Драко с мрачным видом шёл к библиотеке. Неделя действительно не задалась. Во вторник утром он проснулся с больной головой, будто всю ночь где-то шлялся, да ещё умудрился заснуть на диване в гостиной. Мало того, кто-то укрыл его шерстяной мантией, под которой он пропотел, как свинья. Хорошо хоть водоросли догадались упаковать в заколдованный от промокания мешок. И почему он не унёс их в спальню сразу?.. Драко мотнул головой, избавляясь от покалывания в висках. В среду, словно бладжером по лбу, Грейнджер умудрилась вытащить его имя на защите. Только к четвергу в мозгу немного прояснилось, и он вошёл в привычную колею, но на сегодняшнее утро была назначена встреча с Грейнджер.

Она, разумеется, уже была здесь. Драко с трудом удержался от того, чтобы не развернуться и пойти в обратную сторону. Грейнджер смерила его взглядом исподлобья.

— Удивлена, что ты согласился встретиться утром.

— Всё ради того, чтобы как можно быстрее избавиться от твоего общества.

Разговаривать больше положенного не хотелось. Как не хотелось находиться рядом с ней. Драко ощущал всё нарастающее раздражение от мысли, что не может послать к чертям эту совместную работу, Гордона, Грейнджер, МакГонагалл, Шеклболта и просто уехать из Хогвартса в… Но ему было некуда убегать. В собственном доме он вряд ли чувствовал бы себя спокойно: стены мэнора до сих пор хранили отголоски ужаса и безнадёжности, в плену которых он пребывал почти два года.

Он посмотрел на Грейнджер и вдруг вспомнил её корчащейся и кричащей от боли на полу Большой гостиной. Воспоминание вспыхнуло и погасло, прошибив его холодным потом, заставив сердце биться быстрее. Драко втянул воздух ртом, стараясь успокоиться.

Грейнджер посмотрела на книгу, которую он только что вынул из портфеля.

— Это из вашей семейной библиотеки?

— Разумеется, — ответил Драко, смахнув с обложки несуществующую пылинку.

— Одолжи мне её, пожалуйста.

Драко опешил.

— Что?

— Одолжи мне её, я хочу прочесть. И ещё кое-какие книги, которыми ты пользовался.

Он воззрился на неё так, словно она сморозила величайшую глупость.

— Тебе плохо спится от мысли, что кое-что навсегда останется за гранью твоего понимания? На твоём месте я бы постеснялся просить, Грейнджер.

— Так вот чему тебя в детстве учили? Стесняться узнавать новое?

— Меня учили, что каждый должен знать границы дозволенного…

— И поэтому идею о Протеевых чарах ты, чистокровный, позаимствовал у меня, грязнокровки. Гарри рассказал. Странно, что ты не постеснялся в этом признаться. Я польщена.

Драко сжал зубы. Он действительно к шестнадцати годам понятия не имел, как держать связь на расстоянии, но зачем было говорить об этом Дамблдору? Впрочем, он не знал, что их подслушивают, а ещё ему очень хотелось произнести: «грязнокровка». Чтобы показать, что он может себе это позволить перед лицом такого могущественного волшебника, как Дамблдор. Показать, что за его спиной тоже мощь, но иного рода: тёмная и беспринципная.

— Ну конечно, вездесущий незабвенный Поттер. Что ж, Грейнджер, если ты так любишь вопросы, то ответь на один: как ему удалось выжить после Убивающего? Никто не говорит об этом вслух, но мы-то оба знаем, что ничего особенного в нём нет.

— У тебя трёхсекундная память? Я ведь уже… — Она осеклась. — То есть… Ты только что сказал, что каждый должен знать границы дозволенного.

Грейнджер явно занервничала, ответ прозвучал нескладно.

— Я говорил о твоих границах, Грейнджер. Мне можно спрашивать всё, что угодно, и у кого угодно.

— Вот как? — язвительно откликнулась она. — Должно быть, это невероятно удобно — так владеть словом, чтобы перевирать собственные высказывания на ходу. Этот талант ты явно унаследовал от отца.

— Да, унаследовал. Завидуешь?

Грейнджер фыркнула и опустила голову к своим записям.

— Если ты забыл, мы пришли заниматься.

— С моей памятью всё отлично, как и с моей частью доклада. Но ты не ответила.

— Разве мать не рассказала тебе, что случилось в Запретном лесу?

— У нас много других тем для обсуждения, — отрезал Драко.

Грейнджер улыбнулась своим каракулям, заставив его нахмуриться.

— Ну? — потребовал Драко. — Или Поттер и вам с Уизли ничего не рассказал? — насмешливо добавил он.

— Гарри рассказывает нам всё, ведь мы друзья, — многозначительно ответила она.

Драко скривил губы.

— Можешь не отвечать, я уже понял, что ты не в курсе.

Грейнджер тихо рассмеялась.

— Какие забавные провокации, Малфой. Разница между нами в том, что я знаю, а ты нет, и спросить тебе не у кого, кроме нас троих.

Драко схватил со стола свою книгу.

— Знаешь, что это, Грейнджер? Гримуар Амергина Глунгеля, единственный в своём роде. А это — «Гептамерон. Основы общения с невидимыми духами», их в мире всего два. Таких редких книг — сотни в моей библиотеке. У каждого магического рода есть своя библиотека с фолиантами и древними свитками, к которым ты не то что никогда не прикоснёшься, а даже не узнаешь об их существовании!

Её глаза загорелись яростным азартом, словно Грейнджер была готова вырвать книги из его рук. Но она лишь пожала плечами.

— Надеюсь, ты сумеешь найти ответ на свой вопрос в одной из этих книг, чтобы больше не пришлось спрашивать какую-то грязнокровку.

— Хорошо, что ты не забываешь о своём происхождении, — не сдержался Драко.

— Конечно, не забываю. Это помогает мне уважать себя, ведь в мире магии таким, как я, приходится очень трудно. А за что ты уважаешь себя, Малфой?

— За то, чем владею по праву рождения, — выпалил он.

— Ничего другого я и не ждала. Высокомерие чистокровных приводит к трагедиям целых поколений, но вы не извлекаете уроков, совершая одни и те же ошибки. Я уж не говорю об ответственности лидера, который так боялся появления равного ему по силе волшебника, что за десятки лет не взял себе ученика, чтобы после его смерти мы не остались ни с чем. Ты вообще видишь что-то дальше собственного носа? Похоже, нет, иначе не оказался бы там, где ты есть.

Последнюю фразу она буквально выплюнула. Её лицо раскраснелось. Драко давно не видел, чтобы Грейнджер так сильно выходила из себя.

— Засунь своё мнение дракону под хвост, Грейнджер. А что до Дамблдора, на которого ты столь прозрачно намекнула, он поступил так, как поступил бы любой чистокровный на его месте. Настоящий волшебник понимает цену знания. Магия — сила! Вы можете влиться в наш мир, но в самом главном навсегда останетесь за гранью, и ты только что это доказала!

— Если таково понятие настоящего волшебника, лучше мне никогда ему не соответствовать, — огрызнулась Грейнджер.

— Трудно признать, что ты не самая умная? Что ты не уникальная? Обычная маглорождённая, которой повезло.

— Нет, Малфой, мне не трудно признать, что я не всезнайка. Потому что невозможно знать всё в восемнадцать, потому что абсолютного знания не существует, в конце концов, потому что важно не знать всё на свете, а понимать то, что знаешь. Но ты, как всегда, не видишь сути, только форму. Книги в личной библиотеке для тебя показатель, чистота крови для тебя показатель, счёт в банке для тебя показатель, цвета факультета для тебя показатель. Теперь я понимаю, почему ты выбрал сторону Волдеморта. Такими людьми легко управлять: они не хотят вникать, они хотят красивую картинку, в которую могут вписать себя. И знаешь, Малфой, сейчас мне жаль тебя даже больше, чем в тот день в совятне.

