Следующая цель (джен)

Проснулся я от душераздирающего вопля. Не помню, что мне снилось, очевидно, что-то хорошее, потому как контраст показался разительным. Я резко сел…

Вернее, попытался. В глазах потемнело, тело пронзила жуткая боль, но я не сдвинулся ни на дюйм. В первый момент, спросонья, это напугало — неужели меня парализовало?! Вторая попытка принять вертикальное положение также не увенчалась успехом. Зато стало ясно, что всё не настолько ужасно, как я вообразил: пальцы рук двигались свободно, хотя максимум, что я мог, это приподнять кисти, на большее сил не хватило. А вот с ногами дело обстояло хуже: правая ещё шевелилась, хоть и с трудом, а вот левая… Мне показалось, что я лишь подумал о движении, а боль вспыхнула вулканическим огнём, в одно мгновение выбив из меня дух.

Переждав новую волну боли, пронзившую всё тело, я утешил себя тем, что хотя бы не стал прикованным к постели инвалидом, и наконец-то оторвал голову от того, на чём она лежала, и что ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать подушкой. Перед глазами поплыло, шею прострелило, но нужно было рассмотреть повреждения, однако всё, что я увидел — грязные, местами порванные штанины и носки изношенных кроссовок. И каменную стену.

К боли от травм прибавились неприятные ощущения от затёкших от долгой неподвижности мышц, так что пришлось опустить голову обратно на плоский блинчик, заменяющий подушку, и прикрыть глаза, пережидая. Зато стало очевидно, что пока я пребывал в блаженном бессознательном состоянии, меня успели переместить в другое место. Что ж, и в этом можно отыскать положительную сторону — допросы остались позади.

Следующая попытка встать тоже с треском провалилась… М-да, судя по ощущениям, целых костей во мне не осталось. Голова немилосердно кружилась от малейшей попытки её повернуть, тело ныло, настойчиво намекая, что не потерпит никаких излишеств вроде движений, так что я вновь закрыл глаза и постарался расслабиться. Что ж, ничего не поделаешь, придётся прислушаться к желаниям организма.

Просто так лежать было скучно. Учитывая физическое состояние, мысли — всё, что у меня оставалось, и не думать я просто не мог. Я, конечно, понимал, что скука — это лучшее, что ждёт меня в ближайшие годы, но смириться с этим было непросто. В голову лезли воспоминания о последних днях с друзьями, о неактуальных ныне планах на будущее, о том, что сейчас происходит в школе… Вот только я знал, что с ума сойду, если снова начну искать ложь в словах Волдеморта или оправдания для друзей. Нужно было придумать способ отвлечься от действительности, мне подошло бы что угодно, любой предмет размышлений! За прошедшие годы я в совершенстве овладел таким нужным навыком, как способность отрешаться от реальности. Помогли мне в этом, как ни странно, самые ненавистные люди: Дурсли и Снейп. Что родственники, что учитель постоянно меня оскорбляли, и если бы я выслушивал их внимательно, принимая всё близко к сердцу, вряд ли удержался от применения пыточных проклятий. А так как большую часть обидных слов я пропускал мимо ушей, умудрялся сдерживаться. Сейчас это было очень кстати: мне и так было чертовски плохо, мои перспективы могли бы убить на корню любую степень оптимизма, и в лишних поводах для депрессии я не нуждался.

В моём новом месте жительства взгляду задержаться было абсолютно не на чем: голые серые стены, окошко микроскопических размеров, служащее скорее вентиляцией, чем связью с миром, и закрытая дверь — это всё, что удалось рассмотреть из моего положения. Но меня это не остановило: нет настоящего предмета, на который можно направить внимание, значит, я создам вымышленный. Сосредоточившись, я стал вспоминать строки из любимой книги «Запретная анимагия», которую за тот год, что мы бегали по лесам, практически выучил наизусть, хотя так и не удосужился этой областью заняться, и вскоре погрузился в транс.

