Короткие истории о некоторых обитателях Вестероса (сборник драбблов) (гет)

"Ворожеи не оставляй в живых" — книга Исход, глава 22, стих 18

По заявке Fluxius Secundus: Джоффри (попаданец)/Мелисандра. "Назови хоть одну причину оставить тебя в живых".

* * *

Жизнь монаха тяжела, конечно — тут я возражать не стану. То дождь проклятый до костей промочит, то краюхи хлеба никто нищенствующему брату не подаст Но случаются в ней и хорошие деньки. Пустит, к примеру, крестьянин зажиточный под крышу свою. А там, глядишь, и дочку его дебелую исповедовать получится — много ли святому человеку надо?

Или, опять же, веселые люди крестьяне. Не понравится им девка пригожая, на окраине живущая. Да при случае у кого-нибудь коровенка от голода ноги протянет... Так они девку за косу — и на костер. А монаху чего бы не помочь? Ох и весело, доложу я вам, ведьм перед смертью исповедовать.

Или вот, скажем, раздобыл вчера брат Антонио штоф хорошего винца — так мы его и распили во славу божию. А молились мы истово, прямо вперемешку с песнями веселыми — винцо в том деле хорошо помогает.

Проснулся я утром — в голове будто колокол гудит — а звонарем я отроду не был. Разлепил я глаза кое-как, и ну креститься — не иначе как в раю очутился: повсюду подушки бархатные, на мне вместо рванины — рубашка шелковая.

Подняли меня из постели не иначе как ангелы — девки такие, что грехов на них — исповедовать устанешь.

Да только чувствую я — тело-то как чужое. Впрочем, не растерялся, а примечать стал: по всему выходило, что очутился я в незнакомом королевстве, в теле отрока, прозываемого Джоффри — и, пресвятая дева, короля.

Едва не обмарался я со страху, признаться, почти как тогда, когда нас крестьяне с вилами из деревни гнали, посчитав несправедливо, что мы с братьями пару свиней умыкнули. А потом пораскинул мозгами. и решил, что дело-то благое, не зря мне такая милость оказана.

Вера у них была, конечно, другая, но не сказать, чтобы сильно от нашей отличалась. Когда я стал требовать, чтобы к Папе меня отвели — сначала удивились и не поняли, а потом верховного септона пригласили (септон у них, значит, заместо Папы). Мы с ним быстро подружились — такой же пья... святой человек, как и я, оказался. Хоть сейчас в орден принимай.

Он конечно, сначала боялся меня, отрока, но после второго штофа вина стали мы с ним хорошими приятелями.

Язык у него развязался, и поведал он, что большая опасность мне грозит: у моего-де дяди Станниса в подручных ведьма есть. Жжет народ на кострах как попало, и мне смертью лютой грозит.

Тут я, признаться, подумал, что мне вино разум-то помутило: ведьма людей на кострах жжет. Люди же ведьм сжигать должны, если по совести.

Но этот их септон икнул, вытер винный рот, и сказал, что все так и есть.

Чудное королевство!

Но, как я уже говорил, с ведьмами дело иметь мне приходилось, поэтому я отдал приказ — собирать народ. Будем ведьму ловить.

Мать моя, то есть отрока этого — по виду отъявленная грешница! — сперва возражать пыталась, да я верх над ней одержал, даром что королева; так я-то король!

Собрали мы крестьян со всего королевства, да в поход двинулись.

И знаете — изловили ведь проклятущую.

* * *

На вид она была — чисто ведьма. Красивая, хоть и красноглазая, что твоя крольчиха. Смотрела так нахально, хоть руки и связаны были. А зачем на меня смотреть так? Всем мое новое королевское качество хорошо было — сыт, одет, людьми командую, обеты не довлеют — кроме возраста. По малолетству-то и ведьм за косы таскать не так интересно.

Мне бы тело мое прежнее — тут бы я не растерялся. Все грехи бы ведьме отпустил.

— Что ты хочешь со мной сделать, мальчишка? — будто отвечая на мои мысли, спросила ведьма.

— Сожгу, конечно, — не подумав, что тут-то все наоборот, махнул я рукой.

Кроличьи ведьмины глаза расширились:

— Смеешься надо мной? Смеешь ли ты высмеять р'глорово жертвоприношение?

Имечко ее бога я, как ни старался, мог произнести, только запихав пару грецких орехов за щеки. А ведьма, ишь ты, и не запинается.

— Я привык поступать с ведьмами только таким образом, — важно, выпятив отсутствующий живот, произнес я.

Ведьму, кажется, проняло. Она затрепыхалась в своих веревках, и льстиво сказала:

— Я видела в пламени! Нам лучше обьединить свои усилия!

Только связанной бабе веры нет, это всякому ясно. Тем не менее, я решил послушать.

— Значит, ты, ведьма, предлагаешь мне тебя пощадить? Так назови хоть одну причину оставить тебя в живых.

Она внимательно посмотрела мне в глаза, и внезапно расхохоталась, так, что у меня волосы на зытылке зашевелились.

— Ты, пришелец, и вовсе не из этого мира. Не хочешь вернуться домой? Нет? Если хочешь, развлекайся здесь — а я дам тебе возможность по желанию возвращать свое тело для всяческих развлечений, — зачастила она, буквально пронизывая меня взглядом. — Клянусь, что вреда не причиню.

Я задумался. Предложение, пожалуй, было интересным.

Растирая освобожденные от веревок запястья, она внезапно рванула на себе платье, а я, не поверите, даже из любопытства смотреть не стал. Скоро совсем святым сделаюсь с этой королевской жизнью!

Под ноги мне выкатился тонкий браслет с ярким рубином — за такой, пожалуй. можно было бы пару свиней выручить.

* * *

С наслаждением потянувшись своим родным, жилистым телом, я скосил глаза на ало пульсирующий браслет на руке. Подумал.

Посмотрел на ведьму, дремлющую на моем плече после отпущения грехов.

И сдернул дьявольскую штуковину с руки, ощущая, как моментально съеживается и молодеет тело — я святым собрался становиться или как?

Вот сей же час и начну — ибо сказано — "ворожеи не оставляй в живых".

И хоть много грехов осталось на ведьме — мне-то какое дело?

Вот только винца хлебну — и хоть сейчас в праведники!

Примечание автора:

На всякий случай.

На какую-либо историчность образа автор вообще не претендует. Автор в пору юности обчитался Гептамерона, где монахи изображались весьма иронично.

Не воспринимайте всерьез эту неумелую сатиру.