— Я сказал, чтобы ты засунула своё…

— Не указывай мне, мы сейчас на равных. Что, не нравится слушать правду?

— Это не правда! — вспылил Драко, вскакивая со стула. — Ты ничего не знаешь, ты не была на моём месте! Сидишь и рассуждаешь, а сама просто выскочка без роду и племени!

Грейнджер холодно улыбнулась.

— Вижу, попала по больному. Проблема не во мне, а в том, что ты сам признаёшь мою правоту, и именно это злит тебя так, что ты готов перевернуть на меня стол. Расслабься, Малфой, твоё одобрение мне не требуется.

Драко рассмеялся болезненным смехом.

— Ты боишься, Грейнджер, признай это. Боишься, что мир магии в любой момент вышвырнет тебя, и пытаешься самоутвердиться за мой счёт. Вы считаете себя лучше других, а на самом деле — просто заносчивые идиоты, не видящие дальше собственного пьедестала, на который сами же себя и вознесли!

— Ого, Драко Малфой рассуждает о пьедесталах. Бревно в глазу жить не мешает? Знаешь, ты так стараешься мне что-то доказать, как будто тебе всё-таки важно, что я думаю.

— Хочешь повысить самооценку — можешь считать, будто мне интересно твоё мнение.

— Обычно люди, которым всё равно, в спор не ввязываются. Им же всё равно.

— Мне не… — Он осёкся. — Я ничего не собираюсь тебе доказывать, поняла? — Драко убрал книги в портфель взмахом волшебной палочки.

— А как же задание? — невинно проговорила Грейнджер.

Драко подцепил библиотечный учебник и брезгливо, как мусор, швырнул на её записи.

— Желаю удачи, — криво усмехнулся он и покинул библиотеку.

* * *

С самого утра Хогвартс стоял на ушах: на сегодня была назначена первая игра сезона — Хаффлпафф против Слизерина. Целый месяц команды усердно тренировались, выясняя — не без драк и конфликтов, кому достанутся дополнительные часы тренировок. Школа окрасилась в цвета соперников: жёлто-чёрный и серебристо-зелёный, причём последние пребывали в явном меньшинстве. Возбуждённому состоянию студентов эхом вторило сосредоточенное напряжение преподавателей.

Драко был чуть ли не единственным человеком в замке, на чьё настроение никак не влиял предстоящий матч. Сидя на завтраке, он то и дело бросал взгляды на Грейнджер. После ссоры в библиотеке он впал в то неконтролируемое состояние, когда хочется всё крушить: поцапался с Пэнси, чуть не вызвал на дуэль Джулиана Холланда, а сегодня наорал на какого-то мелкого гриффиндорца за то, что тот на него смотрел. Казалось, каждый видел Драко насквозь и знал, что он думает о разговоре с Грейнджер.

Она сохраняла самообладание. Драко всегда восхищался людьми, способными держать лицо при любых обстоятельствах. Он любил наблюдать за отцом, который так мастерски управлялся с эмоциями других, что за этой игрой было невозможно уследить за его собственными чувствами. И так же Драко восхищался Снейпом. Он никогда бы не признал этого вслух, но втайне уважал его. И если бы Грейнджер была человеком его круга, его мира…

Стоп. Стоп-стоп-стоп! При чём здесь уважение к Грейнджер? То есть, конечно, недооценка соперника — такая же ошибка, как и переоценка. Глупо отрицать, что Грейнджер сильная и… может быть, даже умная. Хотя, скорее, просто настырная, въедливая зануда. Непохожая ни на одну из знакомых ему девушек. Чего только стоит этот прямой взгляд из-под бровей вразлёт, непослушная, как их хозяйка, копна волос и резкие движения. Впрочем, черты лица у неё не были грубыми или ужасно ассиметричными, обычное лицо, какое можно встретить в толпе, и при определённом раскладе его можно было бы счесть довольно симпатич…

Драко поперхнулся овсянкой.

— Ты в порядке? — сочувственно поинтересовался Теодор.

Драко не ответил, пытаясь прочистить горло. Он со стуком поставил кубок на стол. Плевать — ему — на Грейнджер. Плевать, какая она, плевать, как она выглядит. И никакой она ему не соперник!

Он заметил брошенный Теодором взгляд на стол Рейвенкло.

— Ты всерьёз заинтересовался мелкой Гринграсс? — начал Драко с места в карьер.

— Возможно.

— И ты считаешь её… красивой?

— Мне кажется, красота зависит от многих факторов, это не объективное понятие, красота абстрактна. Для кого-то Миллисента Булстроуд — самая прекрасная девушка на свете, кто-то скажет, что Дафна — уродина. По-моему, красота в глазах смотрящего.

Драко посмотрел на Дафну. Кто в здравом уме назовёт её уродиной? Тут Нотт явно перегнул. Дафна была… изящной. Тонкие черты лица, гладкая кожа без всяких дурацких веснушек, прямой — а не высокомерно вздёрнутый! — нос, мягкие волны белокурых волос, а не спутанное гнездо, как у…

На этот раз он воткнул вилку в бекон так, что зубья скрипнули по тарелке.

— Эй, — скривился Блейз. — Полегче.

Драко отодвинул тарелку. Дафна красотка, какую бы чушь ни нёс Нотт. И сейчас у них отличные отношения, как будто не существовало нескольких лет раздора.

— Идёшь на игру? — спросил его Теодор, вставая из-за стола.

Студенты уже устремились к стадиону. Всеобщее воодушевление всё-таки передалось Драко, и на подступах к трибуне пальцы подрагивали в предвкушении зрелища.

У лестницы их нагнала Дафна.

— Не знал, что тебе известна дорога к стадиону, — деланно удивился Нотт.

— Мне много чего известно, Теодор, но зачем разрушать твои стереотипы? Всегда будет чем тебя поразить.

Они обменялись прохладными улыбками. Дафна посмотрела на Драко, и он понял, что она здесь из-за него. Плечи сами собой расправились:

— Давайте просто посмотрим, как наши разнесут Хаффлпафф.

— Это будет трудно, ведь ты больше не в команде, — дружески поддел Нотт.

Драко успел забыть, каково это — смотреть квиддичный матч. Кругом стоял дикий гвалт, тут и там пестрели свешенные с трибун флаги и баннеры, студенты кричали и размахивали шарфами, кто-то притащил барабан и заводил толпу гриффиндорцев. Слизеринцы устроились на краю трибуны: Драко посередине, справа от него Теодор, слева Дафна. Радостная лихорадка распространялась по его жилам не только из-за предстоящей игры, но и от осознания того, что он окружён своими людьми. Теперь у него есть поддержка.

— Эй, Малфой, — донеслось с соседней трибуны. — Чего это ты не в команде? Ах да, некому дать на лапу капитану!

Группа старшекурсников Хаффлпаффа взорвалась хохотом.

— Продолжаем радоваться жизни? — иронично шепнул на ухо Теодор.

— Всего лишь жалкая попытка, — надменно отозвался Драко.

Теодор улыбнулся краем губ.

— Доброе утро всем! Мы начинаем первый матч сезона: Хаффлпафф против Слизерина! Отличный денёк для хорошей игры, не правда ли?

Драко словно молнией ударило. На комментаторской площадке с магическим рупором в руке стоял Джулиан Холланд.

— Первой на поле появляется команда Хаффлпаффа. Встречайте охотников: Захария Смит, Квентин Лингард и Александр Мистфолл, капитан команды. Загонщики…

Игроки по одному взмывали в воздух и делали круг почёта по стадиону под радостные крики толпы. Освистывание с трибун слизеринцев тонуло во всеобщем гомоне.