— Эй, Поттер, ты так и не пожрал?

Резкий голос вырвал меня из подобия сна. Мужчина не входил в мою камеру, так что рассмотреть его не было возможности, но, судя по тембру, он не был молод.

— Что, думаешь, если будешь воротить носом, я тебе фуагру притащу? Вот, полюбуйся, что о тебе пишут. И сожри, наконец, это.

Загрохотал засов, заскрипела дверь, зазвенел металлический поднос, снова дверь и засов, и удаляющиеся шаги. Открыв глаза, я скосил их на пол, силясь рассмотреть, куда он бросил газету, но близорукость не позволила. Ну и ладно, у меня есть более серьёзные проблемы, нежели информационный голод.

— Поттер, да мы соседи? — нарушил установившуюся тишину знакомый голос. — Вот уж не предполагал, что и тут придётся «наслаждаться» твоим обществом.

О, Малфой! Уж его голос я не спутаю ни с каким другим. Я уже открыл рот, собираясь ехидно ответить, когда понял, что из горла не просачивается ни звука. Да что же это такое?! Мало того, что меня без суда и следствия засунули в Азкабан, обвинив во всех грехах, избили, переломав чуть ли не все кости, так ещё и голоса лишили?!

Боже, как же я ненавижу их! Всех! Начиная со старого козла и заканчивая проклятой грязнокровкой и предателем крови! Ещё на прошлой неделе я без раздумий кинулся бы в драку, посмей кто-нибудь так назвать моих друзей, а теперь я сам не могу для них найти цензурных слов. Друзья! Ха! Да скорее Малфоя можно так назвать — он, по крайней мере, никогда не лгал, глядя мне в глаза. А эти не просто лгали, они годами притворялись, играли роли… Для меня Гермиона и семья Уизли давно стали родными, да я жизнь готов был за них отдать, и отдал! А они… Чёртовы лицемеры! Вот не хотел вспоминать, а мысли сами всё время возвращаются к событиям второго мая. Кто бы мог подумать, что для меня всё закончится так?

Хотелось рассмеяться. Не потому, что в этой ситуации было что-то весёлое, скорее злобно похихикать над собой. Каким же наивным и доверчивым я был! Дамблдор вёл меня к убийству Тома Риддла семь лет, подстраивал различные «проверки», из которых я чудом выбирался живым, окружал своими людьми, лгал на каждом шагу, а я и не замечал, что ничем не отличаюсь от жертвенного барана. Я так радовался, что могу быть полезным, спасти людей… Смешно. Как будто ничего толком не знающий подросток реально мог повлиять на события, как будто от меня что-то зависело. Хотя, судя по суете вокруг пророчества, всё-таки мог. Вот только не знал я ни тогда, ни сейчас, как это сделать.

В тот день, второго мая, всё пошло наперекосяк с самого начала, ещё с Выручай-комнаты. Я хотел незаметно пробраться внутрь Хогвартса и найти крестраж, но Гермиона убедила нас с Роном, что сначала мы должны успокоить друзей. Спрашивается, зачем? О крестражах мы всё равно сказать не могли — Дамблдор запретил распространяться об этом, и мы честно выполняли наказ, а достоверно солгать, что всё будет хорошо — кто бы нам поверил? Мы, конечно, соскучились по однокурсникам и хотели знать, как дела в школе, но рисковать всей миссией из-за нерационального желания поздороваться?.. Нужно было сразу же выставить всех из Выручай-комнаты и войти снова, чётко представляя диадему. Но ни Рон, ни Гермиона не верили, что крестраж может быть спрятан в месте менее жутком, чем Тайная комната. А время шло. Почему я не поступил по-своему? Почему не настоял? Почему я всегда уступал друзьям? Теперь поздно кусать локти. Момент был упущен: пока я бегал за Серой Дамой, подтверждая мою версию, Пожиратели смерти узнали, что я в замке, и в Выручай-комнате мы столкнулись с слизеринцами.

