Гермиона сидела за столом в Большом зале и взволнованно крутила в руках конверт.

— Как думаешь, сказать ему?

— Не можем же мы уехать и оставить его здесь, — откликнулся Гарри.

Закусив губу, Гермиона снова извлекла из конверта короткое письмо.

Привет! С нас сошло семь потов, но дом наконец-то почти пригоден для жилья. Я поговорил с мамой — она согласна, чтобы вы приехали. В этот уик-энд ждём вас в «Норе». Рон.

— Да неужели Рон написал бы нам и не позвал домой родного брата?

— Возможно, ты и прав, Гарри, — Гермиона исподволь покосилась на Джорджа. — Только для него сегодня не было почты.

Едва Джордж поднялся из-за стола, Гермиона, не раздумывая, преградила ему путь.

— Джордж, мы… Нам Рон письмо прислал. Пишет, что мы можем съездить в «Нору», и мы хотели спросить… Ты поедешь?

Ничего не ответив, даже не взглянув на неё, Джордж прошёл мимо и быстро покинул Большой зал. Гермиона расстроенно вздохнула.

— И что теперь делать? — спросила она у такого же растерянного Гарри.

Вместо него ответила подошедшая Анжелина.

— Я присмотрю за ним.

Гермиона переглянулась с Гарри.

— Мы сначала попробуем узнать, — ответила она, — а потом скажем тебе.

Ответ пришёл вечером, когда Гермиона сидела в гостиной и выписывала основные события, произошедшие в волшебном мире во второй половине девятнадцатого века. Впустив Гермеса, она отвязала пергамент и хотела отблагодарить филина за труд, но, когда повернулась с пиалой печенья в руках, тот уже был точкой на темнеющем горизонте.

Друзья уселись на диван перед камином, и Гермиона распечатала конверт.

Здравствуйте, Гарри и Гермиона!

Я очень рада, что у вас всё хорошо. Если Джордж не хочет ехать домой — пускай остаётся в Хогвартсе. Тем более о нём есть кому позаботиться. Не сомневаюсь, что он в надёжных руках. Целую, миссис Уизли.

— Скажу Анжелине, — пробормотал Гарри и быстро ушёл.

А Гермиона всё смотрела на прыгающие строчки, выведенные дрожащей рукой, отчётливо видя отчаяние матери, оказавшейся не в силах утешить собственного сына. И ещё — долгие, мучительные остановки после имени Джорджа, к которому миссис Уизли так привыкла добавлять имя Фреда.

В пятницу утром Гарри и Гермиона покинули территорию школы и трансгрессировали. Лягушки испуганно бросились в стороны, всколыхнув безмолвные камыши, когда друзья появились недалеко от небольшого пруда. Солнце уже показалось из-за горизонта, согревая покрытые росой пологие холмы. По правую руку раскинулась деревенька Оттери-Сент-Кэчпоул, по левую бежала кромка леса. Гарри озирался по сторонам, когда на тропинке словно из-под земли выросла миссис Уизли.

— Гарри, Гермиона! Как я рада вас видеть. — Она расцеловала их в обе щеки. — Как вы добрались? Всё хорошо?

— Миссис Уизли, а где… — недоумённо начал Гарри.

— Идёмте, идёмте, — поторопила та, спеша к открытому участку местности, на котором решительно ничего не было. — Возьмите меня за руки. Гермиона за одну, ты, Гарри, за вторую.

Она сделала шаг, увлекая друзей за собой, и тут перед ними точно так же, как пять минут назад миссис Уизли, возникла «Нора». В нос ударили запахи свежей выпечки и влажной земли прополотых грядок. Одна из пяти каминных труб на красной черепичной крыше дымила. Пустырь превратился в полный жизни дворик с хорошо знакомым домом.

Миссис Уизли заперла калитку.

— Идёмте в дом. Я только что испекла пирог.

— Мы смогли трансгрессировать точно туда, где стоит «Нора». Значит, она защищена не Фиделиусом? — спросила Гермиона.

— О нет, дорогая. «Нора» спрятана под несколькими слоями сильных заклятий. Мы посоветовались с Кингсли и решили, что так будет лучше. Если на дом нападут, авроры смогут сразу прибыть на место.

Миссис Уизли пропала на кухне, а Гарри и Гермиону уже встречали Рон с Джинни. Рон протянул Гарри руку.

— Не думал, что вы поднимитесь в такую рань.

— У нас всего три дня, так что решили не терять время, — объяснила Гермиона.

Рон посмотрел на неё, и между ними тут же повисла неловкая пауза. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но внезапно с громким «Боггартова мать!» шарахнулся в сторону.

— Живоглот! — Гермиона распростёрла объятия, и огромный рыжий кот легко вспрыгнул ей на грудь, будто комок невесомого пуха.

— Этот кот меня с ума сведёт, — буркнул Рон, потирая ушибленное плечо.

— Он скучал по тебе, Гермиона, — улыбнулась Джинни и пихнула брата в бок: — Рону он был не очень-то рад.

— Можно подумать, я ему очень рад. Постоянно путается под ногами, я себе чуть шею не свернул!

— Так, вы двое, — раздался строгий голос миссис Уизли, — немедленно мыть руки и за стол! Рон, Джинни, марш на кухню.

Компания весело переглянулась. Через пять минут все расселись за столом и с аппетитом уплетали свежий яблочный пирог.

— Артур уже отбыл в Министерство, так что повидается с вами только вечером, — говорила миссис Уизли, хлопоча у плиты.

— Если повезёт, — вставил Рон.

— Почему? — полюбопытствовала Гермиона.