— …и ловец команды Хью Линч! А теперь, дамы и господа, на поле появляется команда Слизерина. В этом году в составе ни одного знакомого лица, хотя мы знаем, что как минимум один бывший игрок сборной присутствует сегодня среди нас. — Холланд повернулся к Драко.

Стадион в едином порыве засвистел и заулюлюкал, и теперь в этом гуле потонули попытки слизеринцев поддержать своих.

— Как бы там ни было… — продолжил Холланд. — Охотники: Мораг МакДугал, Энди Грей и Кеннет Уошингтон. Загонщики: Дуайт Кёрнер, капитан команды…

Слизеринцы, в отличие от игроков Хаффлпаффа, не стали нарезать круги и просто поднялись в воздух, где зависли с одинаково угрюмыми выражениями напротив соперников. Мадам Трюк уже стояла на поле со свистком наготове и придерживала ногой крышку ящика с мячами. Капитаны спустились к ней для рукопожатия. Стадион смолк в едином порыве, и в этой тишине раздался голос мадам Трюк:

— По свистку: три… два… один…

Свист растворился в рёве толпы. Мячи вырвались на свободу, как стая голодных дементоров. Ловцы сразу отделились от своих команд.

— Мяч у МакДугал, она пасует Уошингтону, но его перехватывает Смит, уворачивается от бладжера… Какой молодчина! Смит мчится к воротам Слизерина, у него на хвосте оба загонщика соперников, он уходит в сторону… петляет… Осторожно, Захария! Пас на Мистфолла… ГОЛ! Хаффлпафф открывает счёт!

Трибуны бесновались. Кто-то запустил в небо жёлтые искры, сложившиеся в очертания барсука, завязывающего в узел змею.

— Мяч у Грея, он пасует на МакДугал, она уходит от бладжера… Точнее надо быть, дружище Райли! Загонщики Хаффлпаффа пытаются перехватить мяч… Снова пас на Грея… МакДугал… Грей… МакДугал… — Холланд шумно выдохнул в мегафон. — Блейк пропускает простой мяч. Слизерин сравнивает счёт.

На этот раз со слизеринской трибуны вверх взмыли зелёные искры: змея душит барсука.

— …мяч у Мистфолла, он пасует на Лингарда, вражеский бладжер летит мимо и попадает прямо в ловца слизеринцев! Ох, какая неприятность, похоже, Бриггс получил серьёзную травму.

Трибуна, на которой сидел Драко, чуть не накренилась, когда вся толпа хлынула к бортику, чтобы посмотреть, что с Бриггсом, опускавшимся на поле по спирали, словно осенний лист. К нему уже спешила мадам Помфри. Игра тем временем продолжалась: Хаффлпафф отыграл десять очков, но тут же следом пропустил ещё два мяча. Драко заметил, что у них неплохие охотники, но загонщики и вратарь явно тащили команду на дно.

— Так-так, кажется, Бриггс не сможет продолжить игру. Назревает вопрос: есть ли у Кёрнера замена для ловца? Судя по выражению его лица, нет.

Дуайт Кёрнер действительно выглядел обеспокоенным и так часто косился на газон, что получил бладжером в голову.

— Хватит туда глазеть, тупица, мы опять проигрываем! — заорал ему Моррисон.

Дуайт ругнулся сквозь зубы и вдруг бросил взгляд на Драко. Это заметил Холланд.

— Похоже, Кёрнер всерьёз подумывает о том, чтобы заменить Бриггса на Малфоя. Может ли это быть отличной идеей?

Стадион заревел. С соседней трибуны полетели теперь уже не только оскорбления и сальные шуточки, но и остатки завтрака. Дафна взвизгнула от отвращения, когда кусочек пережёванного бекона попал ей в волосы. Драко не сразу смог выставить Щитовые чары между трибунами, так у него дрожали руки.

— Извини, — бросил он, садясь.

— Всё в порядке, — ответила Дафна. — Они просто животные. Мы всегда это знали.

Драко не заметил, как сжал её ладонь — или это она первой взяла его за руку? — и сосредоточился на вылетевшим из её уст «мы».

— Бриггс оказался крепким орешком, а значит, услуги другого ловца слизеринцам пока не понадобятся. Слизерин ведёт в счёте: девяносто — пятьдесят. Поднажмите, барсучки, нам нужна победа… Но что это? Ловцы заметили снитч!

Всё внимание болельщиков мгновенно прикипело к двум фигурам, устремившимся вверх к центру поля, где на слабом осеннем солнце поблёскивал золотой мячик. На лицо Бриггса было страшно смотреть. Судя по туго перетянутой распухающей руке, бладжер сломал ему правое запястье. И всё-таки он обгонял Линча, ещё чуть-чуть… Но едва ловцы достигли цели, как снитч нырнул вниз и пропал из виду. Драко ударил кулаком по колену.

— Снитч упущен, и, похоже, Драко Малфой очень недоволен. Наверняка он смог бы поймать снитч гораздо быстрее. Разумеется, если на поле нет его давнего противника: знаменитого Гарри Поттера, который…

Голос Холланда резко оборвался, когда подскочившая МакГонагалл отобрала у него мегафон. Однако произведённого эффекта от его слов она вернуть уже не могла. Щитовые чары, которые выставил Драко между трибунами, были загажены до такой степени, что один их вид вызывал тошноту. Гриффиндорцы развернули огромный баннер: Драко летит на метле и попадает под удар молнии. Над полем прокатилась волна издевательского хохота.

Драко резко выпустил руку Дафны и встал.

— Уйдёшь сейчас, значит, они победили, — сказал Нотт.

Не ответив, он начал продираться к выходу сквозь ноги, путаясь в чужих мантиях, когда в спину ему прилетел самодовольный голос Холланда из мегафона:

— Всего доброго, мистер Малфой.

Драко показал ему неприличный жест. Слизеринцы засмеялись.

— Ай-ай, десять баллов со Слизерина за оскорбление, — пропел Холланд, но Драко уже не слушал.

Он быстро спускался по лестнице, думая о мягкой ладони Дафны, крепко сжимавшей его руку, и о сказанном ею «мы».

* * *

Зрители продолжали наслаждаться всеобщим помешательством, получая странное удовольствие от унижения человека, который уже покинул поле брани. Казалось, сам матч был нужен скорее для того, чтобы выставить Драко Малфоя на посмешище, и усилиями Джулиана Холланда это удалось. Кто в адекватном состоянии назначил комментатором именно его?

Стадион по-прежнему сходил с ума, и Теодор понимал, почему: Дафна всё ещё была здесь. Словно в ответ на его мысли она опустила веки и потёрла висок пальцем.

— Ты не обязана терпеть.

— Я хочу досмотреть матч.

— Правда? И кто ведёт?

— Что?

— Какой счёт?

Дафна высокомерно промолчала.

— Ты ведь из-за Драко пришла.

Крылья её тонкого носа затрепетали. На щеках расцвёл трогательный румянец.

— Тебе какое дело?

— Они продолжают издеваться, потому что ты здесь. Я знаю, что ты не любишь квиддич, но всё равно пришла — ради Драко. Думаю, он понял.

Дафна прикусила губу.

— Ты действительно считаешь, что он проиграл? — спросила она, невидяще глядя на поле.

— Нет. Он поступил верно: не стал препираться или закатывать скандал, а просто ушёл, потому что ему так захотелось.

Дафна кивнула. Она выглядела расстроенной.

— Пожалуй, ты прав.

— О! Дафна Гринграсс признала мою правоту? Отмечу этот день крестиком.

— Не привыкай, — устало улыбнулась она.