Сейчас-то я понимаю, что в тот день очень многие вели себя странно — странно даже с учётом всех обстоятельств, — а тогда все нестыковки проходили мимо моего внимания, и я мог думать только о крестражах. Столкновение с Малфоем, мгновенно принявшегося отвлекать внимание Рона и Гермионы оскорблениями, интересовало меня больше попыток Крэбба что-то рассказать. Интересно, прислушайся я к его словам, это что-нибудь изменило бы? Может, спасло чью-то жизнь или хотя бы уменьшило повреждения, нанесённые Хогвартсу? Кому вообще пришло в голову назначить Крэбба переговорщиком?! Хотя разница на самом деле небольшая: что Крэбб с Гойлом, что Малфой — в первой половине дня я ещё был «настоящим гриффиндорцем», а для нас не существует полутонов — только чёрное и белое, только враги и друзья. Иными словами, я ничего не заметил.

А вот потом, когда мы с Томом встретились лицом к лицу… После пожара в Выручай-комнате, сражения, беготни по всему замку, смерти Фреда и обрушившейся на меня каменной стены, разрушенной Бомбардой, скажу откровенно, соображал я не очень хорошо. Конечно, я понимал, что должен любыми путями выполнить распоряжение профессора Дамблдора и уничтожить крестражи, но не обращать внимания на бедственное положение союзников, ранения однокурсников, проходить мимо нуждающихся в помощи друзей — это было неимоверно сложно, даже с учётом того, что я знал, что так нужно. А уж воспоминания Снейпа и вовсе предопределили каждый мой следующий шаг. Я шёл на смерть с открытыми глазами. Что такое моя жизнь по сравнению с жизнями Гермионы, Рона и всех остальных Уизли, сокурсников и учителей, и даже незнакомых мне волшебников?..

Вот только встретили меня совсем не так, как я ожидал. Во-первых, Волдеморт был один, во-вторых, вместо Авады в лоб, я получил приглашение «присесть и послушать», в-третьих, Тёмный Лорд был настроен доброжелательно, если это слово вообще к нему можно применить. Палочки я лишился ещё на подходе к поляне, на которой расположился Риддл, так что возразить мне было нечего… Но слушать его лживые речи я всё равно не собирался, о чём и заявил в довольно резкой форме. Он хмыкнул и вместо того, чтобы бессмысленно тратить нервы и время на уговоры, просто обездвижил меня и ткнул головой в Омут памяти. Гениальный ход на самом деле. Даже странно, что ему раньше не пришло в голову поступить столь разумно, вместо привычно-бессмысленных пафосных речей.

С первых же мгновений мне стало дурно. Как же я заблуждался! Вовсе не Риддл обманывал меня, скорее уж лгали нам обоим, вдумчиво стравливали, с любопытством учёных наблюдая за нашими трепыханиями.

Вся моя жизнь была сплошным обманом. Ложью было всё: от любящих Джеймса и Лили Поттер до необходимости умирать, чтобы уничтожить находящийся во мне крестраж. От ненавидящего меня Снейпа до верных друзей… Правдой было лишь пророчество, вернее, факт наличия пророчества, потому что само оно звучало не так, как мне сказали.

Первым воспоминанием в Омуте стала мольба непривычно молодого Снейпа. Увидеть униженного профессора, на коленях просящего сохранить жизнь моей матери, не было потрясением — я уже знал эту часть истории от первоисточника. Но вот ответ Тёмного Лорда меня поразил:

— Конечно, Северус, я знаю, что ты её любишь. Мне это непонятно, но… Убеди Поттеров оставить ребёнка с няней. Прежде чем что-то решать, я должен проверить, действительно ли Гарри Поттер тот самый герой пророчества.

