Короткие истории о некоторых обитателях Вестероса (сборник драбблов) (гет)

По заявке lonely_dragon: Давос, Станнис. "Мы прорвемся, мой король".

* * *

В прозрачной предвечерней мгле даже снег казался сероватым, как хлопья пепла, летящие в пламени молитвенного костра.

Им было суждено сгореть вместе, подумал Давос, раз не в настоящем жарком пламени, так в этом холодном вихре, зимнем, погребальном костре из лютого снега — так не все ли равно?

Но он так окоченел, что с радостью согласился бы вступить в настоящий костер: лишь бы хоть немного отогреть окоченевшие члены, пусть они потом и осыплются легким серым пеплом... или снегом?

— Не смей засыпать, Луковый рыцарь, — окликнул его король сердито, и Давос открыл глаза.

И верно: вся сила Станниса осталась в нем, контрабандисте, Луковом рыцаре, деснице короля — и как бы ни были приятны грезы о кострах в этом белом туманном холоде, он не должен засыпать, не должен оставлять его одного.

Давос открыл глаза.

— Мы прорвемся, мой король. Как всегда.

Пар густым белым облаком вырвался изо рта и слился с густым белым маревом, в котором изредка, как прорехи на тонком полотне, вспыхивали маленькие, тусклые звездочки-снежинки. Слова давались тяжело, будто цеплялись за теплое горло, не желая выходить наружу, в стылый белый холод.

— Как всегда, — еле слышно откликнулся Станнис. — Ты всегда приходишь вовремя, когда силы уже на исходе. Это... отличное... качество для верного человека, — произнес он слабым, на излете дыхания, голосом.

Давос ухватил его за страшно исхудавшую кисть, стараясь передать ослабевшему королю хоть малую толику своих сил. Ему самому они вовсе не нужны. Только пусть король продержится.

— Как жаль, — сказал он, едва промедлив, жалея, что не обучен вести беседы, как благородный человек. — Как жаль, что со мной нет ни единой луковицы — авось и спаслись бы.

Тень усмешки тронула бескровные губы:

— Великая вещь — лук. И полакомились бы...

— И в глаз иному бы запустили, — подхватил Давос, стараясь не думать о приближающемся белом ужасе, а радоваться минутному оживлению на бледном лице короля.

Но глаза его уже гасли — мгновенно и неотвратимо, как свечки на ветру, припорошенные снегом.

— Мы прорвемся, — повторил Давос, — я точно это знаю. Я бы молился всем богам, если бы это было возможно. Если бы ваш Р'Глор...

— Он такой же мой, как и твой, — осадил его Станнис — Давос замер на полуслове. — Но ты глупец, Сиворт, если веришь, что сквозь такой мрак и холод бог услышит наши молитвы. Если бы в снегу могла зажечься хоть искорка пламени, это было бы спасением.

"Глупец я, глупец, — подумал Давос. — Но я не могу умереть и оставить его одного — потому что это не битва, чтобы умирать раньше короля. Пока еще не настало время".

Умереть было проще всего, но контрабандисты не ищут легкого пути. И Давос молился.

Матерь всеблагая, сбереги его — пусть он не верит, но за меня — сбереги.

Он был для меня хорошим королем — а я, наверное, не лучшим слугой. Сбереги его, а мою жизнь забери в уплату, хоть она и так мало, так ничтожно ценится на твоих весах.

— Они идут, Давос, — прервал голос короля его тихую молитву.

Давос поднял голову, с удивлением ощутив, что не боится — то ли холод заморозил в нем всякий страх, то ли Матерь придала ему еще немного сил.

Уже можно было различить в белой молочной мгле синеглазые высокие силуэты врагов рода человеческого.

Он не боялся. Он знал, что делать — он сам, своей молитвой, себе подсказал, глупый, верный Луковый рыцарь.

Давос покрепче сжал руку короля, едва дрогнувшую в его ладони.

— Держитесь, мой король. Мы... нет, вы — вы! — прорветесь.

И выхватил из ножен его меч, напоследок успев попросить прощения за это — и за то, что в битве оставляет своего короля одного.

Давос не умел быть покорным. Но надеялся, что чести и верности в его крови будет достаточно.

Напоследок он успел ощутить жар меча и увидеть, как во тьме тускло вспыхнула его кромка, разгораясь и заливая огненными, жаркими отсветами все кругом.