мы с Гермионой патрулируем коридоры по очереди, — любезным тоном сообщил Холланд. — Ещё вопросы?

Драко сжал волшебную палочку в кулаке. Не реагировать! Он нарочно его провоцирует, но сейчас как никогда необходимо сохранить спокойствие: заветный пергамент жёг карман.

Ничего не ответив, Драко повернулся и отправился к лестнице.

— Доброй ночи, Малфой!

— Да пошёл ты.

Всю дорогу до гостиной Драко не мог отделаться от раздражающих мыслей о Джулиане Холланде. Каждый из его окружения знал, как сильно он его ненавидел. Наверное, сильнее была только ненависть Люциуса к Холланду-старшему. В своё время они вместе вели дела, но Холланд-старший сильно подставил Люциуса, заставив выпутываться из сложной финансово-правовой ситуации. С тех пор между отпрысками двух чистокровных семей выросла стена. Джулиан был невероятно похож на своего отца и внешностью, и характером. После провала Люциуса в Отделе тайн он был среди тех, кто насмехался над Драко и отпускал оскорбительные замечания. У Драко буквально чесались руки наслать на него проклятие посильнее. Однажды он так и сделал, но его застукали. Он получил отработку, а Холланд продолжил измываться над ним при любом удобном случае. Тогда душу грела мысль о грядущем величии, которое он обретёт сразу же, как приведёт в исполнение свой план, и Холланд вместе с остальными врагами получит по заслугам…

Добравшись до спальни, Драко сел на кровать и задёрнул полог. В полной тишине снова зажёг свет на кончике волшебной палочки и вынул сложенный вчетверо пергамент с рецептом Оборотного зелья. Мысли вернулись к подслушанной ссоре. Поступок Грейнджер выходил за рамки его понимания. Добровольно отрезать себя от родителей, оставшись практически один на один с миром, — всё равно что повзрослеть в одну секунду. Что творилось в её голове, когда она принимала такое решение? А ведь тогда вовсю бушевала война, и Грейнджер действительно должна была делать выбор: она — маглорождённая подружка Поттера, а её родители — маглы.

Изменить память родителей, заставив забыть о себе, и отправить на другой континент, чтобы пойти на войну… Драко передёрнулся. И вдруг поймал себя на том, что уважает подобный немыслимо смелый шаг.

* * *

Гермиона забыла сказать пароль и попыталась открыть портрет как обычную дверь.

— Притормозите, мисс, — одёрнула её Полная Дама.

— Ах да, — вяло спохватилась Гермиона. — Простите. Карпе дием.

— Верно.

Едва завидев её, из кресла подскочил жизнерадостный Тобин. Вот только его болтовни сейчас не хватало…

— Привет! Ты поздно. Я думал, ты вернулась в башню… — Он осёкся. — Всё в порядке?

Гермиона постаралась улыбнуться.

— Да. Я иду спать. Очень устала сегодня.

Она ожидала, что он начнёт тараторить или попытается вызнать, что с ней случилось. Но, к её удивлению, он просто улыбнулся.

— Мне очень понравилось заниматься с тобой, — сказал Тобин. — Я многое понял и, если ты не против, хотел бы продолжить.

Теперь Гермиона улыбнулась искренне.

— Не за что. Конечно, позанимаемся ещё. Мы ведь только начали!

Оказавшись в комнате, Гермиона упала на кровать, но не успела предаться грустным размышлениям, как дверь открылась, и в комнату вошли Фэй и Парвати — её соседки. Забравшись на кровать с ногами, Гермиона пожелала девчонкам спокойной ночи и задёрнула полог.

Устало проведя руками по лицу, она прислонилась к изголовью. Мысли медленно переваливались в мозгу. Сначала она злилась, потом впала в отчаяние, а теперь осталось лишь тупое онемение. Эти отношения выжали её до капли.

Что опять пошло не так? Ах да, она ошиблась. Снова. Но на этот раз у неё была подстраховка: она спросила у Гарри. Винить его в том, что он не рассказал ей правду, было бы глупо, и она не винила. Это Рон втянул Гарри в их сложные отношения, поставив в неловкое положение.

В который раз она убедилась, что с Роном всё слишком сложно. Из-за бесконечных ссор и таких вот недомолвок лето прошло, словно в тумане. Но ничто из сказанного Роном так не задело её, как упрёк о родителях. Как удар под дых. Гермиона не понимала, за что он так жесток с ней. Неужели глупое несовпадение планов стоит того, чтобы вскрыть незажившую рану? Выставить виноватой, выплюнуть в лицо её собственное решение, подать так, будто она монстр.

Достаточно. Пора позволить себе выбросить всё это из головы. Что бы она ни сделала, что бы ни решила, что бы ни сказала, — всё не так, всё неправильно, всё поперёк его таинственным желаниям. Она потратила четыре месяца на то, чтобы понять его, но только больше запуталась. Стоит ли мучить себя теперь, когда она вернулась на учёбу, когда её окружают совершенно другие люди?

При воспоминании об улыбке Тобина в груди потеплело. Да, лучше сосредоточиться на том, что приносит радость и удовлетворение. Хватит с неё этой прострации. Она порядком настрадалась.

Её новая жизнь начинается прямо сейчас.