У меня мгновенно возникло множество вопросов, но задать их я не смог — следующая картина поразила меня в самое сердце. Это было воспоминание о подслушанном Снейпом разговоре моих родителей, который состоялся в Больничном крыле Хогвартса первого ноября. Около кровати с ребёнком, в котором я без колебаний опознал самого себя по зигзагообразной глубокой ссадине на лбу, стояли Джеймс, Лили и Альбус Дамблдор и обсуждали они, ни много ни мало, моё переселение к Дурслям.

Да-да, в роковую хэллоуинскую ночь мои родители не погибли, поскольку последовали совету Снейпа и оставили меня с няней. А те картины, что появлялись у меня под воздействием дементоров, объясняются довольно просто: родители уговорили няню выпить Оборотное зелье, якобы потому, что я боялся чужих людей.

Я едва не завыл в голос от тоски и боли в сердце. Как бы ни были ужасны дементоры, но именно в их присутствии я впервые услышал мамин голос, увидел, как она защищала меня… На деле же оказалось, что заступилась за меня совершенно чужая женщина, по-человечески пожалевшая маленького ребёнка. Риддл, конечно, не знал её имени, но через Снейпа выяснил, что та нянчила меня почти два месяца, в то время как родители предпочитали избегать потенциально опасного дома в Годриковой Лощине.

Понятия не имею, как Джеймс и Лили оправдывались сами перед собой, а я не смог найти смягчающих обстоятельств. Пусть даже Лорд и не собирался с порога бросаться убивающим проклятием, но оставить сына на волю случая и милость главного врага — это перебор.

Видя их почти спокойные лица, я физически почувствовал, как меня охватывает ярость. В том момент я, кажется, даже не понимал, что передо мной не родители, а всего лишь воспоминание, и, не удержи меня Волдеморт на месте, я собственными руками свернул бы дорогим маме и папе шеи. Однако Лорд не дал мне времени на осознание новой информации — картина снова изменилась.

В третьей серии снова был Снейп: жалкий, раздавленный, на коленях… Волдеморт любезно пояснил, что к тому моменту воспоминания Северуса были подчищены, и он был уверен, что его любимая женщина мертва. Вот только Дамблдору, видимо, этого показалось мало, и он вынудил Снейпа поклясться, что тот сохранит в тайне от меня взаимоотношения с Лили Эванс и будет вести себя враждебно.

И снова у меня возникло множество вопросов и, как и раньше, озвучить их я не успел — картина сменилась. Перед моим взором предстал всё тот же директорский кабинет, но в менее презентабельном виде. Судя по всему, это воспоминание датировалось концом моего пятого курса: на это недвусмысленно намекал разгромленный шкаф и поломанные, когда я обвинял Дамблдора в смерти Сириуса, безделушки. Помнится, уходя, я столкнулся со Снейпом перед горгульей и, естественно, не удержался от грубости. Тогда я не обратил внимания, что профессор не снял с меня баллы, не назначил отработку… да он даже замечания мне не сделал! Гибель Сириуса сильно повлияла на меня, как бы я ни относился к профессору зельеварения, я всегда ценил его помощь, но в тот день я обвинял не только себя и директора, но и Снейпа…

Началось воспоминание с того, что Дамблдор многословно рассказывал Снейпу о важности моей миссии, а тот возражал, уговаривая старика не отправлять меня к Дурслям. Я ушам не поверил, когда услышал, как Северус Снейп говорит, что я нуждаюсь в заботе друзей, ведь гибель Блэка стала для меня крахом всех надежд. А вот ответ Дамблдора удивил даже больше, чем информация о живых родителях: с неизменной улыбкой на губах пользовавшийся моим безграничным доверием старик парировал, что Уизли нужно отдохнуть от моего общества, ведь у всех есть отпуск, чем же Рон хуже?