— Ни за что на свете. Должно же оставаться что-то, чем ты сможешь меня удивить.

Дафна поднялась со своего места.

— Эй, Гринграсс, куда же ты?

— Стой, мы не хотели тебя обидеть.

— Ты классная!

— Приходи к нам!

— Зачем тебе этот Пожиратель?

На все насмешливые окрики она отреагировала надменно вздёрнутым подбородком.

Холланд и тут не удержался от комментариев, но МакГонагалл явно пригрозила ему лишением значка старосты, так что остаток матча он вёл себя относительно прилично. Оскорбительные баннеры тоже свернули, только кричалки по-прежнему раздражали слух. Впрочем, Теодор обращал на них не больше внимания, чем на газон внизу. Он продолжал смотреть на игроков, но зрачки давно остановились.

…Он убегает от тьмы за спиной. Ему шесть лет, и ему очень страшно. Впереди свет, он пытается дотянуться до него, но руки слишком короткие. В ослепляющей вспышке появляются очертания, и он видит её. Он спешит изо всех сил, зовёт, но она всё дальше.

— Мама!

По щекам катятся крупные слёзы.

— Мама, не оставляй меня! Возьми меня с собой!

Она мягко улыбается и качает головой.

— Тебе нельзя со мной.

— Почему?

— Ещё слишком рано, милый.

— Но я хочу с тобой.

Она протягивает к нему руки. Он тянется, а ноги словно вросли в землю, и что-то сильно тянет его назад, во тьму. Он отчаянно борется, но ему всего шесть, он слишком слабый…

Теодор вздрогнул и очнулся. Крики толпы ворвались в уши. Слизеринцы как один повскакали с мест. Слизерин выиграл. Бриггс, несмотря на сломанную руку, исхитрился поймать снитч, а охотники наколотили Хаффлпаффу столько мячей, что их вратарю впору было прыгнуть с астрономической башни. Слизеринская трибуна раскачивалась, и радостные вопли больше не заглушали свист и улюлюканье соперников — все, кто болел за барсуков, спешно покидали стадион.

Теодор стал проталкиваться к лестнице. Вспыхнувшее в сознании ночное видение выбило из равновесия. Многие ночи с тех пор, как мать умерла, она являлась ему, и всякий раз он рвался за ней, но его затаскивали во тьму чьи-то сильные руки, и из этих оков он не мог выбраться. Тогда, в детстве, эти сны вызывали страх и отчаяние. Сейчас в душе остались только боль и ярость. Если бы существовал в мире Маховик времени, способный возвращать в прошлое на десятилетия, Теодор воспользовался бы им без раздумий.

Но сейчас в опасности была уже его собственная жизнь — и снова по вине отца. Теодор не намеревался сдаваться ему на милость, даже несмотря на то, что надежда на спасение слишком призрачна. Главное, что она есть, а значит, он будет бороться.

До замка он добрался кружным путём, минуя толпы разочарованных болельщиков, и решил сразу пойти в библиотеку. Там он проводил каждую свободную минуту. И пускай поиски пока не увенчались успехом, он просто свихнётся, если перестанет действовать.

Перепрыгивая через ступеньку, Теодор поднялся на четвёртый этаж, повернул и резко затормозил. На широком подоконнике, громко хрустя печеньем, сидела Астория Гринграсс. Одну ногу она подтянула к себе, второй болтала в воздухе. Взгляд был отрешённо уставлен в окно. Теодор уже собрался окликнуть её, когда с противоположной стороны коридора показалась Дафна. Чертыхнувшись, он шагнул за угол.

— Опять украла еду? — сурово спросила Дафна.

— Ничего я не крала.

— Будешь есть столько сладостей, покроешься прыщами, как Элоиза Миджен. И растолстеешь, как Милли Булстроуд.

— Не-а.

— Что ты уселась тут в такой позе? И опять ты напялила эти ужасные ботинки! А гетры? Ещё и чавкаешь на весь коридор. Как тебе не стыдно?

— Отвали, чего пристала?

Астория огрызалась вяло и как будто нехотя, словно старшая сестра была не более чем надоедливой мухой. Вероятно, Дафна думала о том же, но придала лицу невозмутимое выражение и вынула из кармана жёлтый конверт с гербом Гринграссов.

— Мама написала письмо. Она ждёт нас завтра в Хогсмиде.

Младшая сестра никак не отреагировала на известие.

— Ты в самом деле собираешься делать вид, будто меня не существует? Тори, ну сколько можно…

Астория спрыгнула с подоконника так стремительно, что едва не отдавила Дафне ноги своими тяжёлыми ботинками.

— Я же просила: не называй — меня — Тори, — ледяным тоном отчеканила она.

Теодор видел Стеллу Гринграсс раз или два в жизни, но мог с уверенностью сказать, что сейчас Астория напоминала мать гораздо больше, чем старавшаяся во всём ей подражать Дафна.

— Хватит мне докучать, — отрезала Астория и сдёрнула с подоконника усеянный клёпками, нашивками и значками рюкзак. — Только и делаешь, что мешаешься.

— И чем таким важным ты тут занималась?

— Не твоё дело.

Астория закинула рюкзак на плечо и повернулась уйти.

— Завтра мы идём на встречу с матерью, — стояла на своём Дафна. — Я уже отдала подписанные разрешения нашим деканам. У тебя есть шанс извиниться.

Астория изменилась в лице.

— Извиниться? За что, интересно? Ей плевать и на нас, и на отца. В жизни не встречала более эгоистичной равнодушной женщины!

— Как ты можешь так говорить, мама всё лето места себе не находила. Мы… — Дафна запнулась; она была явно ошеломлена настроем сестры. — Отец бы не хотел…

— А что, матч уже закончился? — перебила Астория. — Ты ведь пошла туда из-за Малфоя. Ты ненавидишь квиддич и ни черта в нём не смыслишь. Так ты чтишь память нашего отца? Якшаешься с Пожирателем смерти?

— Драко не виноват в его гибели! И он… он… Он совсем не такой, он не похож на Люциуса. Ты его просто не знаешь и поэтому судишь по внешности…

— О, нет, как раз я сужу по делам, а вот ты явно запала на его смазливое личико.

Дафна вскинула подбородок. Теодор поразился такой быстрой смене настроения.

— Что ты сделала с подарком матери? — холодно спросила она.

Астория безразлично пожала плечами. По губам Дафны пробежала жестокая усмешка.

— Это были запонки нашего отца, его любимые. Мать хотела, чтобы они хранились у тебя. Интересно, где они теперь? Одному Мерлину известно.

Астория остолбенела. Не сказав больше ни слова, Дафна пошла прочь. Теодор спешно шагнул за ближайшие доспехи — благо они были достаточно высокими, но Дафна вряд ли заметила бы его, даже стой он у неё на пути: её глаза остекленели.

Теодор сунул руку за пазуху. Коробочка была на месте. Он носил её с собой с того неудачного разговора в библиотеке в надежде подловить момент, и, кажется, момент этот настал.

— Привет, Гринграсс, — беззаботно сказал он. — Идёшь в библиотеку?

Она молча направилась мимо него.

— Не хочешь прогуляться? — не сдавался Теодор.

— Тоже надоела компания Малфоя? — бросила Астория через плечо.

— Ты несправедлива к нему. Драко не такой, как Люциус. Если бы вы немного пообщались…

Астория развернулась и прищурилась.

— Я-то думала, что ты сам ко мне клеишься, а на самом деле хочешь подсунуть мне Малфоя? Хитро.

— Тебе определённо не мешало бы отказаться от некоторых стереотипов.

Она закатила глаза.

— Всего хорошего.