Рон старательно прожевал.

— Министерство сейчас на ушах. Сами понимаете, за этот год многое произошло, работы невпроворот. Так ещё эти сбежавшие Пожиратели. Перси тоже круглые сутки на работе.

— Не болтайте, а ешьте, пока горячее, — беззлобно пожурила миссис Уизли. — Гарри, Гермиона, как вам пирог?

— Просто замечательный! — похвалил Гарри, накладывая себе на тарелку уже третью порцию. — Кстати, почему мы смогли попасть в дом, только держась за вас?

— Одно из заклинаний, лежащих на доме, играет роль Замка, — ответила Джинни. — Мы — Ключи. То есть любой из нашей семьи может найти дом и войти в него. Другие могут попасть сюда, только держась за Ключ, то есть за одного из нас. Но никто не может силой заставить нас провести в дом или позволить увидеть его тому, кому мы не хотим его показывать. В этом смысле чары Замка и Ключа очень похожи на действие Фиделиуса — с той лишь разницей, что местоположение дома может быть известно любому.

— Хватит умничать, — вмешалась миссис Уизли, — Расскажите лучше, как проходят восстановительные работы.

Ребята поделились новостями, а Рон и Джинни со своей стороны пожаловались на трудности оживления «Норы». Миссис Уизли, хоть и вступала в разговор, почти не отрывалась от своих дел. Гермиона с горечью наблюдала напряжённые плечи, натянутую улыбку и дрожащие пальцы.

Оказывается, кроме Рона и Джинни, в «Норе» никого не было. Перси и мистер Уизли дни напролёт пропадали в Министерстве, Билл бывал дома с визитами, а большую часть времени проводил с Флёр — вместе они помогали Андромеде с маленьким Тедди, Чарли же в начале недели отбыл обратно в Румынию. Из шести детей семейства Уизли постоянно в «Норе» находились только двое младших, да и те собирались в скором времени уехать.

Почти весь день ребята провели на свежем воздухе: кормили кур, пропалывали огород, помогали миссис Уизли развешивать бельё, а после обеда сыграли в квиддич двое на двое. Вечером того же дня Гермиона сидела на крылечке и смотрела на закат. Засыпающее солнце окрасило стайку перьевых облаков в розовый цвет, а между ними проглядывала голубизна чистого неба. Она давно не видела такой красоты.

— Привет. — Рядом появился Рон. — Прогуляемся?

Они пошли на задний двор. Закат отбрасывал от дома длинную тень, но в саду горело несколько низеньких светильников и один высокий фонарь. Под этим фонарём обнаружилась деревянная скамейка.

— Я не помню, чтобы она была тут раньше, — присаживаясь и проводя ладонью по доскам, сказала Гермиона.

Рон сел рядом и откинулся на спинку.

— Мы приводили в порядок дальнюю часть сада и нашли её, она почти вросла в землю. Мы её выкопали и починили.

Вокруг фонаря вилась стайка мошкары. За спиной, в траве, стрекотали сверчки.

— Было бы здорово, будь это качели, — тихо произнесла она.

— Качели?

— Да. Они… похожи на скамейку, только без ножек и подвешены на цепях за перекладину. У нас были такие на передней террасе. В детстве я любила сидеть на них и читать.

Внезапно Рон оттолкнулся от спинки, напугав её резким движением.

— Хочешь качели — будут тебе качели! — решительно объявил он, доставая из кармана волшебную палочку.

— Ты хоть знаешь, как они выглядят?

Рон смутился.

— Нет, но если ты объяснишь…

Гермиона принялась было рассказывать, но поняла, что проще показать, и нарисовала на земле схему прутиком. Рон направил палочку на скамейку и произнёс стандартное заклинание для трансфигурации предметов. Гермиона зажмурилась от яркой вспышки.

— По-моему, не так уж и плохо… — донёсся до её слуха неуверенный голос Рона.

Она открыла глаза и обомлела. Качели получились почти точь-в-точь такими, какими она помнила их в детстве. Разве что в том месте, где скреплялись между собой столбы по обеим сторонам, красовались светильники. Фонарь, прежде стоявший возле скамейки, исчез.

— Получилось просто замечательно! — восторженно воскликнула Гермиона.

— Тебе нравится?

— Очень!

Она опустилась на сиденье и слегка оттолкнулась. Качели отозвались плавным движением вперёд-назад. Рон примостился рядом.

Солнце окончательно скрылось за лесом, погрузив «Нору» и дворик в тень. Мягкий свет светильников выхватывал из темноты только что сооружённые качели и двоих, безмолвно сидящих на них. Гермиона устроила голову у Рона на плече.

— Гермиона.

— Да?

— Я хотел сказать… Я знаю, что облажался. Но я обещаю, что смогу… что стану для тебя надёжным партнёром. Чтобы ты могла на меня положиться.

Вместо ответа она скользнула рукой по его шее и привлекла к себе. Когда они отстранились друг от друга, Рон довольно хмыкнул:

— А я раньше думал, что постоянно целоваться — это утомительно.

— Раньше? — переспросила Гермиона.

— Ну, когда я ещё встречался с Ла…

Он осёкся и зажал себе рот ладонью.

— Мерлин, Гермиона, прости! Я не подумав ляпнул…

Но образ хохотушки Лаванды Браун уже сменялся в памяти залитым кровью лицом девушки, лежащей на полу изломанной куклой. Лаванда чудом выжила после нападения Сивого, а страшные когти навсегда изуродовали миловидное лицо. Как ей теперь жить? Свой шрам Гермиона могла по крайней мере спрятать под одеждой, а как спрятать шрамы, покрывающие большую часть лица?