— Пусть мальчик отдохнёт, Северус, — добродушно отмахивался Альбус, — Рональд и так намекал, что его услуги оцениваются слишком дёшево. В конце концов, из-за дружбы с мистером Поттером он вынужден постоянно рисковать здоровьем. Я опасаюсь давить на мистера Уизли, переходный возраст, сам понимаешь. Ещё не хватало, чтобы он, как в прошлом году, отказался от работы…

Меня словно обухом по голове огрели. Рон дружил со мной за деньги?! Да не может такого быть!.. Но внутренний голос настойчиво шептал, что не только может, но почти наверняка так и есть. Рон слишком любил галлеоны, чтобы заподозрить его в порядочности.

Почему-то я сразу же поверил Волдеморту. Я ненавидел его всего фибрами души семь лет, считал его Злом с большой буквы, винил в смерти множества дорогих мне людей, но признавал, что лжи между нами не было. Даже видения на пятом курсе, из-за которых погиб Сириус, — Лорд не лгал. Манипулировал, запугивал, откровенно издевался, но не лгал, я сам додумал то, что он стремился мне внушить. Или просто яростно отмахивался от самой возможности проверить, ведь это было не только рискованно, но и противоречило всему, в чём меня настойчиво убеждали год за годом. К тому же Дамблдор учил меня на примере воспоминаний профессора Слизнорта отличать настоящие картины прошлого от поддельных. То, что сейчас показывал Лорд, было правдой.

Истина — это то, что мы должны принять, став взрослыми. Не приятная успокоительная ложь, а порой отвратительная в своей откровенной наготе правда. Обидно признавать собственную глупость, но я умудрился перепутать врагов с друзьями. Мой лучший друг получал зарплату за время, проведённое со мной. А ненавистный Снейп, которого я семь лет называл не иначе как «сальноволосым ублюдком», напротив, оказался единственным, кого волновало моё душевное состояние.

Наверное, именно в этот момент способность удивляться мне отказала.

Воспоминаний было много. В них были разные годы, разные люди, некоторых я даже не знал, объединяло их то, что все слова и поступки в них были направлены против меня.

Я давно утратил веру в безгрешность Дамблдора, понял, что тот был не истиной в последней инстанции, как мы думали в раннем детстве, а простым человеком. Пусть много знающим и опытным, но человеком. А людям свойственно не только оступаться, но и совершать ошибки вследствие добросовестного заблуждения. Я знал, что директор часто скрывал от меня важные вещи, использовал втёмную, но настолько циничного отношения к своей персоне всё-таки не ожидал. И ладно ещё, если бы он был один, но нет, увиденное очерняло всех людей, что были мне близки.

Когда я вынырнул из Омута памяти, первым порывом было найти родителей. Я даже не могу сказать зачем. В тот момент я не думал о мести, кажется, я вообще тогда не был способен на оценку чужих поступков, просто хотел взглянуть в глаза людям, обрёкшим родного сына на такую судьбу. Волдеморт успокоил меня, сообщив, что Джеймс давно мёртв, по иронии судьбы погибнув в автомобильной аварии в восемьдесят шестом. А вот Лили… Мать была не только жива, но и воспитывала моего родного брата. Более того, после смерти Поттера она снова вышла замуж, родив ещё и дочь.

Это стало последней каплей. Меня выкинули на улицу в самом что ни на есть прямом смысле этого слова, а другие дети живут с моими любящими родителями… Почему? За что? Чем я прогневил богов?..

— Поттер, приди в себя, сейчас у тебя есть более насущные проблемы, чем упиваться жалостью к себе, — Риддлу хватило одного взгляда, чтобы понять, что со мной происходит, и он встряхнул меня, как котёнка. — Ну же, Гарри, ты же никогда не сдавался.

Шок от увиденного был так силён, что даже совершенно не типичные для Волдеморта поведение и слова меня не взволновали. Наверное, он специально взял такой тон, чтобы усыпить мою бдительность; а может, непроизвольно скопировал манеру Дамблдора, зная, что со мной это всегда срабатывало… Или вспомнил собственное сиротское полуголодное детство и пожалел меня — хотя это я, пожалуй, загнул.