— Постой! — Он постарался придать тону непринуждённости: — Это, случайно, не твоё? Нашёл в библиотеке. Подумал, может, ты забыла?

Астория повернулась с видом «ну что ещё?» и оцепенела. Словно во сне, шагнула к нему и протянула руку.

— Я… Это…

Теодор открыл рот, как вдруг неведомая сила скрутила ему лёгкие, и он поперхнулся воздухом. В груди вспух горячий ком, распространяя жар по жилам. Астория ничего не заметила только потому, что уже забрала коробочку и смотрела на неё такими же остекленевшими глазами, какие были у Дафны пару минут назад.

Теодор на ватных ногах поспешил уйти и нырнул в ближайший потайной проход за гобеленом, ослабляя галстук и расстёгивая пару пуговиц на рубашке. Привалился к стене, судорожно глотая воздух. Ещё секунда, и он может отключиться…

Сжавшая глотку хватка ослабла, и воздух заполнил горящие огнём лёгкие. Теодор жадно дышал, содрогаясь от охватившего тело озноба. Взмокшие волосы прилипли ко лбу. Неверными пальцами он нащупал цепочку, вытащил из-за ворота кулон, достал из него высушенный лист, сунул в рот и начал жевать. Приступ постепенно отпускал. Мир снова приобрёл краски, а звон в ушах прекратился, хотя в груди всё ещё ныло, как от удара.

Теодор чертыхнулся. Очередной приступ в самый неподходящий момент! Он упёрся затылком в стену и посмотрел в потолок. Это ещё не конец. Он выкарабкается. Назло всему.

«Назло тебе, отец!»

* * *

Она не заметила, когда ушёл Нотт. Ноги сами вернули её к подоконнику, но сил забраться не хватило. Астория осела на пол, неотрывно глядя на коробочку в своих руках. Она ощутила жгучие слёзы, подступившие к сведённому судорогой горлу, и отчаянно всхлипнула. Через секунду она рыдала впервые за долгое время, будто кто-то сорвал клапаны с её измученной души. Это действительно были его любимые запонки: серебряные, с мерцающими сапфирами, и на каждой — позолоченный герб дома Гринграсс.

На звук шагов она отреагировала мгновенно: вывернувшего из-за угла худощавого парня встретила воинственная поза и кончик волшебной палочки.

— Вот ты где, — с облегчением сказал парень, нисколько не удивившись.

Астория выдохнула и рухнула обратно на пол.

— Привет, Кай.

Кай Картер подошёл к ней и уселся рядом, скрестив ноги.

— Мисс Главная Староста ещё не грозилась отобрать у тебя значок? — спросила Астория, кивая на выпущенную из-за пояса брюк рубашку и стоптанные кеды.

Кай рассмеялся и запустил пальцы во встрёпанные русые волосы.

— Нет, но пообещала повесить меня на моём галстуке, если я до вечера не вспомню, что его место на шее, — он продемонстрировал небрежно повязанный на запястье рейвенкловский галстук.

— Удивительно, как ты умудрился получить пост старосты курса.

— Ты ведь знаешь Флитвика, он предпочитает видеть суть, за что я и уважаю старика. Что это?

Астория погрустнела, опуская взгляд на запонки.

— Это моего отца.

— Красивые. Эй, ты в порядке?

Астория пожала плечами.

— Нормально. Я просто… — Она шмыгнула носом и всхлипнула.

Кай привлёк её к себе, поглаживая по спутанным светлым волосам.

— Ну-ну, рёва-корова, — ласково проговорил он. — Давно тут сидишь?

— Не знаю, — промямлила Астория, сжавшись в комочек и прижимая запонки к груди.

Кай упёрся подбородком в её макушку.

— Скоро обед. Пойдёшь? А потом можно прогуляться. Я песню новую сочинил. Сыграю тебе. Она весёлая.

Астория отстранилась и постаралась улыбнуться.

— Спасибо, Кай.

Он достал завёрнутую в фольгу шоколадку.

— На, погрызи. Станет лучше.

Астория взяла шоколад и уже хотела откусить, когда в коридоре снова послышались шаги.

— Не сомневалась, что снова найду тебя здесь.

От голоса старшей сестры её передёрнуло. Дафна высокомерно воззрилась на Кая.

— Воспитанный юноша не позволил бы девушке сидеть на полу… Ах да, о чём это я.

— Если девушке удобно сидеть на полу, кто я такой, чтобы ей запрещать? — снисходительно улыбнулся Кай и поднялся. — Не буду мешать вашему семейному совету, — он отсалютовал Дафне двумя пальцами.

Она одарила его нечитаемым взглядом. Астория проводила Кая глазами, старательно делая вид, что сестры не существует, и принялась за шоколад.

— Может, ты хотя бы с пола поднимешься?

— Мне тебя и отсюда прекрасно слышно.

— Вижу, запонки ты всё-таки нашла. Мама прислала ещё одно письмо. Она устраивает вечер памяти отца и хочет видеть тебя дома.

— А она не удосужилась поинтересоваться, хочу ли её видеть я?

— Астория, прекрати вести себя так, словно мы чужие. Мы встречаемся в память об отце, в такой день нужно забыть о распрях. Мама отпросила нас на следующую субботу, чтобы мы могли съездить домой.

— Кай может поехать с нами? — заранее зная ответ, спросила Астория.

Дафна замялась.

— Ты же понимаешь, это семейная встреча, а Кай…

Астория поднялась, отряхивая ладони, и посмотрела Дафне в глаза.

— Я помню об отце каждую минуту и хочу провести этот день с тем, кто меня поддерживает, а не лицезреть весь вечер каменное лицо миссис Стеллы Я-Ледяная-Глыба Гринграсс. — Она закинула рюкзак на плечо. — Кай мне ближе, чем вы двое. Он — моя настоящая семья.

С хрустом раскусив последний кусочек шоколада, Астория оставила потрясённую Дафну стоять посреди коридора и отправилась вслед за своим лучшим другом.

* * *

— Я был в запретном коридоре на третьем этаже, и трёхголовый пёс всё ещё там. Еле ноги унёс!

— Врёшь!

— Зуб даю. Его зовут Спиногрыз, и у него из глаз летят искры. Не веришь? Сам сходи и посмотри. Что, струхнул?

— Ерунда, мне Миртл сказала, что никакого пса в замке нет.

— Какая ещё Миртл?

— Ну, Плакса Миртл, приведение из туалета для девочек. Она мне про тайную комнату рассказала. Там живёт чудовище и по ночам оно выползает. Вот почему нам нельзя ходить ночью по школе.

— Чушь! Я ходил. Никогда не слышал о тайной комнате…

Пэнси закатила глаза и обогнала стайку ожесточённо спорящих первокурсников. Каждый год одно и то же: толпы сопливых малолеток из магловских семей, до одиннадцати лет не знавших о магии, переступали порог старейшей в Европе школы волшебства и раздражали своими наивными восторгами по поводу и без. Исключением стал прошлый год, когда на первый курс не поступил ни один маглорождённый, а те из первачков, кого угораздило родиться полукровкой, вели себя смирно. Восторгаться тогда действительно было нечем.

Возле кабинета трансфигурации группа старшеклассников Рейвенкло исписала формулами полстены. Свои излияния они продолжили на полу, так что пришлось переступать через чьи-то ноги, руки и сумки. Пэнси с раздражением подтянула мантию повыше. За следующим поворотом громко хохотали хаффлпаффцы, напрочь забывшие о субботнем проигрыше от Слизерина. Впрочем, она всегда сомневалась в умственных способностях тех, кто попадал на факультет барсуков, так что вполне вероятно, что с памятью и адекватным восприятием реальности у них действительно проблемы.