Она невольно отодвинулась от Рона, и он окончательно сник.

— Ты обиделась, да? Ты обиделась. Я такой болван!

— Нет, Рон, я просто… Я ведь даже не знаю, как она сейчас.

— С ней всё будет хорошо, — не слишком уверенно сказал Рон. — Давай вернёмся. Уже поздно.

— Половина двенадцатого! — ахнула Гермиона, глядя на наручные часы. — Миссис Уизли, наверное, беспокоится.

Но, когда они вошли, в коридоре никого не было. Гермиона проглотила горький комок. Конечно, она понимала, что если бы миссис Уизли в самом деле следила за временем, то выгнала бы их из сада ещё минимум час назад. Молли усердно играла роль заботливой хозяйки весь день, но к вечеру её силы иссякли.

— Мама давно не ругает нас, если мы поздно ложимся, — бесцветно проговорил Рон. — Даже на мою откровенную ругань внимания не обращает. Мы с Джинни пытаемся расшевелить её, разозлить. Она притворяется, что всё хорошо, а сама даже Джорджу написать не смогла!

— Рон…

— Пытаешься с ней говорить, а она ведёт себя так, будто жизнь кончилась.

— Рон, пожалуйста, перестань. Ей очень тяжело.

— А как же мы, Гермиона? Да, Фред умер, но мы живы! Я, Джинни, Билл, Перси, Чарли… Джордж… Она даже на папу внимания не обращает. Они с Перси потому и сидят круглыми сутками в этом чёртовом Министерстве, что дома находиться нет никаких сил. Никаких сил, понимаешь?!

Гермиона почувствовала, как сводит горло.

— Она ничего не хочет слушать. Я говорил ей, что Фреда больше нет, пора отпустить его и жить дальше!

— Прекрати! — взвизгнула она и бросилась ему на грудь. — Прошу тебя, не говори так. Это слишком. Она любит тебя. Всех вас. И Фреда с Джорджем. Позволь отгоревать, а пока стань для неё опорой. Ты нужен ей, вы все ей нужны!

Рон спрятал лицо в её густых волосах. Плечо Гермионы взмокло. Она гладила его вздрагивающую спину. Постепенно Рон обмяк, внезапная вспышка прошла, и он пошевелился в её руках. Она тут же разомкнула объятия.

— Извини… за всё это, — Рон взмахнул рукой, имея в виду то ли свой срыв, то ли незаконченный ремонт дома, то ли эту войну, оставившую так много шрамов на их судьбах.

Оставшись в одиночестве, Гермиона обхватила себя руками. Дом большого дружного семейства вдруг показался холодным и пустым, как склеп.

Умывание холодной водой более-менее помогло привести себя в чувство. Гермиона не знала, спит ли Джинни, слышала ли, что произошло между ней и Роном внизу, но не хотела давать лишний повод для разговора. Тем более на такую тему. Прокравшись к двери спальни, она уже потянулась к ручке, когда её слуха достигли приглушённые голоса.

— А если Гермиона вернётся, а мы тут…

Смешок.

— Не переживай, Гарри. Она взрослая девочка, разберётся. Поднимется к Рону.

Гермиона вздохнула. Кажется, в этой комнате не было места слезам и горю. Обрадовался ли Рон, обнаружив, что Гарри нет и можно побыть одному? И понял ли, куда запропастился его лучший друг?

Собравшись с духом, Гермиона начала медленно подниматься в темноту.

— Рон? — вполголоса позвала она, открыв дверь.

Тёмный силуэт на кровати зашевелился, и на фоне освещённой лунным светом стены возникла взъерошенная голова.

— Гермиона?

— Я.

Рон спустил ноги на пол. Гермиона приблизилась.

— Как ты?

Он опустил голову.

— Я повёл себя, как истеричка.

Гермиона прижала его к себе, гладя по влажным волосам.

— Я тоже не смог ему написать. Собирался — и не смог. Я просто урод. Но я ведь… Я же не хотел… Он ведь мой брат, Гермиона.

— Я понимаю. Понимаю, Рон.

Он взял Гермиону за руку и потянул на кровать. У неё затрепетало в груди. Она лежала, прижавшись к его боку, и думала, что это первая ночь, которую они проводят наедине в темноте. И на этот раз никакой дурацкой неловкости.

— Рон, — тихонько позвала она.

— М?

Гермиона принялась вырисовывать пальцами узоры на его руке.

— Я хотела поблагодарить тебя. За то, что ты звал меня тогда, в поместье. Это помогло мне выдержать… выдержать…

Она почувствовала, как он напрягся.

— Ты знаешь, что я бы поменялся с тобой местами, если бы мог.

— Знаю.

Гермиона выпуталась из его рук.

— Пора спать.

— Спи, — улыбнулся Рон.

— Я пойду на соседнюю кровать.

Она поцеловала его. Теперь в этом жесте не было скованности, не было робости, не было ощущения, что она делает что-то странное.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Гермиона.

Свет занимавшейся зари проникал в комнату через неплотно задёрнутые шторы. Стараясь не шуметь, Гермиона выскользнула в коридор. В доме стояла утренняя тишина. Гермиона спустилась к спальне, в которой должна была сегодня ночевать, и тут дверь открылась сама.

— О-о, привет, Гермиона, — пробормотал растрёпанный Гарри и поспешил ретироваться.

Джинни сидела на кровати и плела на голове колосок.

— Доброе утро, — улыбнулась она.

Гермиона подошла к зеркалу и предприняла попытку обуздать бунт на голове.