— Что тебе от меня нужно?

— Крестраж в тебе. Я извлеку его, и мы станем свободны от пророчества и необходимости продолжать эту бессмысленную борьбу.

— Ты прав, жить мне незачем.

— Глупец! Я вовсе не собираюсь тебя убивать. У тебя начнётся новая жизнь!

Признаться откровенно, я не поверил. Я был совершенно убеждён, что, получив желаемое, он тут же меня убьёт. Однако не помешал Волдеморту перемещать меня в Тайную комнату, проводить ритуал — мне было наплевать. Апатия навалилась многотонной китовой тушей, погребая под собой жажду сопротивления, волю к победе и даже элементарное упрямство, не позволявшее мне сдаваться в прошлом. Раньше я считал, что «разбитое сердце» — это образное выражение, сейчас же понял, что это скорее диагноз: внутри груди что-то сжималось от боли, царапалось осколками, мешало дышать…

Час спустя Риддл удовлетворённо улыбнулся, и я увидел, что он сжимает в руке новый крестраж — ничем не примечательную небольшую статуэтку кошки.

Ощущение было такое, словно с меня сняли жгуты, долгие годы сдавливающие мои руки, ноги, шею, голову, грудь… Вокруг меня искрилась магия, цвета стали ярче, лёгкие заполнил свежий воздух… А главное, боль в груди пропала.

— Гарри, ты свободен, — улыбка Волдеморта больше не пугала, наоборот, она смотрелась уместно и вызывала желание улыбнуться в ответ.

Я не понимал, что со мной происходит. Может, я сошёл с ума, но Том Риддл больше не казался мне монстром, великим Злом — скорее, просто уставшим от бессмысленной борьбы человеком. После ритуала с его лица пропала трупная бледность и нечто, подозрительно напоминающее чешую; длинные пальцы больше не напоминали кости, обтянутые кожей; даже лысый череп хоть и не покрылся роскошной шевелюрой, но приобрёл пушок… Но самые серьёзные изменения затронули его глаза. Больше не было пугающего багрового цвета, они приобрели красивую, но вполне обычную синеву… Несколько секунд я разглядывал новый облик Волдеморта, а потом всё-таки неуверенно растянул губы в ответной улыбке.

— Мы оба свободны, — добавил он, удовлетворённо кивнув. — Выполни предназначение, доиграй пьесу до конца. Людям нужно своими глазами увидеть, что Зло повержено, иначе они не поверят. После того, как ты «окончательно убьёшь» меня, начнётся новая эпоха.

Том был прав. Раз он решил уйти со сцены в тень, для Англии на самом деле начнётся новая эпоха — мирная. Без него и Альбуса Дамблдора, двух пауков-гроссмейстеров, оплётших страну своей паутиной, жертвующих сторонниками в попытках прибрать к рукам власть и занять «трон», люди смогут не бояться завтрашнего дня.

Я понимал это, но как-то отвлечённо. Может быть, именно в тот самый момент тихо и незаметно скончался мой внутренний ребёнок. Тот самый, что готов был спасать незнакомых людей, рискуя собственной жизнью, тот, кто считал Рональда Уизли братом, тот, кто восхищался Дамблдором. Сейчас меня почти не волновало, что будет с защитниками Хогвартса, Пожирателями смерти и всей Великобританией, в гораздо большей степени меня интересовало, кто из моих так называемых друзей предал меня. Рон — это точно. Может, я и идеализировал близких, но у Рона было слишком много недостатков, чтобы даже слепая дружба их полностью скрыла. Уизли был дико завистлив. Лучшая оценка, новая мантия, лишнее объятие Гермионы — он на всё болезненно реагировал. На первых курсах я отказывал себе во многом, лишь бы не обижать его, а потом просто научился скрывать вещи, которые могут вызвать зависть. Хотя, конечно, платы за дружбу я не ожидал.