Слизеринцы вели себя надменно и обособленно, реагируя на попытки развить конфликт напоминанием о поражении. Возможно, это стало одной из причин, почему барсучки решили сделать вид, будто матча в субботу не было. Другое дело гриффиндорцы — упрямые бараны, для которых день был прожит зря, если они не напакостили хотя бы одному слизеринцу. Пэнси невольно напряглась, проходя мимо особенно шумной компании красно-золотых недоумков.

Решив сократить дорогу, она нырнула за гобелен к потайной лестнице, но налетела на склеившуюся в страстном поцелуе парочку и была вынуждена вернуться в общий коридор — тонуть в море чужих эмоций. Ей было душно. Она никогда прежде не замечала, как много в замке людей, как раздражают их голоса, их смех и крики. Они понятия не имеют о том, что она чувствует. Они живут своими жизнями, поглощённые проблемами вроде эссе или карманных расходов или безответной любви. Они восторгаются тем, что давно набило ей оскомину; они раздувают драму из того, что не вызвало бы у неё даже толики интереса; они радуются тому, что она не посчитала бы нужным заметить. Они — понятия не имеющие о том, что такое жизнь и каково в восемнадцать лет осознавать, что для тебя она закончилась.

— Он ненормальный.

— Увлекающийся.

— Больной на голову.

— Целеустремлённый.

— Мне пора начать беспокоиться?

Звонкий смех острым лезвием прошёлся по натянутым нервам. Пэнси ненавидела этот смех и её обладательницу — золотую девочку, этакую Гермиону Грейнджер слизеринского розлива, только с куда более удачной родословной, смазливым личиком и светлыми приторно-идеальными волосами.

— Абсолютный идиотизм, — убеждённо заявил Малфой, выворачивая из-за угла.

— А ты бы как поступил?

— Не учил троллей балету.

— По-моему, они милые. И мне даже чуть-чуть его жалко.

— Нет, определённо стоит начать беспокоиться…

Они прошли мимо, словно Пэнси не существовало, хотя только на прошлой неделе она и Драко сцепились так, что собственным старостам пришлось оттаскивать их друг от друга. Но вот минула пара дней, и Малфой уже светится, как новенький галлеон, и счастлив в компании Гринграсс, которая только что в рот ему не заглядывала. Жалкое зрелище.

Коридор, ведущий к учительской, оказался пуст. Пэнси сделала несколько шагов, гулко отдавшихся под высоким потолком, и почувствовала, как пересыхает в горле. Это что, страх? Просто нелепо. «Сложно быть дерзкой, когда ты изгой?» Она тронула фамильную брошь. Нет, Малфой, это совсем не сложно, когда тебе больше нечего терять.

Отчего же тогда так противно холодеет между лопаток?..

Дверь была закрыта неплотно, и Пэнси остановилась, прислушиваясь к доносившимся из учительской голосам.

— Я вполне понимаю вашу обеспокоенность, госпожа директор, но не кажется ли вам, что это слишком сурово по отношению к девочке?

— Профессор Слизнорт, она совершеннолетняя и в состоянии отвечать за свои поступки.

— И всё-таки, пока она здесь, мы обязаны присматривать за ней, а такой запрет…

— Десять пропусков занятий только за октябрь. Десять, профессор. Не говоря о неудах за невыполненные задания, постоянных конфликтах и полном нежелании профессора Вестенры видеть мисс Паркинсон на своих уроках.

— Минерва, девочка проходит через трудный период. Вы же знаете, её родители…

— Да, я в курсе дел, Гораций. Ситуация только усложняется, мы теряем контроль, и будь моя воля… Однако министр чётко дал понять, что мы не можем… Словом, мы должны что-то сделать, чтобы мисс Паркинсон взялась наконец за ум.

— При всём уважении, мне кажется, стоит выдать мисс Паркинсон кредит доверия. Помилуйте, девочка только что узнала, что стала фактически сиротой при живых родителях!

— Как раз поэтому нельзя выпускать её из виду. Поблажки чреваты…

Пальцы сами рванули дверную ручку, и спустя секунду Пэнси обнаружила себя стоящей перед своим деканом и директрисой. Придав лицу самое наглое выражение, на какое была способна, она посмотрела в глаза МакГонагалл. Пусть знает, что её слова дошли непосредственно до предмета спора.

МакКошка поджала губы.

— Поговорим позже, профессор.

Слизнорт вздохнул и просеменил к двери. Проходя мимо Пэнси, он сочувственно улыбнулся ей. За спиной деликатно щёлкнул замок, и учительская утонула в напряжённой тишине.

— Мисс Паркинсон, вы знаете, зачем я вас вызвала?

Пэнси демонстративно промолчала.

— У вас шестнадцать пропусков, горы незачётов и стопка жалоб от учениц. Они обвиняют вас в порче личных вещей и… хм… внешнего вида. Ничего не хотите сказать?

Пэнси усмехнулась краем губ. Злость, нетерпение и попытки удержать самообладание, чтобы не дай Мерлин не ударить в грязь лицом. Чудной коктейль директорских эмоций.

— Послушайте, мисс Паркинсон.

О, что-то новенькое. Отвращение вперемешку с жалостью?

— Я понимаю, что у вас непростой период, но, если вы не сможете взять себя в руки, я буду вынуждена… — она сделала короткую паузу. — Повторюсь, я буду вынуждена временно исключить вас в качестве дополнительного наказания.

— Дополнительного? — переспросила Пэнси.

— Основное наказание — запрет на посещение Хогсмида до конца семестра и взыскание каждую субботу в восемь вечера.

Пэнси издала звук искренней скуки.

— Мисс Паркинсон, вы отдаёте себе отчёт, что временное исключение может перерасти в постоянное?

Пэнси улыбнулась.

— Мои родители в тюрьме. Мои взгляды вне закона. Моя жизнь стала существованием. Вы действительно считаете, что можете напугать меня исключением из школы, директор МакГонагалл?

Директриса снова вздохнула, на этот раз устало, и смерила Пэнси серьёзным взглядом, странно кольнувшим её в сердце.

— Жизнь ещё не закончилась, мисс Паркинсон. Вы просто пока этого не поняли. Идите. И постарайтесь найти причину хотя бы попытаться всё исправить.

Коридоры по-прежнему кишели студентами. Пэнси шла, не разбирая дороги, и боролась с желанием обхватить себя за плечи. Хотелось забиться в какой-нибудь угол. «Попытаться всё исправить». Всё исправить… Всё исправить! МакГонагалл фактически повторила то, что говорила Шеклболту тем летним вечером. И она ещё хотела смутить эту расчётливую стерву? О Мерлин, да старуха обделается от счастья, если узнает, что Пэнси слышала тот их разговор!

Вот, значит, что это такое. Очередные исправительные работы. Что там МакКошка лепетала о министре? Он явно дал понять, что не позволит её отчислить. Поэтому директорша так нервничала, когда угрожала ей наказанием. Пэнси злорадно усмехнулась. Хотели видеть её здесь? Пускай пеняют на себя. Она даже удивилась, почему её не вызвали раньше. Намеренные пропуски, нарушение правил и конфликты неизбежно подвели её к черте, которую она готова смахнуть, как пыль. Ей больше нечего терять.

— Эй, кто тут у нас? Мопси Мопсинсон собственной персоной!

Пэнси затормозила, будто налетела на стену, и с ненавистью уставилась на расположившуюся возле окна компанию гриффиндорских старшекурсников.

— Тебя уже натыкали мордой в собственное дерьмецо?

Пальцы сжались на рукояти волшебной палочки. Гриффиндорец притворно заохал, вызвав тупое хихиканье дружков.