— Мы вчера засиделись. Опомнились только в полночь, так что Гарри… Я могу помочь, если хочешь.

Гермиона обречённо вздохнула и смиренно протянула ей свою щётку.

— Напомни, почему ты не пользуешься снадобьями, — деловито осведомилась Джинни.

— От них становится только хуже. И потом, мне нравятся мои волосы. Они ужасно испортились, пока мы бегали по лесам, и только сейчас начали потихоньку восстанавливаться.

— Понятно… — Джинни уже думала о чём-то другом. — Слушай, мы не сильно смутили вас вчера? Так уж получилось…

— Всё в порядке, — заверила Гермиона.

— А Рон что? Я всё ждала, когда он ворвётся в комнату и выбросит нас из окошка.

Вчерашняя сцена в коридоре вспыхнула в памяти, и в желудке расползся холод.

— Нет, он… Я думаю, он понял, что мы все уже достаточно взрослые.

Справившись с непослушной копной, Джинни предложила заплести косы. Гермиона с радостью согласилась. Джинни наколдовала небольшую мисочку с водой и обмакнула пальцы.

— Если вас не смутило ночевать вместе, — вновь заговорила она, проводя мокрыми пальцами по волосам, — может, договоримся и на две оставшиеся ночи поменяться комнатами?

Гермиона вскинула глаза на её отражение в зеркале.

— Так вы с Гарри уже…

— Ох, Мерлин! — Джинни так вздрогнула, что дёрнула её за волосы. — Нет, конечно. Я выгнала его спать на другую кровать. — На её щеках заалел румянец. — Не думай, будто я хочу ускорить наши отношения. Наоборот. Мне надоело куда-то бежать, надоело думать, что завтра может не наступить, а вчера был единственный шанс. Надоело бояться, что небо вот-вот свалится нам на голову. Я хочу, чтобы мы были обычными подростками. Чтобы могли ссориться и знать, что у нас есть время обижаться, а потом мириться. Что у нас есть выбор. Пока вы весь год носились чёрт-те где, я с ума сходила. Мне до сих пор снится, как он лежит на руках у Хагрида. Это жутко, понимаешь? Я просыпаюсь среди ночи, и мне хочется только одного: знать, что он жив. А сегодня не было кошмара. Может, потому что я знала, что он рядом?

Закончив, Джинни слегка подёргала пряди с макушки до кончиков и поднесла небольшое зеркальце, давая рассмотреть результат.

— Какая красота! — искренне восхитилась Гермиона. Она потрогала объёмные мягкие косы, вывернутые неведомым образом наизнанку, и повернулась к Джинни. — Знаешь, кровать в комнате Рона гораздо удобнее той, которая стоит здесь.

Джинни благодарно улыбнулась и протянула Гермионе её щётку для волос.

* * *

Драко не мигая смотрел на мраморную фигуру Ровены Рейвенкло, загадочно улыбающуюся ему с постамента, и никак не мог понять, красивая она или пугающая. Он поймал неподвижный взгляд и вздрогнул: ему померещилось, будто черты жившей тысячу лет назад волшебницы сложились в знакомый до боли образ.

— Мама…

Драко сам не заметил, как подался вперёд. Сморгнул — и видение тут же исчезло. Ровена равнодушно взирала на него сверху вниз. Не осталось и тени сходства с Нарциссой. Он выдохнул и провёл по лицу ладонями.

На горизонте догорал закат. Драко взял со столика свиток и развернул, верхний край придавив чернильницей, а нижний — подставкой для перьев. Обмакнул кончик пера в чернила, занёс над пергаментом, чтобы вычеркнуть очередной день. Крупная капля шлёпнулась на ровный строй цифр, закрыв своим бесформенным телом сразу три числа: пятое, шестое и седьмое.

— Да к чёрту!

Пергамент полетел на пол, захватив с собой подставку для перьев и чернильницу. Драко отрешённо наблюдал, как по ультрамариновому полу расползается чернильное пятно, пожирая созвездие Дракона.

Он устало откинулся на спинку кресла. Прямо перед ним был выход из башни. Или вход. Драко буравил взглядом дверь: пусть она распахнётся, и войдёт кто-то… Кто-то знакомый. Кто-то из той, прошлой жизни.

«Никто не войдёт. Я здесь один».

Драко невесело усмехнулся.

Поднявшись, он направился в спальню, но раздавшийся звук заставил его замереть. Звук… открывающейся двери.

— О, мистер Малфой, вы здесь. Очень хорошо.

Приподняв полы длинной юбки, порог гостиной перешагнула директриса, а следом…

— Проходите, мисс Паркинсон. На время летних каникул будете жить здесь. График работ получите завтра после завтрака. Добро пожаловать в Хогвартс, — сухо добавила МакГонагалл и вышла.

Пэнси огляделась и скривила губы.

— Убожество.

Драко скрестил на груди руки.

— Не ожидал встретить тебя так скоро, — сказал он. — Откуда… Я имею в виду, что ты здесь…

Пэнси фыркнула.

— Если ты и двух слов связать не можешь, лучше помолчи. У меня болит голова.

Драко опешил. Желание пообщаться лопнуло, как боггарт от Риддикулуса. Что ж, он уже почти привык к одиночеству.

— И даже не спросишь, что со мной произошло? — крикнула Паркинсон ему в спину.

Драко услышал в её тоне странную смесь из пренебрежения и отчаяния.

— Не утруждайся, мне неинтересно, — бросил он, не оборачиваясь.

Пэнси расхохоталась.