Гермиона? Её предательство под сомнением. Нет, показанные воспоминание и её выставляли в не лучшем свете, но… Ну не хотел я в это верить! Внутренний голос жестоко напоминал о каждом подозрительном случае, которые теперь, после просмотра воспоминаний, представали в абсолютно ином свете. Раньше это были подозрения, и я вполне успешно от них отмахивался, но сейчас…

Я так погрузился в размышления, что не задумывался о собственных действиях, просто исполняя то, что приказано.

Волдеморт тщательно подготовился к своему «последнему бою», даже моё заторможенное состояние не испортило «дуэль». Вот только он не учёл один очень важный фактор — Дамблдора.

Сражение мы разыграли как по нотам. Два заклинания сталкиваются, образовавшаяся связь из «брызг» формирует капли-утолщения на луче, я хватаю палочку обеими руками, крепко сжимаю ладони, и — да, мои капли начинают двигаться к лордовской палочке, как и в прошлый раз, на кладбище Литтл-Хэнглтона. Риддл едва заметно кивает, давая понять, что пора, и я тут же дёргаю палочку и разрываю связь. Со стороны всё выглядело так, будто тело Волдеморта растворилось в воздухе, осыпавшись пеплом, а на самом деле он просто исчез из Хогвартса, воспользовавшись неактивным более антиаппарационным барьером.

И вот тогда и появился директор. Над полем боя повисла гнетущая тишина. На воскресшего Дамблдора с одинаковым ужасом смотрели и друзья, и враги: всё-таки свидетелей его смерти и последующих похорон было много. Но изумление не продлилось долго: первой к нему кинулась МакГонагалл, а уже за ней последовали другие. Не прошло и минуты, как Альбуса окружила восторженная толпа.

Даже с учётом всех потрясений того дня я не мог не удивиться их поведению. Кем бы ни считали Дамблдора, какая бы репутация у него ни была, но ведь он фактически бросил всех на произвол судьбы, когда фальсифицировал свою смерть. Целый год он скрывался, позволяя Волдеморту бесчинствовать, зато стоило тому пасть, как Альбус оказался тут как тут! Я и сейчас не понимаю, почему защитники Хогвартса встретили его появление на ура, не удосужившись поинтересоваться, где старик пропадал весь последний год.

Заявление Альбуса было довольно кратким — ну или это мне так показалось, — он просто сообщил, что теперь всё позади, и он вернулся к любимым студентам, после чего как ни в чём ни бывало принялся отдавать распоряжения. И будь я проклят, но этого оказалось достаточно, чтобы никто не задал ни одного неудобного вопроса!

А я так и стоял над местом «смерти» Тёмного Лорда с волшебной палочкой в руке, как идиот хлопая глазами. В принципе, я не сомневался, что Альбус настоящий, вот только не знал, как с ним себя вести. Многочисленные воспоминания сначала Снейпа, а потом и Волдеморта перевернули мой мир с ног на голову, а мой моральный вестибулярный аппарат к подобным потрясениям оказался не готов… Может, кинься я в объятия директора, он пожалел бы меня… Прояви я радость от встречи, улыбнись… Однако в тот момент я совершенно не хотел улыбаться и в результате пропустил тот миг, когда ещё можно было что-то предпринять для спасения. Не успел я даже рта открыть, как меня поразило прозрачным лучом неизвестного заклинания, выпущенного палочкой Дамблдора. Судя по отсутствию удивления на лицах рядом стоящих волшебников, враждебных действий никто не заметил. Больно мне не было, разве что только морально. Я не мог ни закричать, ни кинуться с кулаками, ни даже пошевелиться — не мудрствуя лукаво, директор приложил меня парализатором.