— Спокойнее, Мопсинсон. Мы вовсе не хотим пасть жертвами твоего…

Наверное, она была слишком зла или сбита с толку разговором с МакГонагалл, потому что упустила момент, когда он исхитрился выхватить волшебную палочку. Кожу обожгло, словно огнём. Пэнси вскрикнула и в ужасе уставилась на свои руки, стремительно покрывающиеся волдырями. Гриффиндорцы загоготали.

— Ну и видок!

— Может, ты просто сбросишь шкуру, а, Мопсинсон?

Пэнси задыхалась от боли, гнева и душивших её слёз. Продолжая ржать, как стая голодных гиен, гриффиндорцы ушли, предоставив ей вариться в собственной бессильной ярости. Проклятье. Она запомнила! Каждого из них. Они поплатятся за то, что сделали!

Волдыри появлялись так быстро, что стало невыносимо держать волшебную палочку. Слёзы вновь подступили к горлу.

— Нужна помощь?

Пэнси вздрогнула и резко обернулась.

…У её матери было странное пристрастие к колдографиям американских волшебников тридцатых годов. Ими были забиты десятки альбомов и рамок. Пэнси никогда не понимала этого увлечения и не могла отличить одного волшебника от другого, так они были похожи друг на друга с этими зализанными волосами и в одинаковых костюмах в полоску. Но был среди прочих снимок, который всегда привлекал её внимание. Изображённый на нём юноша резко отличался от остальных, было что-то во взгляде его голубых — Пэнси была уверена, что они голубые, — глаз, в линии рта и разлёте бровей. Обособленность. Он держался будто бы сам по себе, с идеальной осанкой и таким же идеальным носом. Пэнси не понимала, почему он совсем другой, пока мать не объяснила, что этот юноша — англичанин, случайно попавший в кадр. Матери он совсем не нравился…

Она моргнула и поняла, что смотрит в глаза небесно-голубого цвета. Тёмные, аккуратно зачёсанные волосы оттеняли бледную кожу. Взгляд юноши скользнул по её лицу, и она быстро отвернулась.

— Иди к чёрту.

Только нового свидетеля её унижения не хватало. Тёплая волна магии обняла её, и боль разом отступила. Пэнси осмотрела свои руки и снова обернулась.

— По-моему, так гораздо лучше.

Парень совсем не выглядел смущённым; на его губах играла лёгкая улыбка. Пэнси автоматически окинула его взглядом с ног до головы. Аккуратный, словно картинка, вырезанная из журнала. Она сразу смекнула, что это нечто врождённое, такое невозможно воспитать, таким можно лишь родиться.

Парень убрал палочку.

— Сэнди.

Пэнси отшатнулась от протянутой ладони, как от проказы, и снова обшарила его фигуру глазами. Ни единого признака факультетской принадлежности, никаких намёков или деталей. Как сумеречная зона, не белое и не чёрное. Серое. Как его дурацкий жилет.

— А мне плевать, — огрызнулась она и полезла в сумку в поисках зеркала. — Разве ты не знаешь, кто я такая?

— Тебе требовалась помощь, — просто ответил странный юноша.

Пэнси вскинула голову и сразу же потупилась.

— Мне нужно идти, — зачем-то сказала она.

— Могу проводить.

Пэнси стремительно шагнула к наглецу и ткнула в него палочкой.

— Слушай, ты, мистер Ваша-Дочь-Будет-Дома-В-Восемь, мне не нужна твоя забота, ясно?

Сэнди примирительно вскинул ладони.

— Ладно-ладно. — Он склонил голову на бок. — А ты смелая. Одна против… Сколько их было? Пять? Шесть?

Пэнси смерила его подозрительным взглядом. Кто в здравом уме назвал бы её поступок смелым? Глупым, безрассудным, детским — да, но смелым?..

— Я знаю, о чём ты думаешь, — продолжал Сэнди так, словно их разговор был чем-то нормальным и привычным. — Но дело ведь не в том, что ты собиралась сделать, а в том, что сделали они. Пять здоровых лбов против одной девушки… Кем бы эта девушка ни была, — многозначительно добавил он.

В груди что-то нехорошо ёкнуло.

— Ты ничего обо мне не знаешь! — выпалила она. — Поиздеваться пришёл? За идиотку меня держишь? Не трудно догадаться, что ты заодно с этими ублюдками.

— В некотором смысле ты действительно идиотка.

Пэнси ошарашенно уставилась на него. Он провёл ладонью по гладким волосам, и она машинально проследила это движение.

— Позволю себе побыть надоедливым советчиком. Не буду говорить, что понимаю тебя, потому что это не так. Но одно я знаю наверняка: время не лечит. Ему плевать на нас, обычных людей с нашими мелкими, несущественными переживаниями. Лечим мы себя сами. Может пройти двадцать лет — один справится, начнёт новую жизнь, а другой так и останется заложником прошлого. Всё в наших руках. Только мы способны себе помочь. Это борьба. Каждый день, каждую минуту. Мы боремся с собой, окружением, обстоятельствами. Жизнь и есть борьба. Это синонимы, если хочешь. Чем упорнее ты борешься, тем становишься сильнее. Мы часто думаем, что сильнее и смелее, чем есть на самом деле. — Он улыбнулся. — Но так же часто мы считаем себя слабее, чем показывает жизнь.

Даже если бы она придумала, что ответить, то не успела бы открыть рот, потому что, едва произнеся слово «жизнь», Сэнди ушёл так же неожиданно, как появился.

Пэнси оглянулась на поворот, за которым исчез этот странный парень, сердито тряхнула головой и направилась в слизеринскую гостиную.

* * *

Несмотря на то, что Малфой опять отказался от совместной работы, Гермиона ни секунды не сомневалась, что они получат зачёт. В конце концов, материал в их докладах попросту не мог быть схожим, ведь Малфой использовал иные источники, чем невероятно гордился, так что его часть наилучшим образом дополнила часть Гермионы. Она видела ожесточённую борьбу, отражавшуюся на его лице с начала занятия, и еле удерживалась от улыбки. Он явно не мог определиться, сорвать их выступление или нет, потому что, с одной стороны, хотел сделать ей подлость, а с другой, саботировал бы сам себя, ведь они в одной упряжке. Итогом его гражданской войны с собственным эго стало процеженное сквозь зубы наглое чтение с листа. Гордон пожурил его за отсутствие должной подготовки, но вполне удовлетворился ответом. Гермиона была готова поклясться, что его искренне позабавило поведение Малфоя.

Но было кое-что, из-за чего она переживала, а именно — Обливиэйта, наложенного на него неделю назад. Объективно причин для беспокойства не было, разве что её глупая оговорка в библиотеке. Слава Мерлину, Малфой ничего не понял. Тем не менее Гермиона продолжала исподволь наблюдать за ним. К слову, его дурацкий шарф до сих пор валялся у неё в чемодане. Каждый раз что-то мешало ей избавиться от него, и в конечном итоге Гермиона плюнула на это дело. Пускай лежит, пока не мешает.

Как вообще Малфою взбрело в голову дать ей свой шарф? Судя по всему, его отношение к ней почти не изменилось с тех пор, как на втором курсе он радовался окоченевшей кошке Филча. Возможно, то были отголоски воспитания, хотя верилось в это слабо — в воспитании у него как раз наблюдались явные пробелы.

— Отличные выступления! — подытожил Гордон. — Сегодня выбор опять за юношами.

Гермиона просматривала график дежурств, когда произнесли её имя. Она машинально вскинула глаза на Малфоя. Он тоже мельком взглянул на неё. На доске появились имена: «Гермиона Грейнджер и Джулиан Холланд». Она снова посмотрела на Малфоя, но тот уже переговаривался с Дафной Гринграсс, чьё имя и вытащил минутой позже. Гермиона закрыла учебник. На этот раз пронесло.