— Смотрите-ка, наш перелюбленный Драко Малфой как обычно не замечает никого, кроме себя!

Драко поднялся по ступеням к двери в спальни и всё же повернулся.

— Сомневаюсь, что ты можешь рассказать мне что-то новое.

— Уж поверь, могу! — со злостью выпалила Паркинсон. — Палочку отобрали, месяц сидела в тюрьме, как преступница какая-то, без конца допрашивали, про родителей ни слова не сказали, а потом выставили перед этими бюрократами из Визенгамота во главе с этим надутым… Магию использовать запретили и отправили сюда, ишачить как домовой эльф… Двенадцать месяцев без магии!

Её гневная тирада стёрла с лица Драко ухмылку.

— Значит, мы получили одинаковое наказание, — медленно проговорил он.

В мгновение ока Пэнси оказалась рядом.

— Сколько?

От неожиданности Драко отшатнулся.

— Что?

— Сколько тебе дали месяцев?

— Я же сказал: у нас одинаковое наказание.

На лице Паркинсон отразилось недоумённое возмущение.

— Но я же ничего не сделала! У меня нет Метки, я ничего не знала о делах Пожирателей и не пыталась никого убить! Как тебе это удалось? Ты подкупил их? — Она попыталась схватить его за ворот.

— Убери от меня руки, Паркинсон!

— Ты такой же, как твой жалкий папаша, готов во что угодно поверить, лишь бы это было выгодно. Поменял сторону в последний момент? Ползал там на коленях перед этими…

— Я ни перед кем не ползал! — рявкнул Драко, а взгляд упал на забытый пергамент.

Оттолкнув Паркинсон, Драко сбежал вниз по ступенькам. Не хватало ещё, чтобы она заметила…

Но Пэнси непостижимым образом оказалась быстрее.

— И за чем же ты так спешил? — Она посмотрела на выведенные его рукой цифры и ядовито рассмеялась. — Да ты и впрямь тряпка, Малфой!

Швырнув пергамент обратно в лужу чернил, Паркинсон взбежала по ступеням в крыло девочек. Оглушительно хлопнула дверь, и снова наступила тишина. Драко поднял пергамент. Половина июня была залита чёрным пятном.

Поднявшись в спальню, он не глядя отбросил пергамент на тумбу и сел на кровать.

«Ты и впрямь тряпка!»

Он сжал голову руками с такой силой, будто желал раздавить. А ведь сегодня пятое июня, день его рождения. Восемнадцать лет. Он даже загадал желание, которое сбылось. Драко ещё секунду смотрел в пустоту остановившимся взглядом, а потом с яростью пнул тумбу.

С днём рождения, Драко Малфой.

* * *

Большой зал равномерно гудел голосами завтракающих. Гарри и Гермиона, вернувшиеся из «Норы», уже сидели за столом, когда в зал влетели совы с утренней почтой. Гермиона привычным жестом отцепила от лапки совы свежий выпуск «Ежедневного пророка».

— Есть что-нибудь новенькое? — спросил Гарри.

Гермиона пролистала газету.

— Ничего интересного. Всё ещё обсуждают «очередное не поддающееся логике решение» Кингсли, пытаются добиться комментариев о суде над Руквудом и перемывают кости всем подряд.

— Меня радует, что у них пропал интерес писать обо мне, — вполголоса поделился Гарри. — Обо всех нас.

— Видимо, Кингсли надавил на «Пророк». Никакой новой информации всё равно нет, а размазывать слухи он, судя по всему, запретил.

— А что Скитер?

— О, Скитер оказалась очень понятливой, и с памятью у неё проблем нет.

— Эге, ребят, смотрите, кто заявился, — злорадно прищурился Майкл. — «Очередное не поддающееся логике решение» собственной персоной.

На пороге Большого зала возникла фигура Пэнси Паркинсон. Гермиона не видела её с Битвы, только на колдографии в субботнем выпуске «Пророка» вместе со статьёй о вынесенном приговоре. Заметно исхудавшая, с отросшими ниже плеч тёмными волосами Пэнси Паркинсон оставалась вполне узнаваема. На заострившемся лице по-прежнему читалась враждебность, проявившаяся ещё ярче от их пристального внимания.

Малфой появился чуть позже, такой же напряжённый, только взгляд его был не враждебным, а скорее настороженным и изучающим. Стоило им обоим разместиться в отдалении от них — и друг от друга, Майкл снова подал голос:

— Наши голубки, похоже, в ссоре.

Ему никто не ответил, только Шеймус прыснул в кулак.

— Интересно, — продолжал Майкл, — чем они там занимаются? И без того требуется дезинфекция после белобрысого Хорька, так теперь их двое. — Он брезгливо поморщился. — Хотел бы я знать, где он её: в спальне? Или в гостиной прямо на столе?

Вилка Гермионы звонко стукнулась о край тарелки.

— Майкл! — воскликнуло сразу несколько голосов.

— Отпускай свои грязные шуточки где-нибудь в другом месте, — осадил его Оливер.

Майкл кисло улыбнулся, но перечить не стал. Только гнев двумя опасными огоньками затаился на дне его глаз.

* * *

Драко остервенело умывался холодной водой. Сжал края раковины мокрыми пальцами и посмотрел в мутное отражение в зеркале. Паркинсон просто идиотка. Она понятия не имеет о расстановке сил. Сама же прибежит к нему, когда поймёт, что сейчас лучше держаться вместе.

Они столкнулись в гостиной по пути на завтрак.

— Что, Малфой, трусишь выползти из своего логова? — насмешливо выгнула бровь Пэнси. — Боишься, что раздавят, как дождевого червя, и не заметят?

