Ataraxia (гет)

Джон счастливо улыбался, глядя на своих сыновей, живых, здоровых. Почему-то всегда говорят, что материнское сердце чувствует своих детей за сотни миль. А что же отцовское? Неужели оно такое черствое по сравнению с сердцем матери? О, нет, вовсе нет: Джон уверен, что он рядом со своими детьми, где бы ни был, что он так же близок к ним, как могла бы стать Мэри.

Дин поставил на тумбочку у его кровати бумажный стакан с кофе.

— Пей, пока горячий, — с едва различимой заботой сказал он. Джон кивнул, с улыбкой поглядев на сына, как и много лет назад, ему хочется казаться несгибаемым, хладнокровным, крутым, что ли. Дальше мысли Джона путались, только стоило вспомнить о скорой разлуке с Сэмом и Дином. Под подушкой все еще лежал смятый листок с записанным обрядом, а под простыней — платок с пятнами его крови, им он перевязал порезанную ладонь. Не было времени убрать, когда сыновья уйдут, Джон обязательно все это выкинет.

Сэм молча смотрел на отца, глупо улыбался, чувствуя, что на сердце становится все теплей и теплей. Все обиды забылись, все недомолвки исчезли, когда он оказался в кругу семьи.

За окном сияло теплое солнце, обычное для Миссури в это время года, и им хотелось ликовать: смерти не удалось забрать ни одного из Винчестеров. Сэм открыл окно и в комнату проник прохладный городской воздух. Именно в этом потоке Джон вдруг почувствовал запах смерти, морозный, с кислецой, словно демон намекал, что пора отдавать долг. Животный страх обуял его, потек по его венам прямо к сердцу. Джон пытался что-нибудь сказать, но вместо слов из горла вырывались хрипы.

Сэм подскочил, едва не сметя на пол старую библию в кожаной обложке, попытался нажать кнопку вызова, но она словно примерзла, и он помчался по коридорам в поисках врача. Дин в одно мгновение оказался возле отца, наклонился и застыл, не зная, что ему делать. Он смотрел, как один из двух его близких людей умирает и не мог ничего поделать. От бессилия хотелось рыдать. Дин почему-то чувствовал, что отцу действительно не выкарабкаться, и где-то в глубине мозга стучало: «Это расплата. Обмен».

Джон, тяжело дыша, из последних сил просипел:

— Сэм… — внутри Дина что-то резко оборвалось, словно ножом перерезали. Даже в последние минуты он думает о Сэме, не о нем, Дине! Ревность родилась в груди и тут же умерла, стоило только взглянуть в глаза отца. — Дин, приглядывай за ним… Теперь ты… за него в ответе… И если тьма… зло… поглотит его… прошу, тебе придется его… убить…

Каждое слово давалось Джону с трудом, но он не успокоится, пока не будет уверен:

— Обещаешь?

Дин, скрепя сердце, ответил:

— Обещаю, пап.

Джон довольно улыбнулся, глаза его закрылись и через минуту кардиомонитор показал абсолютно ровную линию.

Дин молчал, пока на ощупь шел по коридорам, уходил из больницы, а после поворачивал в какой-то глухой лесопарк. Вокруг не было ни души и он закричал, как раненный зверь. Упав на колени, Дин часто заморгал, вскоре почувствовав, что глаза наполняются слезами. Но сил на слезы уже не было.

* * *

Два дня спустя

Дин раздраженно откинул от себя гаечный ключ, схватил трещотку и принялся с остервенением закручивать болты. Злость, скопившаяся за три дня требовала выхода наружу. Под автомобилем было темно и душно, а светить фонариком — неудобно. Пальцы стали липкими от смазки, но Дин упрямо продолжал превращать кучу металлолома назад в импалу шестьдесят седьмого года. Авария просто уничтожила машину, в целости оставив лишь шины.

Кто-то постучал по металлу и у Дина зазвенело в ушах. Откинув инструменты подальше, он схватил пропитанную машинной смазкой и, тихо ругнувшись, вылез из-под обломков автомобиля.

В глаза ударил яркий солнечный свет и Дин прищурился: над ним стояла Грейнджер, непохожая на ту, что позавчера выписала его из госпиталя, решив, что после смерти отца ему не стоит оставаться в одинокой палате. Волосы она распустила, а на ногах ее красовались белые кеды; незастегнутая джинсовая куртка выставляла на показ футболку с ярким, но непонятным принтом. Но Дину казалось, что изменилась она не из-за одежды: та Гермиона, что он видел в больнице, ни за что бы так легкомысленно не качалась с пятки на носок.

— Ну, привет, — сказал Дин, облокотившись об импалу и попутно вытирая руки тряпкой.

— Здравствуй. А это… — она оглядела разбитый автомобиль, — твоя машина?

Дин, слегка хлопнув по капоту, гордо ответил:

— Да, Шевроле «Импала» 1967 года. Сказка, а не машина.

— Особенно сейчас.

Дин нахмурился и шутливо обратился к машине:

— Не слушай ее, Детка!

Гермиона, не сочтя нужным посмеяться над чужими странностями, запустила руку в карман и протянула Дину клочок бумаги. Он аккуратно развернул листок, принялся читать.

— Откуда это у тебя?

— Медсестра нашла под подушкой в палате твоего отца. Я была рядом и забрала этот листок. А еще вот это, — и Гермиона протянула ему платок.

Дин потрясенно уставился на пятна крови на ткани, разглядывал их под всеми мыслимыми углами, отгоняя от себя глупую, но такую реальную возможность: отец вызвал демона. А уж для чего он мог это сделать, Дин знал, но верить не хотел.