И снова никто не удосужился поинтересоваться, что со мной произошло, почему я упал на землю и лежу без движения. Словно внезапно моя судьба перестала быть всем интересна. От шока я так и не оправился, поэтому даже не пытался скинуть заклинание — покорно ждал, когда на меня обратят внимание. Всё, что я мог — это вращать глазами, поэтому пытался поймать чей-нибудь взгляд, Рона, Гермионы, на худой конец Джинни. Однако время шло, а мои так называемые друзья даже не смотрели в мою сторону. Собственно, единственными, кто поинтересовались, что со мной, были пленные Пожиратели смерти, а остальным было плевать — они радовались победе в войне, смерти Тёмного Лорда и воскрешению Дамблдора.

Проигнорировать прямой вопрос Альбус не мог, тем более что некоторые ученики и преподаватели тоже заинтересовались моей участью… Вот только почему никто не смотрел в мою сторону? Гримаса недовольства так и не появилась на лице Альбуса; вспомнив о роли доброго дедушки, он поспешно изобразил скорбь и, никого не подпуская к моему обездвиженному телу, стоя надо мной, едва ли не наступая мне на голову своими клоунскими остроносыми ярко-синими туфлями, толкнул речь о трагической судьбе Мальчика-Который-Выжил-но-отдался-Тьме, и который победил Волдеморта только затем, чтобы занять его место.

Моё изумление не передать словами. Пусть я и помог Тому Риддлу, но ведь не по своей воле… И он всё равно исчез, так какая им разница, как именно это было достигнуто? И вообще, никто же не знает… Это было настолько несправедливо, что на глаза навернулись слёзы обиды. Я рисковал всем, что мне было дорого, чтобы спасти этих людей, я без колебаний пошёл умирать, лишь бы они жили, а они даже на секунду не усомнились в моей виновности: все мгновенно поверили в моё предательство!

Это сейчас я могу с усмешкой качать головой, мол, смерть Тёмного Лорда видели все, а значит, необходимость в Избранном отпала и от него можно было избавиться, а в первый момент, услышав официальную версию… Мавр сделал своё дело, мавр может уходить.

Потом было много суеты, криков, слёз радости от победы и горя от смерти близких. Я услышал имена погибших: Фред Уизли, Колин Криви, Люпин и Тонкс… Люди проходили мимо меня, как мимо пустого места. Никому не приходило в голову даже проверить, а жив ли я.

Длилось это несколько часов. Тело затекло от неудобной позы и холода, но это пошло мне даже на пользу, по крайней мере, я смог немного успокоиться и начал осознавать происходящее, хотя пошевелиться так и не смог. Но время шло, ничего не менялось, и мной всё сильнее овладевало отчаяние. И вот когда я уже совсем смирился, что так и сдохну, никем не замеченный, прямо под носом у «друзей», на моё лицо упала тень.

— Бедный глупый Гарри, — ласковый голос Луны звучал как-то странно, — ты так и не понял, что нарглы захватили твой разум.

Милая, добрая, немного сумасшедшая Луна, та самая девушка, что стояла рядом со мной в Отделе тайн и утешала после смерти Сириуса, смотрела на меня как на какое-то насекомое. Без злости или ненависти, просто я для неё стал никем.

— Луна, что ты там нашла? Иди сюда, поможешь перенести Эрни, у него нога сломана.

Лавгуд поспешно поднялась с корточек и, даже не взглянув на меня на прощание, отошла. Вот тогда до меня и дошло, что все остальные меня просто-напросто не видят. Что делать, я не имел ни малейшего понятия. Пошевелиться я не мог, позвать на помощь — тоже.

Впрочем, снова предаться печали мне помешал Дамблдор. Закончив с отправкой Пожирателей смерти в Азкабан, он подошёл ко мне и, внимательно взглянув в глаза, молча поднял левитационными чарами и понёс в замок.

Потом было много боли, много вопросов и темнота. Ну, а апофеозом стало заключение в Азкабан нового узника под номером 3091.