Драко закатил глаза и направился к выходу из гостиной. Пэнси, разозлённая его молчанием, поспешила за ним, и к двери они подошли одновременно.

— Дамы вперёд, — он отвесил шутовской поклон.

— Клоун.

— Стерва.

До Большого зала они добирались разными путями.

Вся дружная компания победителей уже была в сборе, когда Драко вошёл. Ему было интересно, как они отреагируют на появление Пэнси, так что он то и дело посматривал на другую сторону стола и вдруг заметил, как Грейнджер бросила короткий взгляд сначала на него, потом на Корнера. Это насторожило.

Драко уже вернулся к завтраку, когда раздался громкий возглас. Надо же, не успел в зал войти, а они уже вовсю ругаются из-за него. Вуд что-то выговорил Корнеру, отчего тот побагровел и тут же опасно сверкнул глазами в сторону Драко. В животе пробежал противный холодок. Нет, он не посмеет. Кругом толпы авроров, и МакГонагалл явно на взводе. Самое страшное, чего стоит ожидать, — парочка не слишком остроумных оскорблений. И всё же мышцы на спине невольно напряглись, когда он проходил мимо проводившего его взглядом Корнера.

День пролетел быстро, и Драко успел забыть об утренних опасениях. Реальность обрушилась на него вечером, когда он возвращался из гостиной, переодевшись в чистое. Корнер в компании Финнигана и ещё какого-то парня вошли в вестибюль.

— Привет, слизняк! Ползёшь за подачкой? Оголодал от непосильных трудов?

В вестибюле появилось ещё несколько человек: с улицы вернулись Поттер и Грейнджер, а по главной лестнице спустилась Пэнси. Их глаза встретились.

Корнер приблизился к нему с глумливой усмешкой.

— Ты, Хорёк, что, решил волосы отпустить, как девчонка?

Драко с иронией взглянул на его собранные в хвост лохмы. И вот таких, значит, берут в Рейвенкло?

— Похоже, последняя извилина в твоей башке только что выпрямилась, — бросил он.

Осознав, какую сморозил глупость, Корнер двинулся на него, сжимая кулаки.

— Майкл, — осадил его Поттер.

Корнер резко обернулся, и тут в вестибюле появились авроры. Скрипнув зубами, он пронзил Драко ненавидящим взглядом и ушёл в сопровождении приятелей. Грейнджер утянула Поттера следом. Взгляд сам собой наткнулся на Пэнси. С секунду она смотрела на него в ответ, а потом равнодушно отвернулась и тоже скрылась в зале.

Кусок не лез в горло. Драко не понимал себя. Почему безразличие Паркинсон так его задело? Он посмотрел на победителей. Грейнджер как раз поправляла Поттеру его вечно лохматую чёлку. Оба над чем-то смеялись. Паркинсон преспокойно ужинала, будто ничего не произошло.

Он нагнал её у лестницы к гостиной Рейвенкло.

— Повеселилась там, в вестибюле?

— Меня это не касается.

Она взбежала вверх по лестнице, Драко не отставал.

— Пока не касается, Паркинсон. Хотя чему удивляться? Ты всегда спасала свою шкуру.

— Как же ты жалок, Малфой.

— Неужели, — ядовито протянул он. — И ты поняла это до или после того, как вешалась на меня три года подряд?

Пэнси издевательски рассмеялась.

— Моё внимание — твоё единственное достижение в жизни, я польщена! — насмешливо произнесла она и ударила бронзовым молоточком.

Птица раскрыла клюв:

— Что такое безоаровый камень?

— Антидот от большинства ядов.

— Верно.

На пороге Пэнси обернулась.

— Нельзя ни на кого надеяться — в конечном счёте каждый сам за себя. Усвой это, Малфой, и не прибегай ко мне со своими детскими обидами.

* * *

— Честно говоря, я ожидал, что они объединятся и устроят в Хогвартсе Третью магическую, — сказал Гарри, водя ложкой в тарелке с супом.

Гермиона удивлённо взглянула на друга.

— Кто?

— Паркинсон с Малфоем. Не думал, что они будут так себя вести. Как будто вообще друг с другом незнакомы.

Гермиона посмотрела на другой конец стола, где порознь сидели бывшие слизеринцы. Она не особо задумывалась о Малфое с Паркинсон и о том, какие у них должны сложиться отношения теперь. Зато стало понятно беспокойство преподавателей. Видимо, тоже боялись, что эти двое доставят множество проблем. Появление в школе Паркинсон и впрямь могло стать ещё одним раздражителем для Майкла, но пока общими усилиями удавалось пресекать конфликты в зачатке.

— Это к лучшему, — ответила Гермиона. — Нам не нужны лишние хлопоты. — Она посмотрела в сторону Джорджа. — Слушай, тебе Джинни говорила что-нибудь о… о брате?

Гарри взялся мять край салфетки.

— Говорила. То есть как говорила. — Он вздохнул. — Ты же знаешь Джинни, она не плачет. Даже на похоронах Фреда ни слезинки не проронила. А тут… Мне даже не по себе стало. Вроде бы всё нормально было, я ничего такого не сказал. — Гарри потёр висок. — Не представляю, как они там живут. Понятно, почему Джордж не хочет домой.

Гермиона накрыла его ладонь, в которой он судорожно стиснул салфетку.

— Не вини себя, — тихо сказала она.

— Я не виню. Просто… Страшно это всё.