Джулиан догнал её по пути в библиотеку.

— Я официально твой спаситель.

— От чего? — не поняла Гермиона.

— От Малфоя, конечно.

Она прыснула.

— Я серьёзно, — настаивал Джулиан. — Сколько у вас уже было совместных заданий? Четыре?

— Два вообще-то.

— Ага, и каждое за два.

Гермиона шутливо закатила глаза.

— Просто скажи это, — не унимался Джулиан.

— У тебя сегодня замечательно настроение, я смотрю?

Он послал ей многозначительный взгляд, и Гермиона со вздохом сдалась.

— Ну хорошо. Спасибо, что спас от надобности в очередной раз терпеть Малфоя. Что бы я без тебя делала.

Джулиан довольно ухмыльнулся. Гермиона поспешила сменить тему.

— Я внесла коррективы в график. Думаю, будет лучше отдать несколько часов на шестые курсы, чтобы у пятых была возможность спокойно готовиться к экз…

Громкий хлопок не дал ей закончить. Раздавшийся следом хохот шёл от группы слизеринок, расположившихся в нише стены. Гермиона нахмурилась. Не глядя сунув график в руки Джулиану, она подошла к старшекурсницам.

— На переменах запрещено колдовать. Пять баллов со Слизерина.

— Наколдуй себе лицо посимпатичнее, Грейнджер, — посоветовала Трейси Девис.

Слизеринки издевательски рассмеялись.

— Лучше наколдуй себе мозги, Девис, — сказал Джулиан.

Девушки захихикали, прикрывая губы ладонями, и косились то на него, то на стремительно краснеющую Девис. Казалось, она хочет что-то ответить, но вместо этого сорвалась с места и убежала под насмешливые шепотки слизеринок.

Гермиона забрала протянутое Джулианом расписание дежурств.

— Грубить было необязательно.

— Она тебя оскорбила.

— Во-первых, я не восприняла это как оскорбление, а во-вторых, прекрасно могу сама за себя постоять.

— Тебе стоит уделять больше внимания своему женскому самолюбию.

— То есть, по-твоему, мне нужно лицо посимпатичнее?

— Нет, конечно!

— Тогда в чём проблема?

— Проблема в том, что рядом с тобой любой парень почувствует себя ничтожеством. — Он взял её за плечи. — Ты девушка, Гермиона. Не забывай об этом.

Гермиона смотрела в его удаляющуюся спину. Быстро оглядевшись, она поправила лямку сумки и поспешила в библиотеку, стараясь не обращать внимания на заливший щёки жар.

* * *

— Всем спасибо за занятие, отлично поработали, — хлопнул в ладоши Гордон, когда раздался звон колокола. — Не забудьте сказать мисс Паркинсон, что у неё не только прогул, но и незачёт. Мистер Малфой, задержитесь на минуту, у меня вопрос по вашему докладу.

Уже развернувшийся к выходу Драко закатил глаза.

— Я в гостиную, — сказала Дафна. — Мы собираемся играть во взрывающиеся карты. У Блейза новая колода.

— Отлично. Без меня не начинайте!

Драко подошёл к учительскому столу. Гордон что-то писал в журнале. Лишь когда все ученики вышли из класса, он наконец соизволил обратить на него внимание.

— Хороший доклад, мистер Малфой. Жаль только, что выполнен не в паре.

— Какая разница? Смысл в том, чтобы раскрыть тему, что я и сделал. В отличие от Грейнджер.

— Смысл в парной работе, которую вы игнорируете. Мало того, в этот раз вы даже не удосужились подготовить защиту. Что дальше? Принесёте свою писанину и просто швырните мне на стол?

Драко сжал ручку портфеля.

— Я выполнил задание получше многих, не моя проблема, что мне для этого никто не потребовался. И вообще, откуда вы знаете, как именно я готовился? Вы что, следите за мной?

Гордон побарабанил пальцами по столу. Вид у него был такой, словно разговор пошёл совсем не по тому сценарию, на который он рассчитывал.

— Тебе лучше относиться к урокам серьёзнее, — сказал он наконец и без перехода добавил: — Как дела у мисс Паркинсон?

— Мы не общаемся. При чём здесь она?

— Вы с одного факультета и провели практически всё лето вместе, я предполагал… — Он осёкся и вдруг перешёл на другой тон. — У Пэнси Паркинсон очевидные проблемы. Тебе не кажется, что ты мог бы проявить больше участия?

— Вас это не касается, — отрезал Драко.

— Вам следует прекратить грубить мне, мистер Малфой.

— А вам следует не лезть не в своё дело, иначе я сообщу Слизнорту, что вы, как декан факультета-соперника, оказываете на меня давление.

Гордон покачал головой.

— Удивительно, как ты бываешь похож на мать, а уже через секунду — на отца. — Он встал, захлопнув журнал. — В следующий раз подготовьте доклад как следует, мистер Малфой, иначе я с удовольствием нарисую напротив вашей фамилии «ноль». Потом можете побеседовать об этом с вашим деканом.

Даже спустя два дня после этого разговора Драко не смог понять, чего добивался Гордон. Припугнуть его неудом? Тогда к чему расспросы про Паркинсон и сравнение с родителями? Они не общались с глазу на глаз целый месяц, и вот ему снова что-то взбрело на ум.

Одно Драко уяснил прочно: если он облажается с докладом, Гордон его завалит. Как удачно, что на этот раз в пару ему досталась Дафна.

— Привет.

Он махнул в ответ на её приветствие и хотел сесть в кресло напротив, но передумал и опустился на диван рядом с ней.

— Я захватила кое-какие книги из библиотеки, хотя толку от них… — Она сморщила носик. — Разве что вот эта любопытная.

Драко повертел книгу в руках и откинул на столик.

— Я могу сделать сама… — начала было Дафна, но он её перебил.

— Пусть Грейнджер делает всё за своих гриффиндорских болванов.

Гостиная жила своей жизнью, студенты общались, смеялись, обнимались, ссорились, приходили и уходили, а они сидели на диване напротив камина и с азартом писали доклад по защите от Тёмных искусств.

— Если ты напишешь так, нас поймут разве что рейвенкловцы.

— Главное, чтобы Гордон понял.

— Честно говоря, сильно в этом сомневаюсь…

Было чертовски правильно сидеть здесь и обсуждать магию с тем, кто похож на тебя. Они были частью одного мира, и сейчас Драко ощутил это особенно остро.

— Завтра суббота, — заметил он, когда они закончили. — Хочешь сходить в Хогсмид?

Дафна взглянула на него из-под ресниц и с улыбкой кивнула.

Драко взмахнул палочкой, и книги сложились в две аккуратные стопки. Она потянулась взять свёрнутый в трубку чистовик, он тоже протянул руку, и их пальцы столкнулись. Они подняли друг на друга глаза.

— Магнус, горгона тебя задери, сколько можно ждать?

Оба вздрогнули. На пороге гостиной с недовольным видом стоял Дуайт с метлой на плече. Магнус Моррисон лениво выплыл из комнат мальчиков.

— Остынь, Кёрнер, прибереги силы для гриффиндорских котят.

Дуайт смерил его раздражённым взглядом, и загонщики покинули гостиную.

— Жаль, что ты не играешь, — вздохнула Дафна.

— Ерунда, — делано бодро отмахнулся Драко.

— Я думаю, ты поступил правильно, когда ушёл с того матча.

— Я бы высидел ещё десяток таких матчей, если бы рядом была ты.

Дафна вскинула глаза, показавшиеся ему огромными и яркими, как пламя огня в камине. Он не заметил, как подсел совсем близко, и её пальцы накрыли его ладонь, ресницы дрогнули и опустились. Он подался вперёд и, забыв обо всём, поцеловал её.