* * *

Гермиона и Гарри поспешно отвернулись и сделали вид, что обедают, стоило только посмотреть в их сторону. Джордж усмехнулся. Они всерьёз считают, что он не видит их жалостливых взглядов и не слышит шёпота за спиной? Наивные. Но лучше так, чем возвращение домой. Он не знал, что творится в «Норе». Мать так и не написала ему ни разу. Отец тоже молчал. Билл и Чарли писали, но он сжигал конверты не вскрывая, и в конце концов братья сдались. Видеть никого не хотелось, потому что каждый норовил спрятать во взгляде вопрос о Фреде, и это было выше его сил. Он не хотел говорить о нём, не хотел видеть его тень в лицах родных. Не хотел принимать, что Фреда больше нет.

Что писали в «Пророке» на прошлой неделе? «Август Руквуд лишён всех прав и отправлен в Азкабан на пожизненное заключение». Джордж смотрел на эти строчки, и ему хотелось кричать: «Как это поможет вернуть его?! Что изменится?!». Ему было плевать, что Руквуда лишили права на имущество и свободу. Для Джорджа это ничего не значило. Брата этим не вернуть. Потому что этот ублюдок жив, а Фред…

Единственное, что заставило обжигающее чёрное злорадство растечься по венам, это колдография, сделанная буквально из-под локтя. Свалявшиеся волосы обрамляли распухшее от гематом лицо. Под носом, на разбитых губах и на небритом подбородке плотной коркой засохла кровь, на руках, обнажённых по локоть и закованных в кандалы, цвели огромные синяки. Колдография наделала много шуму, но Кингсли Шеклболт так ничего и не объяснил назойливым репортёрам. Да куда им, пронырливым гадам, понять? Сердце Джорджа наполнялось ненавистью. Именно таким он будет его помнить: измочаленным мозолистыми кулаками авроров, униженным. Обречённым до конца дней гнить в Азкабане.

Джордж с силой надавил вилкой на помидор. Смешно. Его тело ещё нуждалось в пище, сне и воздухе. Тело, которое по непонятной, необъяснимой причине осталось почти нетронутым. Почему в живых остался именно он? Джордж задавал себе этот вопрос сотни и тысячи раз. Задавал его призраку брата, которого видел в горячечном бреду. А Фред только улыбался и просил перестать быть таким пессимистом. Хотелось швырнуть в него что-нибудь тяжёлое. Какого чёрта он ушёл?! Почему бросил его здесь совсем одного?!..

Стало душно. Он резко поднялся из-за стола.

— Джордж!

Анжелина Джонсон сделала несколько шагов к нему, и мышцы на спине напряглись, словно при встрече с врагом.

— Поговори со мной. Вместе мы могли бы… Нам было бы проще…

Она была бледнее обычного, светлые волосы ложились на вздымающуюся от тяжёлого дыхания грудь, пальцы нервно мяли запястье. Она ждала, со странной смесью опаски и решимости глядя в глаза.

Джордж промолчал, но и не ушёл. Анжелина сделала ещё шаг и вдруг тихо произнесла:

— Ты ненавидишь меня?

Вопрос резанул по нервам тупым ножом. Он развернулся и вышел вон, пока не расхохотался, как умалишённый, прямо ей в лицо.

* * *

Драко повёл плечами, забившимися от тяжёлой работы, и отставил лопату. От жары пришлось закатать рукава. Его предплечья стали заметно жилистее. Физический труд постепенно убивал в нём все аристократические проявления. Он опустился на низкий каменный парапет алькова в стене, сбросил перчатки и глотнул воды из графина. Как же жарко…

Разговор с Пэнси ещё долго не выходил из головы. Драккл дёрнул его пойти за ней! Чего он хотел добиться? Сделать из неё своего сторонника? Сообщника? Чтобы жизнь в Хогвартсе стала проще, хоть немного похожей на те времена, когда рядом были Крэбб и Гойл.

К чёрту Паркинсон. Решила строить из себя независимую, пускай сама и расхлёбывает. Рано или поздно Корнер переключит своё внимание на неё. Это неизбежно. Они оба лишние здесь. Две такие желанные мишени.

Рядом раздались чьи-то голоса. Драко тут же напрягся.

— По-моему, Оливер говорил с ним слишком жёстко.

Поттер.

— Мне так не показалось, — это уже Грейнджер. — Майкл всем надоел своей манией.

— Мне не понравился его взгляд.

Принесла нелёгкая! Меньше всего хотелось, чтобы они застали его в таком виде.

Наступила довольно продолжительная тишина, и Драко уже решил, что они ушли.

— О чём задумался? — негромко спросила Грейнджер.

Да чтоб вас…

— Не могу поверить, что снова вернулся сюда. Знаешь, я часто думал, что люди делают большую ошибку, веря в то, что я Избранный и смогу победить. — Тон Поттера был на удивление неуверенным и податливым. Вот, значит, какой он в присутствии друзей. — Я ведь такой же, как все.

— Будь ты как все, то не победил бы. — В голосе Грейнджер тоже не слышалось привычной резкости. — Значит, что-то в тебе есть, Гарри.

— Это вы. Вы верили в меня. Даже в самые трудные времена. И не отпустили искать крестражи в одиночку!

Драко нахмурился. Крестражи? Он впервые слышал это слово.

— Я очень рада, что мы по-прежнему вместе, Гарри. Я не представляю, каким бы человеком стала, если бы не наша встреча. С вами я научилась ценить друзей, да и вообще узнала, что это такое — дружба. Я поняла, что есть что-то, чему невозможно выучиться по книгам.

Драко внезапно поймал себя на мысли, что… завидует. Сидя здесь, отделённый каменной стеной от двух гриффиндорцев, он вдруг осознал, насколько одинок. На пятом курсе все считали Поттера сумасшедшим. Но только не Уизли и Грейнджер. И всякий раз Драко коробило, что он, наследник чистокровной семьи, богатый и влиятельный, ходящий по школе королём, оказывался не у дел, потому что на его пути возникал этот чёртов Поттер с шайкой преданных друзей. Не подпевал, как у Драко, а настоящих соратников, которые были рядом по собственной воле, а не ведомые корыстью и жаждущие примазаться к чужому успеху.

Спустя пару часов он шёл коридорами Хогвартса, совершенно измотанный тяжёлой работой. Колокол возвестил о начале ужина минут десять назад, а Драко до сих пор не добрался до Большого зала. Остановившись, он устало привалился плечом к стене, и в эту же секунду из-за поворота вышел Корнер. Драко выпрямился в желании пойти в другую сторону, но тот вдруг резко вскинул руку.

— Эверте Статум!

Мощная волна ударила Драко в грудь и подбросила в воздух. Он рухнул на спину и проехал добрых три фута. От удара вышибло дух.

— Баубиллус!

Жёлтая молния пронзила тело, заставив вскрикнуть от обжёгшей внутренности боли.

— Валиде Фладжеллум!

Удар невидимого хлыста пришёлся по ногам. Драко взвыл, подтягивая ноги к себе. Корнер вновь замахнулся, и новый удар рассёк кожу на руке, которой Драко успел прикрыть лицо. Третий удар высек каменную крошку рядом с его плечом. Следующий должен раскроить ему голову!

— Экспеллиармус!

Волшебная палочка вылетела из пальцев, оставляя Корнера безоружным. Драко обмяк и застонал. Из раны на руке сочилась кровь, рёбра ныли, а ноги под одеждой горели огнём.

— Стоять, парень. К стене! Без глупостей!

Драко ничего не видел, от внезапно пережитого нападения ему скрутило желудок, и он изо всех сил сдерживал рвотные позывы. Он слышал, как кто-то прошёл мимо.

— Это капитан Уинтер. Западный коридор, первый этаж. Пришлите двоих…

Голос померк, и Драко отключился.

Очнувшись, он не сразу понял, что находится в больничном крыле. Тугая повязка перетягивала раненное предплечье. Драко попытался шевельнуться, но рёбра тут же отозвались болью. Охнув, он откинулся обратно на подушку и зажмурился, потому что потолок вдруг куда-то поплыл.

С трудом вернув его на место, Драко дотянулся до стакана с водой, оставленного на тумбочке, и сделал небольшой глоток. Живительная влага остудила пожар в горле и успокоила желудок. Драко осторожно выдохнул. Понял ли он, что собирается делать Корнер? Сейчас казалось, что нет. Но даже если бы догадался, Корнер попросту не оставил ему времени среагировать. Вспомнился разговор Поттера с Грейнджер. Они что-то говорили о Корнере. Что-то, чему Драко не придал значения. Нужно было понять, что сегодня стоит держаться от него подальше.

Стоп. Сегодня ли? Превозмогая головокружение, Драко сел, опираясь на изголовье. Он лежал на этой же койке на бесконечно далёком теперь третьем курсе после нападения гиппогрифа и знал, что из сидячего положения видно часы и календарь на противоположной стене. Драко увидел слабо светящееся двенадцатое июня. Часы показывали без четверти девять. Значит, он пробыл без сознания не меньше двух с половиной часов. Драко сполз головой на подушку.

Корнер преподнёс ему самый неожиданный и в то же время ожидаемый сюрприз. Если бы только была волшебная палочка! Драко прекрасно понимал, что без магии он бессилен. То есть, разумеется, он мог бы огреть Корнера лопатой. Но чем это обернётся для него? Он скрипнул зубами от злости. Корнер, значит, может вытворять, что захочет, а Драко вынужден подчиняться приказу Визенгамота!

Дверная ручка щёлкнула, и полумрак лазарета прорезал свет факелов из коридора. Драко замер. Лучше прикинуться спящим. Он не хотел сейчас никаких разборок.

Негромкое «чёрт» вырвалось сквозь зубы само собой. Драко закрыл глаза, но без толку.

— Я вижу, что ты не спишь, — раздался приглушённый голос Пэнси Паркинсон, и её лицо возникло в тусклом пламени свечи.

Она подтянула к кровати табурет.

— Корнера вызвали к директору. Ваша стычка наделала шуму. Теперь его отправят чистить совятню без магии.

Драко испытал мстительное удовлетворение.

— Туда ему и дорога.

— Как самочувствие? — спросила Пэнси.

— Можно подумать, тебе есть до этого дело.

— Я не занимаюсь тем, до чего мне нет дела, — холодно ответила она и добавила: — Драко.

Он хотел промолчать, но всё же буркнул:

— Я в порядке.

— По тебе не скажешь, — с сомнением протянула Пэнси, окидывая его взглядом, от которого захотелось с головой залезть под одеяло.

— Я же сказал, что в порядке! — рыкнул Драко.

Пэнси сжала губы.

— Не кричи на меня. Лучше спасибо скажи, что я вообще к тебе пришла.

— Мне плевать, зачем ты сюда явилась, Паркинсон, — огрызнулся он. — Можешь убираться к дракклу.

Лицо Пэнси пошло красными пятнами.

— Ты придурок, Малфой!

Она вылетела из лазарета, а Драко отвернулся, сжимая в кулаках края одеяла и ненавидя Паркинсон, Корнера и весь этот проклятый свет.